Белый павлин

Папа мой работал, а еще пел. Пел хорошо, выступал даже, занимался с учительницей. Оперный певец был, тенор.

А вот дедушка гулял, другой раз выпивал. Работал у Невы в сарае каком-то, чего-то караулил. Гулял с собакой, была собака – сеттер. Рыжая такая собака. И кот был. Дедушка хорошо готовил, борщ, щи – мы с удовольствием ели. И жила у нас еще одна жиличка – квартира трехкомнатная была. Мы ее звали Кукарача – пьяница баба была. Еще нога у нее больная, все деда соблазняла выпить. Я была девчонкой, прихожу: они сидят в маленькой комнате, и Кукарача деда напоила. Я так разозлилась! Кукараче надела на башку сковородку, а деда отвела в комнату.

А жили мы на четвертом этаже, и я с лестницы спускалась на перилах.

Хорошо жили до войны.

***

Никита просто перестал писать и звонить. Понятно, что трусость – самый худший из пороков. Но я никогда не думала, что это настолько правда. И тут – странное дело! – я просто уверена, что он испугался. Вот несмотря на всю свою мужественность, смелость и красоту. Пройти ночью по улице, встретиться с гопотой, не отдать кошелек или защитить любимую женщину – это не проблема. Тут трусость другого рода. Человек боится изменить ему же самому опротивевшую жизнь. Боится, потому что хорошо известное, знакомое старое теплее и ближе, чем это неизвестное новое, которое еще непонятно, выйдет или нет, получится или нет. Лучше прожить остаток жизни с нелюбимой женой, называть тещу мамой, чем променять это на что-то другое. А ведь я была готова все бросить. Была. Возможно, дело было в сексе – ну и что? Я все же считаю, что рискнуть стоило. А он – побоялся. Струсил.

Жаль.

***

– Мама? Мама? Алло?

– Люба.

– Мама, что случилось?

– Бабушка умерла.

– Как? Когда?

– Люба, я сейчас встала, проснулась, а она не дышит. Люба…

– Ты скорую вызвала?

– Да вызвала. Они приедут. Только не знаю, когда. Я им сказала, что уже все.

– Мама, я сейчас одеваюсь и приезжаю. Скоро буду.

– Жду.

***

Ольга Степанова online

Люба: Вчера умерла Сашуня. Я вчера просто не могла ни о чем писать и говорить тоже не могла.

Ольга: Как умерла? Ей же было лучше?

Люба: Видимо, второй инсульт. Или я не знаю что. Мама мне утром позвонила – говорит, проснулась, а Сашуня не дышит. Она скорую вызвала, все, что положено. Я к ней помчалась тут же. Врачи, справки, какая-то беготня ненужная, или нужная, помчалась деньги снимать со всех книжек, ты представляешь себе. С мамой – нормально, а как выхожу за порог – начинаю рыдать. Просто кошмар.

Ольга: Очень тебе сочувствую.

Люба: А главное – даже еще не знаю, когда похороны. Должны делать вскрытие, после этого только можно назначать дату. Когда, где… Не знаю. Надо это как-то пережить. Мама мучается, что надо было Сашуню в больницу отправлять тогда. А смысл? я пытаюсь ее как-то утешить и успокоить, ведь возраст у Сашуни был уже слава богу, 85 лет, немаленький.

Ольга: Тебе надо чем-нибудь помочь?

Люба: Да нет пока. Мне Вовка помогает, с работы отпросился, бегает вместе со мной зачем-то. С другой стороны – поддержка. И приходишь во все эти конторы – а вы кто? А я внучка. А почему не дочка? Блин. Ваше какое дело, кто пришел? Кто смог, тот и пришел. Хотя я зря на них наезжаю. Они, в общем, очень любезные и входят в ситуацию. Видимо, это профессиональное. Ладно, пойду я спать. На ногах уже еле стою, рожа опухшая, глаза красные. Хочется сказать – краше в гроб кладут, но не буду. Хорошо хоть, на работе тоже с пониманием отнеслись. Отпустили без проблем. Сказали, пока не решишь все. Спокойной ночи.

Ольга: Спокойной ночи.

***

Я не хочу умирать, мама. Я не хочу жить вечно, но я не хочу умирать. Не сейчас. Не в это время. Еще столько несделанных дел, незаконченных, даже не начатых. Умирать страшно, мама. И одиноко. Смерть – дело одинокое. Это крутится у меня в голове, и крутится, и крутится, и я понимаю, что это правда. Что настает момент, когда ты остаешься со смертью один на один, только ты, она и больше никого. Кто бы ни был вокруг. Она и в жизни всегда здесь, со мной, она стоит за левым плечом и ждет. Терпеливая. Человек смертен и иногда внезапно смертен. К этому невозможно быть готовым, но… Мне страшно, мама. Помнишь, в детстве? Когда снится страшный сон – добежать, прижаться, заплакать. Этого хочется, хочется невыносимо, сколько бы лет мне ни было. Объятия, тишина и безопасность. Позже уже не получается, позже уже ты взрослая, и кто обнимет тебя? Кто спасет тебя от того страшного, что есть в мире? И ты остаешься один на один с этим миром и со смертью, которая стоит за левым плечом и ждет, чтобы обнять тебя. Ведь когда ты умер, ничего уже не страшно, мама. Правда?

