Заместитель Иуды

Аэропорт имени Кеннеди в текущем году переименовали в аэропорт имени Даллеса – но не того, что в годы войны возглавлял американскую резидентуру в Швейцарии и упоминался в «Семнадцати мгновениях весны», а того, что работал госсекретарем при Рузвельте. Аэропорт занимал огромную площадь, ежедневно отправлял и принимал сотни рейсов во все концы света.

Сотрудники охраны сопроводили «дипломатов» до стойки регистрации, затем до таможенного контроля, пожелали счастливого полета и откланялись. Проблем при прохождении таможни не возникло. Американский пограничник смотрел исподлобья, но постарался выдавить из себя улыбку.

– Тоже улыбайтесь, – толкнула майора в бок Ульяна. – Здесь все улыбаются, особенно когда не знают, что сказать.

Пургин не улыбался, был подчеркнуто сух. Половину одежды пришлось выбросить. До сих пор болели кости и суставы. Не было никакого желания улыбаться американским гражданам.

Они бродили по беспошлинной зоне, где продавались заморские бутылки, конфеты, сигареты. Работал магазин одежды, где Пургин купил подарок невесте, а Ульяна делала циничные замечания. В зоне ожидания работали мелкие ресторанчики, кофейни. Большинству советских граждан это благолепие было не по карману – все остатки валюты по возвращении из командировок предписывалось сдать. Понятно, что таких простаков было немного.

Влад зашел в огороженную кофейню, резонно рассудив, что чашка кофе его не разорит. Здесь было уютно, обстановка напоминала «подвальную».

– Вы в курсе, Владислав Анатольевич, сколько здесь стоит кофе? – Ульяна заглянула в ценник на барной стойке. – Не смотрите, вам станет плохо. Если решились – действуйте. Про меня забудьте, я берегу цвет лица.

– А что у нас не так с цветом лица? – не понял Влад.

– Все так, – вздохнула Ульяна. – Сидите здесь, никуда не уходите, а я отлучусь попудрить носик. – И она удалилась грациозной походкой, заставив парочку пассажиров вытянуть шеи.

Кофе был неплох, ароматный, густой. Правда, разливался в наперстки. Из задумчивости вывел грузный господин в добротном костюме и со свернутым плащом в руке. Он с кряхтением сел напротив, отдышался. Вынул носовой платок, протер взопревший лоб и поздоровался сочным баритоном:

– Добрый день, мистер. Представляете, опаздывал на рейс, спешил как на пожар, прыгал по лестницам, а его, оказывается, задержали. На тридцать минут, вы можете такое представить?! До сих пор не могу в себя прийти, сердце колотится…

– Сочувствую, – сдержанно улыбнулся Влад. – Или, наоборот, рад за вас, даже не знаю, что уместнее.

– Вы правы, сам пока не разобрался. Но на рейс теперь точно не опоздаю, даже ждать придется.

– Московский вроде не задерживали, нет? – спросил Пургин и, на всякий случай, посмотрел на часы.

– Что? – не понял пассажир. – Да нет, мне не надо в Москву, я лечу в Мадрид, по делам. А вы летите в Москву? – Господин уважительно посмотрел на Влада. – Такая загадочная и непонятная терра инкогнита… Вы туда по делу? Ищете русскую невесту? Между прочим, у моего знакомого в Мадриде русская жена. Ему нравится, нахваливает, рекомендует всем своим друзьям.

– Я тоже по делам, – сказал Влад и из вежливости улыбнулся, наблюдая, как, помахивая сумочкой, возвращается Ульяна с припудренным носиком.

– Понятно, – крякнул случайный знакомый. – Вы что там пьете – кофе? А я, пожалуй, виски выпью, а то сердце, знаете ли, недовольно… Эй, любезные, кто тут? – завертел головой мужчина.

– Пойдемте, Владислав Анатольевич, – вкрадчиво сказала Ульяна. – Уже объявили посадку на рейс, не слышали?

– Счастливо вам долететь до Мадрида, – пожелал Влад, поднялся и перекинул через руку свернутую куртку.

– И вам… до Москвы, о, мой боже… – соорудил сочувствующую мину господин.

