Злоречие. Иллюстрированная история

скачать книгу бесплатно

Параллельно с научным осмыслением идет правотворческая корректировка квалификации клеветы. В настоящий момент почти во всех европейских государствах клевета считается гражданским либо уголовным преступлением. С 2012 года в России предусмотрена уголовная ответственность за клевету – до двух лет лишения свободы. Понятие доноса сохранилось в правовом контексте только в значении «ложный донос».

Заметная тенденция современности – постепенная декриминализация клеветы, ее вывод из состава уголовных правонарушений. Это вызывает горячие споры. С одной стороны, все активнее указывают на губительность клеветы не только для репутации обвиняемого, но и его здоровья, а иногда и жизни (например, инфаркт или инсульт как следствие наветов).

С другой стороны, в юридической практике все чаще фиксируются случаи злоупотребления клеветническими обвинениями – именования клеветой других типов высказываний: критики, обличения, порицания (гл. V). Необоснованные обвинения в клевете сами становятся клеветническими. Так замыкается порочный круг злоречия. Клевета становится уже не просто обыденностью, но псевдонормой.

Появление поисковых интернет-систем существенно расширило возможности для сбора «компромата». Ловко уклоняясь от ответственности, клеветник цифровой эпохи использует анонимные источники фактов и утратившие авторство, растиражированные интернет-посты. Иллюзия свободы и безнаказанности клеветы в виртуальном пространстве заметно усовершенствовали ее возможности. Коварной деве на картине Апеллеса современность пририсовала пуленепробиваемый костюм, а ведущим ее Злобе и Зависти вручила ноутбук и смартфон.

Декодирование культурных смыслов и эксплуатация архетипов в актуальном искусстве наделили клевету новыми метафорами. Английский художник Освальдо Масиа реконструировал картину Апеллеса с помощью запахов, специально для этого созданных голландским парфюмером Рикардо Моя. Запахи поместили в контейнеры маятников, раскачивающихся с разной амплитудой в пустом пространстве. Получился собирательный ольфакторный (запаховый) образ клеветы, образованный эмоциями персонажей знаменитой картины.

Так древнейший сюжет встроился в бесконечный ряд современных возможностей творческого самовыражения. «Что клевета?! – Алмазная оправа, В ревнивых призмах преломленный свет. Скрепленная такой печатью слава Живет, не умирая, сотни лет». Это стихотворение Юнны Мориц хорошо отражает эволюцию общественного сознания, неизменного в базовых представлениях и переменчивого в актуальных тенденциях.

Клевета не только образует «сердцевину» злоречия – она занимает особую ячейку коллективной языковой памяти, извлекаясь оттуда «по мере надобности» то в виде речевого оружия, то в виде арт-объекта.

Глава II

«Кусательные словесы». Оскорбление

И не было у нас для них других слов, как сволочь, шантрапа и прохвост.

    А. И. Куприн «С улицы»

А нам грубиянов не надо. Мы сами грубияны.

    Илья Ильф, Евгений Петров «Золотой теленок»

Он всегда недолюбливал людей, которые «никого не хотели обидеть». Удобная фраза: произнес ее – и обижай кого хочешь.

    Терри Пратчетт «Правда»

Эмблема оскорбления, гравюра из книги «Полезныя и занимательныя емблемы, избранныя из лучших и превосходных писателей», 1816

Прилично только слабому оскорблять. И так, по мнению Аристотелеву, оно свойственно молодости, поелику не имеет оно силы употребить другого оружия для изъяснения своего гнева. Представляют оное в положении молодой девицы в положении гордом, имеющей глаза воспламененные; пенящиеся ея уста означают действия смещения души; раздвоившийся язык, наподобие змеиного, имеет отношение к ядовитости ея выражений. Она держит розгу, составленную из терния, и попирает ногами весы для означения, что поступает несправедливо.

