После заката

– Не исчезай, пожалуйста, – прошептала Джил.

Сердце ускорило ритм, принялось больно биться о грудную клетку. За то короткое мгновение, за которое она произнесла эти слова, я успел пропустить через себя весь спектр эмоций, который пришлось испытать ей, когда наше общение оборвалось.

Крепче сжав телефон, я закрыл глаза и произнес:

– Клянусь.

Одно короткое слово. Всего несколько букв. Но для меня оно значило очень многое.

– Теперь рассказывай, как там Нью-Йорк? Похож на то, что описывают в книгах? – тихо, но с проблеском веселья в голосе, спросила Джил.

– Почему ты шепчешь? – нахмурившись, поинтересовался я, игнорируя ее вопрос.

– Может быть, потому что в Рейкьявике сейчас час ночи.

Я вздрогнул, уставившись на свое расплывчатое отражение в темном окне. Внезапно меня осенило. В тот момент, когда Джил ответила на звонок, я оторвал телефон от уха и взглянул на время, хотя и не понял этого. Ее хриплое приветствие заставило меня это сделать. Голос был не просто тихим. Он был заспанным.

– Я не спала, – словно прочитав мои мысли, сказала она. – В последнее время я с трудом засыпаю. Если удается, то меня мучают кошмары.

– Кошмары? – невольно воскликнул я и тут же прикусил язык. Не хватало только, чтобы Кайл и Жаклин примчались в гостиную.

– Да. В них есть ты, наши родители… – Джил сделала небольшую паузу и тяжело вздохнула. – И оружие. Не хочу об этом говорить.

– Что ты знаешь о конфликте между нашими отцами?

В трубке повисла напряженная тишина. Затаив дыхание, я ждал ответа, не отрывая взгляда от пустого кофейного столика.

Я надеялся, что Джил знает больше. Вдруг Андре открыл дочери правду. Если бы она сейчас рассказала мне все, мы вместе смогли бы найти способ, чтобы их вражда прекратилась.

– Насколько я поняла, когда-то давно они были друзьями, – задумчиво начала она. – Затем между ними что-то произошло.

Джил перевела дыхание. Казалось, каждое слово давалось ей с огромным трудом.

– Ты уверен, что хочешь это услышать?

Я напрягся.

– Да.

– Папа сказал, что Александр пытался его застрелить, – выпалила она.

От потрясения воздух с шумом вышел из легких. Внезапно мне показалось, что температура в комнате упала на двадцать градусов, и я весь похолодел.

– Что ты сейчас сказала? – вырвалось у меня. Слова сами собой сорвались с губ. Должно быть, я ослышался.

– Я не знаю, насколько это правда, но папа говорил это с такой уверенностью и злостью, что…

Джил замолчала, и я покачал головой. Нет. Этого не может быть.

– Мой отец – священник.

– Я знаю. Но…

– Не верю, – грубо перебил я. – Отец сказал, что Андре опасный человек, и я усомнился в этом. Я не доверяю их словам. Пока мы не узнаем полной истории, я буду считать все чушью.

Джил обреченно вздохнула.

– Что же нам делать? – дрожащим голосом спросила она.

Откинувшись на спинку кресла, я беспомощно прикрыл глаза. Не хотелось говорить «не знаю» хоть это и было правдой. Я действительно чувствовал себя бессильным в сложившейся ситуации, но Джил не обязательно было об этом знать.

– Я что-нибудь придумаю, – стараясь придать голосу уверенности, произнес я и тут же поспешил сменить тему. – Почему ты удалила свой аккаунт в сети?

– Было слишком тяжело.

Я непонимающе нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Все знакомые будто сговорились, – гневно прошипела Джил. – За всю жизнь я не получала столько сообщений, сколько за последнюю неделю. И все об одном и том же. Сначала, как только стало известно о твоем отъезде, их вдруг страшно заинтересовали наши отношения. Будто это их собачье дело!

Грудную клетку прожгла злость. Я злился на бестактных людей, которые ежедневно заставляли Джил вспоминать о наших проблемах. И, конечно же, я злился на себя. За ту боль, которую причинил Джил.

Желая спрятаться от внешнего мира, я закрыл глаза рукой. Словно это могло помочь. Будто если бы я внезапно исчез, ей стало бы легче.

– Затем на меня обрушился шквал вопросов, касающихся университета, – продолжила она. – Я просто устала.

– Мне очень жаль, – выдавил я. – Прости.

