Тихая ложь

– Они уже давно не со мной, и, кроме того, мы все живем в разных странах. Я просто наслаждаюсь, когда они приезжают.

Ну вот, и с ним они нашли что-то общее – родительские чувства.

– Я прекрасно вас понимаю.

– В последние годы мне особенно тяжело. Уровень жизни повышается, все ездят по миру, а я не могу. Я уже старый, мне скоро шестьдесят.

Вдруг у самых их ног шлепнулось и разбилось яйцо. Сиван отскочила в сторону. Еще одно яйцо попало в бедро Сола в района паха. Скорлупа лопнула, и яркий желток разлился по его комбинезону. Сиван посмотрела в том направлении, откуда прилетели яйца, и успела заметить сияющее от удачного броска лицо Михаль, скрывшейся в глубине своего балкона. Просто сумасшедший дом какой-то!

– Ах ты, зараза! – выругался Сол.

– Что ей от нас надо?

– Да она просто ненормальная.

– Это пятно сойдет при стирке, – сделала Сиван совершенно лишнее замечание. Вот так Михаль! Это было уже слишком.

– Пятна это ерунда, – наигранно ответил Сол, скрывая закипавший в нем гнев – часть жизни. Я же не какой-то там вылизанный профессор из «Бецалеля», как некоторые.

Так, значит это совершенство Лири была еще и профессором в «Бецалеле»!

Расставшись с Солом, который сердечно попрощался с ней, не выказывая никаких признаков недовольства тем, что она была на стороне Лири, Сиван уже шла к машине, когда раздался сигнал телефона, известивший ее о получении сообщения.

Михаль: Привет.

Сиван: Почему вы кидали в нас яйцами?

Михаль: Я кидала не в вас, а в этого урода в очках.

Сиван: Михаль, вы не можете бросаться яйцами в людей. По закону это приравнивается к нападению.

Михаль: Да он просто тролль. Вы видели, какие у него глаза? Ужас!

Сиван: Нельзя судить о человеке по его внешнему виду. А если бы вы попали в ребенка?

Михаль: Он такой двуличный! Говорит, что ненавидит, а при этом любит, а потом говорит, что любит, а сам ненавидит. Терпеть не могу таких людей!

Сиван: Сделайте мне одолжение, перестаньте кидаться яйцами в людей.

Михаль: А вот ежиков я люблю.

Отец

Лайла вернулась из Франции и, с недовольством повинуясь последним постановлениям правительства, начала отсиживать карантин.

– Наконец-то мы заканчиваем все работы во Флорентине, – объявила Сиван в конце недели. – В пятницу приедет Яаль и останется у нас ночевать. Я думала поехать в новую квартиру и устроить новоселье. Позовем кого-нибудь из соседей. Кстати, я забыла рассказать тебе о соседе сверху. Пелег Золти. Слыхала о таком?

– Да ну! Кто же не знает Пелега Золти! Ты серьезно?

– Абсолютно. Мы даже перекинулись с ним парой слов.

– И как он выглядит в жизни?

– Закачаешься.

– Он партнер Карни Салу, – ее фамилию она произнесла со специфическим акцентом. – Она тоже очень известная. Была моделью у самого Диора. Это самая красивая пара в Израиле. Такого просто не может быть!

– Я вижу, ты неплохо разбираешься в подобных вещах.

– Еще бы! Я все о них знаю. Они вдвоем ведут шоу «Израиль ищет таланты». Они такие смешные! Я смотрю это шоу только из-за них.

– А я его даже не узнала.

– Так ты ведь совсем не смотришь телевизор, – недовольно фыркнула Лайла. – А ее ты тоже встретила?

– Карни Салу? Нет.

– Что ты собираешься делать с квартирой? – спросила Лайла.

– Не знаю. Ты будешь там жить? Ты же любила жить во Флорентине.

– Я любила жить там с Лиором, – уточнила Лайла. – Дай мне подумать, окей?