Только в самолете удалось по-настоящему расслабиться. Гудели турбины, реактивный лайнер ТУ-154 уверенно набирал высоту. Здесь была территория Советского Союза, симпатичные стюардессы обращались по-русски – они безошибочно определяли национальность пассажиров. Самолет набрал высоту, шел в эшелоне. Людей покормили, напоили чаем и соком. Ульяна под боком мурчала, как довольная кошка. Под крылом самолета распростерлась Атлантика, смотреть там было не на что.

– Спите, Владислав Анатольевич? – вкрадчиво спросила Ульяна.

– А что, уже падаем? – Он с трудом разлепил глаза.

– Типун вам на язык! – манерно ужаснулась она. – Нет, полет нормальный.

– Хорошо, – пробормотал Влад. – Будем падать – разбудите…

Он уплывал по волнам памяти, вставало перед глазами смешливое личико невесты Женечки, по которой он страшно соскучился. В жизни не так уж много светлых пятен – и это было одно из них, причем большое и очень светлое, даже ослепительное…

– К невесте побежите по прилете? – ревниво засопела Ульяна.

Пургин приоткрыл один глаз. Она сидела вполоборота, значительно ближе, чем позволялось, и с интересом поглядывала на него. Интересная женщина, одни глаза чего стоили. И пахло от нее вкусно, с отчетливыми нотками Парижа. «Коварная обольстительница, – лениво подумал Влад. – Когда же она найдет себе нормального человека?»

– Нет, – пробормотал он, – домой побегу, спать. У нас уже вечер будет – с этой чертовой разницей во времени. Завтра, слава богу, выходной, можно не просыпаться…

– Напомните, когда у вас свадьба? – понизив голос, спросила Ульяна, и в нем зазвучало что-то зловещее. Теракт будет готовить?

– Я спросила что-то смешное? – нахмурилась она. – У вас из живота идет утробный смех.

– Это нервное, – объяснил Пургин. – Не спрашивайте, это закрытая информация. Но когда будет можно, вы узнаете первой. Давайте немного помолчим, товарищ капитан…

Раздраженная Ульяна отвернулась к иллюминатору, что-то пристально высматривая в водах Атлантики.

Майор уснул. Пришел в себя, когда стюардессы развозили легкие закуски и напитки. Он без аппетита сжевал суховатый кекс, запил чаем, а Ульяна переложила на его столик свой кекс.

– Передать другому? – пошутил Пургин.

– Ешьте, я не буду. За фигурой слежу.

– Серьезно? – удивился Влад. – Хорошо, как скажете. Только учтите, если ваша фигура обнаружит слежку, ей это может не понравиться. Не понимаю, куда вам еще худеть.

– Замечаете, у нас даже юмор становится шпионским, – подметила Ульяна. – Ешьте, пока не отдала голодным детям в соседнем ряду.

Влад вяло жевал, размышляя на тему, почему в самолете всегда хочется есть.

– Ничего не хотите рассказать? – спросила Ульяна. – Вы обеспокоены, весь в себе. Это не психологическая травма после встречи с американскими гангстерами?

– Потом, Ульяна… Не в самолете же об этом говорить. Да и голова не расположена…

– Понятно, – хмыкнула она. – Не слышны в саду даже шорохи? Ладно, отдыхайте, не буду вас терроризировать, товарищ майор…

Но через пару минут опять закряхтела:

– Нет, я так не могу, мы еще даже Атлантику не перелетели. А еще по всей Европе пыхтеть… Просто так сидим, ничего не делаем. Представляете, сколько за это время можно было сделать полезных дел? Все постирать, высушить, выгладить, очередь за колбасой в универсаме отстоять… Может, поиграем во что-нибудь? В города, например.

– На раздевание?

– Ну вас со своими шуточками, – обиделась она, но ненадолго, снова завозилась и спросила: – У вас какая в детстве была любимая книга?

– «Шел по городу волшебник».

– Понятно. Спичку переломил, и не надо ничего делать, желания исполняются. Вы, мужчины, все такие. А я в детстве раз двадцать перечитывала «Сказку о потерянном времени» Шварца. Терпеть не могу бездарно переводить время. Это еще хорошо, что самолеты изобрели, десять часов – и ты на родине. А представьте, если бы поездом ехали.

