Шикотан – последний форпост государства

– Отлично! Сэкономим кучу времени, – с удовлетворением сказал Луха и повел нас вдоль самого края берега.

Какое-то время дорога была более-менее сносной, но скоро нам уже пришлось карабкаться по склону сопки, чтобы не промочить ноги. К счастью, склон оказался не слишком крутым и к тому же обросшим кустарником и карликовыми березами, за которые можно было надежно удерживаться. На середине пути мы подошли к месту, где холм переходил в скалу, вертикально уходившую в воду. Препятствие тем не менее не показалось мне непреодолимым даже для Вики. С того ракурса, где мы находились, трудно было рассмотреть, что находится внизу из-за высокого густого кустарника на склоне и скального выступа. Но глубина здесь, если верить Лухе, была небольшой, а на самой скале хватало выступов и неровностей, достаточно удобных для того, чтобы за них цепляться. Короче, лично для меня пройти здесь было не сложнее, чем по вертикальной стене скалодрома, который я одно время посещала. По обеим сторонам скалы берег возвышался очень круто, поэтому в воду лучше было не падать, в противном случае пришлось бы долго выбираться. А будь здесь большая глубина, сорвавшийся вниз человек рисковал очутиться в смертельно опасной для себя ловушке…

– Подождите меня здесь, сначала я пройду один, – сказал нам Луха, когда мы все собрались у опасного участка.

Он надел на себя Викин рюкзак и ловко, за считанные секунды прополз по скале, потом вернулся обратно и точно так же, несмотря на мое активное сопротивление, перетащил еще и мой рюкзак, чтобы мы с Викой могли пройти налегке. Затем Луха снова вернулся к нам, а на ту сторону отправился Илья. Он карабкался не спеша и очень осторожно, пробуя ногой на прочность каждый выступ, прежде чем сделать очередной шаг. Один раз его нога соскользнула вниз, но он надежно держался руками за выступы в скале и быстро нашел твердую опору для сорвавшейся ноги. Сразу же следом за Ильей начала карабкаться Вика. Я с восхищением и в то же время с большой тревогой наблюдала за ней. А Илья, тот так вообще стоял, стиснув зубы и сжав кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Еще бы! Да, мне с моим многолетним опытом горных походов этот небольшой участок казался легко преодолимым препятствием. А каковым оно было для городской девушки, привыкшей к домашнему комфорту, лестницам, лифтам и прочим достижениям цивилизации… Я мысленно сняла перед Викой свою несуществующую шляпу. Со стороны она держалась просто великолепно. Карабкалась по времени, конечно, раза в два дольше, чем Илья, но руки и ноги у нее совершенно не дрожали.

Илья все это время, пока Вика карабкалась по стене, стоял неподвижно и не отрываясь напряженно смотрел на свою подругу, готовый в любой момент броситься ей на помощь. Когда она уже почти подползла к безопасному месту, он подал ей руку и помог преодолеть последний оставшийся метр. Встав на прочную землю, Вика обернулась и весело помахала мне ручкой.

Илья и Вика

– Хорошо хоть, мои родители не видят, что я тут вытворяю! – явно очень довольная собой крикнула она.

– Вика, я тобой горжусь! – закричала я ей в ответ и тоже начала карабкаться навстречу к моим друзьям.

Ползти по скале, как я и думала, оказалось для меня делом совсем не сложным. Я, правда, была самой низкорослой среди всех и не всегда могла рукой дотянуться до удобных расщелин, но опыт давал знать свое: мои кроссовки и пальцы рук без затруднений находили себе надежную опору. Где-то на середине пути я решилась посмотреть вниз и на мгновение замерла от накатившей на меня волны инстинктивного страха – внизу зияла бездна! Дневной солнечный свет пронизывал толщу чистейшей морской воды на многие метры, но никакого дна я не видела. Если бы здесь, как утверждал Луха, глубина была небольшой, я бы отчетливо могла разглядеть внизу каждый камешек. «Вот это называется полный капец…» – только и могла подумать я. Если сейчас сорваться вниз, то в обуви и намокшей одежде выбраться без посторонней помощи по отвесным скалам будет практически невозможно. У меня мурашки пошли по спине, когда я представила, что случилось бы, если бы Вика вдруг сорвалась. Пловец она никакой. В одежде и кроссовках тем более. В этой ледяной воде спасти ее шансов было бы не так уж и много. А вот спасатели могли потонуть заодно с ней легче легкого. Хорошо еще, что ни она, ни Илья не смотрели вниз. Но Луха-то должен был все прекрасно видеть и знать! Или все-таки не знал? Я просто не могла поверить, чтобы он мог сознательно подвергнуть нас такому смертельному риску. Когда мои ноги ступили на твердую почву, я первым делом громко поинтересовалась, что все это значит.

