Зов пустоты

– Лудивина?

Она моргнула, отвлекаясь от раздумий.

– Э-э… Да, извините. Я думала о…

Она сослалась на сложную обстановку на дороге и сосредоточилась на вождении. Густую пустоту между ними заполнило рычание пятицилиндрового двигателя: Лудивина резко нажала на газ и встроилась между двух машин.

Она снова полностью владела собой.

– Не знаю, что думать об этом убийстве. Все в нем говорит о кропотливом, одержимом убийце с исключительно сильными обсессиями и устойчивыми фантазмами. Иными словами, о неординарном преступнике. Но при чем тут наркотики, звонок дилеру… Дело все время запутывается.

– Я и сам могу проанализировать факты. Я хочу услышать ваше личное мнение. Что говорит вам инстинкт?

– Наркотики – это ложный след. Но убийца должен иметь хорошие связи, чтобы достать столько наркотиков. Вряд ли он рискнул и сумел столько купить, притворившись простым парнем с улицы. Его могли взять полицейские, могли ограбить не самые честные дилеры… Это на него не похоже, ведь он все заранее планирует, все контролирует, моет, склеивает, запутывает… Он осторожен, он не рискует. А значит, у него должны быть связи.

– Кто-то вроде того дилера из спальных районов?

– Возможно. Но этим нельзя объяснить все. В нашем преступлении есть нечто парадоксальное. Почему убийца хотел, чтобы тело нашли так скоро? Почему подбросил так много наркотиков? Я не понимаю.

– А может, это гигантская инсценировка? Чтобы мы потеряли как можно больше времени?

Лудивина постучала пальцами по рулю. Они застряли в пробке: наступил час пик.

– Чтобы мы впустую растратили силы? – переспросила она. – Но зачем? Если так, убийца совершенно безумен!

– Или у него есть мотив…

– Что вы имеете в виду? – спросила она, резко повернувшись к Марку.

Он долго смотрел на нее, словно собираясь в чем-то признаться. В конце концов он слегка дернул подбородком, и это было похоже на знак капитуляции.

– Пожалуй, пора обо всем вам рассказать, – выдохнул он. – Но это должно остаться между нами, информация строго секретна. Я уже какое-то время наблюдаю за неким Абдельмалеком Фиссумом. Он ключевая фигура среди радикальных исламистов, он всех знает, через него проходит огромное количество информации.

– То есть это возможный… террорист? – удивилась Лудивина.

– Так или иначе, он собирает вокруг себя людей, которые вызывают у нас беспокойство, и проповедует радикальные идеи.

– Вы его не задержали?

– Нет, мы работаем иначе. Если я его посажу, то потеряю отправную точку. Следя за ним, мы получаем доступ ко множеству новых лиц, выходим на целые сети. Иными словами, нам полезнее использовать его как можно дольше и лишь потом обезвредить. В любом случае Фиссум – крупная рыба, он контролирует весь регион Иль-де-Франс и особенно район Аржантея, в департаменте Валь-д’Уаз. Мы мирно делали свою работу, пока в один прекрасный день рядом с ним не появился новый человек.

– Лоран Брак, – догадалась Лудивина.

– Именно. Мы не знаем, как они познакомились, – может, через посредника в мечети Брака или через знакомых в районе, где он жил. Фиссум и Брак виделись раз десять за месяц, но до того друг друга не знали, в этом мы уверены.

– О чем они говорили? Чем занимались?

– Этого мы не знаем, Фиссум крайне осторожен. Но те, кто вращается вокруг него, порой все-таки совершают ошибки. То немногое, что мы знаем, нам удалось узнать как раз благодаря им. Мы могли счесть Брака еще одним новообращенным, который решил прибиться к кругу радикалов: мы завели бы на него досье и благополучно забыли бы о нем, но нас насторожило то, как часто они виделись. Наша система прослушки заработала на полную мощность. И включился сигнал тревоги.

– Поясните.

– Вместе со службами разведки союзных государств мы ведем постоянное наблюдение за всеми сетями прямого и косвенного оповещения, которыми пользуются самые радикальные исламисты. Мы просматриваем более или менее закрытые форумы в интернете, прослушиваем телефоны, по мере возможностей изучаем даркнет…

– Даркнет – это тот самый параллельный интернет, который невозможно контролировать?

