Право Терпения

– Тут уж как получится, уважаемый.

– Тогда, я с вами. – решительно произнес Артур вставая.

– Пятьдесят два? Точно? Кто-то засиделся в скорлупе. – усмехнулся Борис, но одобрительно хлопая по плечу, – А почему бы и нет. Вдруг повезет – и он сдастся сам, все осознает. Будет каяться и посыпать голову пеплом. Я как раз покурю – будет чем посыпать.

Машина петляла меж узких дворов спального района, где обочина становилась второй парковкой. Борису пришлось долго объезжать нужный двор, чтобы найти хоть что-то похожее на место, куда можно встать.

В подъезд они попали тоже без проблем, Борис пустил в дверь порцию Эфира, и домофон почти даже сказал: “Добро пожаловать”, когда дверь открывалась. Артур даже не понял, что это было за заклинание. А вот в квартиру, где проживал со своими родителями Виталий, он уже постучался.

Открыла им женщина в годах. Про таких говорят – вышла в тираж. Впалые темные глаза, тонкая, почти серая кожа на узком лице. Худощавые морщинистые пальцы. И отрешенный, уставший взгляд.

– Здравствуйте, мы хотим поговорить про вашего сына. – Эфир дрогнул, по нему едва заметно, как по струне, прошла рябь в разные стороны. Борис решил не церемониться.

Женщина кивнула и открыла дверь, предлагая гостям войти.

– Так, ты давай в комнату – осмотрись, может, что найдешь, а я перетру с дамой. – указал Борис.

– А если он внутри?

– Был бы внутри, уже почувствовали бы. Самопробойники фонят – будь здоров.

Квартира не удивляла ничем особенным. Ни стерильным евроремонтом, таким популярным последнее время, ни старым интерьером постсоветского пространства. Запах вареной капусты, целая кастрюля которой ютилась на газовой плите, и ядовитый привкус хлорки из ванной не могли соперничать с прокуренностью квартиры.

В прихожей света не было, Артур бесполезно щелкнул выключателем. Лампочка сгорела, либо её не было вовсе. Борис, не обращая на такие условности внимания, даже не снимая обуви, просто прошел за хозяйкой на кухню. Оттуда сразу потянуло новой порцией сигаретного дыма. Артур скривился и пошел дальше по коридору, до закрытой двери.

Ручка спокойно поддалась – не было заперто. Воздух внутри был стоячий, почти недвижимый. Открытая дверь подняла пыль со старых книг и единственного стола с закрытым ноутбуком.

Артур перешагнул порог и его дыхание перехватило. Вихрь эмоций поднял его, как пушинку и пустил в свои бесчисленные турбулентные потоки.

Артур понимал, что это Эфир. Это его причудливая реакция на переживания человека, ставшего магом и жившего здесь. Магические волны проходили сквозь тело и мысли парня, что жил тут. В этой тесной комнате. Но Артур ощущал все это, словно тут жил он сам.

Где он прятался от разъяренного, собственной жизнью и неудачами сына, отца. От матери, которой нужно было выплеснуть негатив. От собственного я, которое жалостливо требовало справедливости, чего-то светлого. От внешнего мира, который все плотнее перетягивал петлю на шее.

Здесь, была его крепость, внутри дома. Но даже в ней он не был хозяином. Стоило ему запереть дверь хотя бы раз, и разъяренный отец врывался и бил. По лицу, по спине. В ход шли даже ноги.

Но Эфир берег его. По ночам подлатывал синяки, и раны. Не допускал разрывов тканей. Берег, чтобы однажды влиться в него с Первым Потоком. И это случилось.

В комнате, в ярком сиянии, тело Виталия Коровяка впервые пропустило через себя Эфир. Само. Без посторонней помощи другого волшебника. И первое, что он почувствовал после – это боль и страх.

Артура немного скрутило. Словно это ему ударили в ребро ботинком – пьяный отец никогда не разувался.

С Артура было достаточно, он взмахнул рукой, прерывая связь с эфиром. Послал отрицательный пас.

Снова

Снова....

Но буря была сильнее, она давила его, топила под себя, стремясь увести на самое дно. К тому, откуда все шло.

Леонид и Алла были счастливы рождением маленького Виталия. Назвали в честь старшего брата отца – тот всегда был для него примером. Мальчик родился здоровый и пухлощекий, соседки не могли нарадоваться, глядя на юное дарование. Сам гордый отец на заводе даже премию получил, за вклад в генофонд мужского населения. Премирован алкоголем, но и добрым словом.