– Луха, ты что, нас действительно собирался тут утопить?

Мой голос дрожал от волнения. Я была страшно сердита. Луха смотрел на меня с другого конца скалы с искренним изумлением. Я увидела, что он ничего не понимает.

– Тут же внизу глубина немереная! А ты нам говорил, что при всем желании здесь не утонешь…

Не успела я договорить, как Луха рванул вперед. Он быстро переместился на середину скалы и замер, вглядываясь в непроницаемую для глаз темную воду.

– Здесь всегда от силы было полтора метра. Я даже и смотреть не стал… Ни хрена не понимаю… Этого просто не может быть…

Я посмотрела на стоявшего в одиночестве Изю. В первый раз я увидела его в полной растерянности. Весь предыдущий путь он хохорился перед Викой и мной, изображая из себя бывалого первопроходца. И вот теперь, когда нужно было проявить все свои походные навыки на деле, он реально струсил. Но во мне не было и тени злорадства. Будь я на его месте, я и сама не горела бы желанием подвергать жизнь такому смертельному риску.

– Найдите ровное место и ставьте лагерь, – крикнул нам Луха. – Тут недалеко есть ручей. Мы с Изей пойдем в обход. Где-то через час к вам подтянемся.

Луха явно не собирался рисковать жизнью и тонко организованной нервной системой нашего Изи, поэтому, несмотря на Изин яростный протест, повел его за собой по безопасному пути в обход сопки.

Илья, Вика и я двинулись дальше на поиски ручья и действительно вскоре его обнаружили. Найдя неподалеку ровное место, мы поставили две повидавшие виды брезентовые палатки. Потом собрали дрова, и я быстро развела костер. Первым делом я начала кипятить в большом котелке воду для чая и овсяных хлопьев. Пока вода грелась, Илья с Викой забурились в нашу с ней палатку, чтобы наконец-то наедине вволю друг с другом наобниматься, а мне поручили следить за костром и окружающей обстановкой. Когда вода вскипела, я сняла котелок, бросила туда немного заварки и душистого зверобоя.

– Ребята, пошли пить чай, – позвала я.

Но Вика с Ильей наотрез отказались выползать наружу, сказав, что будут пить чай только после того, как придут Луха с Изей.

Чтобы не болтаться одной без дела, я побрела в направлении, откуда по моим расчетам должны были появиться ребята. Минут через пятнадцать я их наконец увидела. Они шли сквозь невысокие заросли бамбучника и о чем-то жарко спорили между собой. Приблизившись к ним, я поняла, что они обсуждают, почему Луха так здорово ошибся насчет мелководья.

– Я еще могу допустить, что бывает необходимость возле пирсов и причалов углублять дно, – говорил Луха. – Но делать это возле скалы в несудоходном месте – бред.

– Может быть, ваши погранцы здесь что-то откапывают? – предположил Изя.

– У них сейчас нет даже топлива, чтобы выходить в море на боевое дежурство. Весь дизель и мазут гражданским отдают, чтобы свет и тепло были в поселке. Видел на 412-й сопке заброшенную военную базу? Даже на нее не было денег. Куда им еще что-то рыть…

– А если это ваши местные? Ты же рассказывал, что на дне возле берега можно найти целые россыпи агата. Может, тут какое-то месторождение втихушку разрабатывают?

– И на чем они, по-твоему, всю добычу вывозят? Дороги здесь нет, как ты мог сам заметить.

– Ну тогда на лодках, – не сдавался Изя.

– Ты видел у нас тут хоть одну лодку?

– Нет, – признался Изя. – Сам удивляюсь, ни одного катера, даже простой весельной лодки на глаза не попадалось.

– Вот то-то, – усмехнулся Луха. – В советское время местным запрещали иметь свои плавсредства, чтобы на Хоккайдо ни у кого не было соблазна свалить.

