скачать книгу бесплатно
– Нет, – сказал Хейзит. – То есть, это камень, но я тоже смогу такой сделать.
Надо ли пояснять, что творилось в эти мгновения в его душе. Он совершенно не был уверен в том, что говорит. Он чувствовал, что у него получится, если ему дадут время и глину, но ведь сейчас он стоял перед самим Ракли и настаивал на своей правоте, так что если, в конце концов, он не справится, кто знает, какова будет расплата за подобную дерзость? Да еще допущенную в присутствии свидетеля.
– И ты придумал этот способ только что?!
– Да, на лестнице.
– Расскажи.
Больше всего он боялся именно этого естественного приказа. Естественного со стороны того, кто владеет Вайла’туном, и от кого зависит слишком многое, чтобы он церемонился. Для тех, кто привык зарабатывать на жизнь не поборами, а ремеслом, сохранение некоторых особенностей своей работы считалось само собой разумеющимся. Даже Ротрам никогда не делился с Хейзитом подробностями мастерства торговца, заключавшегося всего лишь в том, чтобы знать где, у кого и когда купить подешевле, а кому и когда продать подороже. Что уж тут говорить об оружейниках, пивоварах или строителях, соревнующихся друг с другом в легкости, аромате и прочности? Их секрет можно было иногда выкупить, но никогда – выспросить.
– Давайте я вам лучше покажу, когда у меня получится, – не веря, что отважился на такие слова, пробормотал Хейзит.
Если он теперь уступит, то навсегда останется жалким подмастерьем. Если нет – ему могут открыться такие горизонты, о которых он и не мечтал.
– А ты, я вижу, не так прост, как прикидываешься, – задумчиво покачал головой Ракли, кладя ладонь на плечо сына. – Как ты полагаешь, чего он добивается?
Локлан улыбнулся, давая Хейзиту понять, что никто не собирается на него сердиться.
– Обычно люди хотят славы или денег. Не удивлюсь, если он не прочь подзаработать.
– Ты ошибаешься: обычно люди хотят и славы, и денег. Чего же хочешь ты, подмастерье?
Ему предлагали сделать выбор. Вернее, назвать свою цену. И Хейзиту внезапно сделалось так спокойно и нестрашно, словно он всю жизнь ждал это мгновение. Почему бы не ответить, когда тебя спрашивают?
– Я хочу стать строителем. А если мне удастся с вашей помощью наладить изготовление камней, то зачем отказываться от лишних денег?
Ракли оставил плечо Локлана в покое. Подойдя к очагу, он положил в него толстое полено из тех, что лежали тут же, и некоторое время наблюдал, как языки пламени облизывают сухое дерево.
– Вот видишь, теперь он заговорил по-взрослому! – Ракли поковырял в очаге кочергой. – И что тебе нужно, чтобы начать?
Хейзит ответил сразу, не задумываясь.
– Я знаю, что при замке есть своя гончарная мастерская. Мне понадобится глина, но я не могу пока позволить себе ее купить. Одолжите мне ее для работы, а через несколько дней я принесу вам готовые камни.
– А потом?
Он похож на Ротрама, когда тот слышит о готовящейся вылазке в Пограничье, мелькнуло у Хейзита в голове. Деньги, жадность и расчет. А я-то что делаю? Неужели торгуюсь с самим Ракли?
– Потом вы дадите мне еще глины, а я сделаю еще камней.
– А потом – еще?
– Да.
Ракли отставил кочергу в сторону, отряхнул ладони и скрестил руки на груди. Когда он повернулся к собеседнику, лицо его не выражало ничего, кроме усталости.
– Ты думаешь, твой секрет изготовления камней из глины надолго останется секретом для других строителей? Не скрою, я приятно удивлен тем, что мой молодой подмастерье умеет рассуждать здраво и придумывать новые средства строительства, а также достаточно дерзок, чтобы делать из них тайну от своего правителя, коим меня по-прежнему считают в этих местах. Однако я не менее огорчен тем, что он лишен дальновидности и не понимает, что желание обогатиться за счет неведения других еще ни к чему хорошему никого не приводило.