– Я никуда не тороплюсь.

На следующий день Сиван встретилась с Филипом, чтобы завершить обсуждение всех финансовых вопросов. Он предложил ей сигарету. Взяв ее, она почувствовала внезапное удовлетворение – так здорово было сидеть в своей ложе (как она теперь называла балкон) и смотреть вниз на оживленный бульвар. Когда они закончили все расчеты, Сиван проводила его до двери и столкнулась с изысканно одетыми Алазаром и Бат Эль, выходящими из своей квартиры. Бат Эль была в легком шерстяном пальто, колготках и туфлях на низком каблуке, а на Алазаре, помимо обычных клетчатой фланелевой рубашки и свитера, были жакет на пуговицах и шляпа. Они поздоровались с ней, и она, исполняя свой соседский долг, тоже поинтересовалась их делами и поговорила о погоде, пока они не дошли до лестницы и не стали медленно и осторожно, ступенька за ступенькой, спускаться. Через четверть часа Сиван тоже сошла вниз и повернула направо, в сторону улицы Мешек А-Поалот. В утренние часы было почти невозможно найти стоянку рядом с домом, и машину удавалось поставить только на расположенной неподалеку небольшой торговой плазе. Сейчас, во время эпидемии, когда большинство людей оставались дома, ситуация заметно улучшилась, но Сиван уже привыкла парковаться на этой плазе и даже полюбила короткую прогулку по узким улочкам. Дойдя до угла, она, к своему изумлению, увидела Алазара и Бат Эль, недоуменно оглядывающихся по сторонам. Увидев ее, они испытали заметное облегчение.

– Вы ждете автобуса? – спросила Сиван.

– Такси, – ответила Бат Эль. – Только никто не останавливается, а те, что останавливаются, не хотят нас брать.

– Трудно поймать такси на улице. Давайте я вам закажу. Куда вы едете?

Бат Эль заколебалась, и за нее ответил Алазар, которому для этого тоже потребовались немалые усилия:

– На кладбище Гезер.

Сиван достала телефон и заказала такси, объяснив старикам, что она делает.

– А мы и не знали, что это так трудно. В прошлом году у нас как-то получилось, – сказал Алазар.

Через минуту рядом с ними остановилось вызванное такси.

– Благослови вас Бог, – произнесла Бат Эль.

– Будьте здоровы, – повторил за женой Алазар.

Сиван пришла на работу и в лихорадочных попытках разобраться со множеством дел, которые она вела, на несколько часов забыла о соседях из Флорентина. Но когда к девяти часам вечера она подъехала к дому, на экране телефона появилось сообщение от Михаль, содержащее изображение ужасного монстра и подпись:

Так выглядят все жильцы нашего дома

Я абсолютно в этом уверена

К вам это не относится.

Не успела она подняться по ступенькам, ведущим в парк, как получила еще одно сообщение с фотографией упаковки армейских носков фирмы «Дельта».

Михаль: У меня серьезная проблема – кончились носки. Я уже задыхаюсь дома, но мне никуда нельзя ходить, потому что я отношусь к группе повышенного риска. Вы можете мне помочь?

Сиван: Постараюсь.

Михаль: На улице Левински есть множество магазинов.

Сиван: Дорогая, у меня нет ни времени, ни желания ходить по магазинам. Этим должен заниматься человек, который за вами смотрит. Но я могу заказать их по интернету.

Михаль: Я больше ничего не буду у вас просить.

Сиван: Я заказала вам носки. Их должны доставить через несколько дней. Спокойной ночи. Вам надо хотя бы иногда выходить проветриться.

Когда Сиван зашла домой, зазвонил телефон и на экране появилось имя: «Май». Он ей безусловно нравился, однако она совершенно не хотела усложнять себе жизнь, тем более, что он все еще любил бывшую жену, а она вовсе не интересовалась случайными сексуальными связями.

– Привет, Май. Что-то случилось?

