Темень

Женщина стоит посреди поля, и по коже её стучат крупные капли дождя. Они стекают по её могучим плечам, по груди, по торсу, по ногам капли спускаются к чёрной земле. И кровью кричит небо на горизонте, и в кровавом свете женщина видит, что лежат у неё под ногами тела. По телам этим ветвились дранные раны, под кожей пурпуром расходились обломки костей. Трупы лежали в сырой земле, разрубленные, раздавленные, растерзанные и пожёванные, и все они смотрели на женщину, и с лиц их слезал цвет, а губы наливались белизной. Смотря в глаза мертвецов, женщина ужасалась. В их глазах увядала она сама. Лоскутами отходила красная кожа, с кусками кожи падали чёрные волосы, мышцы обмякли, словно пропитались кислотой, сползали с костей, кости истончались и исчезали, растворяясь в нескончаемом дожде. В глазах трупов умирал человек, и сколь не пыталась она протянуть себе руку, женщина не могла дотронуться до отражения. И она замолчала. Она не звала больше человека, потому что он также лежал у её ног. У её ног лежал труп диверсанта, капитана, патриота. Ей так много хотелось сказать капитану, столько чувств ей хотелось взвалить на его плечи, но она молчала. Все слова хоронила в себе. Но неизменно с её губ ненароком срывался один и тот же вопрос: «Ты погиб за свои идеалы, так и не узнав, чем всё закончилось. Так скажи мне, патриот, что бы ты делал, если б остался жив?».

Глава 9

Дрожащий женский голос резанул Марии ухо. Сначала ей показалось, будто это часть её сна, как тут же голова её треснула от боли. Мария выпрямилась в кровати. На улице был свет, но девушке казалось, будто бы она не засыпала вовсе. Её обыденный сон казался ей столь долгим до пробуждения, сколь коротким и мимолётным он казался после. Женский нервный голос с первого этажа, по всей видимости, был реальным, ведь не только Мария слышала его – с женщиной разговаривала Ася, она пыталась успокоить женщину. Мария натянула рубашку и брюки, стараясь не прикасаться к левой руке.

Когда Мария спустилась, она увидела, как у выхода в сени стояли Ася и незнакомая ей коренастая женщина в чёрном полушубке. Стоило только Марии начать спускаться, как их разговор стих. Стоило охотнику лишь показаться, как глаза женщины блеснули, спустились к полу. Женщина глубоко дышала, тёмные глаза бегали по полу, а руки легли недвижимо вдоль тела; полуоткрытые губы то и дело порывались сказать что-то. «Изумительное начало дня», – подумала Мария. Охотник села на нижнюю ступеньку.

– Я так понимаю, – начала Мария, – Вы жена Николая. Примите мои соболезнования. Мне очень жаль…

– Мне не нужны соболезнования, – как можно сдержаннее сказала вдова, подняв глаза на Марию. Чёрные глаза будто были застеклены, разглядывали со страхом охотника, – я хочу знать, почему ты не спасла моего мужа.

– Понимаете, я не могу следить за каждым работником рудника и не могу быть во всех его местах одновременно. Но в тот раз, как только мы узнали, что Саша и Николай не вернулись, за пять минут я спустилась на четыреста с лишним метров вглубь, но когда я пошла их искать, Николай уже…

– Я не хочу слышать ваших оправданий! – голос вдовы дрогнул, женщина, подняв глаза, поспешно сглотнула слёзы. Ася ненамеренно вжалась в стену. Голос женщины стал совсем беззвучным, слабым. – Почему Вы сразу не согласились нам помочь?

– Мне очень жаль, но вскоре всё будет сделано, обещаю, и тогда отряд изловит и прикончит чудовище.

– Это не вернёт мне…

Мария приподняла голову, её взгляд отпрыгнул в угол, и брови подскочили:

– Вы не хотите слушать ни соболезнований, ни оправданий, ни утешений. Что Вы хотите услышать от меня?