      Артур пропускал все эти чувства через себя. Эти эмоции и образы.

Родители души не чаяли в своем ребенке. Не смотря на кризисы и невзгоды постсоветского пространства. Даже, когда завод попал под приватизацию.

Родители радовали маленького Виталия конструкторами, книгами и игрушками. С ним всегда были рядом. А потом на работе отца случился инцидент. Виталий как раз был в возрасте, когда ему требовалась защита, хотя бы дома….хотя бы психологическая.

Вместо этого боль. Одиночество. Ненависть.

К самому себе.

За что? В чем он провинился? Когда он успел так обидеть мир, что тот его ненавидит даже на уровне генов?

Когда Артур пришел в себя. Он сидел на углу кровати с схватившись за голову. В дверном проеме стоял Борис и пристально смотрел на мага.

– Долго я так? – Артур заметил, что его голос дрожал. Он осекся.

– Ну я успел сходить покурить и трахнуть хозяйку.

– Ты что?!

– А, ты не знал, что я курю? – Невозмутимо развел руками Борис, разворачиваясь в коридор.

– Я про хозяйку!

– Это была шутка. – отмахнулся Борис, – Не в моем вкусе. Успел что-нибудь почувствовать? Следующий шаг, или, скажем, куда он отправился?

– Он открыл Первый Поток здесь. Прямо тут. Воспользовался Эфиром в подъезде. А тут Первый Импульс случился. – сказал Артур, подняв глаза на Бориса.

– Да-а-а, – Протянул Борис, заходя в тесную комнату. – Выглядит как хрестоматийная халупа неудачника.

– Не надо! – неожиданно выпалил Артур. Слова Бориса его не на шутку задели. – С ним произошли ужасные вещи. Отвернулась семья, издевательства в школе. Неуверенность в себе, разбитость морально… Его собственный отец, который еще недавно был любящим и добрым превратился в самую ужасную версию себя. Этот парень даже не мог понять – за что?

– Глубоко тебя унесло. Я смотрю, Эфир хорошо тебя промыл.

– Ничего подобного, я мыслю трезво.

– Понимаешь? – Борис вытащил сигарету из золоченой пачки с черными полосками. – Тут такое дело. Пропали девушки. Судя по внешности, как ты заметил, и по общей обстановке, он их не для совместного чтения стихов Мандельштама отлавливал. Волшебника переклинило, прямо у нас под носом.

– Может, он неосознанно?

– Еще как осознанно. – Борис закурил прямо в квартире. На осуждающую мимику Артура, он махнул рукой, – незадолго до смерти его отца, в доме стали происходить странности. С животными. Вести они себя стали…как там сказала мне Алла…А! Точно! Как заколдованные. Артур, он прекрасно, черт возьми, знал, что у него за сила. Он тренировал её на животных, а потом использовал на отце. И тот в окно шагнул.

– Нет…Он сказал в сердцах. И эмоция подстегнула эфир. – тихо, будто неуверенно проговорил Артур.

– О, местное магическое месиво подсказало тебе еще одну восхитительную историю?

– Он крикнул в сердцах, что-то похожее на “Оставь нас с мамой в покое навсегда”. Неаккуратно, нечетко. Но очень мощно.

– Ну, – Борис докурил и затушил бычок в руку. После короткой вспышки, ни бычка, ни дыма уже не было. – Факт остается фактом. Он тренировался. И достиг успехов. Есть зацепки, где он может быть?

Артур только покачал головой. Он этого не видел, не чувствовал. Рельсы здесь только начинали свой бег, но стирались за порогом.

– Ну тогда пошли. У меня есть идея. Он вот уже несколько лет часто ездит на семейную дачу, за городом. Маму попросил не волноваться и не ездить туда. Вот она и не волнуется, и не ездит…лет пять.

Загородная дача была невелика. Домик из кирпича и дерева в два этажа, заросший сад на заднем дворе, и грядки, которые поросли сорняком. Проржавевшая бочка для воды поросла зеленой живностью. Вьюнок, что был для декора дома, давно уже выбрался, как вирус из пробирки, и плотно обвил первый этаж северной стены дома и не большую крытую веранду, с другой стороны.

– Выглядит давно заброшенным. – резюмировал Артур. Борис выглянул из окна.