– Я тут неподалеку, на улице Лиона Блюма. Можно к вам заскочить? У вас еще есть силы на гостей? Я хотел с вами кое о чем посоветоваться.

– Конечно приходите. Вы можете пройти переулками и зайти через двор, – Сиван объяснила ему, как добираться, а потом сбросила плащ и сумку, разожгла камин, приглушила свет и поставила кресла так, чтобы они были обращены друг к другу.

В это время из своей комнаты вышла Лайла, завернутая в розовый банный халат с пучком мокрых волос на темени.

– Ты дома? Что происходит?

– Через несколько минут должен прийти Май.

– Какой Май? Наш сосед из Флорентина? Ты его позвала? – удивилась Лайла.

– Он сам напросился. Сказал, что находится неподалеку и попросил разрешения зайти.

– Интересно.

– А ты что делаешь? – спросила ее Сиван.

– Пытаюсь заниматься.

– Только ты одна на карантине?

– Нет, все, кто поехал за границу в конце семестра. Такой облом!

– А ты бы отказалась от поездки, если бы знала, что надо будет проходить карантин?

– Еще чего! Я согласна сидеть еще месяц, лишь бы не отказываться от катания на лыжах. Когда я сижу дома, не проходит и дня, чтобы я не думала о Лиоре, а там я совершенно забываю о нем.

– Это хорошо.

– Не буду тебе врать. У меня теперь совсем другое настроение, но я так и не освободилась от него окончательно.

Во дворе стукнула калитка, и Лайла заторопилась к себе в комнату.

А он все-таки ничего, подумала Сиван, выйдя навстречу Маю. У него теперь была новая молодежная прическа и все та же двухнедельная щетина.

– Давайте посидим внутри. Во дворе еще холодно. Что вы будете пить?

– Пиво, если есть.

В гостиной снова появилась Лайла. Сиван заметила, что она успела переодеться – на ней были простые, но облегающие тренировочные штаны, подчеркивающие фигуру и черный свитер с глубоким вырезом, хранимый для специальных случаев, когда ей хотелось почувствовать себя красивой и сексуальной. При виде Лайлы в животе у Сиван что-то сжалось, и она замотала головой, стараясь избавиться от ненужных мыслей. Глупости. Ну, надела Лайла черный свитер, и что? Май годился Лайле в отцы, а у нее никогда, по крайней мере до этого дня, не было стремления влюбляться в мужчин вдвое старше нее. Но, может быть, та гадалка тридцать лет назад, говоря про ее будущего мужа, видела не ее, а Лайлу? Да и Зейнаб говорила о том, что Сиван сама должна указать дочери путь. А что, если она имела в виду Мая? Сиван снова прогнала навязчивые мысли. Это просто нелепо. Она ни минуты не верила в то, что Зейнаб обладала особым знанием и могла предсказывать будущее, хоть и смогла угадать ее прошлое.

Лайла уселась в кресло и положила ногу на ногу. Какая же она красавица, подумала Сиван. Из симпатичной девушки превратилась в привлекательную молодую женщину.

– Как дела? – спросила Лайла Мая. – Что-то случилось?

Май, по-видимому, тоже не мог отвести взгляда от Лайлы.

– Все классно, – ответил он, улыбнувшись.

– А что вы делаете в нашем районе?

– Хочу купить дом. Мне предложили посмотреть петнхауз неподалеку. Он старый и требует ремонта, зато вид – закачаешься! Я уже был там вчера утром, а сейчас приехал еще раз, чтобы посмотреть, как все выглядит в темноте, – он повернулся к Сиван. – Я видел вас сегодня с балкона. Почему вы не зашли поздороваться?

– Я приезжала разобраться с подрядчиком, и мне не хотелось беспокоить вас просто так, а кроме того, я опаздывала на работу. Скажите, вы знакомы с Бат Эль и Алазаром?

– Шапочно. У них есть дочь – доктор биологии. Однажды она попросила меня помочь им с телевизором. У них не получалось переключать программы. Обычно они все время сидят дома, но сегодня куда-то ушли.