Так раскрывается сущность оскорбления в книге 1816 года для детей и юношества «Полезныя и занимательныя емблемы, избранныя из лучших и превосходных писателей». К тому времени девица с пенящимися устами прожила долгую жизнь в языке и культуре, но нисколько не состарилась и по-прежнему потрясает розгой, попирая весы справедливости. А нам остается лишь изучать ее бурную, но бесславную биографию.

Человек – рана

При кажущейся размытости и неопределенности понятия оскорбления оно определяется весьма просто – как любое слово или выражение, содержащее обидную характеристику адресата, наносящее ему моральный урон, нацеленное на унижение достоинства и дискредитацию личности.

Основной механизм оскорбления – оценочный сдвиг: несоответствие самоощущения человека и представления о нем других людей. Оскорбление строится на двух коммуникативных стратегиях: создание словесного «антиобраза» и социального «антипортрета» личности либо (более мягкая) умаление личности, минимизация ее положительных качеств.

В оскорблении моделируется ситуация нарушения адресатом культурных требований, социальных норм и моральных табу. Иначе говоря, оскорбляющий приписывает адресату негативные – осуждаемые, постыдные, неприглядные – свойства. Яков Козельский, надворный советник и секретарь сената, в «Философических предложениях» 1768 года дал этому точное и емкое определение: «Хула есть рассказывание несовершенств».

Этимологически слово хула общего происхождения со словом «хилый» со значением «сгибаться, наклоняться». Буквально хула – «поклонение при унижении». Согласно толковым словарям, оскорблять – значит обзывать, поносить, лаять, хулить, срамословить, крыть (матом, последними словами)… И уже во внутренней форме самого слова оскорбление заключается его неблаговидная цель: заставить скорбеть, вызвать огорчение, причинить душевную боль.

Человек-рана (Wound Man), илл. из пособия по хирургии Ганса фон Герсдорффа, 1519, ксилография

Латинский эквивалент оскорбления – con-tumelia ? contemno (резать). Эта образность просматривается в разных лингвокультурах.

Так, кабардинский эпос повествует о маленьком отважном племени «Заячьи наездники», которое бесстрашно вступает в единоборство с великанами-злодеями и одерживает победу. В одном только уязвимы наездники: от оскорблений они умирают.

Повреждающая суть оскорблений отражена и в русских пословицах. Жало остро, а язык острей того. Недоброе слово что огонь жжет. Рана от копья – на теле, рана от речей – в душе. Бритва скребет, а слово режет. Слово не стрела, а пуще стрелы разит.

Символической иллюстрацией оскорбления может служить схематическое изображение ранений, полученных на войне или при несчастном случае. Жертва оскорбления – «человек-рана».

Оскорбляющий, с одной стороны, нарушает границы нормативного общения, с другой – посягает на достоинство адресата. Отсюда фигуральные выражения задеть за живое и достать (кого-либо). Причем оскорбление отрицательно воздействует не только на адресата, но и на свидетелей, очевидцев. Очень точно это подмечено Николаем Гариным-Михайловским в семейной хронике «Гимназисты»: «Начнет, бывало, Корнев без церемонии ругать кого-нибудь, а Карташов чувствует такое унижение, как будто его самого ругают».

Поцелуй корову в зад!

Какие именно слова относятся к оскорблениям? Прежде всего, это бранная лексика, употребляемая в прямом – агрессивном, враждебном – значении. Для общего именования таких слов и выражений используется лингвистический термин инвектива (лат. invectiva oratio – грубая, ругательная речь ? invehere – бросаться, нападать). В древнеримской культуре он означал ругань, адресованную конкретному лицу; персональные словесные нападки. Инвектор – оскорбляющий; инвектум – оскорбляемый.

Оноре Домье «Спокойно снесите их оскорбления… Пусть говорят… сейчас я сам оскорблю всю семью вашего противника!..», литография из серии «Люди правосудия», 1847

Основную группу оскорблений составляют указания на недостойное, вызывающее, аморальное, преступное поведение: подлец, бандит, мошенник, изменник, шарлатан, изверг, кровопийца… Многие подобные слова происходят из вульгарного просторечия, сопровождаемого в толковых словарях пометами «грубое», «бранное», «презрительное», «неодобрительное»: дурак, молокосос, слюнтяй, сопляк, крохобор, прихвостень, мымра, тупица, потаскуха, хабалка… Наибольшей грубостью отличаются личные оскорбления, производные от обсценизмов (см. гл. XIII) вроде долбоеб, пиздобол, хуесос.

