Эпидерсия

скачать книгу бесплатно

Эпидерсия
Олег Шамонаев

Любовь к самой прекрасной девушке мира – невероятное испытание, если ты самый обычный парень. А когда на твоем пути оказываются мафия, шарлатаны, оборотни в погонах и прочие ужасы 1990-х, можно впасть в отчаяние. Однако молодой корреспондент провинциальной газеты Глеб Князев придумывает, как выжить и как спасти тех, кто ему дорог.

Олег Шамонаев

Эпидерсия

Зачем казённая шинель

Иначе пахнет, чем "Шанель"?

Зачем полжизни набекрень? -

Чтоб не замучила мигрень.

Леонид Семаков

Пролог. Граффити

Когда международная обстановка и политические ток-шоу вгоняют Глеба в состояние тоски и меланхолии, он выключает телевизор и долго вертится в своей кровати. Слушает как ругаются соседи, как дождь молотит по жестяному подоконнику, как кислород переваривается в лёгких. А когда он всё же падает в небытие, то всегда видит один и тот же сон.

Он из последних сил взбирается по крутой горной тропе, оскользаясь на сыпучих камнях. Впереди – линия снегов, но у него нет снаряжения, и надо смотреть под ноги. Взгляд утыкается в пучок то ли травы, то ли мха. В замороженных и продутых ветрами скалах условия хуже, чем в космической пустоте. Здесь невозможно существовать. Но нечто невзрачное всё равно цепляется за камни и за жизнь, вопреки логике и разуму. И это даже подвиг, а эпидерсия. Совсем как его судьба.

Глеб поднимает глаза и видит, что над горизонтом стоит звезда, а впереди на тропе маячит тонкий женский силуэт. Он окликает спутницу, та оборачивается… Однако увидеть её лицо не удаётся. Потому что в этот момент сон неизменно прерывается. Тогда Глеб тяжело вздыхает, встаёт и топает во тьме к письменному столу, сшибая по дороге стулья и прочую мебель. Пока не добирается до лампы и не зажигает свет. А потом долго копается в ящике.

Наконец в руках у него пачка конвертов. И то самое бумажное письмо, с которого всё начиналось. Или почти всё. Он разворачивает бумагу и начинает жадно читать. Хотя, конечно, знает его наизусть.

* * *

«Дорогая прекрасная незнакомка! Мне было крайне непросто сесть за это послание. Но та буря чувств, которые я испытал, случайно увидев Вас, оправдывает любую неловкость. В конце концов, любая девушка мечтает о прекрасном принце на белом коне. А я и есть – принц, точнее – князь. Ну, а прекрасный или нет, решать Вам. И честно признаюсь: коня у меня никогда не было – ни белого, ни с мотором, никакого.

Тем не менее, жалкий и безлошадный, отдаю себя на Ваш суд. Придумать иной способ привлечь внимание красавицы я, к сожалению, не сумел. Пристать к Вам на автобусной остановке («Давайте познакомимся») или петь под окном серенады – это не про меня. Я слишком застенчивый. Но жизнь не любит малахольных.

Сегодня в универе во время лекции я заметил на парте такой показательный диалог. «Бабы-недавалки – суки», – пишет один из разочарованных студентов, сидевший раньше на моем месте. «Просить не умеете, сосунки малолетние», – отвечает какая-то бывалая барышня. Прошу прощения, за столь грубую метафору. Но по сути автор последнего граффити права. Пока я буду решаться с Вами заговорить, пока придумаю способ, Вы наверняка выйдете замуж и нарожаете пятерых детей. От того и данное письмо.

Очень хотел бы написать Вам, что живу во дворце, владею обширными поместьями и командую сотнями слуг. Но соблазнить Вас своим положением и богатствами мне точно не удастся, поскольку их нет. По крайней мере в осязаемой реальности нашего города и его окрестностей. Зато есть живой ум и горячее сердце. И они, безусловно, Ваши. Если Вы перешагнете условности, и проявите интерес к такому охламону как я.