– Даже не думай! – Джил вскрикнула, но мгновенно спохватилась и вернулась к шепоту. – Ты ни в чем не виноват. Так сложилось, и никто из нас не смог бы этому помешать. Наши отцы все равно бы встретились.

– Если бы я не появился в твоей жизни…

– То я сейчас была бы в Манчестере, – перебила она. – В чужом городе. Совсем одна. Готовилась бы к изучению ненавистной мне специальности. И всю оставшуюся жизнь корила бы себя за это. Я бесконечно благодарна за то, что ты открыл мне глаза. Показал, что можно достичь всего, чего я захочу.

Обдумывая ее слова, я нервно теребил край футболки.

– Я люблю тебя, Сереж, – прошептала она.

Сердце подпрыгнуло в груди, отозвавшись на ее признание. Уголки губ тронула улыбка. Я по-прежнему испытывал чувство вины, но узнав, что Джил не злилась, мне стало значительно легче.

– И я люблю тебя, Джил.

– Думаю, сегодня мне удастся заснуть, – спокойным тоном оповестила она.

– Хотел бы я сейчас быть рядом.

– Почему бы и нет? Может, переключимся на видеозвонок?

Тяжелый вздох вырвался из груди.

– У меня сейчас нет телефона. Я звоню с мобильного брата. В его доме. Втайне от родителей. Сомневаюсь, что сегодня смогу остаться здесь на всю ночь.

– Они настолько бояться наших отношений, что отказываются купить тебе новый телефон?

– Иногда мне кажется, что они сошли с ума.

Я резко нахмурился, обдумывая ее вопрос.

– Погоди! Откуда ты знаешь, что мне нужен новый телефон? Я вроде не говорил, что потерял свой.

– Ты его не терял. Он у меня.

Брови взлетели вверх от удивления. Пытаясь вспомнить, как телефон мог оказаться у Джил, я мысленно вернулся в день нашей последней встречи. Звонок отца, набережная, я уверен, что выронил его из рук от потрясения.

– Не ломай голову, – усмехнулась Джил. – Я просто подняла его с асфальта, когда ты его уронил. Там небольшие трещины на экране, но он работает. А дальше все закрутилось с такой скоростью, что я просто забыла тебе его вернуть. Самое смешное, что после произошедшего в больнице я отправила тебе миллион сообщений. И только через несколько дней до меня дошло, что телефон все это время лежал в моей же сумке.

Я глухо рассмеялся от облегчения.

– Ты не представляешь, как я рад, что он у тебя! Этот телефон хранит слишком много воспоминаний.

– Кстати! – воскликнула Джил. – Ты так и не отправил мне фотографии с нашего первого свидания.

– Можешь включить его и сделать это сама, – расплывшись в улыбке, произнес я.

Я не видел Джил, но был уверен, что она тоже улыбается. Боже, как же мне хотелось посмотреть на ее прелестную улыбку!

Убедившись, что это не последний наш разговор, я мог спокойно сказать себе: «Потерпи, ты скоро увидишь ее». Осознание, что Джил, несмотря на обстоятельства, все еще любит меня, придавало сил.

Мы будем вместе. Вопреки расстоянию и нашим родителям. Оставалось лишь немного подождать. И я был к этому готов.

Глава 5

Джил

Экран смартфона погас. Темнота окутала меня, но впервые за долгое время я не чувствовала тоски от стелющейся за окном ночи. Вместо этого глубоко внутри поселилось ощущение легкости. В животе словно порхали бабочки. В голове все еще звучал родной хриплый голос, и каждый раз, когда в мыслях эхом проносилась фраза «я люблю тебя, Джил», по коже пробегали мурашки.

Я ни на секунду не сомневалась, что Сергей рано или поздно даст о себе знать. Была уверена, что он найдет способ связаться со мной. И он это сделал. От этого становилось вдвойне приятнее. Надежды, которые я возложила на Сергея, оправдались. Он в очередной раз доказал, что я могла ему доверять.

Улыбнувшись самой широкой улыбкой, на которую только была способна, я небрежно бросила телефон на одеяло и, встав с кровати, подошла к окну.

Сквозь стекло я разглядывала безмолвную пустую улицу. Дома напротив казались слишком темными, даже зловещими. Их черные, плотно зашторенные окна, словно огромные глаза, наблюдали за мной. Они смотрели на меня каждую ночь на протяжении всей жизни, но, кажется, впервые видели меня столь счастливой. Возможно, они впервые видели мою улыбку.