***

Ольга Степанова online

Люба: Привет. Похороны завтра, в два часа, Никольская церковь. Приходи. Будет отпевание, а потом на кладбище поедем. Туда же, где дед.

Ольга: Приду.

Люба: До завтра.

Ольга: До завтра.

***

– Люба, я звоню спросить – скоро ведь сорок дней? Что мы будем делать?

– Ну как что. Все, что положено, и будем делать. Вопрос только – где лучше? У меня, наверное, надо делать.

– Сколько народу-то будет? Или мы никого не зовем?

– Ну сколько. Я, ты, Иваныч… А кто еще?

– Ну я не знаю. Может, соседей каких бывших надо позвать, или кто из родственников хочет.

– Надо позвонить всем…

– Ты же позвонишь?

– Ну да, позвоню, уточню.

– Ну давай. А когда выясним, сколько народу – тогда и решим, что делать. У нас же время еще есть.

– Мало совсем времени остается.

– Разберемся. Целую.

– Целую.

– Пока.

***

Ольга Степанова online

Люба: Оля, спасибо тебе за все. Ты меня очень поддержала, поддерживаешь и, надеюсь, будешь поддерживать.

Ольга: Да, собственно, не за что. Всегда готова, тсзть. Случилось что?

Люба: Да ничего не случилось. Никита пропал. Вот тогда я тебе писала, что он свидание проспал, и он с тех пор исчез. Уже больше месяца. Впрочем, я его вижу онлайн, так что, видимо, жив-здоров.

Ольга: И? Ты не хочешь ему позвонить и выяснить, что случилось?

Люба: Не хочу. Слишком много всего произошло. И то, что он исчез… Ну к черту. Хотя, конечно, я бы с ним увиделась. Просто понять. Хотя чего там понимать? Я и сама все знаю.

Ольга: Понимаю. Ну подожди. Может, и проявится как-нибудь.

Люба: Да. Может, и проявится. Не знаю.

***

– Привет!

– Привет!

– Как дела?

– Дела нормально. Ты не писал и не звонил мне почти два месяца, хотя мы с тобой договаривались встретиться. Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Я не хочу писать. Может, встретимся?

– Ну давай встретимся. Где, когда?

– Завтра или послезавтра. Где обычно.

– Во сколько?

– Ты можешь завтра в шесть?

– Могу. Договорились.

– ОК.

***

– Олька, привет, ты где сейчас?

– Я с работы ползу. Что случилось?

– Ничего. Все в порядке. Я с Никитой встречалась.

– Аааа…

– Ты в каком районе? Около Невского?

– Ну да.

– Давай я к тебе сейчас подойду. Я около Михайловского, но я сейчас развернусь.

– Конечно. Давай. Где встретимся?

– Давай в том маленьком кафе, где обычно. Там народу немного.

– Хорошо.

– Я там буду через полчаса.

– Ну и я где-то так же.

– Договорились.

– Договорились.

***

10 пропущенных вызовов от абонента ВОВА

– Вова, привет! Ты звонил. Что случилось?

– Я тебе двадцать раз звонил, не мог дозвониться. Ты где?

– Я с Олей кофе пью. Извини, забыла включить звук.

– Мама сломала ногу. Я сейчас в больнице, в приемном покое. Приезжай. Святого Николая, знаешь, где?

– Да, знаю, конечно. Доеду – позвоню. Выезжаю.

***

Ольга Степанова online

Люба: Олька, спасибо за вчерашнее. Мне казалось, что я сдохну, хоть и время уже прошло. Но так мне хотелось расставить все точки над и. Расставила. Спасибо тебе еще раз.

Ольга: Да не за что. Обращайся ))) Что со свекровью-то?

Люба: Что… Свекровь сломала бедро. Теперь у меня новая головная боль. Пока она в больнице, но там же надо кучу всего. Врачи говорят операцию надо делать, пластину вставлять, как она потом ходить будет? И будет ли? Так что про всякую ерунду типа разводов можно забыть теперь совсем. Никуда я не денусь. Да теперь уже и незачем. Все это такая ерунда, эти романы, любови. Но больно ведь, все равно больно.

Ладно. Понеслась я в сторону больницы, вещи всякие надо привезти – вчера ничего не собрали, не успели.

Ольга: А Вовка как?

Люба: Ну как. Переживает, ясное дело. Его перспектива жить с мамочкой в ближайшее время тоже не радует.

Ольга: А где она будет?

