Фатум

Посидев еще немного у бледного огонька горелки и поострив по поводу их спуска, компания все же решилась поспать. Хоть оставаться в полной темноте и без дежурного было страшно, все же решили лечь прямо так. Единственное – загородили вход своими рюкзаками, примостив на самый верх железный котелок с кружками в качестве сигнализации.

Всем было неуютно и страшно. Полная темнота, мгновенно сковавшая их без синенького живого огонька горелки, давила на людей всей тяжестью горы, вжимала в лежаки, сдавливала воздух в легких. Люди тонули в ней, растворяясь и становясь с ней одним целым, тяжелым и одновременно легким ничем. И вот уже не ты всматриваешься в расплывающуюся белыми кругами перед глазами черноту, а она смотрит на тебя и что еще ужасней в тебя, а через мгновенье, она следит за происходящим твоими собственными глазами, став тобой.

Но тяжелей темноты оказалась полная тишина. Пока шли по коридорам этого не замечали, потому что болтали, шуршали, топали и смеялись. Но сейчас в молчании, каждый ощутил как вокруг тихо и понял, что вообще значит слово «тихо». Когда все звуки исчезли, и люди, перестав крутиться, наконец-то заняли удобные места, а дыхание у них успокоилось, сменив дневной темп на медленные и глубокие вздохи, то до слуха людей стали добираться непонятные звуки, которые раньше никто и не замечал. Звуки, которые производили их тела, постоянно сопровождающие их в течение всей жизни. Пульсация крови в сосудах, буханье сердца, тихие урчания в животах, дыхание, казавшееся громким, как работа насоса.

Донимало сознание и постоянное ожидание чего-то нехорошего. Глупое ожидание беды. Что сейчас что-то произойдет. Что раздастся какой-нибудь звук, шорох, или глаза, всматривающиеся в темноту, что-то увидят, страшное, невероятное. Но, ни чего не происходило. А усталость от длинного перехода все же взяла свое. Сон пришел. Дерганый, нервный. С несвязными бормотаниями и вскрикиваниями, но это был сон.

Один раз проснулись от громкого визга. Кричала Анна. Когда Миха зажег свой фонарь, и показавшийся ослепительным свет бледных диодов разорвал темноту, то все увидели, что девушка, забравшись на один из порогов и вжавшись спиной в стену, сидит, закрыв руками лицо. Ее била сильная дрожь, а ноги беспрерывно двигались, как будто бы она пыталась что-то оттолкнуть или старалась стряхнуть кого-то с себя.

Моня подскочил к ней, накинул шерстяное одеяло и попытался обнять, но Анна, будучи еще не в себе, жестко оттолкнула его. Парень по инерции, чтобы не упасть, отошел на пару шагов назад. Девушка же, постепенно приходя в себя, просто уткнулась головой в одеяло и зарыдала. Моня обнял ее еще раз и вскоре всхлипывания прекратились.

– Просто приснилось, – прошептала, успокоившись, девушка. – Дурной, скользкий сон. Мерзко тут. Давит все.

Каждый безмолвно согласился с ней. Тяжело было всем.

Проснувшись и перекусив бутербродами с сыром, компания разобрала импровизированный завал и пошла дальше. Точнее поплелась дальше. Вчерашний длинный переход дал о себе знать. Мышцы ныли. Ноги отказывались слушаться. Приходилось чаще останавливаться. Да и обувь, новая и не обношенная натирала ступни.

Вместе с усталостью и болью в натруженных телах, к людям пришла злоба. Леонид Васильевич пару раз получил увесистые удары по спине от Мони. Тому показалось, что полковник слишком медленно переставляет свои ноги. Вот и получил. Анна же сорвалась на самого Моню. Так, просто, из-за того, что он донимал ее расспросами о ночи. На что девушка лишь ответила, что что-то скользкое пыталось на нее забраться. Моня решил уточнить, что это было, и получил разнос и за их поход, и за мента, понукаемого им, и вообще за все невзгоды и переживания.

