Тихая ложь

– Можно я задам тебе один вопрос, мам? Тебе никогда не хотелось, чтобы она умерла? Ведь если бы она умерла, ты могла бы остаться с Яалем. Тебя не посещали такие мысли?

– Посещали. Но не в форме стремления, а, скорее, в форме вопроса: неужели я и в самом деле этого хочу? И ответ всегда был один и тот же – нет. Категорическое нет. Она была для меня тем же, что и ты. Когда она была счастлива, я тоже была счастлива, а когда она грустила, мне тоже становилось грустно. И сколько бы ты ни спрашивала меня о Яале, мой ответ останется неизменным – даже если бы Бамби не существовало, он все равно не остановил бы свой выбор на мне. У моей любви не было никаких шансов на взаимность, и я прекрасно это знала.

Сиван оставила четырехлетнюю Лайлу с Долев и пошла навестить Яаля.

– Привет, Ваня! Как дела? – обрадовался он. – Кофе?

– Сиван оглянулась вокруг. Так как у них не было детей, Бамби и Яаль оставались все в той же квартире, которую получили когда вернулись в кибуц из Тель Авива. С веранды было видно море, которое сейчас, в феврале, постоянно штормило. Сиван обратила внимание на тот факт, что цветы и специи, которые она посадила в свое время, не завяли, а находятся в прекрасном состоянии.

– Как дела у моей сестры?

– Еду забрать ее из больницы.

– Ее выписывают?

– Нет, просто отпустили домой на выходные.

– Знаешь, Яаль, мы не часто говорим о Бамби. Ее состояние всем известно, и тут не о чем много говорить. Просто я хочу, чтобы ты знал, как я ценю твое к ней отношение. Если когда-нибудь я соберусь выходить замуж, я бы хотела, чтобы мой избранник любил меня так, как ты любишь мою сестру.

– Нечего тут особенно ценить. Просто я люблю ее, вот и все.

– А она любит тебя. Были времена, когда я сердилась на нее за то, что она воспринимала твое отношение к ней как нечто само собой разумеющееся, но сегодня я знаю, что она любит тебя больше всех на свете.

– Спасибо, Яни. Я это знаю, но услышать это из твоих уст мне очень приятно. Ну, хорошо, – он хлопнул себя ладонью по коленке и встал. – Мне пора. Приходи навестить ее. Она очень обрадуется. Она все время спрашивает меня о тебе.

В семь вечера раздался стук в дверь, и на пороге отцовского дома появились Бамби и Яаль. Однако Долев, которая играла с Лайлой в гостиной, даже не посмотрела в их сторону. Сиван знала, что Долев стесняется свою сестру. В детстве она не выносила, если кто-нибудь распускал слухи о Бамби и бросалась на обидчика с кулаками, но повзрослев она стала сторониться ее.

Бамби нагнулась, чтобы обнять Лайлу, но та уклонилась и спряталась за Долев. «Господи, как мы дошли до жизни такой?», печально подумала Сиван.

Бамби и Яаль сели за обеденный стол вместе с Сиван, отцом и Рут. Бамби старалась выглядеть веселой, Яаль и Сиван говорили больше обычного, и даже отец рассказал пару неплохих анекдотов. Рут подала на стол чай с пирогом. Бамби съела два ломтика, и Сиван посчитала это хорошим знаком. Лайла выглядела усталой, и Сиван пошла укладывать ее спать в их с Бамби бывшей спальне, которая теперь служила кабинетом отца. Усевшись рядом с ней на кровати, Сиван заметила стоящего в дверях Яаля.

– Можно мне кое о чем тебя попросить, Ваня? – спросил он.

– Конечно.

– Ты можешь побыть с Бамби завтра с восьми до девяти утра? Я обещал помочь родителям, а ее нельзя оставлять без присмотра.

– Нет проблем, – прошептала Сиван.