– Сурово у вас тут, однако, – присвистнул удивленно Изя. – Слушай, а если тут всегда так глубоко было. Мог же ты ошибиться? Сегодня ты даже не смотрел вниз, потому что был абсолютно уверен, что дно рядом. Теоретически ты мог просто забыть…

– Теоретически ты сейчас можешь в космос улететь, – спокойно ответил на это Луха, – а практически я тут с пацанами за десять лет каждую сопку облазил вдоль и поперек и каждую бухту как свои пять пальцев знаю. По слухам, на острове от японцев много чего интересного осталось: подземные склады и ангары с техникой, ГСМ, амуницией и, главное, оружием… Поверь, мы тут каждый пятачок не один раз обшарили и осмотрели.

– Ух ты! – у Изи при этих словах загорелись глаза. – Покажешь?

– Нет… Мы так и не нашли ничего… – замотал головой Луха.

– Так уж и ничего? – Изя пристально и недоверчиво посмотрел на него.

Я заметила, что Луха опустил глаза в землю. У меня тоже в этот момент закралось сильное подозрение, что он чего-то не договаривает. Я уже давно шла рядом с ними, но в разговор не вмешивалась.

– Ну, допустим, не нашли, – нехотя согласился Изя. – ГСМ и склады с амуницией – это я могу понять. А оружие-то вам зачем?

– Ты в курсе, что у нас в прошлом году опрос проводили насчет того, согласны ли местные на передачу нашего острова Японии?

– Что-то такое на заводе слышал, – припомнил Изя. – Вроде, говорят, все резко против были.

– Ага, были, пока зарплату платили и в магазине можно было хоть что-то купить. Наше родное государство нас давно на три буквы послало. Ничего не завозится. Цены на все бешеные. Зарплаты нищенские. Если бы тот референдум сейчас стали проводить, то большинство согласилось бы хоть черту остров отдать, лишь бы порядок навести… Давно уже ходят слухи, что Ельцин хочет все Курилы подарить японцам, чтобы не тратить деньги на их содержание. Им же там в Москве плевать на то, что мой дед, например, за эти острова свою жизнь отдал.

– Однозначно плевать, – согласился Изя.

– А вот мне нет, поэтому…

– Поэтому вы собираете оружие, – подвел итог Изя.

– Не собираем, а только ищем, – угрюмо уточнил Луха.

Мы уже пришли в лагерь, и я решила, что пора закруглять эту тему.

– Ребят, – сказала я, – чай давно заварился. Давайте уже, наконец, сядем и попьем чайку с сахаром, пока у Изи не начались поломки.

– Не поломки, а ломки. Коллега, надо быть точной в формулировках, – серьезно поправил меня Изя.

В палатке раздалось фырканье. Вика высунула свою голову с растрепанными волосами и радостно завопила:

– Ура, все вернулись!

Она выползла наружу, на ходу застегивая ширинку на штанах; следом тут же показалась взлохмаченная голова Ильи, который тоже стал выбираться из палатки.

Изя очень внимательно смотрел на своих друзей и укоризненно качал головой.

– Дочь, моя, надеюсь, ты не согрешила, – спросил он отеческим тоном.

– Ой, – заинтересовалась Вика. – Расскажите, святой отец, как это согрешить. Только, пожалуйста, поподробнее.

Я прыснула. Луха, кажется, тоже получал удовольствие от этой комедии. Лицо его, впрочем, оставалось совершенно невозмутимым.

– Согрешить – это значит совершить развратные действия, – назидательно начал просвещать ее Изя – с лицом противоположного пола, которое не связано с тобой священными брачными узами в синагоге. Кстати, хотите узнать, как делают аборты женщины в негритянских племенах Африки? – спросил он и, не дожидаясь ответа, начал нас просвещать. – Эти дикие люди используют для совершения этой операции первый закон Ньютона, хотя могу поклясться на Торе, что ничего о нем не слышали. Если женщина у них решает вдруг избавиться от последствий своего блуда, она залезает на ближайшую пальму и сигает с нее прямо в песок. Ну, вы образованные люди и вам, конечно, не нужно объяснять, что потом происходит с ее плодом по законам инерции.

– Какой ужас! – возмутилась Вика. – Ты чему тут нас вообще учишь! И потом, мы через два дня уже вернемся назад в цивилизацию. Там уже давно без пальм неплохо обходятся. И, кстати, кому и зачем ты тут аборт собрался делать. А ну давай, признавайся!