– Не знаю. Не знаю, чего я вообще хотела, приходя сюда, – женщина резко развернулась и стремительно вышла из дома.

– Вера, постойте! – крикнула вслед Ася. Девушка бросила взгляд на охотника. Мария облегчённо выдохнула, встала и зашагала на чердак. Брезгливость тронула Асино лицо, девушка набросила шубу, протолкнула ноги в валенки. – Подождите, Вера!

На чердаке Мария размяла шею, потянулась и упала на правую руку, остановив лицо в сантиметре от пола. Расстёгнутая рубашка облепила мокрую спину, неаккуратные пряди волос закрыли лицо. Мария набрала грудью воздух и начала отжиматься на правой руке. Когда охотник почти выпрямляла руку, она тут же её расслабляла и падала вниз, но стоило её лицу почти коснуться пола, как рука мгновенно каменела, и лицо её замирало вновь в сантиметре от пола, после чего рука быстро распрямлялась, словно пружина.

Через некоторое время Мария замедлилась. Она медленно опускала туловище к полу, напрягала до жжения каждую мышцу руки, а затем также медленно поднималась. Рубашка пропахла кислым потом, жар тела согревал охотника вдали от печной трубы. Рука, плечо и виски пульсировали, били быстро и коротко. Мария сделала около трёх сотен подходов. Когда она сделала четыреста, спину, плечи и таз сковало болью, будто ей вживили лишний позвоночник наперекосяк родному. Когда она сделала четыреста пятьдесят – пальцы окончательно потеряли чувствительность, а локтевой сустав стал неприятно хрустеть и отдавать в плечо. Уши охотника горели, словно калённое железо. Кровь стучала в голове, билась тяжело, намереваясь разорвать виски. Как только Мария сделала пятьсот отжиманий, она вскочила на ноги. Густая кровь схлынула из головы, девушку разбил озноб. В глазах зарябило и задвоилось, земля начала выскользать из-под ног. Мария резко сжала руку. Жгучая боль разнеслась по телу, протрезвила разум, и охотник устояла. Влажная грудь часто вздымалась, всасывая прохладный воздух.

Мария застегнулась, накинула шинель и выбежала из пустого дома на мороз. Пройдя через калитку, Мария свернула налево и пошла. Мария шла, куда ветер её задувал, следовала за своими ногами, щуря глаза от света. Кривые улицы утягивали её в центр города. Порой по дороге ей попадались люди, и Мария, словно никем не замечаемый призрак, обтекала их, обтекала, словно несущественное препятствие, также не замечая, что обходит людей. Охотник шла по грязным протоптанным улочкам, идя вдоль многочисленных следов, не поднимая головы – стоило дороге завернуть, как с ней заворачивала и охотник. Спустя час, может и два, блужданий, когда весь пот впитался в одежду и выветрился, когда ботинки обклеил плотный слой снега, ноги одеревенели от щиплющего холода, здоровая рука едва сгибалась от оледенения, а больная ныла тупой болью, отдающей в локоть, когда сердце уже слабо и устало билось, Мария остановилась и подняла голову.

Кривые старые дома, заборчики и дороги растворились в черноте упавшей ночи. В окнах горел свет, что едва затрагивал чёрную извилистую улочку, исчезающую вдалеке за углом, там, где дома, дорога и небо сливались в единую чёрную бесформенную массу. Воздух стоял. Штиль. Охотник медленно затягивала бесчувственными ноздрями сухой воздух. В ушах раздался тоненький высокий писк. И затем тишина. Тишина сдавила уши. Мария начала быстрее дышать, задрожала. Охотник осмотрелась, вгляделась в дома – незнакомы они ей. Сердце забилось, как быстронесущийся поезд бьёт по рельсам. Охотник развернулась, посмотрела, откуда, как ей казалось, она пришла. Дома и перекрёстки, что она там видела, были ей не знакомы. Она впервые их видела. Мария устремилась назад. Вернуться, вернуться, пока ещё совсем не поздно.