Утром она оставила Лайлу с отцом и пошла в дом Бамби и Яаля, который встретил ее на веранде.

– Доброе утро.

– Доброе.

– Как она?

– Да, в общем, ничего. Она уже встала, выпила кофе и съела два ломтика хлеба с сыром и помидор. Настроение бодрое. Там, в отделении, появился новый психиатр. Может, у него есть какой-то новый подход.

– А что ты будешь делать у родителей?

– Повезу их в Хайфу. Какие-то друзья приехали из-за границы и позвали их на завтрак, а зрение у отца уже не то, и сам он не может вести машину.

– Передай им от меня привет.

– Погоди, я только скажу ей, что ты здесь. Бамби! – прокричал он в дверь. Когда ответа не последовало, он зашел внутрь. Сиван последовала за ним.

– Бамби! – снова позвал он, зайдя в спальню. – Бамби?

Сиван выбежала во двор и обогнула дом.

– Бамби!

Услышав ее крики, на крыльцо вышли соседи.

– Позвоните на скорую помощь! – прокричала Сиван. – Скорее!

Яаль бросился к морю, и Сиван побежала вслед за ним. Оказавшись на берегу, они увидели удаляющуюся от берега Бамби, плывущую на доске для серфинга. Яаль прыгнул в воду и принялся догонять Бамби уверенными гребками опытного пловца. Сиван знала, что у нее не хватит сил последовать за ним вплавь, поэтому она побежала к клубу, схватила прислоненную к стене доску и вернулась с ней к морю. Высокое волны преграждали ей путь, и она подивилась тому, как быстро Бамби смогла удалиться от берега так далеко. Добравшись до Бамби вперед Яаля, Сиван заметила, что та лежит на воде лицом вниз рядом с доской, привязанная к ней за ногу. Совместными усилиями они доставили ее к берегу и, когда Яаль все еще делал Бамби искусственное дыхание, увидели бегущих к ним санитаров с носилками. Они отнесли ее в машину, и Яаль уселся рядом с ней, дрожа от холода в насквозь промокшей одежде. Кто-то из столпившихся вокруг жителей кибуца протянул ему одеяло.

Когда Сиван добралась до Хайфской больницы «Рамбам», Бамби все еще находилась в реанимации, но Яаль уверил ее, что сестра жива и должна поправиться. Сиван не поняла в тот момент, что Яаль обманывает ее и обманывается сам, иначе она зашла бы в палату и собственными руками избавила бы Бамби от излишних страданий. В течение целого года Бамби находилась в коме, подключенная к аппаратам жизнеобеспечения, и Яаль категорически отказывался отключать ее, несмотря на то, что, по заверениям врачей, ее мозг уже умер. А как же душа, задавалась вопросом Сиван, но на этот вопрос, увы, не было ответа.

– Так она все же покончила жизнь самоубийством? – спросила Лайла.

– Думаю, что нет, – ответила Сиван. – Мне кажется, она хотела прорваться через собственные преграды, а море символизировало для нее свободу. Скорее всего, она знала, о чем Яаль попросил меня, и рассердилась. Она точно рассчитала время и выбралась из дома через окно. Она знала, что я побегу за ней, что не смогу догнать нее, и хотела показать мне, что будет скользить по волнам так же легко, как и прежде, доказать мне, что она не нуждается в моей защите, а, наоборот, сама сможет защитить меня, как она всегда делала раньше. Зайдя в море, Бамби почувствовала огромный прилив энергии, и адреналин, клокочущий у нее в крови, толкнул ее вперед, заставив позабыть обо всем. Я ведь видела как она плыла – ею двигала совершенно нечеловеческая сила. Просто огромные усилия и холодная вода привели к мгновенной гипотермии, она потеряла сознание и ударилась головой о доску. Ни у меня, ни у Яаля не было никаких шансов добраться до нее вовремя. Даже при весе в сорок килограммов она сумела обойти меня. И эта победа стоила ей жизни. В больнице мы с Яалем так переругались, что на каком-то этапе я даже ударила его! Я хотела отключить Бамби, но Яаль мне не позволил. Он считал, что должно случиться чудо. Так мы и расстались – в гневе друг на друга и в полном отчаянии, а через полтора года врачи констатировали ее смерть от воспаления легких.