– Э-э, бедная девочка, где ты будешь через два дня – еще бабка надвое сказала. То, что остров маленький – совсем ничего не значит. Моисей сорок лет умудрялся блуждать по пустыне, где в любую сторону максимум через сорок дневных переходов можно было упереться в какой-нибудь большой город. Луха уже говорил нам, нам, мол, тут глубина небольшая. А что оказалось на самом деле?

Это была чистая правда. Все посмотрели на Луху. Он поднялся на ноги и сказал:

– Оставьте мне кружку чая. Пойду нырну, пока не стало темнеть.

Потом он залез в свою палатку и через пару минут снова появился перед нами уже в одних купальных плавках, с махровым полотенцем на плече. Первый раз я увидела его без верхней одежды и, тайком ото всех жадно разглядывая его крепкую фигуру, почувствовала сильное смущение и… как бы это выразить… в общем, еще кое-что, в чем я из ложной стыдливости тогда не смела признаться даже себе самой.

– Минут через десять вернусь. Здесь холодное течение – особо долго не поплаваешь, – сказал Луха и направился к скале. Ответственный Илья неохотно поднялся и пошел следом за ним.

Изя Рабинович

Изя хотел было последовать за ребятами, но потом вдруг передумал. Вместо этого он налил себе еще чай, достал из рюкзака свой личный запас сахара и столовой ложкой начал сыпать его в кружку. Вика вслух считала число порций:

– Одна-две-три-четыре-пять. – На пятой ложке счет закончился.

Потом она поинтересовалась:

– Изя, а почему ты пьешь чай не из консервной банки? Нас же с Анютой ты заставил оставить свои кружки дома…

– Я объяснял уже, – нехотя отозвался Изя. – Вес рюкзака каждого участника похода должен быть соразмерен его физическим кондициям. В отличие от вас с Аней, я – мужчина, поэтому могу нести дополнительный груз и не быть при этом тормозом.

– Если ты такой сильный мужчина, то почему бы тебе было не взять самому кружку Вики? – поинтересовалась я. Пить горячий чай из мгновенно раскаляющихся консервных банок, как сразу же выяснилось, в принципе невозможно, да и не вкусно совсем. В результате Илье теперь каждый раз приходилось с нами делиться.

– Действительно, Изя, почему? Мне тоже это очень интересно узнать! – поддержала меня Вика.

Изя задумался. Над его головой заметались спорадические красные и зеленые всполохи, которые лучше всяких слов говорили мне, что он растерян и лихорадочно ищет в уме возможность выкрутиться. Странные существа эти мужчины. Думают наивно, что сохранят свой авторитет перед девушкой, если начнут юлить или прикидываться шлангом, вместо того чтобы честно и открыто признать свою ошибку. Многие, даже самые умные парни, почему-то никак не могут понять, что женщина готова простить мужчине очень многое, но только не ложь в отношениях. Для любой уважающей себя женщины мужчина, позволяющий себе говорить неправду, – это дырявая резиновая лодка, в которую, будучи в здравом уме, никогда не сядешь, чтобы переплыть реку…

Когда человек много врет, от него начинает исходить зловонный запах. К сожалению, я теперь это хорошо чувствую. Таков один из «подарков», полученных мною после того удара молнии на Араданском пике. А от нашего Изи все время смердило так, что я по возможности предпочитала держаться от него подальше. Я долго не могла понять, в чем тут дело, а когда наконец поняла, то меня это совсем не обрадовало.

Суровая правда жизни заключалась в том, что Изя был просто помешан на желании отбить Вику у Ильи. Я думаю, он постарался заделаться ее близким другом, втайне надеясь, что эта умопомрачительная девушка наконец-то протрет свои красивые близорукие глазки и вдруг со стеклянной ясностью обнаружит, насколько он, Изя, ей предан и как с ним всегда интересно и весело проводить время. А Илья… Ну а что Илья? Думаю, в отношении своего лучшего друга Изя придерживался известного изречения, что «Боливару не вынести двоих» …

Предательство друга – это наивысшая степень лжи, и оно всегда дурно пахнет. В моих глазах Изю несколько извиняло то обстоятельство, что сам он, кажется, не до конца еще осознавал, что дела обстоят именно таким образом. Иначе он ни при каких обстоятельствах не произнес бы однажды фразу, которая могла выдать его с головой.

– Дружба между мужчиной и женщиной – это ненадолго отложенный секс, – сказал он как-то Вике в пылу их очередного спора.