Дойдя до первого перекрёстка, Мария осмотрелась. Вздохнула. Вдалеке она заметила старое здание с облезшей штукатуркой. Эта была улица Братская.

Войдя в бар, едва ощутимое тепло обхватило лицо Марии. Мария взяла себе жаренную курицу и стакан вишнёвого сидра. Лишь начав искать себе место, охотник обнаружила, что весь первый этаж был занят. Поднявшись на второй, она и его обнаружила занятым, но заметила, что стол у стены, за которым она уже здесь сидела, был свободен. Мария плюхнулась на диван, заснеженное пальто она бросила на спинку. В несколько минут Мария обглодала до костей четыре пересоленные сухие ножки и иссушила стакан.

Вокруг был гогот и живые обсуждения. Запахи жаренных сосисок и чесночных гренок щекотали нос. В стаканах плескался сидр и пенилось темновато-жёлтое пиво. Ухо Марии ухватывало человеческие голоса, следило за их тембрами, за тем, как один голос сменялся другим, как голоса то замедлялись, то ускорялись, а затем смех, смех, смех. Мария положила голову на стол, укуталась в скрещенные руки. Она следила за голосами от грызущего её безделья, но не за словами. Ей безынтересно, о чём ведут разговоры эти люди. Среди их шуток, среди их речей не было ничего, что она считала бы близким, знакомым или волнующим её. Речи эти были ей безынтересны, но, когда вдруг кто начинал обсуждать рудник, она тут же переключала своё внимание на других. Поняв, что она всё же ухватывает отдельные слова и фразы независимо от её желания, Мария догадалась, что после долгой прогулки сидр не возымел на неё никакого эффекта. Тогда она спустилась за вторым стаканом.

И скованная в разукрашенных чёрных стенах, сидя одна на диване, Мария стакан за стаканом сидр брала, пока пойманные ею слова и фразы не слились в пространное и причудливое звукоподражание, то ли людьми издаваемое, то ли не ими – Марии было всё равно. Вопреки ожиданию, от лёгкого напитка не стало спокойно и легко, напротив, камнем голова легла на стол. Мария устало вздохнула и укуталась в собственные руки так, что теперь она видела лишь темень вне зависимости от того, открытыми ль держала она глаза или нет.

– Опять страдаешь напоказ, пока никто не смотрит? – проскользнула в голове ехидная мысль.

– Было бы по чему страдать, – Мария усмехнулась самой себе.

– И то верно, ведь ты пока не сделала ничего себе в ущерб, хотя и собираешься.

– Нет, не сейчас. Об этом не сейчас.

– Почему же не сейчас? Наоборот, самое время вспомнить, на кой чёрт ты делаешь всё, что ты делаешь. Самое время тебе вспомнить, что у тебя есть цель за пределами этого городишко. Только представь себе: два дома, в одном живёшь ты, другим ты владеешь и его сдаёшь. Никаких больше отношений, ни людей, ни страданий. Это будет жизнь вдалеке от забот и лишений.

– Но ведь это не повод размениваться другими людьми. Это только моя забота, я не имею права рисковать другими.

– А разве ж ты рискуешь? Ты взяла преступную работу, которую в одиночку никто кроме тебя бы не выполнил. Может ли другой охотник, который только воров разгонять умеет, убить чудовище? А ты можешь.

– Я знала о документах. Я могла прижучить секретаря. Я могла не дать Николаю подохнуть, как собаке, – Мария непроизвольно сглотнула, – если бы решилась раньше…

– Ты права-права, действовать надо было раньше, а ты попусту потратила время. Ты всегда только и делаешь, что впустую тратишь время. На ничто.

– Я не могла решить, как мне поступить.