Оскорбления могут строиться на негативных метафорических переносах. Основные метафоры оскорбительного характера:

• зоологическая (баран, осел, корова, свинья; гад, скот, зверье);

скатологическая – анально-фекальная (говнюк, засранец, бздун, дерьмоед; ср.: англ. asshole, ирл. gob-shite, фр. merdeux, итал. stronzo, исл. hringvoovi);

сексуально-перверсивная (извращенец, пидор, дрочер, трахнутый; ср.: англ. motherfucker, исл. fraendseroir, rollurioari, afatottari);

родовая – указывающая на неблагородное и незаконное происхождение (выблядок, байстрюк, сукин сын, сучий потрох; ср.: лат. nothus homo, spurious, англ. son of a bitch, bloody bastard, нем. Hurensohn, фр. fils de pute, исп. cabron, malparido, итал. figlio di putana);

профессиональная – ассоциирующая адресата с презираемыми занятиями (палач, живодер, ростовщик, коновал);

медицинская – соотносящая адресата с носителем заболевания (псих, кретин, дебил, даун, шизик, параноик, маразматичка);

предметно-обиходная (тряпка, тюфяк, швабра, пробка, тумба, мочалка).

Особым эмоционально-деструктивным воздействием обладают «расчеловечивающие» оскорбления: урод, чучело, страшилище, мутант, монстр, нелюдь и т. п.

Общеизвестны, но в настоящее время не очень употребительны отыменные оскорбления (каин, ирод, иуда), в том числе литературного происхождения (цахес, альфонс, плюшкин). Оскорбления могут быть и вовсе индивидуально-авторскими и однократно употребленными в произведении. Много примеров можно найти в шекспировских пьесах, в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Рабле. Некоторые из них становятся прецедентными – то есть общеизвестными, понятными многим людям, широко используемыми в разговорном обиходе. Вспомнить хотя бы жертву аборта из «Двенадцати стульев».

По способу выражения можно выделить оскорбление прямое (построенное по формуле «Ты – Х»), косвенное («Ты похож на.») и смещенное (направленное на родственников или друзей адресата, его занятия, хобби, персональные предпочтения и т. п.). Выразительную иллюстрацию последнего рода оскорблений находим в романе Александра Амфитеатрова «Марья Лусьева» (1903).

…Король питерских безобразников, миллионер-мучник и пряничник Корлов, истыкал злополучное полотно лже-Маковского зонтиком в самых неподобных местах. Приблизительно на половине второй бутылки финь-шампань, он пришел к убеждению, что он совсем не Корлов, но цареубийца Желябов, а потому обязан произвести террористический акт. И, за неимением лучшего объекта, обрушился на безглагольное и недвижимое изображение Жени Мюнхеновой:

– А, шкура, великокняжеская наложница! Ты нашу русскую кровь пить? лопать народные деньги, добытые трудовым потом мозолистых рабочих рук? Врешь! Не допущу! Сокрушу! Вот тебе, польская стерва, – получай в брюхо! От сына своего отечества, – получай в сиськи! От внука верноподданных крестьян, освобожденных манием великодушного монарха от крепостной зависимости по манифесту 19 февраля, – получай во все места!..

Существуют также особые речевые приемы конструирования и словесные средства усиления оскорблений. Например, преднамеренное искажение слов умножением букв, слиянием словоформ, ненормативным словообразованием: дерьмократ, филолух, журналюга, авторесса, манагер, православнутый, овулядь. Образованию оскорбительных именований может служить и графика: написание личного имени со строчной буквы как выражение презрения; написание прописными буквами инвективной части фразы с целью особого выделения и т. п.