Когда-то в детстве мы с приятелем Ромкой сочинили выдуманный мир. По примеру книжки «Кондуит и Швамбрания». Это была страна Полярной звезды. Там я выступал в роли наследника княжества, раскинувшегося на бескрайних снежных равнинах. А Ромка правил дружественной империей по соседству. Земли того княжества – единственные, где я до сих пор являюсь властителем. Но благодаря им у Вас вроде как даже есть возможность сделаться княгиней. А это, поверьте, немало.

Пожалуйста, не пугайтесь и не вешайте на мнимого князя клеймо безумца с раздвоением личности, живущего одними лишь грёзами. Ведь в наше ужасное время просто необходимо отключаться от реальности хотя бы в мечтах. А также разыскать близкого человека. Найти свой якорь, который помешает озлобиться и сползти в духовную бездну. Кажется, у Вас есть огромный шанс стать таким человеком для меня. Ну, и наоборот, если позволите.

Говорят, самые ослепительные девушки всегда достаются негодяям. Просто потому, что у нормальных парней не достает смелости претендовать на симпатию красавиц. Пожалуйста, давайте опровергнем эту дурацкую теорию. Ведь Вы, в конце концов, – не кукла на витрине, ожидающая своего покупателя. А человек с собственной волей, для которого важно сделать осознанный выбор.

Со своей стороны обещаю Вам главное. Если Господь поможет мне, и мы когда-нибудь будем вместе, я никогда Вас не предам и не брошу. Что бы ни случилось. В этом моя Вам княжеская клятва.

Пока не подписываюсь. Но, если моё письмо не оставило Вас равнодушной, ответьте мне на адрес: Залесск, Главпочтамт. Абонентский ящик 216.

С великой надеждой продолжить общение, Ваш князь».

Часть 1. Предчувствие

Глава 1. Сезон обострения

В редакции разрывался телефон. Стояла гнетущая осень, и все звонившие без исключения были психами с сезонным обострением. Но главный редактор запрещал посылать их в даль и насмехаться, полагая, что на газете лежит великая миссия по снижению уровня агрессии во Вселенной. Звонки в редакцию в его представлении походили на секс по телефону, только без секса. Ну и почти бесплатно. Почти – потому что психи так или иначе покупали газету, обеспечивая ей рекордные в регионе тиражи.

Многочасовые беседы с обострёнными гражданами вёл, разумеется, не сам главред. И даже не его секретарша. Эту неблагодарную работу возложили на журналистов. Словно у них отсутствовали другие дела. Сексом без секса несчастные занимались по очереди – иначе после третьего-четвертого акта существовала опасность самому съехать с катушек. Пару человек уже ушли таким способом в депрессивный запой. И сейчас проходили оплаченное работодателем лечение в загородном наркодиспансере.

Отвечать на ближайший звонок предстояло Митяю – боссу отдела новостей и главному редакционному балагуру, иногда умевшему извлекать из трёпа безумцев какую-то практическую пользу. Митяй торопливо поправил хвостик волос на затылке, перекрестился и сорвал трубку: «Алё? Вас слушают… Ну вы, наверное, меня разыгрываете… И правда светится?.. Ну ладно, мы приедем… Записываю адрес… Только берегите себя и ничего не трогайте… И в милицию звонить не нужно… Мы скоро будем».

После завершения этого странного и удивительно короткого диалога Митяй продолжал дергать свой хвостик и выглядел скорее озадаченно, чем измученно. Едва он опустил трубку, телефон заверещал вновь. Но ублажать следующего пациента предстояло уже Свете из отдела культуры. И, судя по отчаянию, которое наполнило её глаза, она нарвалась на исповедь ипохондрика часа на полтора. Митяй показал коллеге сочувственный жест, и оторвал от написания заметки Глеба – самого молодого и лёгкого на подъём из корров.

– Айда со мной. Тут один читатель, – новостник скорчил ироническую гримасу, – наблюдает в углу своей комнаты святящуюся паутину. Говорит – она обеспечивает контакт с инопланетным миром. Представляешь какая грянет сенсация, когда мы про это напишем?