– Из Америки?

– Да ну вас…

Она продолжала что-то бубнить, и под этот заунывный фон Пургин отключился. Сон был чуткий, прерывистый. Его действительно что-то беспокоило, но пока он загонял это вглубь. Поджидало что-то трудное, чреватое неприятностями, или он просто себя накручивал?..

В Москве был тоже сентябрь, но отличный от того, что остался в Вашингтоне. Сели вечером, еще не стемнело. Но пока дождались полной остановки, пока проходили утомительные таможенные процедуры, на аэропорт Шереметьево пала тьма. Моросил дождь, дул пронизывающий ветер. Электронное табло на здании аэровокзала показывало девять градусов тепла. Ульяна обреченно вздыхала: мол, они государевы люди, должны стойко переносить тяготы и лишения. Ловить такси, впрочем, не пришлось. К бордюру подкатила «Волга» с ведомственными номерами.

– Вам привет от Михаила Юрьевича, – популярно объяснил водитель. – Приказано встретить и сопроводить.

– А вот это нам нравится, правда, товарищ майор? – обрадовалась Ульяна.

Сначала завезли ее в Тушино. Долго петляли среди унылых пятиэтажек. Дождь все усиливался, и водитель въехал под козырек подъезда, чтобы девушка не намокла. Она плющила нос о стекло, высматривая окна второго этажа. В квартире горел свет – кажется, на кухне.

– Ну слава богу, мама дома…

– А брат где?

– В пубертате, где еще, – фыркнула девушка, – В пятнадцать-то мальчишеских лет? Этот оболтус азартно познает мир и новые ощущения. Ночевать домой пока приходит, но, боюсь, это временное явление. Спасибо, товарищ водитель. А с вами, Владислав Анатольевич, увидимся на работе.

Девушка выскользнула из машины, хлопнула дверь подъезда.

Ульяна проживала с мамой и братом в трехкомнатной квартире, жилищные условия вполне устраивали. Брат был обалдуй и шалопай – поздний ребенок в семье. Его отец скончался, когда мальчику исполнился год. Мама постоянно болела – то ангина, то простуда, беспокоили суставы. Ульяна в свободное время не вылезала из аптек. Жизнь была не сахар, но она не унывала. Транспортные условия тоже устраивали: пятнадцать минут энергичной рысью до метро, сорок минут под землей с двумя пересадками – и ты на любимой работе.

– Домой, товарищ майор? – спросил водитель.

– А есть варианты? – засмеялся Влад. – Домой, дружище. Смыть с себя грязь чуждого буржуазного мира – и спать.

– Будет сделано, – хмыкнул водитель, выводя машину из-под козырька. – А я не понял, товарищ майор, что товарищ Волошина сказала про брата? Где он? Что за место такое?

– Не место, а процесс, лейтенант. Не забивай голову. Мы подобных слов не знали, и ничего – выросли, разобрались с этим миром. Давай, дружище, газуй, домой охота…

Глава 3

Он проспал всю ночь и почти все утро, мертвым сном, оставив за бортом неприятные мысли и предчувствия. Очнулся, недоуменно уставился в потолок, который давно пора было заменить, и как-то отчетливо все стало: а ведь в Америке его на полном серьезе хотели выкрасть. Сделать жертвой киднеппинга, так сказать. Господ из ФБР не волнует, что сказал «Люси» о «Фаусте», – факт встречи неявен, могут лишь догадываться и предполагать. К тому же информация о «Фаусте» сразу ушла в Москву, и ФБР это прекрасно понимает. Тут они бессильны. Им нужно другое: личность агента «Люси». И в этом ФБР попало в точку: майор Пургин эту личность знает. С другими посвященными неясно, их мало, это может быть, например, непосредственный начальник Пургина, но как к нему подступиться? В Америке выбить информацию не вышло. Могут ли это сделать в Москве? Все протестовало против такого поворота, но почему нет? Человек расслаблен, он дома, внимание на нуле. Данное задание могут поручить «Фаусту», а у того на подхвате целая боевая группа… Насколько это реально? В Москве нет уличных банд, сплошь и рядом законопослушные люди. Да и он всегда настороже, работа такая.