На обиженных воду возят

В функции оскорбления может выступать практически любое слово, негативно характеризующее адресата. Субъективизм всякой оценки отмечен еще в Послании к римлянам святого Апостола Павла: «Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» (14: 14). Из художественной литературы вспомним сцену из «Мастера и Маргариты»: Иешуа не счел оскорблением брошенное ему Левием Матвеем слово «собака», поскольку «не видел ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово».

Оценочная субъективность приводит к тому, что в бытовом общении, повседневном речевом обиходе за оскорбление можно принять едва ли не всякое обидное высказывание. Однако наряду с обиходно-бытовым есть правовое, юридическое определение: оскорбление – умышленное унижение чести и умаление достоинства, выраженное в неприличной форме. Сужая содержание и конкретизируя суть понятия, это определение применяется в лингвистической экспертизе для вынесения судебных решений.

Франсиско Гойя «Качели», 1792, холст, масло

Таким образом, с одной стороны, надо различать оскорбление как речевой жанр и как правонарушение; с другой стороны, необходимо отделять оскорбление как таковое от оскорбительного (обидного, неприятного, досаждающего) высказывания. Словесная формула оскорбления включает прямое, непосредственное, адресное обозначение лица вроде: «N. – дурак». Тогда как высказывания типа: «У N. дурацкий вид» или «N. написал дурацкий роман», – не являются собственно оскорблениями и относятся к враждебным замечаниям.

Потенциально оскорбительны все проявления злоречия: и порицание, и угроза, и насмешка, и клевета… В определенных обстоятельствах оскорбительны сомнение и недоверие («Ты действительно сам диссертацию писал?»); фамильярность («Что у вас с личиком?»); указание на слабости и просчеты («А вот тут-то у тебя ошибочка вышла!»); умаление успехов и достоинств («Мог бы и лучше выступить»); дискредитация мнения («Это полный бред!»); неприятное или невыгодное сравнение («А Вася лучше рисует»). Однако все эти и аналогичные высказывания не являются оскорблениями ни жанрово, ни юридически.

Обида – прерогатива обиженного. Отсюда поговорки: На обиженных воду возят; Не дорога лодыга, дорога обида; Обидеть невозможно – можно только обидеться. Высказывание обидно в сознании адресата, а оскорбительно вне контекста ситуации. Как верно заметил Ларошфуко, «иные упреки звучат как похвала, зато иные похвалы хуже злословия».

Сложнее ситуации, в которых злонамеренность не доказуема либо вообще не ясна. Известный случай – многолетняя обида Левитана на Чехова после публикации рассказа «Попрыгунья», в героях которого и сам художник, и его окружение живо узнали себя. Чехов настойчиво отрицал оскорбительное намерение, оправдывался отсутствием мотивов, напоминал о давней дружбе с Левитаном. Однако тщетно: разительное сходство было не только в портретных описаниях, но и в лексико-стилевом оформлении реплик, выдающих своеобразие речи реальных лиц.

Зачем понадобились писателю столь двусмысленные аналогии – бог весть. Но если подозрения Левитана со товарищи верны, то «Попрыгунью» можно считать косвенно оскорбительным текстом и примером того, как литературное произведение может стать артефактом злоречия.

Бытует расхожее и небезосновательное мнение: обидеть по-настоящему, глубоко задеть, серьезно рассердить может только близкий человек – друг, родственник, возлюбленный, тогда как обида от постороннего поверхностна и скоротечна. Еще Демокрит заметил: «Вражда с родными гораздо тягостнее, чем с чужими». Та же мысль – в знаменитой сатирико-дидактической поэме Себастьяна Бранта «Корабль дураков» (1494): «Нет вражды неукротимей, чем ненависть между своими».

Способность оскорбить – парадоксальный знак близости, маркер включенности человека в некое сообщество. От знакомого и тем более близкого человека обида действительно злее, горше и памятнее, чем от чужака. При этом, как верно подметил Аристотель, друзей обидеть легко, а врагов – приятно.