Мы тогда уже больше суток плыли сюда на корабле и от нечего делать вели жаркие диспуты на самые разные темы, в том числе – кто бы сомневался! – и о взаимоотношениях между полами. Я хорошо запомнила, что Вика с подобным утверждением была категорически не согласна:

– Изя, – сказала она, – к моему глубокому сожалению, мне слишком часто приходится убеждаться, что многие из моих хахалей помешаны исключительно на одном сексе. Тем не менее так обобщать – это явный перебор. Если уж на то пошло, давай говорить не про всех на свете, а про конкретных людей. Возьмем нас с тобой. Мы же с тобой друзья?

– Могла бы и не спрашивать! – обиделся Изя.

– Вот именно! – сказала Вика. – Я ни от кого не скрываю, что ты – мой самый близкий друг. По-дружески я очень тебя люблю, и при этом твоя личная жизнь меня совершенно не касается. Можешь охмурять кого хочешь – мне даже и в голову не придет ревновать. Да что там говорить, я только рада буду, если у тебя, наконец, своя девушка появится. Но если, допустим, я и наша общая приятельница, Маша Свиридова, одновременно позовем тебя в гости, и ты пойдешь не ко мне, а к Машке, – я тебе, гаду, за такое все глаза выцарапаю! Кстати, имей это в виду на будущее. Поэтому я считаю, что наша с тобой дружба – та же самая любовь со всеми ее причиндалами вроде ревности, но только без секса. Да, дружба между мужчиной и женщиной – это любовь без секса! – еще раз резюмировала Вика.

Изя и Вика

Я слушала тогда с огромным интересом, как они так между собой перепираются и, конечно, не вмешивалась. У меня не было еще своей точки зрения на сей счет, поскольку напрочь отсутствовал необходимый жизненный опыт. Я же раньше никогда не дружила с мальчиками. Только благодаря Вике у меня появились первые хорошие друзья среди парней – Илья с Изей. Мне они страшно нравились как личности, но при этом ни малейшего сексуального желания к ним я не испытывала.

«Вероятно, у меня тоже когда-нибудь появится самый близкий друг, – думала я, – и, возможно, со временем я начну испытывать к нему сильное половое влечение. Но ведь тогда это уже будет не дружба, а любовь… Или как?». Причем я полностью допускала, что у парней и девушек на сей счет могут быть диаметрально противоположные взгляды. Помню, я тогда еще подумала, что было бы очень интересно каким-либо чудесным образом оказаться в мужской шкуре, чтобы рассмотреть вопрос максимально объективно со всех точек зрения.

Я крайне трепетно отношусь к своему личному пространству и никому не позволяю бесцеремонно в него вторгаться. Ведь я просто не смогла бы существовать как самостоятельная, свободная и уважающая себя личность, если бы не сохраняла в неприкосновенности определенную дистанцию вокруг себя. Именно поэтому я отношусь с полным уважением и к чужим границам, никогда сознательно их не переступая. Отношения Изи и Вики – это, в конце концов, их личное дело. Сами как-нибудь между собой разберутся. Не маленькие уже! Но ко всему прочему Вика была еще и моей лучшей подругой, и я в то время никого с такой силой не любила, как ее. Никогда в жизни до того я не встречала более открытого и светлого человека, чем моя Вика. Ее душевное спокойствие было для меня в тысячу раз важнее, чем мое собственное. При всей своей эмоциональности и душевной чувствительности Вика обладала потрясающей и недостижимой для меня самой внутренней гармонией счастливого человека. Эманации счастья исходили от нее как лучи от солнца и прошибали всех, кто находился с ней рядом. Вика была из числа очень редких на земле людей, находиться рядом с которыми само по себе уже настоящий праздник. К ней осознанно и неосознанно тянулись все, чтобы зарядиться радостью и наполниться исходящими от нее теплом и светом.

Вика никогда не посвящала меня в секреты своих взаимоотношений с Ильей. И происходило это не в силу какой-то скрытности ее характера, а потому что никаких секретов там и в помине не существовало. Цветочно-конфетная стадия их отношений прошла еще до того, как я поступила в университет, и мы с Викой очутились в одной группе. Когда я сдружилась с Викой, они с Ильей фактически были уже мужем и женой и лишь в силу финансово-жилищных обстоятельств не могли пока жить вместе. Небо над ними было ясным, горизонт чист; что тут вообще можно обсуждать, скажите, пожалуйста. Не станет же физически здоровый человек делиться со всеми, как замечательно и ровно работает его сердце, как легко и свободно дышат его легкие и как качественно переваривает гвозди его луженый желудок.