– Мне кажется, вам нравится смотреть на прохожих с балкона, – заметила Лайла.

– Сегодня был хороший день, и я работал сидя на балконе, – засмеялся Май. – А вообще-то это классно. Будто смотришь кино.

– А что с вашей женой? – спросила Лайла. – Когда она возвращается в Израиль?

– С бывшей женой, – поправил ее Май. – Она должна была лететь из Германии в Париж встречать Песах с девушкой Саара, но теперь, из-за «короны», все возвращаются домой и Саар тоже никуда не поедет.

– А почему его девушка живет в Париже?

– Она француженка. Они познакомились по интернету семь месяцев назад и с тех пор все время на связи. Он съездил туда, а она приезжала сюда. Они решили, что она приедет летом, начнет учить язык и искать работу. Он пока только на втором курсе, ему еще долго учиться, а кроме того он патриот, служил в «Шайетет»[12] и не собирается покидать Израиль.

Сиван посмотрела на Лайлу. Лиор тоже служил в «Шайетет». Интересно, подумала Сиван, скажет ли она об этом? Но Лайла перевела разговор в другое русло.

– Она вам нравится? – спросила она.

– Подруга Саара? – переспросил Май, подбирая слова. – Не знаю. Она симпатичная. Лири более близка с ней, а я с ней не знаком, я не вмешиваюсь в такие дела.

– А мне почему-то кажется, что вы очень даже интересуетесь жизнью своих сыновей.

– Конечно. Мы очень тесно связаны. Но это в основном мужские дела: мы путешествуем вместе, занимаемся серфингом, ну и немного разговариваем. А душевные беседы – это вотчина Лири.

– А каким серфингом вы занимаетесь? – спросила Лайла.

– Я с детства просто катался на волнах, а сегодня использую воздушный змей. А ты тоже серфингист?

– Да.

– И притом очень серьезный, – заметила Сиван.

– Как здорово, что у них есть такой отец!

Сиван почувствовала, что Май на мгновение задумался, но у него не оставалось выбора.

– А где твой отец?

– В Бразилии.

– Ух ты! Далеко. И как часто вы видитесь?

– Я никогда его не видела.

Что это случилось с Лайлой, подумала Сиван. Она никогда в жизни не говорила о своем отце с посторонними, и даже в более тесном кругу обычно отмалчивалась. Уже то, что она заговорила об этом с Яалем, было удивительно, но он был почти членом их семьи, и их связывали общие воспоминания. Май же был совершенно чужим человеком.

– Мама встретила его в Бразилии, они влюбились друг в друга, но еще до того, как она узнала, что беременна, он исчез, а потом было уже поздно его искать. Даже его фамилию мама не знала.

– А ты хотела бы его найти?

– Конечно! – ответила Лайла. – Кто бы отказался найти своего отца?

Сиван заставила себя улыбнуться. Никогда еще Лайла не говорила с ней о Родриго таким взволнованным тоном. Наоборот, всегда повторяла, что он ей совершенно не интересен, и что им хорошо вдвоем. А тут вдруг появился совсем посторонний человек, и она изливает перед ним душу.

– Я не рассказывал вам, что работал в Бразилии шесть с половиной лет? – спросил Май. – Два года прожил в Сан Пауло, но большую часть времени провел на северо-востоке. Мы строили коммуникационную сеть для мобильной связи.

– Когда это было?

– Через год после окончания университета. В 2000-м. Саару тогда было шесть лет, а Адаму – три. А где вы были в Бразилии, – спросил он Сиван, – и когда?

– До вас. Я поехала туда в апреле 1995-го, а Лайла родилась в марте 1996-го. Я вернулась домой, когда ей было четыре месяца.

– А где она родилась?

Сиван заколебалась. В прошлом она не раз рассказывала эту историю. Было время, когда Лайла любила слушать ее снова и снова, но теперь она больше интересовалась настоящим, чем своим детством.