– И в котором практически ничего нельзя отследить. Да, это он. Но помимо того, у нас есть и другие критерии, активирующие сигнал тревоги: к примеру, если общий объем коммуникации сильно возрастает – мы учитываем и электронные письма, и эсэмэс, и звонки, и личные встречи; даже если их содержание кажется нейтральным, они могут быть закодированы. Значение имеет резкое увеличение количества сообщений. Это признак того, что что-то происходит, что все сообщество радикальных исламистов всколыхнулось и что что-то где-то вот-вот взорвется. Ровно так было пять месяцев назад. Мы были начеку, но ничего не произошло. С тех пор Фиссум и Брак ни разу не виделись и не общались.

– Они рассорились? В этой среде такое бывает?

– Возможно. Или же Фиссум понял, что наши службы засекли Брака…

– Или узнал, что за ним самим следят!

– Именно. В любом случае вся связь между ними оборвалась. И – словно по волшебству – мы почти сразу вернулись к обычному уровню фонового шума, пик активности спал. Собственно, тогда мы и отметили имя Лорана Брака в наших базах красным цветом.

– Почему вы перестали за ним следить? Если всего три месяца назад его имя всплыло в комментариях к экстремистскому ролику?

– Потому что все меняется слишком быстро, сигналы тревоги поступают со всех сторон и мы просто физически не можем всё контролировать. Вот мы и решили приглядывать за ним издалека и бросить все силы на цели, ставшие более приоритетными. Брак ничего не делал, не встречался ни с кем, кто представлял бы для нас интерес. Да, его комментарий к видео нас слегка встревожил, но мы постоянно сталкиваемся с угрозами куда более реальными, чем экстремистские высказывания какого-то типа, который открывает рот раз в пять месяцев. К тому же у него была семья, работа… Мы не могли позволить себе тратить силы на человека, столь далекого от маргинальности: на него у нас имелись только встречи с Фиссумом – но ровно в это же время среди исламских фанатиков творилось вообще невесть что. И все же благодаря нашей системе оповещения мы сразу узнали о том, что вы задаете всем вокруг вопросы и ищете Лорана Брака во всех базах данных.

– А что все это время делал Фиссум?

– Он большая шишка, так что за ним мы продолжали наблюдать. Он жил обычной жизнью, с кем-то встречался, но вел себя скромнее, словно успокоился или понял, что за ним следят.

– Вы узнали, что именно скрывалось за всей этой активностью?

– Нет. Есть тысячи возможных причин, но ни одну из них мы так и не сумели подтвердить. Моя работа полна разочарований.

– Подведу итог: наш покойник в молодости совершал преступления, но в тюрьме обрел веру. Он вышел на свободу и стал честным человеком, женился, завел ребенка, нашел работу и хорошо ее выполнял. За пять месяцев до смерти он недолго, но очень часто встречался с одним радикальным и крайне опасным исламистом, а затем был обнаружен убитым на железнодорожных путях, рядом с сумкой, набитой наркотиками. Как же во всем этом разобраться…

– Теперь вы понимаете, почему я должен знать, кто и за что убил Лорана Брака?

– Но вы представляете себе, как сильно они старались? И ради чего?

– Ради того, чтобы мы не заметили главного.

«Ауди» въехала в туннель. В резко наступившей темноте Марк Таллек не сводил с Лудивины слегка взволнованного, но при этом чертовски решительного взгляда.

15

Лудивина не понимала, к чему клонит Марк Таллек.

– Чем сложнее преступление, тем сильнее преступник рискует где-то оставить след, – проговорила она. – И мы этот след найдем. Даже если потратим на это два месяца вместо трех недель. Не понимаю…

– Лудивина, знаете, что самое главное? Вы думаете только о том, кто и почему совершил это убийство. Учитывая то, как выглядело место преступления, именно этого от вас и следует ждать. Во всех случаях, когда преступление не вписывается ни в какие рамки, все внимание и все средства всегда прикованы к исполнителю. Так что вы вполне разумно предполагаете, что жертва была выбрана случайно. Лоран Брак оказался не в том месте и не в то время, попался на глаза извращенцу. А если этого объяснения вам мало, есть еще наркотики.