– Будто бы у тебя был выбор! Или ты хотела поступить, как герой? Макс хорошо тебя выучил, что это значит – быть героем. Даже его смерть так и не выбила из твоей головы этот образ, хоть ты и понимаешь, что он заблуждался, что все его идеалы были лишь выдумкой наивного мальчишки. Да, смерть его была славной. Он погиб, как подобает герою, только что толку от одной героической смерти – да хоть от тысяч – если война всё равно кончится ничем? Ну допустим, ты вызовешь отряд. Ты получишь похвалу в виде письма от начальства и уедешь, а все эти люди останутся здесь. Они продолжат жить в дедовских хибарах, есть дешёвую и пресную пищу, считать свои ничтожные платы и надеяться, молиться, что они не сдохнут под завалами прежде, чем их дети смогут сами работать в этих же шахтах, и так по кругу, и этому не будет конца. Герой не спасает людей. Он может отдать всего себя без остатка, чтобы уберечь человека от физического уничтожения. И не более. Ты ничего не можешь сделать для них, ты никого не можешь спасти, и никто не может. Только ты в своей власти… – чёрная голова лежала на тёмном столе. Мария глядела в пустой стакан, и красный глаз надломился в гранённом сосуде. – Никого из них не было в твоей жизни до того, как ты приехала, и все они исчезнут, стоит тебе только уехать – действительно ли эти люди для тебя существуют?

Глава 10

Ночь опустилась на маленький городишко. Саша лежал на койке и готовился ко сну. Уже завтра его выпишут из больницы, чему он был рад и одновременно опечален, ведь подошёл к концу его своеобразный размеренный отдых. Шахтёр вытянулся в койке и закрыл глаза, но тут в дверь постучали. «Войдите!» – крикнул Саша сквозь зёв.

В палату вошла тёмная фигура. Без света было трудно разглядеть человека, но Саша узнал Марию по росту. Охотник сбросила сумки с плеча у входа и поставила ножны с мечом рядом с дверью, после чего взяла стул и села слегка в удалении от Сашиной койки. Саша приподнялся в койке и спичкой зажёг керосиновую лампу, стоявшую на прикроватном столике. Фитиль вспыхнул, и в тёплом тусклом свете сверкнули глаза охотника и металлические заклёпки тёмной бригантины.

– Привет, не думал, что ты зайдёшь так поздно, – Саша бросил взгляд на руку охотника: на ней не было гипса, – уже зажило?

– По крайней мере гипс больше не нужен.

– Везёт, -улыбнулся Саша.

– Сегодня утром я встречалась с Виктором.

Улыбка пропала с лица шахтёра, лицо его нахмурилось:

– Как всё прошло?

Мария заговорила медленно, чётко и размеренно:

– Он отвлёк Катерину, и я смогла выкрасть нужные документы. С ними я направилась к Варламу. Я показала документы ему, сказала, что его ждёт в случае обнародовании всей этой ситуации с махинациями и с чудовищем на шахте. По лицу было ясно, как в тот момент он хотел врезать мне, да вот смелости только не набрался. Пришлось ещё припугнуть его парочкой связей, которые смогли бы дать мне лучших адвокатов во всём Ирии.

– Ну, чем кончилось? – торопясь, спросил Саша.

– Отряда не будет.

У шахтёра на время спёрло дыхание. Саша опустил голову, нахмурился, на лбе проступили жилки, глаза забегали по одеялу, будто бы ища на нём ответ.

– Не понимаю. Ни черта не понимаю. Почему? Он так уверен, что сможет выкрутиться? – Саша поднял голову, по лицу шахтёра бегали желваки, а кулаки его непроизвольно сжимали одеяло. – Почему, Мария? Я не понимаю! Неужели он…

Большие чёрные глаза охотника смотрели в сторону шахтёра, не двигаясь. Глаза охотника казались шахтёру маленькими туннелями, уходящими глубоко-глубоко в темень, в которой едва виднелись два маслянистых танцующих огонька пламени. Шахтёру казалось, будто в этих туннелях он видел себя, но вскоре образ пропал – там ничего не было. Лицо Саши медленно разгладилось, брови поднялись, приоткрылся рот, и на дрожащих губах на несколько секунд повисло слово, лишь спустя эти секунды с губ оно сорвалось:

– Почему?