Ярусы сменялись все с той же частотой. И все так же становились краше и интереснее. Этаже на десятом на стенах стали появляться рисунки. Сначала полустертые и замыленные они к концу яруса стали четче. И изображения на них уже не вызывали сомнения, что же там нарисовано. Взглядам людей открывались весьма странные картины. Были там и горы. Были и звезды. Солнце, почему-то везде отсутствовало. Лишь ночные пейзажи. Люди, воздевающие руки к ночному небу и преклоняющие колени перед горой. Не той ли горой, в которой блуждают они?

Леонид Васильевич заметил, что с появлением рисунков, сопровождающие его гопники о чем-то задумались, каждый о чем-то своем, личном, но по общему настроению, казалось, что это личное их очень сильно объединяет. Общее уныние охватило компанию. Шли молча, разглядывая вздымающих к небу руки людей.

– Бред, – не выдержал Миха.

Моня лишь искоса взглянул на него, толи соглашаясь, толи не принимая его высказывание.

– Не бред, – тяжело ответил Бес.

– Господи! За что все это нам? – чуть ли не всхлипывая, проговорила Анна. – За что это все мне?

Полковник смотрел на спутников, кожей чувствовал, что они испытывают животный страх. Боятся того, что видят, боятся своих мыслей, и боятся идти дальше. Но идут.

– Расскажите что все это? – обратился полковник ко всем сразу. – Я же вижу, как на вас это действует.

Миха хмыкнул себе под нос.

– Веришь в проклятия, мент? – спросил он.

– Как-то не особо, – ответил полковник.

– А поверить придется. Ты вот думаешь, что мы наркоманы, убийцы там? Да? Так?

– Это все в протоколе написано.

– Да засунь ты себе свои протоколы, знаешь куда?

– Догадываюсь.

– Чушь все это, что там написано. Видел бы ты своими глазами, что видели мы. Или побывал бы в шкуре вон, Беса. Ты бы все свои звездочки пропил или продал, что бы откупиться. Но откупиться здесь не возможно. Здесь все должно быть по-честному. Получил задание. И идешь выполнять его, как проклятый. Иначе не сорвешься.

– Не понимаю, – признался полковник.

– Пока не увидишь – не, не поймешь. Помнишь, мы корчились, там на карнизе. Ты еще ржал, как придурок.

Леонид Васильевич утвердительно кивнул.

– Это не наркотики. Это все вот это, – Миха указал рукой на рисунки.

– В смысле?

– Молятся они, видишь?

Ну да. Это и в самом деле было похоже на воздаяние молитв. Но кому?

– Ночи что ли молятся? – удивился Леонид Васильевич.

– И ночи. И тому, кто ассоциируется у всех с темнотой и с ночью.

– Дьявол что ли?

– Похоже, что да, – Миха на мгновенье замолчал. – Чертовщина и мистика, одним словом. Вон Беса уже пару месяцев ломает. То неживым стоит. То задания всякие получает и выполняет их. Вот кстати задание тоже у нас. «Дойти до Дьявола» называется. Как тебе?

– Да бред какой-то, – не поверил полковник.

– Да я знал, что ты не поверишь. Я же говорю, пока не увидишь и не почувствуешь – не поверишь.

– Мы идем к дьяволу? – переспросил Леонид Васильевич. Он хотел улыбнуться или что-нибудь схохмить, но внешний вид его сопровождающих почему-то поубавил в нем это желание.

– К дьяволу, к демону? Не знаю. Но если не дойдем, то и возвращаться нам, смысла нет. А впереди что-то есть однозначно. Видишь, как интерьерчик оживает. Мы куда-то выходим. К чему-то приближаемся. И завел нас сюда не путеводитель из местной туристической конторы, а очень тихий и вкрадчивый голос. Знаешь откуда этот голос шел?