– Вот только калитка не заросла, как и народная тропа до дверей. – он заглушил двигатель и посмотрел на Артура, – Тут посидишь?

– С вами пойду.

– Уже мог бы давно перейти на ты. Пошли.

Во дворе Артура охватило чувство беспокойства. Ему стало некомфортно, а по мере приближения к двери с навесными замками – еще и страх. Не смотря на солнце, которое заливало двор, добавляя позитивные краски к общей палитре, окна были занавешены изнутри и создавали особое настроение. Настроение дома с привидениями.

Борис бесцеремонно сорвал замок, усилив руки магией. У него на тыльной стороне ладони появился тонкий магический экзоскелет. Когда он дернул ручку, на волшебников вылетел сладковатый и противный смрад. Жар делал его густым, вязким.

Артур ощутил приступ тошноты и быстро отошел в сторону. У Бориса на конце ладони зажглось небольшое колечко света, в другой руке заискрили боевые заклинания.

Артур понимал, что может быть источником запаха, но старался отгонять эту логичную мысль. После посещения квартиры, комнаты, он верил, что не все так просто. Этот парень не может быть просто банальным убийцей и насильником. Хотя ирония на самом деле была в том, что как раз-таки может.

Борис выглянул из дома и помахал рукой перед Артуром.

– Здесь есть на что посмотреть.

– Тела?

– Ну почти.

Внутри, в одном общем зале, пол был покрыт бурыми лужецами, местами и темно багровыми. Особенность зрелища была и в том, что скорее в лужицах изредка попадался деревянный пол. Настолько все было залито свернувшейся и, почти, высохшей кровью.

– Здесь бойня. – ужаснулся Артур.

– Похоже на то. Ну что, напряги свои антенны и скажи, что тут было, куда он пошел и где тела. – Борис потирал руки. Вместе с этим движением вокруг пальцев собирался Эфир. Много Эфира. И довольно быстро.

Артур явно этого не желал и не хотел. Он понимал, что увидит. Он понимал, что почувствует. Отчасти, он надеялся, что все закончится тут. Два мага найдут Виталия, уговорят его сдаться. Может раскрылись бы новые, иные причины пропаж, или парень бы раскаялся. Может быть девушки были у него в заложниках, рабынях, но хотя-бы живые.

Он рассчитывал на хороший конец – так воспитан.

Но ему снова предстояло окунуть голову в пучину Эфира, недоступного другим. Увидеть то, чего он искренне хотел бы не знать. Почувствовать то, что всеми силами стремился избегать.

– Как же…тут много крови....– сморщился Артур, закрывая глаза и расставляя руки в стороны.

Ему придется это сделать. Он сам вызвался. Да и он был уверен, что если бы Борис захотел, он заставил бы его силой. А может в ход пошла бы очередная лекция о важности, о жертвах. О том, что нужно поднимать трусливый зад и двигать им, перестать терпеть.

Но вот Артуру сейчас предстояло терпеть.

Руки Бориса покрыли круговые символы в лучших традициях геометрического минимализма. Такую магию Артур еще не видел.

– Ты не дрейфь. Я знаю, почему ты медлишь. И голос чего такой. Пятьдесят два года жить в теплице, а потом вот так вот выползти. – Борис улыбался, – Если что пойдет не так – распылю любого засранца, который сюда влезет. Будет худо тебе, вот в этих печатях всякие стабилизаторы и целительная магия. Считай, по эту сторону баррикад у тебя есть, кто поможет. Так что поехали.

Артур почувствовал, как его лба коснулась рука. Депривация была ожидаемой. Это было не место пробития, где вихрь подпитывался эмоциями, страхами и мечтами Виталия. Это было место, где Эфир просто протекал. Как вода в бассейне полноводной реки. И на обычных частотах, тут уже ничего не было. Нужно было снова обострять чувства…за счет отключения других.

Первое, что он ощутил – это жар. Неистовый и яркий. Такой знакомый и очень обжигающий, но невозможно притягательный. Как горячий душ после мороза, как жар солнца после долгой зимы.

Это была любовь. Бесконтрольная, неудержимая и страстная.

В серой, низко контрастной картинке окружения, Эфир собирался в образы трех девушек и парня. Вокруг каждой из девушек горело розовое, почти малиновое пламя неудержимых чувств, тогда как у парня оно было более спокойным – равномерным.

В следующее мгновение огонь страсти превратился в алое пламя ярости, кровь хлынула во все стороны.