– Мамочка, можно мне тебе кое-что сказать?

– Да. Говори все, что чувствуешь.

– Она была замечательным человеком, и именно такой ты всегда должна ее помнить!

Кто ты и что ты

В четверг Сиван проснулась в шесть утра. Она приняла душ, приготовила кофе, облачилась в костюм, в котором выступала в суде, и села за компьютер. Несмотря на то, что она проспала всего четыре часа, она была бодра и полна сил. Слушания должны были начаться в восемь с половиной и закончиться в три. Сиван бросила беглый взгляд на стоящую рядом с диваном коробку с фотографиями. Больше так продолжаться не может. Сегодня вечером она должна рассказать Лайле всю правду.

В половине второго, в самый разгар слушаний, она получила СМС от Лайлы, которая сообщала, что вернулась из Иерусалима и приглашает Сиван пообедать с ней в кафе. Перед мысленным взором Сиван вновь предстала картонная коробка, но на этот раз она отмела все свои страхи прочь – было видно, что Лайла относится к ее рассказу просто как к еще одной интересной истории и никак не связывает ее с собой. В три часа дня Сиван послала Лайле сообщение, что не сможет прийти так как слушания затягиваются, но не получила от нее никакого ответа.

Вернувшись домой в шесть вечера, Сиван ощутила нехорошее предчувствие. Во всех комнатах горел свет, коробка была открыта, повсюду лежали фотографии, а матерчатая папка с бразильским паспортом и свидетельством о рождении исчезла. Сиван тяжело опустилась на диван, протянула руку и коснулась фотографий, лежащих на журнальном столике. И тут ее взгляд упал на валяющийся на полу разорванный конверт. Подобрав его, она увидела выпавшее из него фото. Атинс. Она с явно выступающим вперед животиком и Бамби в коротеньком цветастом платьице стоят с серьезными лицами на веранде дома Луки возле натянутого между двумя столбами гамака. На обороте дата: декабрь 1995. Остальные фотографии исчезли, и Сиван догадалась, что Лайла забрала их с собой. Поднявшись кое-как с дивана, Сиван побрела в комнату Лайлы. Гирлянда была зажжена, кровать разобрана, на полу валялась разбросанная одежда. Сиван набрала номер телефона Лайлы, но он оказался отключен. Она прошла в кухню, села за компьютер и обнаружила письмо, в шутку или из цинизма написанное в форме юридического документа:

Уважаемый клиент,

В моем сердце возникло не вызывающее никаких сомнений подозрение относительно моей личности, и я глубоко разочарована тем фактом, что вы все это время лгали мне прямо в лицо.

Ввиду перечисленных выше обстоятельств, я решила провести собственное расследование с целью выявления истины.

Не надейтесь на понимание, так как я окончательно в вас разочаровалась.

С уважением,

Лайла

Сиван вздохнула. Черт. Она позвонила Маю, но его телефон тоже не отвечал. Следующим на очереди был Саар.

– Как дела, дорогой? Я по поводу Лайлы. Насколько я понимаю, она собирается поехать или уже уехала в Бразилию.

– Мне тоже так кажется. Она сказала, что позвонила моему отцу, который обещал отвезти ее в поселок, где она родилась, и что вы в курсе.

– Я хочу, чтобы ты сообщил мне все подробности. Да, она известила меня, но лишь в общих чертах. Это очень важно, Саар.

– Да нет у меня никаких особенных подробностей.

– Расскажи мне все, что ты знаешь. Каждая деталь имеет значение.

Выяснилось, что знал он не так уж и мало.