Опять отрицательное покачивание головы.

– Отсюда, – Миха постучал указательным пальцем себе по голове. – Изнутри говорит. Всем сразу. Бесу только больше. А чудеса творит… – с придыханием протянул парень. – Гудини позавидовал бы. Как тебе? Отбор денег у обочечных ментов? Причем сами отдают. Слышат что-то, может видят и отдают. Или вот – одно из интересных: за секунды превращение крепкого стола в гнилую труху. И самое зрелищное: исчезновение четырех людей в полупустом кузове фуры на границе с Украиной. В наше-то время. А?

– И все с вами?

– С нами и у нас на глазах, – Миха медленно втянул воздух, как будто затягивался сигаретным дымом. – Так что, хочешь верь, хочешь не верь, но скоро мы с этим столкнем в живую.

Леонид Васильевич задумался. То, что блуждали они сейчас и впрямь по нехоженым, давным-давно забытым человечеством коридорам, было понятно и так. И рисунки эти, как предвестники чего-то более темного, чем ночь. Куда они идут и к кому? А если эти гопники правы. Да уж. Полковник зябко передернул плечами.

– Во, смотрю, пронимает, – заметил Миха подергивания Леонида Васильевича. – Ты здесь не дели нас на правильных и неправильных. Здесь, – он обвел взглядом окружающий их туннель. – Как и там, – он поднял глаза к потолку, но посмотрел куда как дальше и выше. – Мы все равны.

– Вы серьезно? – уточнил полковник.

– Более чем.

Следующий ярус встретил компанию мраморными плитами под ногами. Чистыми, гладкими и почти абсолютно белыми. Мертвый свет фонаря, отражаясь от пола, растянулся по длине чуть ли не втрое больше от первоначального размера. Ниши и ответвления по бокам стали попадаться все чаще. И были они, в отличие от их первого места ночлега, не пустые. Попадались каменные ларцы, чаши, глиняные кувшины. В одном из кувшинов была какая-то жидкость. Миха наклонил кувшин, и по полу растеклось масленое пятно.

– Охренеть, – только и вымолвил парень. – Сколько же веков оно здесь хранится? Интересно, а вино в те времена уже делали? – и заржал, громко и противно.

В одной из прямоугольных ниш, почти в середине туннеля на каменной подставке стояла небольшая статуэтка. Человек в кафтане до пят с раздвинутыми в стороны руками. Без отличительных признаков. Без лица. Просто форма человека. Бес, было, увидел в ней что-то знакомое, но прямые линии и золотой блеск спутали его догадки.

– А вот это действительно – Охренеть!!!

Моня смотрел на статуэтку. Еще не взяв ее в руки, он мысленно прикидывал, сколько же она может весить. И выходило по его расчетам, что не меньше килограмма. Парень сдернул статуэтку с места и изумился в лице еще больше. Какой там килограмм – два неумерших.

– Монь, – оторвал парня от алчного изучения находки Миха. – Ты это, не балуй. Ага?

– Да я что? Это компенсация за труды и тяготы. На всех же разделим, – парень посмотрел на полковника. – Кроме него, конечно.

Золотой блеск статуэтки ядовитым огоньком обжог глаза парня. Он непроизвольно криво улыбнулся, и его золотой зуб тоже сверкнул желтым огоньком, приветствуя древнего идола. Мол, смотри, мы братья, мы оба золотые.

Заметив изменения в лице парня, Анна лишь недовольно повела головой.

И никому в голову не пришло, что цена данной безделушки измеряется не весом материала, из которого она сделана, а временем ее существования, по которому она становилась просто бесценной.

На рисунках тоже стали появляться данные формы. Высокие столпоподобные фигуры, воздевающие руки к небесам. Причем эти фигуры был в разы выше и крупнее распластавшихся пред ним ниц людей.