Хейзит мысленно прощался с родными и не спускал глаз с бороды Ракли. Он поспешил, конечно, поспешил с изложением своего замысла, а тем более в такой неприемлемой форме да к тому же сейчас, когда Ракли явно мается после бессонной ночи под грузом навалившихся забот.
– Поэтому, – продолжал тот, не меняя позы и глядя то на одного, то на другого юношу, словно сравнивая, – я предлагаю тебе покровительство Меген’тора. Вижу, что ты удивлен, но зато теперь ты будешь знать, как делаются у нас важные дела. Я говорю с тобой так откровенно потому, что нас не может услышать никто из посторонних. А Локлан будет тому свидетелем. Он, кстати, рассказывал мне о тебе и до поездки в Пограничье, и после. А поскольку я знавал старого Хокана, то мне известно, откуда ты родом. Мои люди, особенно виггеры, частенько бывают у вас в таверне. Так что я надеюсь, что могу на тебя полагаться и считать, что твое молчание не требует лишних клятв – оно в твоих же интересах. Ты пока все понимаешь, что я говорю?
Хейзит сглотнул подступивший к горлу комок, взглянул на посмеивающегося за спиной отца Локлана и поклонился.
– Все будет, правда, не совсем так, как ты, наверное, думаешь. Но об этом нам еще представится случай поговорить. Для начала, действительно, тебе придется доказать, что ты тот, за кого себя выдаешь. Даю тебе три дня, чтобы превратить мою глину в камень. Через три дня я жду тебя здесь же, в замке. Принесешь камень – будем решать дальше. Не принесешь – лучше не приходи и не отвлекай меня своими бредовыми идеями.
– А как насчет подкопа под Бехемой? – напомнил Локлан. – Мне эта идея бредовой не показалась.
– Что ты говоришь! Не показалась! – Ракли оглянулся через плечо. – Вот ты тогда ею и займешься. Надеюсь, не все землекопы ушли в Пограничье. Пусть берут мотыги и копают. Только мне почему-то кажется, что в лучшем случае у них получится еще один колодец, доверху наполненный водой, а вовсе не подземный ход, по которому мы когда-нибудь будем носить с того берега камни.
Локлан почесал затылок и вопросительно посмотрел на Хейзита.
– А лучше все-таки не трать время зря и займись нашими пленниками. Их есть о чем порасспросить.
– Пленниками? Ты считаешь пленником и того безобидного парня, что пришел к нам через Мертвое Болото и принес то, что осталось от нашего предка?
– Разве не ты говорил мне, что он все время порывается куда-то уйти, вспоминает каких-то никому не известных людей и вообще действует и ведет себя подозрительно?
– Мертвое Болото, если не убьет, кого хочешь сведет с ума. Этот Вил – славный малый. И я с удовольствием потолкую с ним.
– Вот и порешили. – Ракли в который раз уже прилег на лавку, поелозил, устраиваясь поудобнее, поменял подушку под головой и, повернувшись на бок, спиной к гостям, пробурчал: – А теперь оставьте меня в покое и дайте поспать. Если кто меня до вечера разбудит, я огрею его кочергой и зажарю.
Локлан показал Хейзиту на дверь.
Они тихо вышли в тронную залу. Локлан плотно задернул за собой желто-серый полог. При их появлении из-за стола встал Олак, похоже, нисколько не смущенный тем, что его застали сидящим на месте, которое ему не предназначалось.
– Сходи к Скелли и принеси для подмастерья Хейзита верительную грамоту, чтобы он имел возможность проходить в замок в любое время, когда сочтет нужным. Это распоряжение Ракли.
Олак понятливо кивнул и, как показалось Хейзиту, исчез прямо в стене. В свое время тот наслушался от строителей всяких историй о тайниках и замаскированных ходах, позволявших знающим про них перемещаться по замку в считанные мгновения. После всего увиденного и услышанного он бы не удивился, если бы сейчас в одном из коридоров столкнулся лицом к лицу с Ракли, которого они только что оставили в лишенной даже окон комнате. Ходили слухи, что у хозяина замка существует двойник. Кто-то даже говорил, что у него есть брат-близнец и что вообще Ракли – это не один человек, а два разных.