– Билетов до Сан Пауло не было, и Лайла улетела ближайшим рейсом в Стамбул, где будет соображать, что ей делать дальше. Я не знаю, как она будет добираться до Бразилии, но она договорилась в воскресенье встретиться с отцом в Сан-Луисе.

– Она не предлагала тебе поехать с ней?

– Предлагала, но от этой идеи пришлось отказаться, так как у меня нет бразильского паспорта, а всем остальным прибывающим в страну необходимо оставаться на карантине. Но я не волнуюсь за нее, потому что она будет там не одна, а с отцом. А вы тоже туда поедете? – успел спросить он.

– Разумеется, – и Сиван отключилась.

Она прибрала в комнате Лайлы, выключила свет, позвонила Тамаре и объяснила ей создавшееся положение. Уже заканчивая упаковывать чемодан, Сиван услышала звонок.

– Скучаешь по мне, любовь моя?

– Всегда.

– Я уже достаточно хорошо знаю тебя, чтобы догадаться, что ты как раз укладываешь чемодан.

– Ты что, прорицатель?

– Лайла решила приехать в Атинс и попросила меня помочь ей, – засмеялся он.

– А тебе не пришло в голову посоветоваться со мной?

– Послушай, Си, – произнес он уже серьезно. – Лайле скоро двадцать пять. Она уже не девочка. Мне кажется, что в определенном смысле мы даже можем кое-чему у нее поучиться. Меня она точно многому научила. Она хочет знать правду, и я считаю, что она имеет на это полное право. Знаешь, что она мне сказала? «Я хочу умереть, зная правду». Это ее собственные слова. Ни она, ни я не собирались скрывать от тебя эту поездку. В воскресенье мы договорились встретиться в Сен-Луисе, а потом я отвезу ее в Атинс. Присоединяйся.

– Мне удалось достать билет только на вечер субботы, так что к воскресенью я никак не успею. Как ты знаешь, из-за ковида все прямые рейсы отменены. Чтобы добраться до вас мне придется облететь чуть не полсвета.

– Ну так что? Подумаешь, большое дело!

– Я присоединюсь к вам, только сделай мне одолжение – присмотри за ней.

– Разумеется.

– И еще, Май. Постарайся не ронять перед ней мое достоинство.

– Не беспокойся.

– Я расскажу тебе, как все было. Это займет несколько минут.

– Ты можешь рассказать и поподробнее. Я слушаю.

Все вокруг изменилось, и в то же время осталось на своих местах. Баррейриньяс превратился из безымянной деревни в оживленный город. Небольшой, конечно: большинство строений – одноэтажные; главные улицы заасфальтированы, но на окраинах до сих пор – пыль и грязь. На главной улице теперь было раз в десять больше магазинов, чем раньше. Вдоль реки построили набережную, с которой открывался вид на порт и на длинный песчаный пляж, заканчивающийся дюной, полого спускающейся к воде. Вдоль набережной – туристические агенства, кафе и рынок с произведениями прикладного искусства.

Сиван попыталась стряхнуть пыль со своего португальского. Май послал за ней лодку и сказал, что она должна найти парня по имени Уол Дисней. Именно так. Бразильцам нравились имена великих людей западной цивилизации и они частенько называли своих детей Линкольнами, Андерсенами, Вашингтонами или Джеферсонами. Даже великого Пеле на самом деле звали Эдсон в честь изобретателя Томаса Эдисона. Уол Дисней оказался бразильцем индейского происходжения, невысоким и темнокожим, с широкой улыбкой, обнажающей коричневые зубы. Сиван спустилась вместе с ним в лодку, которая хоть и была новее той, на которой они двадцать лет назад прибыли в Атинс, но ничем принципиально от нее не отличалась – алюминиевый корпус и шесть сидений, покрытых брезентовым навесом.