– А вот они и божки местные, – Моня развязано обнял Беса за шею и подтолкнул его к стене, резко и зло. – Похожи, на твоего демона?

Бес судорожно сглотнул. Без золотого отблеска темные фигуры были и впрямь очень похожи.

– Да. Только мой ломанный какой-то и горбатый. А так все тоже самое. Высокие. Колониальные, без ног. Похожи.

– Значит, правильно идем. А, мент? – Миха подмигнул полковнику. – Скоро поверишь, – и совсем не весело рассмеялся.

Следующие ярусы становились богаче. Моня схватил еще пару статуэток. Но ощутив тяжесть в рюкзаке и, получив достаточно резкое замечание Анни по поводу его алчного поведения, перестал собирать лишний вес, надеясь, что и на обратном пути их будут ждать не меньшие богатства. Мрамор с пола пополз на стены и потолок. Один фонарик освещал почти весь коридор до конца. Зеркальная пещера, чередующая белый цвет с золотым. Рисунки на стенах сменились гравюрами и мозаикой. И отчего-то казалось, что кусочки мозаики сделаны совсем не из разноцветных стекляшек. Но отколупывать их никто не стал. Сюжет картинок оставался прежним: преклонение перед высокими фигурами.

Боль и тяжесть в телах, донимающая в начале их перехода, в итоге притупилась, превратившись в хроническую усталость. Не могли помочь ни продолжительные привалы, ни меняющаяся обстановка туннелей с невероятными по богатству и красоте шедеврами искусства древних мастеров.

Шли вяло, но продвигались быстрее, чем вчера. Дорога была прямой и ровной. Так что очередной ночлег решено было организовать в окончании шестнадцатого ярусу, больше похожего на холл какого-нибудь античного дворца.

И снова вермишель быстрого приготовления и чай, недолгие обсуждения окружающего их богатства и ни слова о предстоящем. Компания, в преддверии их встречи с местным хозяином, как будто зареклась о нем говорить. Леонид Васильевич отчетливо видел, что поникшие гопники боятся того, что их ждет. Особенно неуверенность и нервозность чувствовалась у девушки и парня, которого все называли Бесом. Двое других парней пока еще держались бодро, насколько хватало сил. Не к месту шутили, задевали полковника, то и дело, суля ему что-нибудь плохое. Да и сам Леонид Васильевич, подстегиваемый их рассказами и предостережениями, начал ощущать, какое-то раздражение, чувство нарастающей паники, пока еще приглушенное, но вполне различимое на общем фоне удивления и восхищения от разворачивающихся перед ним картин богатства и роскоши.

– Снова будете руки вязать? – обратился он к гопникам.

– А куда же без этого? – ухмыльнулся Моня. – Ты же знаешь: доверяй, но проверяй. Так что не обессудь.

– Дайте, хоть по нужде отойти сначала.

– Мих, – обратился Моня к подельнику. – Прогульнешься с ним, а то мозоль с ума сводит, сил нет.

– Да куда он тут денется? Пускай идет. Все равно вернется.

– Да и пусть, – Моня осмотрелся по сторонам, судорожно сглотнул и, вытащив из своего рюкзака золотые статуэтки, принялся их рассматривать.

– Монь, с тобой все в порядке? – Анна подошла к парню и присела рядом.

– Со мной? – не понял вопроса гопник, с трудом отрываясь от своего богатства. – Да все в норме.

– Оставил бы ты их? А? – девушка кивком указала на статуэтки. – Ну, их.

– Чего? – Моня от удивления даже привстал. – Ты что? Они же золотые! – парень заметил, что Леонид Васильевич застыл на месте, внимательно следя за их разговором. – Что уши греешь? Ты вроде поссать собирался? Или уже под себя напустил?