Люба: Ну где, отгадай с трех раз. У нас, конечно. Я же не буду ездить к ней на квартиру, чтобы за ней ухаживать. Так что будет у нас… Страшно представить.

Ольга: Да ладно, не так все страшно. Наверное. Привыкнете.

Люба: Ты, я смотрю, оптимист.

Ольга: О да.

Люба: Ладно, я понеслась.

Ольга: Вовке привет.

Люба: Хорошо.

***

Никогда мой папа не простил мне того, что было на суде. И потом, когда я приезжала его навестить, и потом, когда я приезжала к нему с маленькой Любкой, он принимал нас холодно. Он не простил.

Спустя три года после того, как я привозила к нему Любу, до меня дошло, что надо поехать и попросить у него прощения. И я решила, что сделаю это в его день рождения. Я так была рада, что наконец я, тридцатилетняя тетка, догадалась, что надо просить прощения. Но прощения не было. Мой папа умер за девять дней до того, как ему должно было исполниться шестьдесят пять лет. А дня за три-четыре до своей смерти он звонил моей тетке, маминой двоюродной сестре, и сказал ей: "Нет у меня дочки!"

Что надо сделать, чтобы получить прощение? Или надо с этим жить? Я с этим живу, и недавно мне приснился мой папа в белых одеждах: белые брюки, белая рубашка. Я проходила мимо каких-то парней, которые готовы были за мной увязаться. А когда оглянулась, то увидела, что мой папа идет следом за мной. Он был очень красив, мой отец. И во сне он был очень красивым. Может быть, он все-таки меня простил?

***

Ольга Степанова online

Люба: Оль, я вдруг вспомнила. Я ведь со всеми этими своими делами совсем забыла тебя спросить. Как твое свидание-то? Состоялось? Ну, с этим, одногруппником?

Ольга: Лучше не спрашивай. Я тебе все при личной встрече расскажу.

Люба: Что, все так плохо?

Ольга: Да не так чтобы плохо. В ресторан сходили, поели, букет цветов на столе, все как надо.

Люба: Ну хорошо, ты вот с подарком мучилась, а он-то тебе что привез из Израиля?

Ольга: Ооооо… Он привез мне из Израиля связку свечей из Иерусалима. Такое вот кольцо с бриллиантом получилось.

Люба: Нет слов.

Ольга: И теперь я думаю, что мне с этими свечами делать.

Люба: Гусары, как ты понимаешь, молчат.

Ольга: Это единственная мысль, которая пришла мне в голову.

Люба: Понимаю.

Ольга: А главное, он ведь потом захочет со мной снова встретиться.

Люба: В этом-то я не сомневаюсь )))

Ольга: И я )))

***

Я же говорила, что мой папа работал в Эрмитаже? И я вместе с ним гуляла по залам со своим медведем Лешкой, и смотрела на картины – но как смотрит ребенок, не замирая и не понимая. С тех я не могу ходить в Эрмитаж. Мне кажется, что там все не то и не так, картины поддельные, а интерьеры фальшивые. Я не замираю перед картинами и пресловутые мурашки не бегут по моей спине, даже от Рубенса. Папа мне писал во Псков, когда Данаю облили кислотой. Это была страшная трагедия для него – я по малости лет не понимала ее масштабов. Теперь, когда мне все же доводится зайти в Эрмитаж, я понимаю. Я все думаю, что реставрация что-то убивает в произведениях искусства. Или они действительно уже не те, а подлинники давно утеряны и проданы? Не знаю.

Папа водил меня на экскурсию в «Золотую кладовую». У нас дома был альбом со скифским золотом, и я его подолгу рассматривала. Листы формата А4, прекрасный золотой скифский олень. Как я удивилась, когда увидела, что на самом деле он совсем маленький, и его можно рассмотреть только сквозь лупу, вмонтированную в музейную витрину.

Папа как-то записал меня на экскурсию посмотреть павлина. Эрмитажные часы-павлин. Часы заводят, петух кукарекает, павлин раскрывает клюв. Дорогая механическая игрушка, так и хочется сказать – подарок японского императора. Нас долго водили по залам, что-то рассказывали, а потом привели к павлину. В огромном зале, под стеклянным колпаком стоял павлин. Прекрасный, сверкающий, золотой. Он поразил меня в самое сердце. Стоит неподвижно, а потом – раз! – и двигается. Вначале вращается сова в клетке, потом павлин начинает раскрывать свой золотой хвост. Медленно, завораживающе. Перо за пером, постепенно хвост открывает все свое великолепие. Павлин раскрывает клюв, поворачивается спиной, сзади хвост уже не золотой, а серебряный, павлин разворачивается обратно, складывает хвост. Все застывает. Мастер завел часы и ушел. Волшебство закончилось.

***

– Вова, привет! У меня есть идея. Нам надо съездить в строительный магазин и купить ручки.

– Какие ручки?

– Ну такие ручки… В туалет. Как в больнице. Планируй – в воскресенье поедем.