Мария закрыла глаза, встала и выпрямилась.

– Просто хотелось быть честной в благодарность за гостеприимство, – охотник направилось к выходу.

– В благодарность?..это!..да постой ты, это не ответ.

– Ничего личного, шахтёр. Просто никто из вас не сможет дать то, что мне по-настоящему нужно, – Саша вновь сжал одеяло, он держался за него, чтобы не броситься на женщину, но два чёрных глаза вновь повернулись к нему, и шахтёр оцепенел и потонул в них. Два чёрных глаза, диких и шальных, замерли в одном положении, будто смотрели внутрь себя, – не беспокойся. Так или иначе, ночью чудовище умрёт. Прощай.

Чёрная женщина вытекла из комнаты, и дверь за ней закрылась беззвучно. Саша остался один. И вся ночная встреча казалась ему столь нереальной – будто он общался с тенью иль с наваждением – всю ночь просидел он на кровати, не туша свет.

Затих стук, не стреляет более пневмомолот, не гремит более цепь, и колёса вагонеток замерли в безмолвии. Рабочие покинули свои места и единым потоком устремились наверх, на поверхность, чтобы вернуться к своим семьям. Лишь один человек остался ночью под землёй. Опустились ворота. Свет погас. Через вентиляцию перестал под землю нагоняться воздух, и вылезли насекомые. Мелкие букашки, что живут в правой части рудника, где растёт мох, а с родниковой водой в Озеро попадают питательные вещества. На берегу озера сидела охотник.

Бледное лицо её озарялось слабым дрожащим светом трёх керосиновых ламп. В одной руке её лежала бутыль с зажигательной смесью, горлышко было обтянуто тканью, в другой же руке её лежал иридиевый клинок. Рука с мечом медленно поднялась над головой, и затем обрушила меч на большой гладкий камень. Звон. Металлический рёв разнёсся по руднику. Меч завибрировал нетерпеливо, вибрации искусали руку тупыми зубами. Вскоре Мария вновь занесла клинок. Звон. Он повторялся снова и снова. Мария не боялась затупить клинок об камень, ведь клинок сей был особенным. Это не была богатая сабля для парадного портрета, не был это офицерский меч, которым лишь пугают солдат да раздают приказы. Это был иридиевый меч, неразрушимый меч, подлинное оружие, созданное лишь для боя, не требующее ухода, презрительное к нему. А подлинный меч всегда алчет крови.

Мария подняла голову, мрачная улыбка тенями отразилась на её лице, тусклые огоньки блеснули в глазах: «Явился, наконец». По одному из туннелей к Озеру кралось чудище. Бледная туша аккуратно переставляла массивные лапища по неровному камню. Из-под губ вытянулись желтые толстые зубы, морда чудовища дёргалась в щеках и в скулах. Вдоль туловища тянулась уродливая рана, покрытая коричневой коркой. Мария встала, задрала подбородок и прислонила клинок к горлу, холодный голос разорвал тишину: «Ну же, подходи. Ты же этого хочешь?».

Чудище сделало ещё два неловких тихих шага, но на третий шаг – заскрежетал металл, и клацнули тиски, монстр взвыл – пасть капкана впилась в ногу до кости. «Умница», – улыбнулась Мария и зажгла фитиль. Замахнувшись получше, охотник бросила бутыль, и взвилось пламя. Чудовище заревело навзрыд и бросилось было на утёк, но тут же упало – зубы капкана царапнули кость, капкан был крепко привязан к огромному валуну рядом с Марией, охотник уже из-за всех сил держала верёвку. Монстр бился в конвульсии, катался по полу и ударялся тощими боками об стены, но всё без толку: жидкость плотно обтекла огромное туловище, прилипла к коже, огонь прилип к коже. Хриплый вой жалкого создания вырвался из тощей глотки, а Мария продолжала держать верёвку, и в её глазах было видно, как с морды и тела чудища слезает кожа, как огонь слизывает её, оголяя уродливые мускулы. По всему Озеру разлетелась вонь жжёного мяса.