– Монь, успокойся, – девушка попыталась обнять парня, но тот в момент вспылив, накинулся на нее. – Что ты его защищаешь постоянно? Он тебе дороже меня? – а сам стал быстро убирать золотых идолов себе в рюкзак. – Хочешь и душу очистить, и с ментами побрататься? Ты бы уже выбрала, что тебе роднее? А, подруга? – парень поднялся с места и направился в дальний угол, по пути толкнув Леонида Васильевича. – Вали давай, а то сейчас скрутим, и впрямь под себя нагадишь.

Не дожидаясь дальнейших приглашений, Леонид Васильевич подобрал стоящий у входа в их закуток фонарик и направился к следующему по ходу ответвлению, выделенному на сегодня как туалет. Миха проводил полковника взглядом, а сам недоуменно посмотрел на чуть ли не дрожащего от бешенства Моню. Мол, что это сейчас было? Тот же без слов улегся на лежак и отвернулся лицом к стене.

– Я спать, – раздраженно рявкнул парень.

***

«Интересно» – Размышлял полковник. – «А как те, кто строил этот спуск, сами справляли нужду. Похожих помещений вроде бы и нет. В пакетик что ли складывали?»

Ниша, отведенная под нужник, разительно отличалась от всех предыдущих ответвлений. Помещение, в которое попал полковник, представляло собой овал. Только пол был ровным, а все стены и потолок плавно закольцовывались сами на себе.

– Хорошо, что хоть пол некруглый, – усмехнулся полковник. – А то пришлось бы самому себе под ноги гадить.

Закончив свое нехитрое дело, он направился назад и, выйдя из помещения, посветил фонариком сначала в сторону их дальнейшего пути, а потом, развернувшись, направился к отведенной под сон комнате, и лишь краешком глаза еще раз заглянул в только что покинутую нишу. После чего выключил фонарик и замер перед входом в овальное помещение, широко раскрыв глаза. Комната светилась изнутри. Вся поверхность стен и потолка, видимо впитав в себя свет от фонаря, сияла множеством больших и маленьких точек, где-то обнаруживали себя скопления, больше похожие на туман, где-то не было ничего, просто пустота, которая темнела черными провалами на фоне сияющих звезд.

– Точно, звезды, – полковник удивился своей догадке. – Это же звездное небо. Как в этом… – он замялся, подбирая нужное слово. – В планетарии.

Леонид Васильевич, как-то, от нечего делать с женой, заглянул в московский планетарий. И не сказать, что не испытал никаких чувств. Испытал одно: чувство своей ничтожности, своего несуществования по масштабам вселенной. Это чувство ему очень не понравилось. И вот снова. Звезды. Полковник поводил головой, рассеивая неприятное наваждение навеянное воспоминанием, и космос перед ним ожил. Планеты задвигались, причем движение происходило не только из стороны в сторону. Небесные тела начали двигаться и вверх, и вниз. Некоторые, закружившись, полетели прямо на Леонида Васильевича. От неожиданности он отшатнулся назад и закрыл глаза. Открыв их через мгновенье, он вновь увидел статичную картинку сияющих точек. Поддавшись искушению потрогать эти точки рукой, Леонид Васильевич шагнул в помещение и, очутившись в его центре, понял, что сейчас упадет на пол из-за потери координации. Звезды вокруг него закружились непонятным хаотичным хороводом. Созвездия с пола полетели наверх прямо перед его носом. Кометы неслись по эллиптическим орбитам, норовя врезаться в него. Огромные и маленькие планеты кружили вокруг своих звезд, а звезды вокруг центров галактик. Сознание полковника поплыло, и он вновь закрыл глаза. Не помогло. Да же с закрытыми глазами он видел вспышки и сияния. Поспешно выйдя из комнаты, он ухватился за противоположную стену туннеля, незыблемого, почти вечного по сравнению с жизнью человека. Отдышавшись, вновь взглянул в овальное помещение. Звезды тускнели. Прямо на глазах планеты терялись в темном покрывале вселенной, мир, неизвестно как перенесенный на стены комнаты, таял и угасал. И вот, наконец, погасла последняя звездочка, и темнота сковала проем перед полковником.