Между тем Локлан повел Хейзита не тем путем, через стену, каким привел их сюда Олак, а по внутренней лестнице башни, через цокольный этаж, где неожиданно оказалось полным-полно народу. Здесь находились хозяйственные помещения, склады оружия и провианта, какие-то мастерские, если судить по доносившимся из-за дверей перестукиваниям молотков, и кухня, щедро распространяющая во все стороны запахи, ничуть не менее аппетитные, чем кухня Гверны. Наряду с озабоченными и как будто ничего не замечающими вокруг мужчинами Хейзит был поражен множеством не менее погруженных в свои дела женщин. При виде стремительно проходившего мимо Локлана, они учтиво расступались и кланялись. Все эти люди были слугами замка.
Уже на улице Локлан задержался, и Хейзит решил, что он дожидается Олака с грамотой. Однако причина была в другом.
– Похоже, нас ждут новые времена, маго. Как видишь, отец выслушал нас и пересмотрел свои вчерашние решения. Я бы, конечно, с большим желанием вернулся в Пограничье, чем торчал здесь, допрашивая так называемых «пленников» или подстегивая к работе над подкопом Эдлоха и его землекопов, но, вероятно, таково мое нынешнее предназначение. Отнесись к полученному предложению со всей серьезностью. Честно говоря, я не очень понимаю, как ты намерен получить из глины камень, пригодный для строительства, но в том, как ты об этом говорил отцу, звучала уверенность, достойная уважения. В любом случае, я желаю тебе успеха с этой затеей. – Он похлопал ладонью по стене, словно проверяя ее прочность. – Если нам не суждено стать героями на бранном поле, то пусть о нас сложат легенды те, кто будут жить в каменных домах. В этой связи у меня к тебе только одна просьба: поступай впредь так, как поступил сегодня, то есть иди в первую голову ко мне, а уж я сам разберусь, что и когда доносить до отца. Как ты смог сегодня удостовериться, он с возрастом слабеет, а забот меньше не становится. Пожалеем его.
– А если он через три дня вспомнит про меня и спросит о камнях?
– А я очень надеюсь, что ты не рассказывал ему сказки, и сможешь уложиться в отведенный срок. Любой вабон понимает, как нужен нам камень, но тот, кто сможет добыть его, хоть из глины, хоть из воздуха, получит столько благ, что хватит его детям и внукам. Ты же понимаешь, какие это могут быть деньги! – Он скрыл лукавую улыбку. – Так что твое дело – не разочаровать замок. А тогда замок не останется в долгу и поможет тебе эти блага получить, сохранить и приумножить. И неважно, как будут звать его хозяина.
Хейзит хотел было переспросить, что означает последняя не к месту оброненная фраза, однако только кашлянул и промолчал. В это время следом за ними выскользнул из башни как будто даже не запыхавшийся Олак. Локлан взял у него из рук маленький кожаный свиток. Через один из углов свитка, оказавшегося кожаным, был продет красивый серый шнур с золотистой прожилкой. Образовывая петлю, шнур скреплялся посередине толстой сургучной печатью с изображением профиля Ракли, напоминающим оригинал весьма условно. Короткая надпись на свитке гласила: «Подателю сего – свободный вход».
– Но здесь ничего не сказано, – удивился Хейзит, чем вызвал недружелюбный взгляд Олака.
– Тут сказано все, то тебе потребуется, – похлопал его по плечу Локлан. – «Свободный» означает «в любое время».
– Только один раз, – не сдержал ехидного замечания слуга.
– Это правда. Когда ты придешь сюда через три дня, этот пропуск у тебя отберут вон на тех последних воротах. Поэтому здесь не указано твоего имени. Но ведь Норлан к тому времени уже будет далеко, да и я могу отлучиться. Так что лучше с ним, чем без него.