Лудивине наконец-то стал ясен ход рассуждений Марка Таллека. Она продолжила его мысль:

– Все эти элементы призваны отвлечь нас от самого простого предположения: Лорана Брака убили за то, кем он был, а убийца не хочет, чтобы мы слишком быстро это поняли и стали копать в этом направлении.

Марк щелкнул пальцами в знак одобрения.

– Его убила подпольная сеть, – добавил он. – Нас хотят отвлечь и пичкают псевдоуликами, которые должны отправить нас на поиски некоего жуткого извращенца. И да, это не просто какая-то подпольная сеть, а ячейка радикальных исламистов.

– Причина в том, что Брак готов был их сдать?

– Возможно. Он что-то знал или о чем-то догадался. В любом случае произошло нечто неординарное, заставившее их пойти на риск и его убить.

Лудивина ненадолго задумалась, а затем недовольно скривилась.

– Не знаю. Если все так, почему они просто не закопали труп в лесу или еще где-нибудь? Чтобы его еще долго не нашли… Да, жена Брака рано или поздно заявила бы о его исчезновении, но пока органы правосудия всерьез взялись бы за это дело – с учетом криминального прошлого Брака, – прошло бы очень много времени! А они, наоборот, постарались привлечь наше внимание. Может, у вас профессиональная деформация, и из-за нее вы всюду видите терроризм?

– Может и так. Вот почему вы здесь. Вы должны сказать мне, чему я должен верить, а чему – нет.

Осознав весь масштаб стоящей перед ней задачи, Лудивина ощутила непомерный груз ответственности.

– Хорошо. Будем пока действовать по моему плану: работать с тем, что имеем, – ответила она, сворачивая на одну из улиц Нантера, где стояло здание ЦББФН.

Центральное бюро по борьбе с физическим насилием подчинялось уголовной полиции, но в том же здании находилась и группа САС, в состав которой входили и полицейские, и военные из жандармерии. В коридорах и кабинетах бюро царил удивительный покой. Лудивина постучалась в приоткрытую дверь и вошла в небольшое помещение, воздух в котором был нагрет множеством компьютеров и принтеров. Ей навстречу тут же поднялся мужчина, резко выделявшийся на фоне коллег. Напомаженные, аккуратно зачесанные назад волосы, сильный загар, как у серферов, необычный для ноябрьского Парижа, лиловая футболка-поло «Лакост» и ярко-синий кардиган, парфюмированный крем для лица, которым он явно пользовался крайне щедро, – все в его внешности говорило о стремлении прекрасно выглядеть и казаться вечно молодым.

– Я рад, что ты приехала, – сказал он, старательно жуя жевательную резинку.

– Филипп Николя, наш любимый координатор криминалистических операций. Это Марк Таллек, мы с ним сейчас работаем вместе. С каких пор ты руководишь группой САС?

Криминалист склонился к Лудивине и ответил доверительным тоном:

– Тут в бюро работает одна цыпочка, у нас с ней ничего серьезного, но помогает отвлечься. Так вот, я сюда частенько заглядываю… Когда я увидел твой запрос, то решил взглянуть сам.

Лудивина удивленно вздернула брови и решила пояснить происходящее Марку Таллеку:

– С учетом того что некоторые характеристики нашего места преступления показались мне необычными, я сразу же решила обратиться к системе САС. Говоря в двух словах, это программа, в которой хранятся точные данные обо всех убийствах, случаях сексуального насилия, пытках, актах варварства, отравлениях, похищениях, пропаже людей и так далее, а также о попытках совершения таких преступлений. В программу внесено все до мельчайших подробностей. Когда следователь, находящийся в любой точке Франции, начинает подозревать, что преступление, над которым он работает, может быть связано с другими преступлениями, он может заполнить форму САС и подать запрос на проверку. Аналитики вводят данные в программу, а затем сравнивают полученные результаты и делают выводы.

– Вы подали запрос сразу же, как обнаружили труп? – удивился Марк Таллек.

– Вы говорили о моих инстинктах. Я следовала им с самого начала. Нечто странное, набор мелких особенностей. Ты что-то нашел, Филипп?

– Программа выдала два дела с явными совпадениями, хотя в то же время многое в них сильно отличается от твоего убийства. Может, я вообще зря тебя вызвал, но… ты сама мне скажешь.