– Звезды? – спросил сам себя Леонид Васильевич. – Бред.

Он чувствовал какую-то неувязочку, что-то не состыковывалось.

– Звезды, – вновь повторил он. – Дьявол.

Мозг полковника, годами службы затачиваемый на нахождение логических связей между различными вещами, не мог соединить между собой байки о потусторонней силе и вот эту комнату. Ведь если они шли в логово к дьяволу, в преисподнюю, то, скорее всего, их должны были окружать не планеты и звезды, не столпоподобные идолы, возвышающиеся над людьми. Их должны были приветствовать сцены мук и насилия. Где изображения кругов Дантовского ада? Где картины грехопадения и воздаяния за него?

– Нет. Что-то не так с их дьяволом. Но если мы идем не в преисподнюю, то куда? – полковник забубнил себе под нос. – Звезды, планеты, руки к небесам, именно к небесам. Ни крови, ни насилия. Дьявол? Какой к черту дьявол. Овальная комната с картой вселенной. Вселенной!!! Твою же мать!

Мысли полковника остановили свой бешеный поток. Он краем сознания переметнулся с религии и мистики на научную фантастику. Картинка получалась еще интереснее. Но все свои соображения Леонид Васильевич решил оставить при себе. Все равно дорога одна. И приведет в итоге к ответу на все вопросы. А вот подготовить себя к предстоящему, хотя бы морально, было просто необходимо.

***

Следующие три дня пошли всем только на пользу. Ноги и спины, непривыкшие к тяжелым нагрузкам, уже отболели. Усталость уступила место смирению. Все тяжести спуска обросли коростой, и необходимо было еще совсем немного времени, что бы эта зарубцевавшаяся корочка лопнула, и из нее вылупился новый, свежий, сильный человек. А вообще тела воспринимались как нечто чужое, не свое. Почти неделя в пути. Ни помыться, ни побриться. Запах пота перестал чувствоваться, появилось некое отвращение самого к себе. Кожа чесалась. К грязной голове вообще было противно прикасаться.

Анна шла за Бесом. Отмеряя метр за метром, ярус за ярусом и думала о вечном и временном.

"Душа. Тело. Как утверждают некоторые философы – неразделимы?" Девушка брезгливо повела плечами. "Жаль. Лучше бы все-таки они отделялись друг от друга, хоть иногда".

Анна глядела на себя, на свое тело, как на гнилой, портящийся сосуд для души. Ей было охота выбраться из этой вонючей, уставшей оболочки. Она смотрела на все вокруг как будто из глубокой пещеры. Будто душа была насильно заточена в медленно умирающее тело, временное пристанище, не надежное и очень не удобное, если за ним не следить. «Человек – это душонка, обремененная трупом». Кто это сказал?

– Вы знаете? – обратилась девушка к парням. – Я все же кое-что не понимаю.

В ответ раздались тихие смешки. Здесь каждый много чего не понимал.

– Я уже конкретно про обстановку, – уточнила девушка и, не дожидаясь вопросов, продолжила. – Вы не заметили одну странность?

Парни промолчали в ответ. Странностей хватало вдоволь от самого начала их путешествия. А одна или две упущенных, ну что же, значит не такие уж они и важные.

– Здесь нигде нет пыли, – закончила Анна. – Как будто ее кто-то взял, и всю вытер.

И в самом деле. Людей здесь не было многие столетия, а прибрано, как будто пару дней назад.

– Все статуэтки, картины, мозаика. Все сверкает и блестит, будто только начистили или протерли, – девушка провела рукой по стене. Затем посмотрела на ладонь. – Чисто или убрано.

– Может у вашего Демона есть горничная? – попытался сострить полковник юстиции. – Бесята может бегают, полы метут и пыль вытирают.