– Блин, Митяй, – возмутился Глеб. – Зачем ты меня дергаешь из-за фигни? Ясно же, что у читателя «белочка». И хорошо, если он не буйный, и контачит с инопланетянами исключительно через свой стакан. Но всё одно – потратим кучу времени. А мне к вечеру серьёзный текст сдавать.

– Потому и зову человека с военным опытом, – серьёзно объяснил Митяй. – Знаешь ведь, чем закончилась история Валентина Яковлевича с наркоманом с проспекта Кирова…

* * *

Глеб не просто знал, а сам участвовал в том кошмаре. Он демобилизовался год назад, а во время службы бывал в горячей точке. Правда недолго, и в качестве связиста. Но факт боевого ранения в его биографии присутствовал, и за это его очень уважали нынешние коллеги. Особенно, когда он, ссылаясь на указания врачей, отказывался от выпивки. Когда главный редактор решил лично отреагировать на слёзное письмо бывшего зэка Алика, то взял на опасный разговор именно рядового запаса. В качестве охранника и журналиста-стажёра – чтобы набирался опыта общения с трудными клиентами.

Беседовали, прислонясь к хлипкому заборчику во дворе «сталинки» на Кирова, – все лавочки в округе оказались сломаны какими-то уродами. Алик выглядел обаятельным парнем, но он честно признался, что сидит на игле, и даже примерно не представляет, как обрести себя в новой жизни. Осуждён он был ещё при Брежневе, а вышел – при Ельцине. И чем теперь заниматься – идей не возникало даже в сладостных снах. Этим он мало отличался от миллионов сограждан, встретивших тектонические общественные сдвиги не в колонии, а на свободе. И не успевших стать ни рэкетирами, ни депутатами.

Беда зэка-наркомана состояла в том, что после освобождения он оказался без семьи, без профессии и без малейших жизненных перспектив. И Валентин Яковлевич подталкивал Глеба к написанию проблемной статьи на данную тему, на основе судьбы экс-сидельца. Но как раз во время обсуждения этой идеи Митяй притащил милицейскую сводку, из которой следовало: у той самой «сталинки» на Кирова кто-то зарезал случайного прохожего. Главред побледнел, и бросился звонить начальнику уголовного розыска. И тот не для печати признался, что главный подозреваемый – наш потерянный интеллектуал Алик.

– Всё-таки парень из всех вариантов дальнейшей жизни выбрал возвращение на зону, – с сожалением отметил Глеб. – Мог бы не с помощью случайного прохожего, а через наши трупы. Считай, повезло. Хоть и прохожего – тоже жаль. Говорят, хороший был человек.

У корра похожим образом недавно убили друга на улице – ни за что. «Из хулиганских побуждений» – как было написано в милицейском протоколе. Поэтому Глеб как никто понимал, что поездка в одиночку домой к психу на «инопланетную паутину» – верх беспечности. Здесь Митяй прав. Но зачем вообще дергаться из-за сообщения, которое с самого начала выглядит как клиника?

* * *

– Не могу объяснить рационально, но у меня чуйка, что за этим звонком что-то стоит, – объяснил новостник, когда они в Глебом прыгнули в митяевскую «копейку».

Редакционная машина вечно занималась развозкой газет по киоскам, а такси было журналистам не по карману. Так что они передвигались по большей части на городском транспорте, а летом – на великах. Митяй являлся единственным обладателем личного авто среди коллег. То был подарок его отца-пенсионера, который приобрёл «Жигули» на кровные лет десять назад, но так и не собрался научиться ими управлять. Сын пошёл дальше родителя, но и у него «копейка» всё время капризничала, и больше времени проводила в ремонте, чем на ходу.

В основе нынешней «чуйки» новостника лежал повальный интерес народа к аномальной ерунде, обозначившийся в смутные времена. Статьи про М-ский треугольник, йети в русской тайге и зелёных человечках на летающих тарелках шли на ура. Но Глеб справедливо полагал, что всему есть предел. Читатель – не идиот, и способен отличить игру в качественную мистику от пьяного бреда.