Он взял со стола две цветные папки и рассеянно раскрыл одну из них – вне всякого сомнения, он уже прекрасно знал все детали этих преступлений.

– Прежде всего, – начал он, – жертвы кардинально отличаются от твоей. В обоих случаях это женщины. Еще более неожиданно то, что их изнасиловали.

– На месте преступления находили наркотики? – спросил Марк.

– Нет, не находили. И в крови жертв тоже.

– Тогда почему программа сообщила о совпадениях? – не поняла Лудивина.

– Обеих девушек бросили на железнодорожных путях, оба тела были полностью вымыты с дезинфицирующим средством.

Лудивина забрала у криминалиста папки.

– Это он, – сказала она, быстро пролистав бумаги. – Вне всякого сомнения, преступник один и тот же. У нас серийный убийца.

Дождь барабанил по крыше террасы, затенял редкие уличные огни, видневшиеся за деревьями и кустарником. Лудивина чувствовала себя в изоляции, вдали от всего мира. Она включила в гостиной несколько ламп, чтобы прогнать ночь, и принялась ходить взад-вперед по прохладному паркету. Вернувшись домой, она всегда старалась совершить несколько обыденных действий, не позволявших работе окончательно поглотить женщину, которой она все же оставалась: вот почему она поднялась в спальню, переоделась в широкие, мягкие пижамные штаны и любимый свитер, стянула волосы резинкой, убрала пистолет в сейф и лишь после этого спустилась вниз разжечь огонь в камине.

Теперь, когда заваренный в чашке чай уже остыл, а в камине тлели угли, она наконец отступила в центр гостиной, чтобы полюбоваться своим творением. Изображение Парижа работы Фаззино, снятое со стены, стояло в углу: на его место Лудивина приклеила скотчем несколько больших листов картона, край в край, и вычертила три столбца на получившейся гигантской доске.

По одному для каждой жертвы, от первой и до последней.

Имя, возраст, общие сведения.

Сходства и различия между преступлениями.

Лудивине удалось связаться с руководителями расследований из РОСП[15] и узнать у них основные детали первых двух убийств. Двое готовых к сотрудничеству, приятных в общении полицейских, расстроенные тем, что им не удалось довести свои дела до конца, согласились неофициально поделиться с ней информацией и даже передать ей свои материалы при условии, что она будет держать их в курсе. Она сердилась на себя за то, что не сообщила им друг о друге, – но она решила сделать это потом, когда ей будет известно больше. В конце концов, связь между убийствами обнаружила именно она.

Три оборванные, разрушенные, уничтоженные жизни.

Все три жертвы были убиты, а затем тщательно вымыты с дезинфицирующим средством. После этого тела выбрасывали на железнодорожное полотно, у поворота путей. Во всех трех случаях трупы от столкновения с поездом были разорваны на куски.

Уже этой черты, вопреки всем заметным различиям между преступлениями, хватило бы для того, чтобы Лудивина предположила, что обеих женщин и Лорана Брака убил один и тот же человек. Но окончательно ее убедила причина смерти: асфиксия от удушения с использованием трех или четырех тонких, прочных предметов, затянутых так сильно, что они глубоко врезались в тело: срезая их, убийца даже оставил на тканях следы ножниц. Вероятнее всего, преступник использовал пластмассовые хомуты, которые обычно применяет вместо наручников полицейский спецназ, ПСРПВУ[16] или ГВНЖ[17].

Медленная смерть.

Жуткая смерть.

Хомуты на теле второй жертвы были затянуты так сильно, что порвали наружную яремную вену.

«Утрата контроля? Сильнейший приступ гнева? Фрустрация?»

Лудивина кропотливо анализировала все сведения.

Этот человек убил уже троих.

«Как минимум».

Между первым и вторым убийством случилось обострение. Вторую жертву много раз били, в том числе – и даже по большей части – после смерти. Сломанные ребра, бесчисленные кровоподтеки, которые не успели проявиться под кожей, но обнаруживались, когда судмедэксперт делал проколы скальпелем, чтобы увидеть все поврежденные сосуды.

Почему преступник изменил себе после того, как убил двух женщин? О чем свидетельствовал приступ ненависти, которую он обрушил на вторую? О том, что его фрустрация лишь усилилась?