Хейзит послушно спрятал свиток под рубаху, в специальный кисет, который носил на шее.
– Кто мне даст глины? – спохватился он, чуть было не распрощавшись с Локланом здесь же, на пороге Меген’тора.
– Никто не даст. Тебе придется взять ее самому. Гончара, который тебе в этом поможет, зовут Ниеракт. Знаешь такого?
– Кажется, слышал. – Хейзит озадаченно призадумался. – Это не его мастерская стоит по соседству от мельницы Сварливого Брыса, что на обводном канале неподалеку от моста?
– Его самого. – Локлан сложил руки на груди и стал похож на отца. – Сварливый Брыс, говоришь? – Он прищурился. – Почему ты так называешь всеми уважаемого брегона Брома?
– Да потому, что когда этого самый Бром потерял ногу, он превратился в Сварливого Брыса! Его так прозвали мальчишки за то, что он никогда не мог на своей клюке за нами угнаться и только и делал, что кричал вслед: «Брысь, гады, брысь!».
– Это зачем же ему было за вами гоняться?
– А ты разве не знаешь, что у него там еще до истории с ногой жила одна добрая женщина, которая вырастила целый сад из замечательных яблонь. Ну, вот мы с ребятами туда и наведывались…
– Теперь понятно. Сварливый Брыс! Неплохо придумано. – Глядя на улыбающееся лицо собеседника, Хейзит подумал, не стоит ли сознаться в том, кому именно Бром обязан этим прозвищем. – Мне остается только пожалеть, что мое детство проходило не в Вайла’туне. Уж не от тех ли ребят мне пришлось тебя однажды спасать?
Хейзит смутился и промолчал.
– Ладно, давай о деле. Ты можешь прямо сейчас отправляться к Ниеракту и сказать ему, что тебя послал я. В крайнем случае, покажешь ему печать на свитке, чтобы он окончательно поверил. Я часто заказываю у него посуду. Возьми у него столько глины, сколько сможешь унести, и приступай к работе. Если нужна печь для обжига или что-нибудь в этом духе, можешь договариваться с ним же.
– Но…
– Об оплате не переживай. Скажи ему, что я заплачу. А уж если у тебя что-нибудь получится, ну, тогда, предполагаю, нам об этом не придется беспокоиться.
Они пожали друг другу руки – жест, принятый у хорошо знакомых вабонов и означающий доверительные отношения, – и Хейзит сбежал по каменным ступеням на площадь перед башней. Кисет под рубашкой приятно щекотал грудь. Вот как просто и буднично начинается моя новая жизнь, подумал он, оглядывая стены и поднимая голову к проясневшему небу. Как в тот день, когда он узнал, что ему предстоит с первым собственным заданием отправиться в Пограничье, сейчас он постарался запомнить охватывающие его ощущения и проносящиеся в голове необратимым потоком мысли. И как и в тот день он пожалел лишь об одном: что ничего этого не знает и не видит его отец. Вот уж кто бы наверняка смог подсказать ему, как быть и кому верить. Потому что слишком уж гладко складывалось одно с другим, чтобы не заронить у человека рассуждающего определенных сомнений.
Хейзит предполагал, что встретит по пути из замка Фокдана или, на худой конец, Норлана, однако те как сквозь землю провалились. Дойдя до моста, он вспомнил, что Ракли в своих распоряжениях случайно или нарочно упустил одну из важных задач, на которых настаивал опытный виггер: он ничего не сказал о необходимости доставить весть о шеважа до остальных застав. Судя по всему, он считал, будто одного сильного отряда вполне хватит, чтобы искоренить опасность превращения войны в огненную бойню. А Фокдан почему-то ему не напомнил. И Локлан смолчал. Локлан вообще вел себя на протяжении всего разговора, будь то на обзорной площадке, в спальне Ракли или при выходе из башни, странно, словно выжидая чего-то. Ни сейчас, ни раньше он не производил на Хейзита впечатления человека рассеянного, а потому его поведение должно было что-то означать. Чего стоит его последняя фраза, когда он пожалел, что провел детство не в Вайла’туне? Что он хотел этим сказать? Что просидел все детство в замке? Но ведь замок – не просто часть Вайла’туна, он его сердце. В остальном же его слова сводились к однозначному пожеланию покровительствовать начинанию Хейзита, что должно было устраивать обоих: один предлагал нужный всем, хотя и никому пока неизвестный товар, а другой обещал блюсти его интересы – если они будут общими.