Вика с Ильей сразу стали для моей одинокой души ничем не замутненным образцом идеальной пары, поэтому Изины тайные поползновения разрушить эту светлую идиллию казались мне чудовищным святотатством и коварным предательством. Он ведь, уже практически не стесняясь, сексуально ее домогался, а она, точно слепая, этого даже не замечала и, что было самым удивительным и непонятным, на откровенные Изины заигрывания никак не реагировал Илья… Наблюдая происходящее, я не знала, что и думать. Однако всего через несколько дней после нашего прибытия на Шикотан для меня все прояснилось.

Закончив как-то свою дневную смену на рыбном заводе, мы с Викой, как обычно, помылись в душе и не спеша пошли к своему бараку, распустив мокрые волосы, чтобы они успели за это время слегка подсохнуть. На Вике были черные колготки и, на мой чисто по-бабьи слегка ревнивый взгляд, совсем уж короткое летнее платьице темно-синего цвета, которое, впрочем, ей удивительно шло. Длинные Викины волосы красиво струились светлым водопадом по ее прямой спине. В розоватых лучах заходящего солнца вся ее исполненная удивительной грации и женственности фигура казалась мне окруженной каким-то неземным сиянием…

– Вика, – сказала я, – ты нереально красивая. Настоящая Мадонна. Если бы я была мальчиком, я бы в тебя без ума влюбилась.

Вика засмеялась:

– Я не хочу, чтобы ты превратилась в еще одного моего хахаля, потому что тогда у меня останется только одна близкая подружка….

Я с любопытством и даже с некоторой обидой посмотрела на нее:

– Это еще кто такая?

– Не кто такая, а кто такой! – снова засмеялась Вика. – Неужели тебе непонятно, что я имела в виду Изю…

Я, признаться, совершенно оторопела от этих слов. Вот оно, значит, как получается: Вика относится к Изе, как к подружке, которую и в голову не придет приструнить, если она вдруг прямо при твоем парне крепко обнимет тебя за талию, или возьмет невзначай твою руку, или положит свою ладонь на твою голую коленку… Ясно, что Илья тоже воспринимает происходящее подобным образом. Изя пользовался таким легкомысленным с их стороны к себе отношением по полной программе. Мало того, он каждый день приходил к нам в барак делать Вике лечебный массаж. У нее действительно была в этом некоторая нужда, а Изя – надо же, какое удивительное совпадение! – как нарочно закончил платные курсы массажиста и даже имел корочку. Собственно, с массажа у меня и начали открываться глаза. Тут и слепой бы прозрел. Для этой процедуры Вика в одном нижнем белье ложилась на живот, а Изя становился рядом и с видимым наслаждением начинал массировать ей спину. Лифчик он, разумеется, расстегивал, причем не спрашивая разрешения. Массаж спины плавно перетекал в массаж Викиных ног и ягодиц. Это было «совершенно необходимо», поскольку Изя обнаружил у Вики «сильную предрасположенность к раннему быстро прогрессирующему целлюлиту», а он как раз обучался еще и технике антицеллюлитного массажа и был, по его собственным словам, среди своей группы одним из лучших мастеров в этом неблагодарном, но благородном деле.

Делая массаж, Изя еще и непрерывно болтал так, что Вике тоже приходилось живо участвовать в беседе, и она теряла при этом последние остатки бдительности, которые могли бы заставить ее заподозрить, что дело тут может быть не совсем чисто. Лучший друг Изя вызывал у моей далеко не легкомысленной подруги полное и бескомпромиссное доверие, поэтому она спокойно позволяла себе при нем до конца расслабиться, не ожидая никакого гнусного подвоха.

Но то Вика, а я со своей колокольни видела все происходящее совершенно в другом свете. Чтение мыслей своих друзей, находилось у меня по-прежнему под строжайшим нравственным запретом. Но мне и не нужно было этим заниматься, потому что я своим тайным зрением превосходно видела эмоции, темными вихрями отражавшиеся в судорожно колыхавшейся ауре Изи. Изино сексуальное возбуждение от созерцания Викиного почти полностью обнаженного тела и частых прикасаний к нему было настолько велико, что каким-то непостижимым образом я сама невольно начинала его чувствовать. В таких ситуациях я всегда находила какие-нибудь срочные дела и выходила из комнаты, поскольку совершенно не желала ощущать себя чуть ли не соучастником их интимной близости.