Я подняла взгляд к усыпанному звездами небу и принялась наблюдать за крошечными мерцающими огоньками. Приближался рассвет, и звезды тускнели с каждой секундой, а небо окрашивалось в серый цвет. Мне вдруг подумалось, что они исчезают надо мной, чтобы светить Сергею. Чтобы мы оба могли насладиться их ярким сиянием почти одновременно.

Навеянные мыслями слезы застыли в уголках глаз. Я обхватила себя руками и тихо всхлипнула. Мне было горько оттого, что два любящих сердца вынуждены были расстаться, потому что…

Боже! Да я даже не знала почему!

– Мы обязательно встретимся, – прошептала я.

Мне хотелось это услышать. Слова, произнесенные вслух, придавали уверенности. Я чувствовала ответственность за сказанное и всегда превращала это в реальность. Теперь я сказала, что встречусь с Сергеем. Значит, так и случится. Вдвоем у нас, безусловно, получится.

Удивительно, как сильно другие люди способны влиять на нашу жизнь. Я всегда была прилежной девочкой, любимой дочерью. У меня был четкий план на будущее.

«Он был не твоим. Это был план твоего отца», – усмехнулся внутренний голос, и я согласно кивнула, не отрывая взгляда от посеревшего неба.

Так и было. Я лишь согласилась с тем, что мне предложили, не желая расстраивать родителей. Но, тем не менее, план на будущее был написан заранее и не важно кем. Я его придерживалась. Но тут появился Сергей.

Он ворвался в мою жизнь совершенно внезапно, когда я совсем этого не ждала, и перевернул все с ног на голову. Он научил меня быть сильной, быть собой. Показал, что такое жизнь без правил и планов. Заставил поддаться эмоциям, отключив рациональную часть мозга. Он помог понять, чего я стою и чего стоит каждая секунда моей жизни. И пусть он сбил меня с намеченного курса, я ни о чем не жалею. Та жизнь, что он показал, стала моим идеалом. Именно с его появлением я поняла, что почти восемнадцать лет я существовала, пропуская мимо себя все самое прекрасное. Я бесконечно благодарна ему за это.

Смахнув катящиеся по щекам слезы, я отошла от окна и вернулась обратно в кровать. Я чувствовала, что этой ночью мне удастся поспать, и не хотела терять ни минуты. Слишком долго мой организм не мог нормально отдохнуть. Я изводила себя мыслями, переживаниями, но теперь все это не нужно. Сергей в порядке. Он хочет быть со мной. Он любит меня.

Укутавшись в теплое одеяло, я закрыла глаза.

Сон накрыл меня практически мгновенно и продержал в плену до самого утра.

***

В горле пересохло. Страшно хотелось пить.

С протяжным стоном я перевернулась на другой бок и тут же открыла глаза от яркого слепящего солнца, лучи которого коснулись лица. В голову мгновенно ворвались воспоминания сегодняшней ночи. Мой шепот, разрезающий тишину комнаты, хриплый голос Сергея в динамиках телефона. Сдавленные смешки и длинный разговор. Неужели это был всего лишь сон?

Дыхание сбилось. С замиранием сердца я принялась шарить руками по кровати в поисках телефона. Почувствовав под пальцами гладкую поверхность экрана, я тут же схватила устройство и, разблокировав, зашла в телефонную книгу. Ужас отступил, позволив дышать свободно. Последний входящий вызов с неизвестного номера в час двенадцать ночи. Значит, наш разговор с Сергеем был реальным.

Скользнув взглядом по левой верхней части экрана, я вскинула брови в изумлении. Время давно перевалило за обеденное. Удивительно, что мама, которая заходила ко мне каждое утро с момента, как я отказалась ехать в Манчестер, меня не разбудила. Впрочем, каждый раз, когда она заглядывала в восемь утра, я делала вид, что уже проснулась. Но мои воспаленные глаза и черные круги под ними предательски выдавали бессонные ночи. Вряд ли мне хоть раз удалось ее обмануть, но я была ей безмерно благодарна за тактичное молчание.

Сегодня впервые за последнюю неделю я наконец-то выспалась. Кошмары отступили. Больше не было отца Сергея, преследующего меня с пистолетом в руках. Не было и Сергея, насмехающегося над моими чувствами, и требующего оставить его в покое, ведь нам никогда не быть вместе из-за темного прошлого наших родителей. Я не просыпалась на рассвете, захлебываясь в горячих, надоевших слезах. Сегодня ночью сон забрал меня в свои теплые объятия и просто позволил отдохнуть.