Тебе не нужно думать обо всем сразу, одернул он себя. Пусть о судьбе застав позаботятся другие. Твое первейшее дело – раздобыть глину правильной жирности и приготовить несколько лиг’бурнов. Глина должна быть не слишком тощей, чтобы не рассыпаться при падении, и не слишком жирной, чтобы после высыхания не образовывались трещины. Наверняка, у Ниеракта найдется то, что нужно. Теперь он припоминал, что гончарная мастерская, куда он направлялся, идя вдоль отвесного края обводного канала, пользуется у жителей Вайла’туна доброй славой, а ее хозяин, мастер Ниеракт, несколько раз захаживал в таверну «У Старого Замка» и всегда принимался Гверной если не с почетом, то уж с искренним радушием так точно. Хороших гончаров в Вайла’туне было куда больше, чем хороших кузнецов или оружейников, однако посуда их при правильном обращении служила долго, а стоила гораздо дешевле железных плошек и поварешек. Это и понятно: в пойме Бехемы выше по течению вабоны издавна черпали вполне сносную глину ведрами, а некоторые ставили гончарный круг дома, пытаясь изготавливать все необходимое самостоятельно, тогда как за железом приходилось спускаться в глубокие шахты, а мастерству ковки мечей или отливки посуды и украшений учились много зим, причем далеко не каждый пробовавший свои силы достигал желаемого. Как подмастерье строителя Хейзит имел определенные навыки работы с глиной и дома предпочитал есть из вылепленной собственными руками чаши, которую, правда, неоднократно склеивали по кусочкам, потому что маленькая Велла тоже любила играть ею, а когда та надоедала – бросать на пол. Повзрослев, она отплатила брату тем, что расписала бедную чашу красивыми узорами. Однако сейчас, глядя на гордо плывущих вдоль берега откормленных и лоснящихся уток, он размышлял, какие вопросы задаст гончару, если тот и в самом деле не откажется помочь.
Мельница Сварливого Брыса привычно поскрипывала из-за яблоневой чащи. Это большущее колесо, почти до половины опущенное в воду, медленно вращало деревянными лопастями и передавало движение тяжелым каменным жерновам, запрятанным где-то во чреве одноэтажного домика огненно-красного цвета. С улицы домика не было видно, однако Хейзит прекрасно знал, как он выглядит, потому что раньше не только прибегал сюда воровать наливные яблоки, но и чуть позже бывал здесь по поручениям от матери, которая для некоторых сортов булок предпочитала покупать свежую муку и не довольствовалась тем, что привозил с рынка Дит. В Вайла’туне было еще две водяные мельницы – одна на канале и одна на берегу Бехемы, однако Гверна предпочитала посылать сына к Сварливому Брысу, потому что тот брал с нее за один мешок, как за один из десяти. На самом деле Сварливый Брыс только производил впечатление сварливого – все время что-то шамкал себе под нос и неприветливо хмурил седые кусты бровей – тогда как в действительности самое большое удовольствие ему доставляло сознание своей полезности. Мельницу он отстроил еще в бытность брегоном. Тогда же его названная жена высадила вокруг нее целую рощу яблонь, начавшую плодоносить уже со второго лета. Потом со Сварливым Брысом произошла темная история, в результате которой ему пришлось отрезать ногу. По версии, которую многие считали, выдумкой, он был ранен отравленной стрелой шеважа и ничего иного сделать просто не представлялось возможным. Однако Хейзиту доводилось слышать и другое объяснение, отвергавшееся, в частности, Гверной, лично знавшей ту женщину: будто бывший мельник, нанятый Сварливым Брысом для работы в его отсутствие, сошелся с тоскующей из-за частых разлук красивой садовницей и подстроил все так, чтобы соперника загрызли дикие собаки, что иногда выходят стаями из леса и нападают на пасущийся поблизости скот. Покушанный воин выжил, но потерял ногу и стал от безысходности мельником, а настоящий мельник сбежал, прихватив с собой его сбережения и любимую женщину. Гверна называла все это глупостями и говорила, что он сам виноват, потому что после того, как стал одноногим, взъелся на жену, и она была вынуждена уйти, чтобы избежать постоянных ссор и даже побоев. Правда, в обоих случаях никто о дальнейшей ее судьбе ничего не ведал: садовница исчезла, зато раскидистые яблони остались. И теперь щекотали ноздри Хейзита сладким ароматом перезревших плодов.