– В глухой рыбацкой деревушке. Я собиралась поехать рожать в больницу в Сан-Луисе – это в восьми часах езды – но она родилась на две недели раньше срока.

– А точнее? Я прекрасно знаю эти места.

– Деревушка называлась Атинс.

– Неужели! Мы с Лири купили там десять дунамов[13] земли. Это самое красивое место на свете! – глаза Мая загорелись. – Как здорово, что вы там были! Я не встречал еще ни одного израильтянина, который бы знал это место. Я так по нему скучаю!

– Когда вы были там в последний раз?

– В 2017-м. Какой-то пройдоха пытался продать мою землю ничего не понимающему итальянцу, так что пришлось поехать и найти человека, который будет за ней присматривать.

– Как вам это удалось? В мое время там был просто Дикий Запад.

– У меня есть старое постановление суда, но теперь я привез из Баррейриньяс профессионального геодезиста, который составил план участка с четко обозначенными границами, и зарегистрировал этот план в муниципалитете. Если землю не зарегистрировать, ее могут захватить. Там все еще многое делается по законам джунглей.

– В мое время иностранцы уже начали скупать земли в Бразилии, но это место оставалось нетронутым. Буна дал нам участок, на котором мы построили что-то вроде фермы. Под словом «мы» я подразумеваю небольшую группу туристов со всех концов Земли. Вы знаете Буну?

– Кто ж его не знает? Он теперь король. У него куча денег, земли по всей стране, связи среди политиков. Атинс для него – это так, мелочь. Вы бы теперь это место не узнали. Они пытаются сохранить старую атмосферу, но сейчас повсюду натыканы места для ночлега и прочие удобства. Туда теперь приезжает множество кайт-серферов, и когда есть хороший ветер, можно кататься по озерам, раскиданным между дюнами. Это вообще что-то неописуемое! Просто обалдеть! Ну вот, вы меня раздразнили.

– А вы знаете Луку? Лайла родилась в ее доме. Она была деревенской повивальной бабкой и поваром. Ее крабовые котлеты должны были получить мишленовскую звезду, – Сиван выпалила это, не задумываясь, и тут же пожалела о своих словах.

– Луку мне встретить не довелось. Она умерла еще до того, как я приехал. А вот ее дочь Ирани я знаю. У них с мужем есть фазенда и ресторан под названием «Сан Оберто». Я частенько к ним захаживаю.

– Она меня, наверное, уже не помнит, – быстро сказала Сиван, стараясь не акцентировать на этом внимание. – Это было так давно.

– И вы там никогда больше не были?

– Нет.

– Мама каждый год собирается поехать, – вмешалась Лайла, – без конца говорит о том, как она скучает, и каждый раз откладывает. Все время придумывает новые предлоги: то у нее слишком много работы, то нет сил на дальние перелеты, то время года не подходящее, то еще что-нибудь. Короче, она просто боится. Я сто раз предлагала ей поехать вместе, а она все время придумывает какие-то отговорки.

Все это говорилось с легкостью, но направление, в котором стала развиваться беседа, Сиван не понравилось.

– Вы говорите по-португальски? – спросил Май, чтобы разрядить обстановку, и когда она ответила, что не очень, но вполне справляется, он затрещал снова. – Когда мои сыновья были маленькими, мы частенько ездили туда. Это такая огромная страна, в ней можно найти все, что захочешь.

Май продолжал свои ностальгические воспоминания и, когда добрался до Бойпебы[14] и Транкосо[15], где Сиван тоже довелось побывать, она снова смогла поучаствовать в разговоре, не выдавая на сей раз никаких секретов. Он рассказывал забавные анекдоты из своего прошлого и, как прирожденный актер, сопровождал свои воспоминания мимикой и звуками, так что Сиван с Лайлой хохотали не переставая.

Проводив Мая до стоянки и вернувшись домой, Сиван застала Лайлу все еще сидящей в гостиной.