Но они всё равно неслись по улицам, сотрясая окрестности грохотом агрегатов.

– Куда хоть едем? В какой район? – поинтересовался юноша у старшего товарища, перекрикивая скрежет и тарахтение.

– Недалеко, в Заречье, – Митяй сверился с бумажкой и прочитал адрес.

– Да это ж дом моей матери, – обрадовался молодой корр. – Останемся у неё пообедать, хоть какая-то польза от поездки. Интересно, кто это в нашем дворе сдвинулся?

Все районы в Залесске почему-то назывались с приставкой «за» – Заречье, Заозерье, Задолье, Задорожье. Было даже Забугорье, хотя во избежание опасных ассоциаций в советские годы его официально переименовали во Фрунзенское. Правда, в народе новое имя не прижилось вообще.

Заречье имело репутацию хулиганского портового квартала, хотя, конечно, ему было далеко до классических бандитских трущоб. Место как место – бараки вперемешку с «хрущевками», алкашей и наркоманов – в меру, гопников – тоже. Глеб чувствовал себя в родном районе спокойно, хоть после дембеля и съехал от матери. Но не ради безопасности, а чисто во имя свободы и самостоятельности, благо имелась такая возможность.

* * *

Дом, в котором Глеб прожил школьные годы, был длинной многоквартирной пятиэтажкой, выстроенной в начале 1970-х вдоль забора мебельной фабрики. Контактёр с инопланетянами обитал в соседнем с матерью подъезде. На крыльце журналисты столкнулись с девушкой неописуемой красоты.

– Привет, – кивнула Глебу красотка, улыбнулась и упорхнула.

– Привет, – озадаченно отреагировал юноша и вдруг понял, что это Лера, повзрослевшая и сказочно похорошевшая.

Даже Митяй – дважды разведённый и планировавший третий брак – восторженно присвистнул… Она была младше примерно на четыре года. Во времена глебова детства мелькала перед глазами почти каждый день. Но старшие ребята не обращали внимания на мелких девчонок, выпекавших куличи в песочнице и скакавших на резинках по горбатому асфальту двора.

– Хорошо, что вообще вспомнил, кто она такая, столько времени не видел, – удивлялся Глеб. – Но как же она изменилась, и какой стала!

Юноша прикрикнул, что она сейчас должна учиться в старших классах – в десятом или одиннадцатом. Ещё несовершеннолетняя. Но, с другой стороны, это и хорошо. Как успел убедиться Глеб, к двадцати за любой девушкой тянется такой шлейф «бывших», что выглядеть конкурентоспособно на их фоне просто невозможно. Во всяком случае, его такие сравнения напрягали.

Парень быстро перетасовал в уме список знакомых женщин, с которыми он был не прочь… Выкинул из него пару одноклассниц, успевших выскочить замуж, понизил рейтинг достачливой студентки консерватории, вспомнил кассиршу из подмага и младшую сестру одного своего приятеля. И с удивлением обнаружил, что бывшая соседка по двору в её современном образе прекрасной школьницы – на уверенном первом месте.

– А ведь с этим придётся что-то делать, – констатировал Глеб. – Ведь я не мальчик, чтобы вечно жить платоническими чувствами…

В этом месте поток мыслей пришлось прервать, поскольку они с Митяем решительно поднимались вверх по лестнице.

– А номер-то квартиры какой? – наконец поинтересовался юноша у своего напарника.

– Я же говорю – 77-й, это пятый этаж без лифта, – недовольно побурчал Митяй, который любил поболтать, и не одобрял, когда его собеседники уходили в себя.

– Ой, да я ведь знаю её почти как свою, – встрепенулся Глеб. – Там жил мой приятель Ромка. А может и до сих пор живёт. Мы с ним во дворе были товарищами по несчастью. Я – самый младший в компании, а он – вроде как блаженный.

– Блаженный? Сумасшедший что ли? Он в принципе адекватный? – в голосе новостника прорезались тревожные нотки.