Леонид Васильевич выжидающе посмотрел на Беса. Но тот, никак не отреагировал. Он в последние три дня стал тише, чем обычно. Все время хмурился и на вопросы чаще отвечал простым молчанием. Зато Моня ждать себя с ответом не заставил.

– Не ссы, мент. Скоро у этого демона на побегушках и ты будешь. Кем будешь: бесенком или горничной? А может чертом каким? Хотя ты уже и так черт, – парень с вызовом и злобой посмотрел на полковника. – Привыкать не придется.

Теперь проглатывать оскорбление и не реагировать на открытый вызов пришлось и самому Леониду Васильевичу. Он лишь хмыкнул себе под нос и пошел дальше. Вопрос же Анны про пыль видимо никого не заинтересовал. Ну, нет пыли и хорошо. Было бы хуже, если была.

Коридоры тянулись, ярус за ярусом. Все глубже и глубже заходила компания. Считать этажи перестали и лишь ждали, когда же они куда-нибудь выйдут. И вышли.

Аннин вопрос про отсутствующую пыль показался просто смешным от увиденного. Все началось перед спуском с очередного яруса. Перед ступенями лестницы Бес неожиданно замялся, проводил из стороны в сторону своим фонариком, а ступив на первую ступень, неожиданно вскрикнул и отпрыгнул в сторону шагов на пять. Замер там, тяжело дыша и не сводя луч света со спуска.

– Эй, Колька, ты что там увидел, что так дернул? Приведение? –заржал Моня, подходя к парню.

Бес резко дернул его на себя и прошептал в самое ухо.

– Там свет.

Моня остановился и вопросительно посмотрел на Беса.

– Выключите-ка фонарики, так сказать, камрады, – негромко попросил он своих спутников.

Не заставляя себя упрашивать, все потушили свет. Но уже привычная темнота подземелья не сомкнулась над ними, не обволокла своим душным спокойствие. Из отверстия лестничного марша явно шло свечение. Ровное, желтое. Все судорожно сглотнули и, не оборачиваясь, попятились назад.

Отойдя метров на двадцать от лестницы, откуда свечение было почти не заметно, компания, молча, переглянулась. Заговорить первым не решался никто.

– Надо идти, – наконец подал голос Миха. Прошептал еле слышно и почти не разборчиво.

Анна быстро замотала головой из стороны в сторону, выказывая свой полный отказ от предложенного варианта.

– Надо, – согласился Моня. – Но кто первый? Проверить бы, что или кто там.

Гопники, не сговариваясь, посмотрели на Леонида Васильевича.

– Я туда? – ошалелым взглядом окинул окружающих полковник. – Не, ребятки. Сами давайте.

– Слышь, мент! – повысил голос Моня. – Ты тут вообще никто. Мы тебя кормим только для того, что бы ты не сдох. А хочешь сдохнуть, так можем и тут оставить. – Усек?

Леонид Васильевич затравленным взглядом смотрел на парня. Ох, как ему не хотелось первым узнавать, что там внизу.

– Давай, давай. Ты, вон, одним глазком туда загляни и все. Большего не надо, – и Моня слегка подтолкнул полковника к выходу на следующий ярус. – Загляни и к нам вернись, расскажи.

Обматерив про себя эту шайку придурков, Леонид Васильевич, все же двинулся вперед и тут же получил еще один толчок в спину.

– Смелее, товарищ мент. Я за тобой, если что выдерну назад, – Моня и вправду пошел следом, отставая от полковника всего шагов на пять.

Пытаясь не шуметь и постоянно оглядываясь, Леонид Васильевич двинулся к спуску. Фонарик в его руках не горел. Да и зачем он тут был нужен? Вся лестница была прекрасно освещена. Каждая ступенька, каждый блок мраморной стены и, что показалось странным для этого спуска, песок желтый, яркий, ровным слоем застилающий последние ступени.