– Ну как он? Правда симпатичный? – спросила Сиван.

– Классный! Я же говорила, что тебе надо им заняться. Он подходит тебе больше Яаля. Тот тоже ничего, но уж очень тяжел на подъем.

– И ведь он сам напросился. Это уже кое о чем говорит. Я подумаю.

– Давай, давай. Ну, я пошла спать, – Лайла потянулась и пожаловалась в тысячный раз. – Как мне надоел этот карантин! Ялла, кончайся уже!

Убийство

В шесть утра Сиван разбудил телефонный звонок.

– Кто-то облил стену ядом, – услышала она голос Михаль.

– Что? – Сиван поморгала, чтобы убрать паутину сна, все еще застилавшую ее глаза.

– Вы же сами сказали, чтобы я не судила о людях по их внешности. Иногда и урод – красавец, а вот красавец как раз – урод. Как доктор Джекил и мистер Хайд.

– На что вы намекаете?

– Приходите и сами увидите! – и, не тратя времени на этикет, Михаль повесила трубку.

Сиван ничего не оставалось делать, кроме как вылезти из теплой постели и отправиться во Флорентин. Входная дверь была закрыта, кодовый замок работал. Светильники отбрасывали пятна желтого света на цветную плитку пола, новые почтовые ящики были нетронуты. Но, поднявшись на первый этаж[16], где друг напротив друга находились двери Михаль и Сола, она, наконец, увидела то, что случилось. Всю стену занимала написанная красной краской надпись «ГРЕБАНЫЙ УБИЙЦА», по обеим сторонам которой были нарисованы стрелки, указывающие вверх.

Несмотря на весь свой жизненный опыт и на тот факт, что она была далеко не робкого десятка, Сиван на мгновение почувствовала смутное беспокойство, которое человек обычно испытывает, когда чувствует, что кто-то вторгся на его территорию, словно увидела следы, оставленные вором. Кого Михаль имела в виду? Сола? Мааян? Пелега? А может быть, Мая? Сиван отнюдь не относилась к ее словам с пренебрежением. Михаль действительно замечала все. Сиван продолжала подниматься по лестнице. Розовую дверь на втором этаже украшало изображение черепа, под которым было написано «смерть!», а под дверью стояло ведро, полное красной жидкости, в которой плавали две голые пластмассовые куклы с оторванными головами. При взгляде на них Сиван вспомнилась гора игрушек в квартире Сола. Она вздрогнула, но, может быть именно ввиду исключительности увиденного, быстро пришла в себя. В этой угрозе было что-то примитивно-детское, а кроме того, она никак не могла представить себе Алазара ни педофилом, ни, тем более, убийцей. Она была абсолютно уверена, что он был совершенно безобидным человеком.

Сфотографировав надписи, Сиван осторожно постучала в розовую дверь. Если они еще спят, подумала она, нет никакой необходимости будить их. Однако за дверью немедленно послышались шаги, и она слегка приоткрылась.

– Я ужасно извиняюсь, Бат Эль, но мне надо с вами поговорить. Не волнуйтесь, все в порядке, но нам надо кое-что прояснить.

Бат Эль распахнула дверь. Она была закутана в теплый халат, а голова ее была повязана платком. За столом в кухне сидел Алазар, сжимая в руках стакан горячего чая, от которого поднимался пар.

Оба посмотрели на нее с удивлением, как дети, ожидающие того, что скажет взрослый.

– Кто-то опять написал угрозы на стенах, – сказала Сиван, глубоко вздохнув. – И на этот раз он испортил и вашу дверь тоже. В прошлый раз я попросила рабочих просто закрасить все надписи, но на этот раз не хочу больше молчать. Вы должны подать жалобу в полицию. Вы знаете, кто это мог сделать?

Алазар молча посмотрел на нее, а Бат Эль закрыла лицо ладонями.