– Не совсем, – замялся юноша. – Я сам давно его не видел, но моя мать рассказывала, что у Ромки некоторое время назад окончательно съехала крыша, и его сдали в дурдом. Потом подлечили и отпустили обратно. Он устроился звонарём в наш храм. У него не «белочка», а диагноз пожестче. Инопланетяне там точно не при чём. Хотя давай зайдём, раз пришли – не поворачивать же обратно. Может узнает меня, и скажет что-нибудь забавное. Хотя грех смеяться над убогими.

* * *

Лера, Ромка, двор у мебельной фабрики – ностальгия захлестнула Глеба. И он без колебаний отодвинул ногой вредного пса Бобика, сидевшего на коврике перед дверью, и втопил такой знакомый тугой звонок квартиры 77. И без запинки обратился к женщине в толстых очках, открывшей дверь:

– Здрасьте, Нина Ильинишна, это вы звонили в редакцию?

Глаза за толстыми линзами сначала испуганно сузились, а затем засияли от узнавания.

– А, Глебушка. Как хорошо, что ты пришёл, – запричитала ромкина мать, словно они в последний раз виделись вчера, а не много лет назад, в прошлой жизни. – Моему-то опять худо. Намедни напали на него прямо у дома, по голове дали и мозги, похоже, снова отбили. К врачу иди не хочет, глаза стеклянные – заперся у себя в комнате. Проходите, ребята – может хоть вы его образумите.

Из ромкиной комнаты доносились невнятные звуки, но на стук никто не реагировал.

– Открой, это я, Глеба, – увещевал юноша бывшего приятеля.

– Да тут не журналисты нужны, а психическая неотложка, – констатировал расстроенный Митяй. – Давай ломать дверь что ли. Может за ней уже бездыханное тело.

И тут Глеб вспомнил секрет этого замка, известный ему с детства. Если на него немного надавить и толкнуть в сторону, внутренний запор отщёлкивается сам собой…

Ромка лежал в кресле в обнимку с трубкой – видимо, не менял позы с того момента, когда завершил телефонный разговор с Митяем. Лежал, потеряно уставившись в угол. Блаженный оставался жив, но пребывал в несознанке. На губах пузырилась пена. Проигрыватель пластинок «Радиотехника» заел на одном обороте винила с колокольными звонами, бесконечно повторяя удары.

Митяй, имевший отличный музыкальный слух, первым делом подскочил к «Радиотехнике» и вырубил безобразную какофонию. А молодой корр проследил за направлением взгляда блаженного, и обалдел. В углу над выключенным телевизором действительно сияла всеми цветами неземного вида паутина. Повинуясь зову, Глеб подошёл к ней и протянул руку. В ответ голове полыхнула вспышка, и пришла абсолютная тьма.

Глава 2. Непризнанный поэт

«Уважаемый охламон! Сказать, что я была удивлена, получив Ваше письмо, это не сказать ничего. Конечно, мне безумно приятны комплименты, которыми Вы меня осыпали. Да и о прекрасном принце я, действительно, мечтаю очень давно. Однако некоторые Ваши фразы заставляют подозревать, что некий многоопытный ловелас просто собирается совратить юную девушку. И что Ваши княжеские клятвы не стоят ломанного гроша. Ведь я совершенно не знаю Вас, и даже не представляю, на что Вы на самом деле способны.

Поэтому предлагаю не спешить с нашим личным знакомством. Для начала расскажите, пожалуйста, поподробнее о Вашем мире Полярной звезды. Мне крайне любопытно. Всё-таки я должна знать, в какую именно страну меня зазывают княгиней. А вдруг это какая-то отсталая провинция с разорённой казной и разбойным сбродом вместо подданных? И ещё напрягает фраза о снежных равнинах. Надеюсь, там у вас не слишком холодно? Я ненавижу мороз.

С нетерпением жду нового письма. Ваша кукла на витрине».

* * *

Он стоял в ромкиной комнате и потерянно гладил стену.

– Глеб, ты чего? – тряс юношу за плечо Митяй. – Очнись, не хватало мне здесь ещё одного припадочного. Давай и тебе неотложку вызовем, чего уж там. Пусть со всего города сюда едут.