Мастерская Ниеракта занимала сразу три дома, образовывавших подобие подковы. Центр этой подковы занимала маленькая площадь, сплошь уставленная горшками и тарелками. Некоторые, самые большие, стояли прямо на земле, другие, поменьше и поизящнее располагались длинными ярусами на деревянных полках. За всем этим хлопотным хозяйством присматривал сторож – молоденький паренек младше Хейзита, толстопузый и деловитый. При виде нового гостя он ловко соскочил с лесенки, взобравшись на которую проверял готовность верхнего ряда тарелок, вылепленных в форме не обычного круга, а многогранника, и засеменил ему навстречу.
Хейзит остановился, предполагая услышать отповедь за то, что «шляются тут всякие незваные шалопаи, которых хлебом не корми – дай только трудовым людям мешать работу делать», однако сторож встретил его улыбкой и чуть ли не поклоном, сказал что-то невнятное о плохой погоде, полюбопытствовал, нравится ли гостю расписная посуда или он предпочитает чистую форму, и наконец поинтересовался, что гость, собственно, желает.
«Гость» желал увидеть мастера Ниеракта.
– Мастер Ниеракт сейчас в печном цеху и никого не может принять, – сказал на это сторож, поправляя вихрастый чуб. – А меня зовут Шилох. Давайте я вам пока, как могу, помогу.
К Хейзиту впервые обращались на «вы». Это было неожиданно и не сказать, чтобы неприятно, однако что-то во взгляде и повадках сторожа его нервировало и смущало.
– Меня послали сюда из замка. Локлану нужна глина. Немного, но самой лучшей.
– А вы в таком случае кто будете? – Шилох при упоминании сына Ракли слегка подобрал живот и стал с Хейзитом почти одного роста.
– Я Хейзит. – Он помешкал и добавил: – Строитель.
– И вам нужна глина?
– Совершенно верно. Отборная. Локлан посоветовал обратиться именно к мастеру Ниеракту.
– Для обжига или сушки?
– Что?
– Для сушки или обжига? – Шилох удрученно покачал головой, вероятно, сокрушаясь, что такие благородные люди, как Локлан, вынуждены пользоваться услугами таких неучей, как этот самозваный строитель. – Что вы будете из нее делать?
– Не думаю, что это относится к делу, приятель, – заметил Хейзит, уже жалея о том, что вообще вступил с парнем в разговор вместо того, чтобы дождаться Ниеракта и изложить все ему. – Для обжига, разумеется.
– Много?
– Мешок.
– Мешок? И на чем вы его потащите?
Об этом Хейзит не подумал. Глина всегда представлялась ему материалом легким, не сравнимым по весу с железом или камнем. Но ведь такой она становилась в готовой посуде, а из карьера на берегу Бехемы ее добывали при помощи могучих быков и развозили по мастерским на телегах, запряженных лошадьми. Локлану, пославшему его сюда, подобное неведение простительно, но он-то должен был все предвидеть.
– Разве у мастера Ниеракта нет лишней тачки? – попытался он в свою очередь изобразить удивление.