– Я хочу вам помочь. Не паникуйте и не бойтесь. Тот, кто это сделал, за все ответит, но сначала я хочу понять, что здесь происходит.

– Будет лучше, – начала Бат Эль, но говорить ей было тяжело, и она снова перешла на отрывистый шепот. – Будет лучше, если вы позвоните Бат Хен. Она все вам расскажет.

– Бат Хен – это ваша дочь? Дайте мне ее телефон.

Сиван позвонила Бат Хен и, рассказав ей о том, что случилось, спросила:

– Мы должны побеспокоиться о том, чтобы это больше не повторилось ни с вашими родителями, и ни с кем другим. Вы знаете, кто это сделал?

– Я догадываюсь, – ответила Бат Хен, – но это могли сделать разные люди. Это не телефонный разговор. Вы сейчас там? Я могу подъехать.

– Приезжайте.

Через несколько минут Бат Хен зашла в квартиру.

– Я видела надписи, – сказала она после того, как, несмотря на эпидемию, успокаивающе положила руку на плечо отца и обняла мать. – Если ваши рабочие смогут их закрасить, я вам заплачу.

– Дело вовсе не в этом, – возразила Сиван. – Давайте оставим деньги в покое.

– А вы щедрая. Мама с папой сказали мне, что вчера вы заплатили им за такси.

Сиван вовсе не собиралась платить за такси. Просто впопыхах она совсем забыла об этом, а когда вспомнила, была уже ночь.

– Это мелочи. Гораздо важнее выяснить, кто этим занимается и не допустить повторения подобных случаев впредь.

– Вы не против, если мы пойдем к вам? – предложила Бат Хен. – Мне кажется, вы не знаете нашу историю. Пусть мама с папой отдохнут. Они и так все время под стрессом.

– Я пойду к Сиван, – сказала она родителям. – Расскажу ей, как все было. Не волнуйтесь! Сиван – адвокат, она знает, что надо делать.

Перевод ответственности за решение проблемы на «более высокую инстанцию» несколько успокоил стариков.

– Конечно, поговорите, – произнесла Бат Эль.

Сиван приготовила себе растворимый кофе, а Бат Хен попросила сварить ей крепкий черный.

– Я не хотела звонить в полицию, не посоветовавшись с вами, – начала Сиван. – Я в любом случае собираюсь это сделать, если только ваши родители сами не подадут жалобу. Мне кажется, это было бы правильнее, потому что надписи направлены против них.

– Родители рассказывали вам о моем брате Пинхасе? – спросила Бат Хен, немного помолчав.

– Они сказали только то, что он умер. Это к нему они ездили вчера? Он похоронен на кладбище Гезер?

– Нет. Там похоронены все остальные. Мама говорит, что когда Пинхасу было всего пять лет, в нем уже было что-то такое мрачное. Никто не мог сказать, что именно, но было несомненно, что что-то есть. Он был любимым ребенком и привлекательным парнем, которому всегда прощались все его шалости и выходки. Учился он хорошо, учителя любили его, ставили ему высокие оценки и всячески продвигали. Он был общительным и всегда был окружен друзьями. Когда надо, умел быть серьезным, а когда надо, мог и посмеяться. И все-таки что-то внутри него было не в порядке, что-то пошло не так: то ли разум вступил в противоречие с сердцем, то ли правда с ложью, то ли реальность – с теми выдумками, которыми он тешил себя и других. Родители наши – люди тихие. Они выросли в лагере для переселенцев возле Пардезии и поженились сразу же после Шестидневной войны. Маме тогда было всего двадцать лет, а отцу – двадцать один. Он был танкистом, а она работала в канцелярии воинской части. Эту квартиру они купили у отца Шери. В ней мы с Пинхасом и выросли. Родители спали в гостиной на раскладном диване, а мы с братом – во второй комнате. До Пинхаса у мамы было два выкидыша. Вы видели, как она выглядит? А в молодости она была совсем крошечной. Трудно поверить, что такая крошечная женщина может кого-то родить.