По-военному быстро Пургин заправил кровать, провел водные процедуры, повозил щеткой пылесоса по полу и коврам на всякий случай. «Генеральная» уборка не затянулась, мужчины все делают быстро. Кофе на плите, инспекция холодильника. Продукты за четыре дня не успели испортиться – на скорую руку смастерил яичницу, бросил в нее порезанную колбасу и помидоры. Съел половину, остальное оставил на обед (а если повезет, и на ужин), с удовольствием выпил не успевший сбежать кофе.

В наследство от преждевременно усопших родителей осталась полногабаритная двухкомнатная квартира – с крохотной кухней, огромными комнатами и миниатюрным балконом. Впрочем, для курения места хватало. Он пускал дым, облокотившись на перила и разглядывая двор с высоты третьего этажа. Дворик был частично закрытый, благодаря конфигурации дома, и изобиловал кленами и тополями. Дождь закончился под утро, блестели лужи, и заметно потеплело. Солнце пыталось выглянуть из пелены облаков, но пока безуспешно. За деревьями гудела улица Раевского, выходящая на Кутузовский проспект. В принципе, центр столицы, до метро «Студенческая» двенадцать минут вразвалку. Имелась собственная машина – трехдверная «Нива-2121» коротала деньки в гараже с обратной стороны дома. Но пользоваться ей в рабочие дни смысла не было – на метро быстрее. Да и в редкие выходные особо некуда было кататься.

Во двор бодро въехал темно-красный «Мосвич-412», понесся по открытому пространству, расшвыривая воду из луж. Взлетела стая перепуганных голубей, шарахнулся в ужасе вылезающий из подвала кот. Машина резко затормозила напротив подъезда. Из нее выскочила невысокая темноволосая девушка в расстегнутой куртке, радостно засмеялась, помахала рукой и бросилась в подъезд. Просто невероятно, как он соскучился!..

– Привет, моя пепельница! – крикнула Женечка Поляковская, врываясь в квартиру. – Фу, накурился! – Она запрыгнула ему на шею и стала лихорадочно целовать во все доступные места. Не он один соскучился. Влад смеялся, кружил ее по коридору.

– Так, все, дай отдышаться… – поставил он Женечку на пол, снял с нее куртку, демисезонные сапожки и снова начал обнимать, целовать. Это была какая-то неудержимая страсть – причем взаимная. Прошло полгода со дня знакомства, а их по-прежнему магнитом тянуло друг к другу. Короткие разлуки переживались плохо, думать о долгих даже не хотелось. Последние четыре дня вообще вылились в вечность. Несколько недель назад оба дружно сдались: съездили в загс и написали заявление. Осталось дождаться 20 октября… и все.

– Так, – сказала Евгения, выпутываясь из объятий, – сегодня выходной. Поесть – и строгий постельный режим до окончания дня. На ночь я, кстати, остаюсь, ты ведь не возражаешь? А утром разбегаемся по работам.

Еще бы он возражал! Новость была обалденной! Вместе до свадьбы они не жили. Пургин обитал у себя, Женя – у родителей в поселке вблизи Можайского шоссе. Пыталась снимать квартиру в городе, но не пошло. Заявила через неделю, что просто замордована этим бытом, и съехала с квартиры, принеся хозяевам глубочайшие извинения. Быт, готовка, постирушки были действительно не ее. Восходящая звезда отечественной журналистики, гордость и краса редакции «Комсомольской правды» – при чем тут скучный быт? Об этом старались не думать, подобные пустяки пока не беспокоили. Родители – люди старой закваски, не совсем уж ретрограды, но чтущие традиции, – явственно намекнули, что до свадьбы им лучше пожить порознь. Времена, конечно, другие, и нравы опять же, но все-таки. Встречайтесь, делайте что хотите, грешите на здоровье – что с вас взять? Даже на ночные отлучки дочери закрывали глаза. Но совместное проживание не приветствовали. Обижать хороших людей не хотелось. И не так уж долго оставалось терпеть…