Парень вспыхнул страхом и растерянностью.

– Остановитесь! – выпалил Артур, – перестаньте! Вы одинаково важны мне!

Он поддавался голосу, что звучал в Эфире.

Фигуры продолжали неистово драться, пока не осталась одна. Тяжело раненная в живот.

Она ползла к нему. Кашляя, слабея. Энергия гасла в ней, но чувства были все-также сильны. Без апелляций. Без компромиссов.

Парень взял себя в руки, подошел к ней. Обнял, поцеловал.

Желтые ноты следов темнели – горечь охватывала его нарочито медленно, но верно.

Она не доедет до города. Даже если и сможет, начнутся вопросы. А он еще не достиг совершенства.

– Приходим в себя. Садимся на стул. Так. Дышим. А то ты бледный, как поганка. – Артур проморгался и посмотрел на Бориса. Приступ тошноты подхватил его внезапно, подло ударив в самый желудок. Артур ничего не ел, но его все равно вытошнило. Воздухом.

– Все так плохо?

– Да. Здесь были девушки. Они…перебили друг друга. За него подрались. Не поделили. Последнюю он добил сам. Она все равно бы не выжила. То, что он сделал с ними было…не идеально.

– А куда он дел тела, Артур? – Борис сел на корточки напротив мага. Тот указал пальцем вниз.

Волшебник встал, поднял руку высоко вверх. С пальцев сорвался заготовленный белый знак, превращаясь в сияющее кольцо с точкой на окончании ладони.

Борис с силой вогнал его в пол и паркет буквально взмыл в воздух с хлопком, открывая полуразложившиеся тела, обернутые пленкой для теплиц. Артур не отвернулся, не зажмурился. Лишь немного скривился.

– Вот и наши первые пропажи. Ты знаешь, куда он отправился дальше оттачивать свое мастерство?

– Нет, не знаю. – солгал Артур.

Борис Юркин подвез его до дома. На Артуре не было лица, и волшебник решил дать ему передышку. Они и так продвинули дело, стоявшее, как вода в болоте, на километры вперед и охотник решил, что нужно отдохнуть, “обмозговать” новости.

Артур пожал руку магу и ушел домой. В темной прохладе квартиры, за её обычными, узнаваемыми даже по ночам формами, крылось теперь что-то чужое. За несколько часов он словно прожил вторую жизнь. Неполную, но насыщенную.

Нужно было выждать пару часов. Борис мог вернуться – и все испортить. Эти высокоранговые маги не терпят компромиссов, их сила и статус опьяняет их, дает пресловутые преимущества, расширяет диапазон возможностей, из которых они выберут лишь ликвидацию.

Виталий Коровяк поступил плохо. Соблазнил девушек магией. Но что если бы это была магия внешности? Или денег? Или перспектив?

Воздействие на разум. Подавление воли. А разве воля и гордость не подавляются самой личностью, когда перед алчущим возникает его вожделение?

Он убил ту девушку.

Из сострадания.

Виталий заслуживал наказания. Но смерти ли? Нужно было знать все. Борис бы явно не помог. А Артур может. Он все видел, он это пережил. Он знает, что сказать.

Небольшой, неприметный административный корпус на улице Кайтымовской. Север города. В его же здании, в подвале находился склад холодильных камер. Идеально, чтобы навсегда спрятать расходный материал.

Артур удивленно подметил, что даже не скривился от этой мысли. Что она логична и проста. Практична.

Простым заклинанием он воздействовал на охранника, по плану пожарной эвакуации нашел подвал – холодный, но удивительно сухой и ухоженный. Со слабым освещением.

Артур прошел мимо нескольких холодильных камер, многие из которых казались ему знакомыми. Какие-то из детства, какие то из юности. В таких продавали мороженое на улице когда-то давно.

Где-то сбоку скрипнула дверь, Артур быстро ушел за одну из стен и осторожно выглянул из-за угла, подставив выключенный телефон в проход – чтобы разглядеть отражение.

Фигура в плотных штанах и куртке зашла в следующую дверь. Фигура, которую он уже видел и вполне узнал. Виталий Коровяк.

Он был здесь.

Артур шагнул следом, стараясь едва ли на цыпочках, задерживая дыхание пройти за ним. Подхватив рукой закрывающуюся доводчиком дверь, он чуть придав усилия руке, приоткрыл её и юркнул внутрь.