Вдруг чудище резко развернулось и побежало на Марию. Лапы более не шли тихо, они били по земле, словно молоты. Монстр бросился на охотника, Мария отпрыгнула вбок, схватилась за меч обеими руками и, вложив в удар всю силу рук, плеч и спины, полоснула бок монстра. Пшикнула струя, чёрные волосы покрылись смердящей жидкостью. Монстра перекосило в воздухе, и он грохнулся на камни, скатился в озеро и потонул; зашипела вода, огонь угас. Озеро погрузилось в темноту.

Мария лёгкими короткими прыжками отошла от берега, выхватила нож с бедра. Она больше не улыбалась, всё её лицо теперь занимали большие красные глаза, они заострились, впились в толщу воды. Озеро окрасилось чёрным в том месте, где упало чудовище.

Вода вспенилась и взорвалась. Огромная туша с облезшими лоскутами кожи выпрыгнула на берег и бросилась к Марии, из бока продолжала хлестать кровь. Нож свистнул и вонзился в ключицу, но чудище не обратило внимание. Острая клешня взмыла к потолку, и тут же Мария бросилась в ноги чудовищу. В последний момент бестия успела затормозить, хлёсткий удар рухнул сверху, и клешня разломала мягкий камень, но Мария утекла из-под удара. Лёгкий взмах, и кончик клинка рассёк плоть под коленом передней лапы. Чудище вновь рубануло клешнёй, но из-за раны оступилось, и Мария легко отпрыгнула в сторону от удара.

Чудище завопило, его голос, бывший словно бурлящее болото, вмиг взвился до тонкости скрипки, а затем стих, отчего у Марии потемнело в глазах, но в тот же миг охотник раскусила губу до крови, выхватила пистолет, глаза навострились – один меткий выстрел, и пуля разворотила половину шеи чудища; куски плоти повисли на тоненьких полосках эластичной кожи, и кровь забулькала в горле монстра. Мария ринулась в атаку.

Ещё несколько секунд продолжался бой. Чудище всё пыталось зарубить охотника клешнями, но раз за разом Мария легко уходила от удара, и кончик иридиевого меча оставлял на теле чудовища новые укусы. Кровь его текла из шеи, текла ручьями с боков, по рёбрам, ноги подкашивались и едва держали тяжёлую тушу, ведь и они были испещрены множеством порезов и кровоточащих ран. Со временем рудниковая бестия стала медлительна. Мария больше не уходила из-под ударов, она отпрыгивала, стоило удару лишь начаться. Стоило клешне лишь засвистеть, как уже с другой стороны свистел кончик клинка и высасывал кровь в новом месте.

Лапы подкосились, чудище чуть было не рухнуло на бок, упало на колени, опустив голову. Мария тут же ринулась, стиснула в руке меч. В глазах её сияла бледная шея. В этот момент чудище осознало, что не может тягаться с охотником. Ужас тронул обгоревшее кожистое лицо, от ужаса передёрнуло челюсть. В этот момент чудище поняло: если ничего не сделать, охотник пожрёт его. И то, что сделало чудище дальше, Мария никак не могла ожидать.

Заревев, чудище напрягло лапу, раскрыло клешню и рубанула по камню. Мягкий камень разбился на множество осколков, и они полетели в Марию. Мария резко затормозила, попыталась отпрыгнуть в сторону, но большой осколок саданул ей бровь. Глаз залило кровью, во втором глазе задвоилось. Мария едва разглядела, как чудище уже подскочило к ней с разинутой клешнёй. Клешня летела к голове, Мария изогнулась и подставила правую руку. Клешня схлопнулась. Лопнула кость, рука согнулась пополам чуть ниже кисти, словно лист бумаги. Зубцы изорвали одежду и кожу. Горячая кровь наполнила рукав, стекла по руке к подмышке.