– Ух, извини, – сбросил с себя оцепенение корр. – Ты же знаешь – у меня боевая контузия, иногда накатывает. Ещё две минуты, и всё будет в ажуре.

– Конечно, в ажуре, – проворчал новостник, вырывая из руки Ромки пищащую трубку и водружая её на аппарат. – Инопланетная больничка здесь, а не контактный центр с иными мирами.

Мать хозяина комнаты взывала психиатров. Они, как это ни странно, примчались довольно быстро, и на всякий случай спеленали блаженного. Ромка являлся их постоянным клиентом, и они только ждали удобного случая, чтобы упечь его обратно в дурдом. Повод сейчас был железным. Глеб и Митяй помогли санитарам спустить с пятого этажа носилки со звонарём, который никак не приходил в себя.

– Счастливый человек, – зло бросил Глеб, захлопнув дверь врачебной «буханки». – Жаль мы впустую покатились.

– Почему впустую? – возмутился Митяй. – Материала для заметки вполне достаточно. Любители аномального будут в восторге.

– Ты тоже видел светящуюся паутину? – робко спросил юноша. – Как и я?

– Глеб, ты меня пугаешь, – снова принялся воспитывать юного товарища новостник. – Никакой паутины не было. Но это не значит, что отсутствует повод для заметки.

– Мда, – протянул корр под презрительным взглядом напарника. – Теперь я понимаю, о чём любимая поговорка нашего фотографа: «Меньше напишешь – меньше наврёшь».

* * *

Во второй половине дня продолжить собственную статью Глебу снова не удалось, потому что ему поручили поговорить со старшим лейтенантом ОБЭП Вестерманом – у редакции перед этим милиционером висел старый должок, и Василий Петрович внезапно прибыл в гнездо городской журналистки, чтобы обсудить способы его возвращения.

Петровичу было меньше тридцати, но все завали его исключительно по отчеству. С этим офицером Глеб познакомился чуть ли не в первый день своей работы в газете, когда его отправили разбираться с огородниками на окраине Залесска. Те придумали гениальный способ защиты своих картофельных насаждений от воров. Поскольку круглосуточная охрана грядок представлялась нереальной, предприимчивые граждане втыкали на своих участках предупреждающие знаки: «Осторожно, радиоактивная опасность». Знаки выглядели очень настоящими – с кружком и красными треугольниками. Откуда их добыли, установить не удалось.

На воров радиация произвела должное впечатление – покушения на урожай прекратились. Но прониклись не только преступники. Приезжали даже люди из гражданской обороны в своих скафандрах – замеряли микрорентгены. Но ничего не нашли, и передали дело в ОБЭП – почему-то приняв случившееся за экономическое преступление. Петрович ходил по грядкам злой как чёрт, но интервью Глебу дал. С посылом: не надо так глупо шутить, уважаемые товарищи.

Потом газета проводила конкурс на лучшую городскую кофейню, и старший лейтенант Вестерман не просто выступил в роли одного из членов жюри, а ещё по собственной инициативе организовал контрольную закупку во всех заведениях, включенных в номинацию. С последующим анализом кофе в лаборатории санэпидемстанции. После чего половину кофеен пришлось дисквалифицировать. Выяснилось, что вместо ароматного напитка, приготовленного по ГОСТу, народ поили какой-то лютой бурдой.

И вот теперь пришло время оказать Петровичу ответную услугу – за интервью о радиации и за помощь в кофейном конкурсе. Милиционер ещё на огородах рассказывал Глебу, что в качестве хобби в свободное от работы время пишет художественную прозу и стихи. Сейчас он притащил в редакцию увесистую папку со своим творчеством.

– Вот, давай с этого начнём, – бухнул Вестерман на стол две толстые тетрадки по 96 листов в каждой.

– Что это? – удивился юноша. – Новая версия «Войны и мира»?

– Это, – обэпник ткнул пальцем в рукопись с синей обложкой. – Дневник одной нашей «ночной бабочки». А в другой тетрадке – моё эссе на данную животрепещущую тему.