Было время заката. Поверхность воды стала сначала серебряной, а затем золотой, мангровые заросли по обоим берегам потемнели, облака приобрели оранжевый оттенок, перешедший через красный в бордовый, а потом врозово-фиолетовый. Сиван расслабилась, убаюкиваемая мерным покачиванием лодки, и почти физически ощутила присутствие Бамби и Родриго, молчаливо сидящих позади нее на корме. В какой-то момент она обернулась и увидела, как голова Бамби склонилась на плечо Родриго, взгляд которого был прикован к мангровым зарослям.

Сиван добралась до Атинса уже в темноте. На берегу ее поджидал джип, рядом с которым стояли Май и худощавый бразилец по имени Серджиньо, присматривающий за участком Мая. Все уселись в джип и поехали куда-то довольно далеко. Атинс, в отличие от Джерри, простирался на обширной территории, а отель, в котором они остановились, находился на берегу лагуны, образованной возле устья одной из многочисленных речек, стекающих в море. Номер представлял собой бунгало, построенное из дерева, глины и кирпичей ручного изготовления под соломенной крышей, а кровать была накрыта балдахином из кружевной москитной сетки.

– Как все изменилось, – удивилась Сиван. – Двадцать лет назад мы спали просто в гамаках, подвешенных во дворах рыбацких домиков, а потом, когда приехали еще несколько аргентинцев, сняли вместе с ними избушку, построенную из глины пополам с соломой с колонкой для умывания и туалетом во дворе.

– Да, изменилось.

– А где Лайла?

– У Ирани.

– Как я понимаю, она уже все знает.

– Знает.

– Это ты ей переводил?

– Я.

Сиван была рада тому обстоятельству, что Май все это время был рядом с Лайлой.

– И как она это приняла?

– Непросто. Дело ведь не только в том, кто она и что она. Дело в разочаровании.

– В разочаровании во мне.

– А еще дело в том, что все, что она себе представляла, оказалось ложью. Она сейчас в шоке, и мне это не кажется, это так и есть.

– Ты думаешь, она готова встретиться со мной?

– Послушай, Си, – произнес Май, взяв Сиван за обе руки. – Дело не в том, что было и что будет. Ты – ее мать, и она прекрасно это понимает. Да, она очень сердится на тебя, но она ни за что не позвала бы тебя сюда, если бы не хотела, чтобы в этот момент истины ты была здесь, рядом с ней.

Сиван кивнула.

– Ну что, пойдем к ней? – спросил Май, улыбнувшись.

– Да. Только прежде я хочу тебе кое-что сказать. Можно?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я хотела сказать, – Сиван смутилась, но преодолела минутную застенчивость. – Хотела сказать, что никогда-никогда не любила никого так, как люблю тебя. Даже Яаля. Жаль, что я не встретила тебя тогда, когда мне было двадцать. Не он, а ты должен был быть моей мечтой. Именно такого, как ты, я всегда хотела, и о таком мечтала. Мне очень жаль, что я выбрала не того, и понапрасну растратила многие годы, но я ужасно рада, что все-таки смогла найти тебя. Вот что я хотела тебе сказать.

– Ты знаешь, Си, как я тебя люблю, и я ужасно волнуюсь от осознания того, что ты тоже меня любишь. Во всем, что с нами произошло, есть свой скрытый смысл. Если бы мы встретились двадцать лет назад, у тебя не было бы Лайлы. Все случилось именно так, как и должно было случиться. У нас впереди еще много лет, чтобы любить друг друга, и это – главное.

Правда

Они пошли пешком. Песок под ногами уже остыл. Вокруг, как и прежде, расстилались обширные пустые пространства, поля, болота, там и сям под деревьями паслись небольшие стада коров, но теперь везде, куда ни кинь взгляд, горел электрический свет. Время от времени рядом проезжали багги или пикапы, из окон домов доносились звуки музыки. Дойдя до центральной площади, они миновали старую церковь, свернули в один из переулков и оказались перед домом, на котором красовалась вывеска «Céu alberto» – открытое небо. Часы показывали только восемь часов, но ресторан был почти пуст. Одинокая официантка убирала со столов грязную посуду.