Мучительная жажда вновь дала о себе знать першением в горле. Поморщившись, я отложила телефон и свесила ноги с кровати, ощущая под ступнями мягкий пушистый ворс ковра. За эту неделю я провела, лежа на меховом коврике и уставившись в потолок, ни одну ночь. И, пожалуй, это не самое приятное воспоминание, которое связывало меня с ним.

Внутренний голос настойчиво твердил, что стоит изменить обстановку, если я собираюсь остаться в этом доме на неопределенный срок. Каждый предмет здесь – живое напоминание о той душевной буре, что терзала меня в разлуке с Сергеем. Такие воспоминания мне ни к чему.

Я кивнула, согласившись с собственными мыслями, и встала с кровати.

В ушах внезапно зашумело. Голова закружилась, и перед глазами замелькали белые точки. Приложив ладонь ко лбу, я замерла, пережидая приступ слабости. Неделя заточения в четырех стенах сказалась на мне сильнее, чем я предполагала.

Когда головокружение немного утихло, я накинула банный халат поверх короткой футболки, в которой спала, и вышла из комнаты.

Из ванной доносился приглушенный шум льющейся воды. Дверь в комнату родителей была распахнута, и оттуда в коридор второго этажа задувал прохладный ветерок. Проходя мимо, я украдкой заглянула внутрь. Пусто. Нахмурившись, я проследовала к лестнице.

В ожидании звонка от Сергея я совершенно выпала из реальности. Я не могла вспомнить, какой сегодня день недели, какое число. Почему кто-то из родителей, или они оба, дома? У них выходной? Отпуск? Больничный? Стресс из-за того, что дочь отказалась воплощать в жизнь их желания? Чтобы там ни оказалось, я хотела лишь одного – чтобы меня это никак не коснулось. Не хватало еще, чтобы они оба взяли отпуск, чтобы отправиться всей семьей в путешествие. Или что-то вроде того.

В мыслях невольно пронеслась картинка нашего совместного «отдыха». Я, мама и папа в гордом одиночестве развалились на шезлонгах на широченном пляже, покрытом почти белоснежным мелким песком. Позади нас раскинулись высоченные пальмы, среди которых спрятано небольших размеров бунгало. Впереди – бескрайний синий океан. У берега вода окрашена в светло-голубой цвет. В руках у каждого из нас по кокосу с трубочкой. И вроде все должно быть прекрасно, но… Мы кричим друг на друга, ругаемся. Я огрызаюсь с отцом, он отвечает мне тем же. Мама тщетно пытается нас разнять. С каждой секундой наши голоса становятся все громче и громче. В конце концов, отец в ярости швыряет кокос в океан, вскакивает и…

Я не заметила, как оказалась на первом этаже. Из кухни доносился дразнящий аромат свежей выпечки. Блинчики!

Я шагнула в кухонный проем и тут же столкнулась взглядом с мамой, облаченной в разноцветный фартук. На ее лице четко отразилось недоумение. Она слегка склонила голову набок и вскинула брови, не отводя от меня взгляда.

– Доброе утро, – голос надломился, и последнее слово я практически прошептала.

– Уже день, – заметила она.

– Я только проснулась. Для меня утро.

Мама отвернулась к плите, чтобы перевернуть на сковороде очередной румяный блинчик. На столешнице рядом с плитой стояла огромная миска с тестом, а на барном столике у окна – тарелка с небольшой горкой готовых блинов.

Я шагнула к кофеварке на другом конце кухни. На глаза попался полный стакан воды. Горло вновь обдало неприятной сухостью, и я судорожно схватила стакан дрожащими руками. Осушив его до последней капли, я с тихим звоном поставила его обратно на столешницу и принялась готовить кофе.

– Ты улыбаешься, – заметила мама, не повернув головы.

«Вот же черт!» – промелькнуло ругательство в мыслях. Я тут же убрала улыбку с губ, будто это могло что-то изменить. Словно, перестав улыбаться, я заставлю маму забрать свои слова назад, и мы забудем об этом разговоре.

С моей стороны было крайне неосмотрительно спускаться на первый этаж, зная, что кто-то из родителей дома. И чересчур глупо заходить на кухню, понимая, что там хозяйничает мама. Не думаю, что они настолько наивны, чтобы не понять причину моего внезапного прилива хорошего настроения.

Сергей связался с круглой дурой в моем лице! Я начала сомневаться, что смогу сохранить в тайне наши отношения.