Вот он, полноватый, неровно сложенный парень в мешковатой одежде. Стоял спиной к Артуру у другой двери, протягивая к ней руку. В небольшом помещении с полками для бумаг, старыми стульями и столами. Пыль покрывала здесь почти все. Две тусклые лампы работали от общего щитка.

– Стой, Виталий. – тихо проговорил Артур делая к нему шаг.

– Нашли меня, все-таки. – парень не обернулся, но руку от двери убрал. – И что будет теперь?

– Тебе надо остановиться. И все прекратить. Еще не поздно.

– Я не могу, идеал не достигнут. А я достоин идеала. Достаточно натерпелся. – он говорил коротко, отрывисто. Вдыхая в начале каждого нового предложения.

– Хватит, Виталий. Все. Ты больше не один. Таких как ты или я много. Они помогут, они не оставят. Они научат тебя использовать твои силы. – Артур сделал несколько шагов к неподвижному Виталию.

– Зачем им меня учить? Я зашел далеко, и я должен успеть, пока вас не пришло больше.

– Мы тебе не враги! А если кто-то выступит за твое устранение, я встану на защиту! – выпалил Артур. Виталий развернулся. Волшебник увидел небольшие глаза, непропорциональные, округлые черты лица. Грустные, но уверенные глаза.

– С чего бы это?

– Я знаю, что тебе довелось пережить. Я знаю, какую боль ты испытывал. Какую жгучую зависть и какое бессилие. – с жаром говорил Артур, – Я помню те ощущения, что рвали тебя, когда ты глядел на своих друзей, уже вовсю наслаждающихся вниманием девушек. Я помню твою злость, когда тебе отказывали, когда тебя смешивали с грязью. А у тебя были чувства…насколько они могут быть в школе. Ты был аутсайдером, пустым местом. Можно только позавидовать твоему терпению. Ты ждал, учился и наблюдал. Надеялся взять свое счастье, чем то другим. Но чем дальше все шло, тем становилось хуже. Пьющий отец, самоустранившаяся мать. Предатели друзья, и чертово тело, которое хотелось сжечь… Слабый огонек одежды в виде тренажерного зала оказался для тебя новым адом. Черт с ними, красивыми девушками, которые даже никогда на тебя не посмотрят. Ты видел эти фигуры и формы, которых никогда не сможешь достигнуть. Потому что генетика твоих родителей решила за тебя до твоего рождения. Последняя надежда рассыпалась, испарилась. Я это знаю, я сам это все чувствую и чувствовал. – Артур подошел еще ближе, Виталий предостерегающе поднял руку.

– И вот, у тебя появилась природная сила. Которую ты тоже сдерживал. Скрывал её за своим незнанием, подавлял разумом и логикой. Но всякому терпению приходит конец. Это его право – лопнуть. И высвободившаяся сила дала тебе новые шансы – уровнять себя по рангу. Перестать быть омегой. Ты бы мог просто приказать любой женщине быть твоей и она бы была…но не сама. Ты хотел другого. Ты хотел приказывать не разуму, но чувствам. Ты понимал, что это сложно и невероятно трудно. Но вся твоя жизнь сплошная трудность. Которую никто не воспринимал. Разумеется, ведь ты не неизлечимо больной, ты не калека. Ты мебель для окружающих. У тебя в жизни, все как у людей…На что жаловаться, правда? Ты думаешь, что твою мотивацию никто не поймет…посчитает маньяком, убийцей. Но… Я пойму.

– С чего мне тебе верить?

– Потому что я поступил бы также. Потому что я тоже аутсайдер. Со слабой силой, слабыми показателями. Но с особенностями. Как и ты. Я ведь по сути… – Артур осекся и, окончательно понимая, приложил свою ладонь к…отражению себя в зеркале. – и есть ты. И был…все это время.

Все неожиданно встало на свои места. Не было никакого Артура. Никогда не было. Виталий поводил рукой перед большим зеркалом на двери, посмотрел на свои руки. Он не узнавал свою фигуру, но узнавал себя. Во взглядах, в мыслях. В едва заметных, только ему самому, движениях и реакциях.

Не было Артура Усенко, был только Виталий Коровяк.

Он закрыл глаза, погрузился в себя. Он и так уже это помнил:

Желание изменить себя всегда сопряжено с болью. С болью осознания. Сперва, обман – иллюзия, что все не так плохо. Вера, что проблемы придуманы и существуют у кого-то другого. Затем, зудящее чувство уверенности, что все станет лучше само по себе. А затем осознание: все, что хочешь изменить в себе – ты можешь сделать сам. Главное захотеть и приложить усилия. И это…

Такой обман.