«Решил попробовать что-то новое, дать волю фантазии?»

Повреждения в районе влагалища и ануса свидетельствовали о крайне жестоких, возможно, множественных актах насилия, хотя ткани, по большей части поврежденные «за счет старательного промывания дезинфицирующим средством», не позволяли утверждать этого с уверенностью. В случае с женщинами речь вне всяких сомнений шла о преступлениях сексуального характера: проникновение не было ни случайностью, ни результатом неконтролируемого гнева, но причиной обоих нападений, их основным мотивом. И напротив, в случае с Лораном Браком ничто не свидетельствовало о сексуальном насилии.

«Почему ты взялся за мужчину? Выбрал жертву, более способную к сопротивлению?»

Нет, тут что-то не клеилось. Лудивина не сомневалась, что ключевым моментом первых двух убийств было насилие. Между ними прошло восемь месяцев – восемь месяцев, на протяжении которых убийца наверняка вновь и вновь проигрывал в голове воспоминания про свой первый раз. Восемь месяцев фантазий, фрустрации, которую ему приходилось сдерживать. Поэтому он и накинулся на вторую жертву? Заставил ее заплатить за то, что слишком долго ждал?

Лудивина встряхнула головой. «Нет. У него с жертвами прямая связь, он использует их, чтобы утолить свою жажду, но не сажает под замок на несколько дней».

Похищены, изнасилованы, убиты и выброшены менее чем за сутки. «Настоящие сексуальные извращенцы, переходящие к делу прежде всего ради наслаждения, способные полностью себя контролировать, обычно создают себе сексуального раба. Они похищают жертву и держат ее взаперти на протяжении по крайней мере нескольких дней: они удовлетворяют все свои фантазии, а потом убивают».

Но он предпочитает действовать быстро. Несколько проникновений за пару часов, затем смерть. Он не сожительствует с будущей жертвой, удерживает ее у себя лишь короткое время, сводит к минимуму любые контакты, не хочет наслаждаться ею, но лишь торопится удовлетворить невыносимое стремление. «Но при этом ведет себя крайне осторожно…»

Он совершенно овеществил женщин. Они стали одноразовыми.

Среди теней, заполонивших разум Лудивины, вдруг показался лучик света. Всего один лучик, сиявший, словно маяк в ночи.

«Фантазии сильнее, чем наслаждение. Он фрустрирован. Он разочарован, разгневан. Вот почему он быстро убивает. После первого раза он продержался восемь месяцев, потому что все прошло хуже, чем он себе представлял. Когда его желания стали слишком навязчивыми, он вновь взялся за дело, но на этот раз все прошло еще менее удачно, и он впал в ярость. Он бил вторую жертву снова и снова, стремясь выместить на ней всю свою фрустрацию…»

После этого он продержался еще почти два года и взялся за мужчину – Лорана Брака.

«Нет, обычно им руководит сексуальное желание, – повторяла себе она, – а Брака он не насиловал. В этот раз им руководило что-то еще».

К тому же два года ожидания – долгий срок для извращенца, настроенного так решительно. Обычно все происходит иначе: преступники подобного рода со временем набираются уверенности в себе и все охотнее идут на поводу у собственных фантазий, все чаще и чаще переходят к действию…

«Может, те два года он провел в тюрьме? С Лораном Браком?»

Это казалось возможным. К тому же метод преступника был столь точным, столь отработанным, что Лудивина ни на миг не сомневалась: он не менял его, совершая другие преступления. Его не поймали в связи с гибелью двух девушек, так что у него не было ни единой причины изобретать иной метод работы. Столь уникальный почерк уже сам по себе казался воплощением фантазий, частью личности преступника, изменить его было бы нелегко. Нет, других преступлений, помимо этих трех, он не совершал.

«Если только полицейские не сочли другие его преступления суицидом: в таком случае они могли закрыть дело, не обратив внимания на следы сексуального насилия, могли отказаться от проверки фактов, дальнейшего расследования…»

Лудивина сделала заметку о том, что нужно составить список всех случаев самоубийства на железной дороге, тщательно исследовать обстоятельства каждого, разузнать подробности.