«Мерзость, потеха и лоб деревянный…»

Многовековая история оскорблений неразрывно связана с десакрализацией речи – переходом священных слов в разряд обыденных и с юридизацией языка – эволюцией практик правового пресечения злоречия.

Архаическую основу оскорбления, его древнейший прообраз связывают с языческими огненными культами и ритуальными церемониями уничтожения, отправления на тот свет, «погружения в скорбь». Оскорбить – значит символически умертвить, вербально уничтожить. Онтологически оскорбление сближается с такими видами злоречия, как проклятие (гл. III) и богохульство (гл. XII).

Этимологически родственны глагол ругать, имя славянского бога огня Сварог и латинское слово rogus со значениями «костер» и «уничтожение, истребление». Ср. также: др. – англ. bel – огонь; нем. beleidigen – обижать; польск. obelga – оскорбление. Эта версия поддерживается отнюдь не всеми лингвистами, но в данном случае важна сама попытка реконструкции проявлений злоречия из внеречевых архаических практик.

Невозможно точно установить, кто и когда впервые додумался наносить не физические, а словесные удары, но в Древнем мире этим оружием уже пользовались поистине виртуозно. Оскорбления использовались людьми вне зависимости от социального происхождения и положения в обществе. Однако всерьез воспринимались только оскорбления полноправных граждан. В отношении рабов, чужеземцев и лишенных гражданства понятие репутации, достоинства (лат. existimatio) отрицалось.

Основная масса латинских оскорблений основана преимущественно на фекальной и сексуальной лексике. В оскорбительных целях употреблялись также названия разнообразных пороков и преступлений: ganeo (кутила, гуляка), buccelarius (нахлебник), biberius (пьянчуга), patricida (отцеубийца), bustirapus (осквернитель могил).

В античных текстах встречаются и весьма заковыристые выражения вроде: saltatrix tonsa (мужчина-проститутка, букв. «бородатая танцовщица»), stultus stultorum rex (тупейший из тупых), podex perfectus es (ты полная задница), canis matrem tuam subagiget (псы имели твою мамашу).

Древнегреческий поэт Каллимах именовал своих литературных врагов телхинами – подводными демонами-чародеями. Цицерон обзывал политических противников гнилыми кусками мяса. Взаимные нападки Саллюстия и Цицерона сопровождались грязными указаниями на педерастию, проституцию, инцест.

При этом на уровне юридической практики, морального обычая и философской традиции оскорбления неизменно осуждались. Солон, автор первого свода афинских законов, запретил оскорбительные речи в общественных местах: государственных учреждениях, храмах и т. д. «Когда ты хочешь показать своему собеседнику в разговоре какую-нибудь истину, то самое главное при этом не раздражаться и не сказать ни одного недоброго или обидного слова», – настаивал Эпиктет.

Древние еще не отделяли оскорбление от обиды, принимая за него множество самых разных высказываний: бездоказательные обвинения, резкую критику, выражение строптивости и даже небрежный отзыв о какой-либо профессии на рыночной площади. Страшным оскорблением считался обман, что замечательно отражено в исторической повести Николая Лескова «Оскорбленная Нетэта» о событиях эпохи Тиберия.

Предельно широкое толкование оскорбления было свойственно не только простым смертным, но приписывалось и олимпийским богам. Афродита приняла за оскорбление отказ Дафниса от навязанной ему возлюбленной и в отместку ослепила его или (в другой версии мифа) превратила в скалу. Диану оскорбило надменное признание Хионы в том, что она стала возлюбленной одновременно Гермеса и Аполлона и что сие есть свидетельство ее превосходства в красоте над Дианой. История эта тоже окончилась трагически: богиня-охотница убила Хиону выстрелом в рот.

Артемида сочла оскорблением непринесение ей в жертву Атреем золотого ягненка и убийство на охоте Агамемноном (в другом варианте мифа – его братом Менелаем) посвященной ей лани. В свою очередь, для Менелая стало оскорблением похищение супруги Елены, а вместе с ней и царской казны Парисом – из-за чего, собственно, случилась Троянская война.