Чудище раскрыло вторую клешню. Лапа метнулась к шее Марии. В мгновение ока левая рука метнулась к мечу, и тут же Мария закрылась от второй клешни лезвием. Мария упала под тяжестью монстра. Чудовище безумно затоптало ногами, пытаясь раздавить ноги Марии; охотник поджала ноги и упёрла их в пах монстра, не давая тому налечь на неё телом. Спина больно врезалась в выпирающие камни. Чудище набросилось на Марию, пытаясь раздавить её своим весом. Жёлтая пасть разинулась, и монстр попытался разгрызть девушке лицо. Клацнули челюсти, Мария еле извернулась. Снова клацнули жёлтые зубы, Мария едва ушла, но зубы смогли содрать часть кожи с щеки.

Стоило челюстям клацнуть в третий раз, как Мария выпустила меч. Клешня монстра обрушилась на девушку, но охотник резко перекатился на правый бок, уйдя из-под удара. Перекат перетёк в удар; словно снаряд, большой кулак влетел в челюсть монстра. Захрустели кости: кость руки разъехались по месту перелома, нижняя челюсть бестии свело, и челюсть треснула надвое. От боли чудище подняло голову, но Мария не обращала внимания на боль. В тот же миг она выхватила с груди револьвер, раздался вопль. Каждая пуля прошивала голову бестии насквозь, словно та была из песка. Последняя пуля с ослепляющим грохотом вылетела из ствола и пролетела через голову, разорвала затылок в лохмотья, и изрешечённый жировой мешочек монстра выполз из головы и упал на землю. Обессиленное чудище качнулось вниз, в тот же миг Мария вновь схватила меч, и клинок нырнул в залитую кровью шею, разошлись шейные позвонки, и кончик лезвия вынырнул под сдувшимся затылком.

Бледное худое тело навалилось на женщину. Ослабшие подёргивающиеся ноги бесплодно силились поднять туловище. Чёрная мятая культя Марии выпала из разжавшейся клешни. Чудище пыталось сжать тело Марии, но клешня только обняла девушку, не слушалась больше; сквозь бригантину охотник ничего не почувствовала. Она держала над собой меч с нанизанным на него ослабшим существом. По шинели текли ручьи, ручьи брызжали от каждого осторожного хриплого вздоха существа. Но вот и брызги пропали.

Тело легло на женщину. Тяжело. Чёрная голова легла на камни, смоченные волосы упали с бело-холодного лица. Из губ вырвался клуб горячего воздуха. Больно. Тело пытает само себя, скручивается в спирали. Кожа горит, будто орошённая холодной маслянистой кислотой. Остекленелые чёрно-красные глаза упёрлись в посверкивающий ломанный потолок. Но на белом лбу выступил пот: сердце продолжало биться. Грудь всосала влажный воздух.

Охотник стиснула зубы и подняла голову. Запавшие глаза опустились. На груди лежал большой запачканный глобус. Серая кожа обтягивала голову существа так туго, что на макушке будто бы проступал кончик черепа. Кожа складками слезала в месте пулевых ран, из-под складок проступали дыры. Словно глубокие и печальные чёрные глаза, они просяще смотрели с груди. Тихое, недвижимое, будто у картины, лицо женщины дёрнулось – надломились уголки рта, меж губ проскочил едкий смешок: «Хоть плачь», – голова вновь опустилась. Мария уснула.

Глава 11

Трясущийся экипаж подкатил к больнице. Из отворённой дверцы вылез секретарь Варлам, прикрывая глаза от слепящего солнца. Чуть сбоку от входа в здание, в сугробе лежала сдутая в затылке большая кожистая голова. Узнав у приёмной стойки, где находится Мария, секретарь прошёл к операционной. Ассистенты хирурга в предоперационном помещении поначалу не хотели впускать секретаря дальше во время операции, но затем из операционной донёсся крик Марии, чтобы Варлама пустили. Ассистенты хирурга помогли Варламу переодеться в стерильную одежду, после чего Варлам продезинфицировал руки и вошёл в операционную.