Они нашли Ирани на кухне. Как и большинство бразильцев, в жилах которых текла индейская кровь, она была невысокой, крепко сложенной, смуглой, черноглазой и черноволосой. Лайла с бутылкой пива в руке сидела не веранде, обращенной в сторону моря, положив загорелые босые ноги на стул. Сердце Сиван затрепетало. Как же они все-таки похожи, подумала она.

Завидев Сиван и Мая, Ирани бросилась к ним, вытирая на ходу мокрые руки о фартук, и принялась оживленно что-то рассказывать, смеясь между предложениями. Сиван наклонилась и обняла ее. Не успели они дойти до стола, возле которого сидела Лайла, как из дома вышел муж Ирани Лусимар и восторженная церемония приветствия повторилась, что дало Сиван время собраться с силами перед предстоящим разговором с Лайлой.

Лайла радушно улыбнулась Ирани и Лусимару, удостоив Сиван лишь вежливого кивка головы. В течение часа все вспоминали те давние дни, когда Сиван была частым гостем в «Открытом небе». Май вспомнил о своем пребывании в Атинсе и спросил нет ли каких новостей о Буне, на что Ирани ответила, что Буна теперь живет в Сан-Луисе и что в последнее время он сильно болеет. Май поделился с ними забавной историей о том, что у Буны было сорок братьев и сестер от десяти разных матерей, и что его отец никак не мог запомнить имена всех своих детей, из-за чего в семье возникали постоянные споры.

Сиван посмотрела на Лайлу, которая все это время смотрела в сторону. Что ей оставалось делать? У нее была только одна дочь.

В конце концов Ирани и Лусимар ушли на кухню и оставили Сиван, Мая и Лайлу втроем.

Наступила неловкая пауза. Лайла достала табак, свернула две сигареты и толкнула одну из них по столу в сторону Сиван.

– А теперь скажи мне, как ты могла? – произнесла она, и не успела Сиван ответить, как она повторила снова, – Как же ты могла?

– Я…

– Нет! Не отвечай!

Сиван откинулась на спинку стула и дрожащими руками прикурила сигарету.

– Лгунья! Просто жалкая лгунья, вот ты кто!

– Да, я лгала тебе…

– Ты что, думала, что у тебя есть на это право?

– Нет…

– Знаешь, что мне больнее всего?

Сиван поняла, что Лайла не собирается ничего с ней обсуждать, и решила дождаться окончания ее гневного монолога.

– Больнее всего для меня то, что ты лишила меня матери. Ты лгунья и эгоистка, и поделом тебе, что за всю жизнь тебя никто не полюбил. Вот тут сидит Май, и я говорю ему: «Уходи, она и в подметки тебе не годится». У тебя нет сердца. Она, может, и была больна, но у нее было большое сердце, и она была настоящим человеком. А ты воровка! Проститутка!

– Хватит, Лали, достаточно! – вмешался Май.

Лайла встала, и глаза ее наполнились слезами.

– Ненавижу тебя! – прорыдала она и выбежала из ресторана.

– Оставь ее, – сказал Май. – Дай ей успокоиться. Она еще вернется.

Сиван вспомнила, как однажды рассрердилась на Лайлу, которой тогда было тринадцать лет, и как та, не тратя понапрасну слов просто развернулась и выбежала из дома босиком и без телефона. Тогда Сиван тоже испугалась, что Лайла навсегда перестанет с ней разговаривать, но не прошло и двадцати минут, как она вернулась домой и извинилась.

– А если нет?

– Этого просто не может быть, Си.

– Расскажи мне, как все было.