И все же она так и не понимала, почему преступник убил мужчину, действуя по той же, явно очень личной, схеме, но исключив из нее элемент сексуального насилия – притом что как раз он и играл ключевую роль для динамики его преступлений.

Может, Марк Таллек прав? Может, это убийство совершила исламистская сеть?

«Нет, этот человек слишком сосредоточен на самом себе, он убивает в одиночку. Он делает это ради себя, ради собственного удовольствия, ради удовлетворения своих нужд, он не может делиться всем этим с другими».

А может, это заказное убийство?

Лудивина вздохнула. Серийный убийца становится наемником? Безумная идея.

«Так бывает только в кино. Настоящий извращенец удовлетворяет только свои, глубоко запрятанные, сокровенные желания, он раб собственной ненормальности, совершенно неспособный использовать ее ради оказания услуг или ради денег!»

Полная нелепица. Как раз поэтому она совершенно не могла смотреть «Правосудие Декстера» и другие подобные сериалы. Во всей этой насквозь голливудской продукции не было ничего правдивого: лишь полное непонимание психологических механизмов, превращающих человека в убийцу.

«Но почему же он сменил метод? Почему убил Лорана Брака? Он хотел убить именно его, или Брак просто попался под руку?»

Лудивина решила отвлечься и принялась ходить по своей просторной гостиной. Огонь в камине уже догорал, и она пошевелила угли кочергой, пытаясь его оживить. Ее лицо осветилось красным светом, в зрачках отразились язычки пламени.

«Он помешан на чистоте».

Сам по себе этот элемент мог бы указать на вполне конкретный тип извращенцев, но Лудивина не могла не принимать в расчет все остальные детали. Особенно ногти и волосы.

Во всех трех случаях преступник тщательно вычистил ногти жертв, даже порезал одной из женщин палец; после этого он наклеил поверх ногти разного вида, от разных людей. Он старательно впутал в волосы жертв аккуратно срезанные пряди волос, принадлежавших другим людям. Возможно, Сеньон не был так уж далек от истины, когда сказал в шутку, что убийца Лорана Брака рылся в мусорных баках возле парикмахерских и маникюрных салонов.

В горле первой жертвы обнаружили жевательную резинку со следами ДНК, но не жертвы, а кого-то еще: Лудивина была готова поспорить, что это ДНК какого-то случайного прохожего, по несчастью выбросившего жвачку как раз там, где ее смог затем подобрать убийца.

«Он любит запутывать следы. Отсюда и железнодорожные пути. Потому что тела будут повреждены еще сильнее, потому что в этом месте полным-полно мусора, потому что полицейские соберут там сотни, если не тысячи образцов и получат столько же результатов анализа ДНК».

У Лудивины в голове начала складываться общая картина.

«Он не моет их перед тем, как убить. Ему плевать. Он делает это потом, только для того, чтобы стереть любые свои следы. Их чистота его не волнует, он просто не хочет оставить зацепок, которые могли бы привести к нему. Ради этого он даже наполняет влагалище и прямую кишку дезинфицирующим средством и трет…»

Чудовище.

Постепенно, снова и снова читая подробные отчеты, Лудивина начала делать выводы. Чем больше она читала, тем больше ей бросалось в глаза очевидное. К этому у нее был талант. Великий криминалист Ришар Микелис, взявший ее под свое крыло, мог ею гордиться. Она много работала и усвоила огромный объем теоретических знаний. Она усвоила четкую схему. Ее сильной стороной была способность методично ее применять: она не просто чувствовала факты, не просто понимала смысл действий или верно интерпретировала каждый жест. Она умела примерить на себя шкуру всякого безумца, понять его, восстановить руководившую им внутреннюю, неадекватную логику по следам, которые тот оставлял после себя, на своих жертвах: она знала, как заставить говорить эти следы, эти отчеты и фотографии…

Дождь за окном стих, но Лудивина не заметила ни этого, ни того, что ее босые ступни заледенели от ходьбы по холодному паркету.

Электронные часы на модеме показывали полночь. Следователь все еще была на ногах: она стояла лицом к стене гостиной, покрытой заметками, чувствуя, что «убийца с железной дороги» – так она его теперь называла – где-то совсем рядом, что он у нее прямо перед глазами, что его имя записано черным по белому в одной из папок в полицейских архивах.