Не ответив, я продолжила свои действия у кофеварки: открыла ящик над головой и достала кофе. Взяла мерную ложечку…

– Есть причина для твоей улыбки? – внезапно спросила мама.

Рука с ложкой дрогнула, и я рассыпала крупинки молотого кофе по столешнице.

– Я представила, как мы семьей поехали на отдых, – выпалила я первое, что пришло в голову. В целом даже не соврала.

– Да? И как?

– Нам противопоказано отдыхать всем вместе, – я вновь улыбнулась, мысленно вернувшись на экзотический пляж. – Мы ругались. Громко.

– Трикси, я сейчас поеду… – услышала я голос отца от лестницы и тут же вскинула голову в сторону звука.

Отец замолчал, едва показавшись в проеме кухни. Его глаза нашли мои, и внутри словно что-то оборвалось. Я не видела его с того момента, как он запустил чашку с кофе в стену моей комнаты. Сколько времени прошло? День? Неделя? У меня сложилось впечатление, что прошло много лет.

– Ого! Какие люди! – язвительно бросил он.

Я посмотрела в сторону. Глаза метались по кухне в поисках того, за что можно было зацепиться, только бы не смотреть на отца. Я не могла. Это выше моих сил: смотреть на человека, который лишил меня того единственного, что приносило радость в мою серую жизнь.

Я взглянула на маму. Она беззвучно шевелила губами, умоляюще глядя на меня.

«Прекрати улыбаться».

Спохватившись, я сомкнула губы в одну узкую линию и отвернулась обратно к кофеварке. Мелкая дрожь пробила все тело. Спиной я все еще ощущала пристальный взгляд отца. Руки не слушались, но я по-прежнему пыталась насыпать молотый кофе в рожок.

– Джил, не хочешь поздороваться? – спросил отец.

Я промолчала. Внутри вспыхнула искра гнева.

– Так куда ты собирался ехать? – услышала я голос мамы. Она отчаянно попыталась переключить внимание отца, понимая, что назревает конфликт, но тот не обратил на нее внимания.

– Ты не хочешь со мной разговаривать, – скорее утвердительно, чем спрашивая, произнес отец.

«И как же ты догадался?» – ядовито прошипел внутренний голос.

Наконец, засыпав кофе в рожок, я вставила его в кофеварку и потянулась к верхнему ящику за чашкой.

– Хорошо. Можешь молчать сколько угодно. Но раз уж ты соизволила выйти из своей комнаты, то знай, я договорился насчет работы для тебя в больнице. Для начала будешь уборщицей. Мыть полы в приемной, в палатах, убирать за больными. Это поможет тебе понять, что ты сделала неправильный выбор. Глядишь, научишься головой думать. Снова подашь документы в медицинский, хотя никакой гарантии, что тебя пригласят еще раз. Будь я ректором…

Громкий звук разбившейся об кафельный пол кофейной чашки оборвал его тираду.

– Джил! – вскрикнула мама. – Вы так всю посуду в доме перебьете!

Спохватившись, она нагнулась к моим ногам и принялась собирать осколки. Не обратив на нее должного внимания, я молниеносно повернулась к отцу. Внутри бушевал гнев. Неужели он так и не понял, что я не передумаю? Неужели он считает меня глупой маленькой девочкой, не способной отвечать за свои слова и поступки? Неужели он думает, что я не могу самостоятельно строить свою жизнь?

«Неужели… неужели…».

Вопросы множились в голове с каждой секундой. Злость бурлила внутри. Я была готова кинуться к нему, схватить его за ворот футболки и хорошенько встряхнуть, чтобы он, наконец, пришел в себя. Посмотрел на меня другим взглядом. Понял, что я уже достаточно взрослая, чтобы брать жизнь под свой контроль.

Вместо этого я втянула носом побольше воздуха и громко отчетливо произнесла:

– Я не буду работать в больнице.

Его реакция последовала незамедлительно. Встретившись со мной взглядом, он усмехнулся. Пораженная, я отшатнулась, спиной упершись в столешницу. Гнев притупился, уступив место недоумению. Он смеется надо мной?

– Ты несовершеннолетняя, – начал он. – Кто еще возьмет тебя на работу? На какую должность? Поверь, работа тебе понадобится, потому что я больше не собираюсь тебя содержать.

Мама поднялась, держа в руках несколько внушительных осколков. Я посмотрела на нее, затем на отца. Снова на нее. Не знаю, что я хотела найти. Возможно, родительскую поддержку во взгляде. Или ждала, что хотя бы она скажет: «я люблю тебя вне зависимости от твоего выбора».