Шилох сцепил пальцы на груди, похрустел костяшками, почесал затылок и предложил гостю подождать, а заодно присмотреть за посудой. Сам же он скрылся в дверях приземистого домика с дымящейся на крыше трубой, в котором скорее всего и помещался печной цех. Вскоре он вышел, а следом за ним – высокий мужчина в кожаном переднике, с голым, как у кузнеца, торсом, потный, весь перемазанный сажей и улыбающийся.
– Маго Хейзит! – с порога начал он, вытирая о передник и протягивая гостю для рукопожатия широкую шершавую ладонь. – Как поживает твоя достопочтенная матушка?
– Хорошо, вита Ниеракт. Кланялась вам, – слукавил на всякий случай Хейзит, прекрасно понимая, что если все получится по его задумке, то матушка с радостью предоставит гончару открытый счет в своей таверне, которая к тому времени превратится в уважаемый всеми трактир. Опережать события было не в его привычках, но уж больно хотелось помечтать.
– И ты ей привет передавай. Давненько я к вам не захаживал. Ну да ладно, тебя-то что привело. Шилох говорит, ты теперь на замок работаешь. Поздравляю.
– У меня срочное поручение от Локлана. Он сказал, что готов оплатить вам лучшую глину, какую я только смогу у вас найти. Для обжига, – поспешно добавил Хейзит. – Мне и нужно-то всего ничего: от силы мешок.
– Глину найдем. Тачку дадим, – усмехнулся Ниеракт, кивая своему помощнику.
Тот снова нырнул в печной цех, пошумел там чем-то и, в конце концов, выкатил на улицу не слишком чистую, но прочную на вид тележку на двух вихляющих колесах.
В этот момент за спиной Хейзита послышался стук копыт, и во двор неторопливо въехала телега, распространяющая вокруг себя сильный запах рыбы.
– Вот еду с рынка, Ниеракт, и решил тебя проведать, – крикнул возница, натягивая поводья и осторожно спуская с телеги свое грузное тело. – Как там, готова моя посуда? – Увидев застывшего в недоумении Хейзита, он просиял и смачно плюнул себе под ноги: – Тэвил, если это не мой лесной спаситель! Какими судьбами?
Возницей оказался никто иной как толстяк Исли, решивший сменить арбалет виггера на сети рыбака. Без доспехов и оружия он казался сейчас простым добрым увальнем, таким же далеким от ратного дела, как рыба – от стрелы. Хейзит был рад этой нечаянной встрече, хотя отъезд Исли перед самым Вайла’туном оставил у него в душе неприятный осадок, слишком уж смахивая на предательство. Да и коня, полученного на заставе Тулли, он похоже, присвоил и даже запряг в телегу без зазрения совести. Однако кто такой был Хейзит, чтобы обвинять своего бывшего сотоварища в во всех тяжких? Разве сам он не пытается пристроиться поудобнее при замке и обеспечить себе безбедное будущее за счет ни в чем не повинных вабонов, пользуясь сложившимся положением и всеобщей нуждой в защите? Ведь он не стал хвататься за меч и проситься, чтобы Фокдан с Норланом взяли его с собой в Пограничье. Он забыл даже напомнить Ракли об остальных заставах, безоружных перед лицом страшного врага, готового вот-вот застать их врасплох и безжалостно уничтожить. Нет, он не имеет ни малейшего права упрекать Исли в желании забыть обо всем ради одной-единственной и понятной любому цели – выжить.
Обо всем этом он подумал, пожимая протянутую руку Исли и с завистью поглядывая на телегу.
Гончар с помощником в растерянности стояли, не зная, кому теперь уделять больше внимания и кого обслуживать в первую очередь.
– За глиной, говоришь, приехал? – уточнил Исли, выслушав короткий рассказ Хейзита и все поглядывая на полки с посудой, среди которой наверняка был и его заказ. – Так забирай и поехали. Я тебя куда скажешь довезу. Ниеракт, этот парень, что надо! Ты бы знал, в какие мы с ним попали тут давеча переделки! Врагу не пожелаю.