Такая ложь.

Есть вещи не изменчивые, по своей природе, как солнце, что встает с одной стороны горизонта и садится с другой. Как законы физики. Ты можешь уверовать в свой полет, неистово махать руками, но это не изменит того, что твое тело встретится с землей при падении.

Виталий был полноватым парнем чуть за четверть века. Двадцать пять – это еще молодость, как говорила ему мама. Но в зеркале он уже начал замечать образующиеся изменения – приближение к тридцати годам. Пять лет ужасного ожидания смерти юности. Светлой поры молодости, которой у него никогда не было. Опять же, благодаря маме и папе, старавшихся воспитать в нем всё то, что в них самих не смогли воспитать. Где-то обманом, где-то грубой силой.

С самых ранних лет у Виталия была склонность к полноте, или как модно говорить в псевдоинтеллектуальных кругах: тип телосложения – эндоморф. В самом термине не было ничего плохого, но Виталий часто слышал от менее компетентных в вопросе метаболизма, людей, что, дескать, эндоморф – значит пожизненно жирный.

Издевательства в школе от сверстников, разумеется были. Но никто так не унижал парня, как его собственное зеркало. К четырнадцати годам, на фоне пубертата, бурной рекой полилась культура “доступности и вписок”. Девушки становились открытыми для новых опытов и знакомств.

Но только не с Виталием.

Кого возбуждают складки на животе и бока? Гинекомастия тоже не была частью эталонного шаблона.

Да и родители. Вечно сторонящаяся от конфликта мать, и отец со слюной во рту и пеной в глазах, кричавший, что ночевать “будешь только дома”!

Много ли друзей и подруг будет с отцом алкоголиком и амбивалентной матерью?

Можно было бы взять характером. Но характер Виталия был довольно мягок. Он был добрым человеком, скромным и местами хрупким. Про таких, в тех же недалеких кругах, принято было говорить: “Омежка”, уменьшительно ласкательным суффиксом добавляя издевки.

Виталий не был глупым человеком. В учебе успехи у него были средние, зато превосходный аналитический ум, тактическое чутье и умение раскладывать сложные процессы на базисы присутствовали в достатке. Если бы не отцовский ремень, пастушьей палкой, отгонявшей сына из-за компьютера, потому что “по телеку сообщили об умственном вреде игр”, двенадцатилетний парень мог бы стать киберспортсменом. А не как сейчас, в двадцать пять, помощник архивариуса на, почти умершем, литейном заводе. Шея отчетливо начинала гореть при воспоминаниях.

Виталий мог бы стать программистом – сейчас они получают много. Но отец считал, что только гомосексуалисты тыкают в клавиши – настоящие мужчины льют сталь и толкают прогресс. Вот только лить и толкать не позволило здоровье.

Сейчас Виталий Коровяк отдыхал от штанги. Тренажерный зал занимал особенное место в его жизни последний год. Парень, практически, чудом скопил нужную сумму на год тренировок.

Когда отец слег по производственной травме, руководство завода быстро оформило ему увольнение. Мать не работала просто потому, что не умела, а значит содержание семьи ложилось на его плечи. Но много ли содержишь на девять тысяч в месяц.

Виталий мотнул головой. Тренер говорил, что нужно освобождать мысли от мусора при занятиях, особенно с тяжелым весом – можно ненароком опустить штангу себе на кадык.

“И тогда кирдык!” – говорил он. Тренер. В первый и единственный раз, когда Виталий с ним занимался. Бесплатное занятие от сети спортивных залов.

Складывалось впечатление, что Виталий форменный и редкостный неудачник. Но это было не так. Не редкостный. Чем дальше от Москвы и Петербурга, тем чаще встречались точно такие же семьи и точно такие же “Виталии”.

Он сделал еще один подход. На последних движениях руки почти не слушались. Виталий буквально швырнул штангу на рейки и встал со скамьи. Почти год занятий и никаких результатов – складки виднеются из-под футболки. Футболки, уже поменявшей цвет от пота.

Не знавшие быт Виталия люди, вполне могли бы сказать, что важно еще и сохранять диету, но в виду нынешнего финансового положения – это было не так уж и сложно. Крупы, дважды-трижды вареные бульоны, хлеба из самой низкосортной пшеницы.