– Я встретил ее в Сен-Луисе, и мы поехали в Баррейриньяс. Добрались мы туда поздно, и нам пришлось переночевать. Наутро мы взяли лодку и приплыли сюда. Лайле все очень понравилось. Мы прошлись по деревне, а потом поехали с Серджиньо в дюны. Лайла была такая счастливая, прямо светилась вся. Вечером мы пришли сюда пообедать. Ирани вспомнила меня, и я представил ей Лайлу как дочь своей подруги Сиван.

– Вы помните Сиван? – спросила Лайла.

Ирани затруднилась с ответом.

– Тогда может быть вы помните ее сестру Бамби?

– Ее я хорошо помню, – хлопнула в ладоши Ирани. – Правильно, было две сестры – Бамби и, теперь я вспомнила ее имя, Сиван. Я не сообразила сразу, потому что мы звали ее Сивани. Они сняли вместе с аргентинцами дом у Буны. Такие красивые сестры! Как поживает Бамби, и что стало с ее девочкой? Она теперь, наверное, уже такая большая!

Лайла достала из рюкзака фотографию и протянула ее Ирани.

– Да, да, – закричала Ирани. – Вот это беременная Бамби, а рядом с ней – ее сестра Сивани. Все правильно. Какая была ночь!

– Вы можете рассказать мне о той ночи?

– Они пришли к моей матери. У Бамби начались схватки, и было уже поздно куда-либо ехать. Мама проверила ее и решила, что она в состоянии родить дома. Ты знаешь, что у мамы на руках родились все дети в Атинсе? Так что у нее был огромный опыт. Было полнолуние – хороший знак. Поначалу Сивани все время была рядом с Бамби и держала ее за руку, но потом, когда схватки усилились и Бамби стала корчиться от боли, мама позвала моих старших сестер, а Сивани отправила посидеть со мной. Мне тогда было пятнадцать. Мы сидели на веранде и любовались луной. Сивани очень нервничала и все время курила. Через некоторое время мама позвала Сивани внутрь, а вскоре у Бамби родилась девочка, и все закончилось хорошо.

– А что случилось потом?

– Если я правильно все помню, – взволнованно произнесла Ирани, – у Бамби началась послеродовая депрессия. Мама объяснила мне, что такое иногда случается. Она не хотела даже притрагиваться к своей дочери, и мама объяснила Сивани как ухаживать за ней. Через несколько дней они зашли к нам вдвоем поблагодарить мою маму, а вскоре оставили Атинс и уехали в Сан Пауло, чтобы оформить все бумаги. Они хотели, чтобы девочка получила бразильский паспорт, а заодно хотели оформить бразильское гражданство и для Бамби[47].

– А кто же был отцом девочки? Ты не знаешь?

– Знаю, но раньше это был секрет. Мама сказала нам, что если нас спросят, мы должны говорить, что ничего не знаем.

– Почему секрет?

– Он был женат, и его жена ждала ребенка. Вскоре после того, как они приехали в Атинс, он оставил ее и не возвращался в течение года.

– Постойте! – перебил ее Май, который до этого переводил каждое слово, но не вмешивался в разговор. – Так вы его знаете? Вы можете с ним связаться?

– Все знают Родриго да Ламара, – скромно сказала Ирани. – в двухтысячном году он стал чемпионом Бразилии по серфингу. Потом он оставил это дело, но время от времени все еще приезжает сюда с другими серферами и всегда приводит их к нам обедать.

– Ну вот, – вздохнула Сиван, – теперь у нее есть отец и мать, и я ей больше не нужна.

– Успокойся, Си, – обнял ее Май. – Ее мать это ты. Может быть, ты и не идеальная мать, но ты – самая лучшая мать из всех, кого я знаю. И она вернется. Я уже достаточно хорошо знаю вас обеих и могу с уверенностью сказать, что никогда еще не видел таких отношений между матерью и дочерью. Нам с Лири до этого далеко. Вы не можете жить друг без друга. И поверь мне, она не такая, как Бамби, она такая, как ты!