– Ну, ты еще скажи, что я тебе не дочь! – выпалила я, обратившись к отцу. – И все из-за того, что я хочу жить по-своему? Из-за того, что я не считаю твое решение единственно верным? Ты обиделся, папа?

Последнее слово я практически выплюнула. Бросила его, словно собаке кость. Раньше оно казалось таким теплым, родным. У меня был не просто отец, у меня был папа, который любил меня, а я любила его.

И что теперь? Стоило мне сделать один шаг в сторону, и он возненавидел меня. Возможно, я ошибаюсь, называя это «ненавистью», но другого объяснения его поведению я не нахожу.

– Ты угробила год своей жизни. И я надеюсь, что только год, а не всю жизнь, – тихо ответил он.

– Чем? Тем, что взяла передышку после длительного и стрессового обучения в школе? После изнурительных экзаменов? Ты вообще в курсе, что если бы не Сергей…

– Не смей упоминать при мне имя сынка этого человека! – перебил отец. Я никак не отреагировала, продолжив говорить.

– … я бы отправилась в лечебницу? Ты вообще хоть что-то знаешь о моем психологическом состоянии последние полтора года?

– Не преувеличивай! Я тоже поступал в этот университет. После такой же школы, и ничего, жив остался.

– Да хватит сравнивать меня с собой! Мы разные люди! – выкрикнула я громче, чем хотела.

Конфликт нарастал. Мы оба повышали голос, пытаясь доказать что-то друг другу, но это было бессмысленно. Отец отказывался принимать мою точку зрения, я – его. Выхода не было.

– Замолчите оба! – внезапно раздался звонкий голос матери. Она указала на меня пальцем. – Ты идешь в свою комнату. Я принесу тебе обед, – мама повернулась к отцу. – А ты идешь к машине и ждешь меня там.

– Трикси, она… – начал было отец, но мама грубо перебила его.

– Живо! Делайте, что я сказала!

Бросив на меня короткий взгляд, отец скрылся за поворотом, направившись к входной двери. Я не поняла его эмоций. Не смогла ничего прочитать в глазах. Ясно было только одно: этот разговор не окончен, лишь поставлен на паузу.

Не проронив ни слова, я выскользнула из кухни и устремилась вверх по лестнице. Сердце стучало с бешенной скоростью, адреналин кипел в крови. От чувства недосказанности грудь сдавливало так, что легкие были словно зажаты в тиски. Дышать становилось все труднее и труднее. Я не могла понять, чего мне хотелось больше: разрыдаться или выкурить сигарету.

Ворвавшись в комнату, я с грохотом захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, навалившись всем телом. Эмоции зашкаливали. Я была на грани. Не знала, как обуздать этот хаос, как успокоить взбесившееся сознание, хотя прекрасно понимала, что гнев – плохой советчик, что он лишь усугубит ситуацию. Но порой чувства были сильнее меня, и это был именно такой случай.

Не знаю, сколько я так простояла, подпирая дверь, но внезапно в вихрь мыслей ворвался приглушенный стук.

– Джил, я принесла еду, – услышала я тихий, заботливый голос мамы.

Сделав несколько глубоких, рваных вдохов, я оттолкнулась от двери и распахнула ее. Мама стояла на пороге, держа в руках деревянный поднос, на котором едва умещались глубокая тарелка с дымящимся супом, ломтики свежего хлеба, стопка блинчиков и чашка свежесваренного кофе.

– Спасибо, – произнесла я как можно приветливее и попыталась забрать поднос, но мама притянула его ближе к себе, не позволив даже прикоснуться к нему.

– Я хотела с тобой поговорить. Можно войти? – спросила она и, не дождавшись ответа, уверено шагнула вперед. Мне пришлось посторониться, пропуская ее внутрь.

Пройдя в глубь комнаты, мама поставила поднос на компьютерный стол и повернулась, заглянув в мои глаза.

– Андре не успокоится, – строго начала она. – Ты и сама должна это понимать. Мы обе знаем, насколько он вспыльчив. Кстати, эта черта есть и в тебе. Не самая лучшая.

Мама усмехнулась и отвела взгляд в сторону. Улыбка вышла скорее печальной. Я еле заметно кивнула, глядя на нее. Она права. От отца я унаследовала некоторые скверные черты характера: неуравновешенность, нетерпеливость, беспокойство. Список можно продолжать бесконечно, но стоит ли? Гораздо важнее понять, как их обуздать. Пока мне это не удавалось.