Сквозь синий свет

Мы чокаемся. Выпиваем. Эд Вэйд сразу же наливает по второй.

Я незаметно включаю диктофон.

– Где будет проходить церемония?

– На побережье, – оживилась Элайза.

– Чудесно – Вэйд мило улыбается, выглядит это жутко. – Когда?

– Первого июня.

– Волшебно. – он поднимает стакан – За молодых.

Мы чокаемся. Вэйд закуривает сигару.

Элайза пинает меня по ноге и кивает в сторону Вэйда.

Ах да. – Отличный виски мистер Вэйд.

Элайза неудовлетворенно качает головой. Видимо, нужно запретить Вэйду курить в присутствии беременной женщины. Думаю, что это будет нагло с моей стороны. Мы все таки в гостях.

– Спасибо. Он настоящий, Американский. Нам, мне и Тонгу подарили партнеры из Америки.

– Вы давно с ним знакомы? – пытаюсь разговорить Вэйда.

– Уже целую вечность. – он наливает по третьей. Элайза неодобрительно на меня смотрит. Я радостно тянусь к стакану.

Эд Вэйд рассказывает про знакомство с моим тестем, про их долгую дружбу. Я не слушаю. Я покачиваюсь на волнах опьянения, глядя как в стакане плещется ароматный виски.

Заплетающимся языком спрашиваю, перебивая его: – А как так вышло, что ваши интересы, касаемо внедрения роботов в жизни людские, разошлись?

Эд Вэйд наливает себе еще. Только себе. Выпивает.

– Тонг так сказал?

– Не, это я так сказал. Это же из-за вас люди теряют работу?

– Благодаря гению Тонг Ву мы можем минимизирировать – его язык тоже заплетается – затраты на производство. Мы больше не нуждаемся в рабочей силе. У нас есть легион вечно молодых, умных, послушных машин. И ни тебе кнута, пряника и опиума.

Вы только представьте – он развел руками в воздухе, – Мы перешли порог новой промышленной революции. Машины сами делают машин. Машины сами их налаживают и питают. Сами делают линии для полностью автоматизированного производства продукции для нас. Люди больше не нужны.

Мы будем сидеть, попивать виски, и наслаждаться жизнью.

– А секретаршу себе тоже пластмассовую возьмете?

– А ты забавный. Элайза, ты его в цирке нашла? – он наливает еще. – А мне не нужна будет секретарша. Не будет больше звонков, встреч, договоров. – он задумался, – Но, Лёлю, я себе, все же, оставлю.

Эд Вэйд улыбается, его глаза блестят, нос красный. Он больше не подносит свой стакан для тоста. Он пьет не чокаясь. И все подливает себе и подливает.

– Все же одну профессию людей вы оставите. Ту. Которая самая древняя.

Вэйд вопросительно задумался, потом до него дошло. Он заулыбался.

– Это да. Без них скучно будет.

Я серьезным голосом спрашиваю: – А остальных куда?

Вэйд подносит стакан ко рту, но тот пуст, он икает, нажимает кнопку и вызывает секретаршу: – Лёля, еще виски.

Опытная секретарша не заставляет себя долго ждать. Она вбегает в кабинет с подносом. На нем красивая бутылка, и тарелки с закусками. Я как раз проголодался.

Лёля говорит: – Мистер Вэйд, пожалуйста, закусывайте.

Эд Вэйд смотрит на неё агрессивным взглядом. Он подзывает её к себе пальцем. Лёля послушно подходит. Вэйд опять дергает пальцем, мол ближе.

Девушка наклоняется над сидящим в кресле начальником, подставляя ухо для приватного поручения.

Вэйд что-то шепчет. Лёля краснеет, на её лице ужас. Он облизывает ей щеку. Девушка обреченно уходит. Рука Вэйда тянется к её бедру, но не успевает. Не опуская руку, он указывает в сторону. Там стол. На столе макет. Что-то желтое и высокое.

Вэйд говорит: – Остальных туда. Это, ик, улей. Знаете, как у пчел. Конечно же, после прорыва вашего отца стал вопрос, что же делать с остальными. Беззаботные люди с еще большей скоростью будут перенаселять землю. К сожалению, у нас нет огромной черной дыры. Куда можно их отправить.

Думали: может натравить их друг на друга. Взорвать пару крупных зданий. Обвинить террористов из другой страны. Или придумать новую религию, и вперед на бой с неверными. Кто-то даже предлагал построить огромный космический корабль и отправить «победителей лотереи» умирать в открытый космос, обещав им новую живую планету, и колонизационную миссию. Эх, романтик.

Выпьем, Адам.

– Я Артур.

– Давай, Артур, за людей.

Пропускаю этот стакан.

Вэйд продолжает: – Благо, мне попался отчет о деле одного чокнутого фермера. Он подошел к добыче молока совершенно революционной стороной. Подробностей не будет. За столом все-таки. А дело было в том, что он проделал это и с людьми. Он проводил экскременты… эксперменты… а, черт, опыты он ставил на людях. Погружал их в сон, в счастливый сон. Навсегда. – он задумчиво уставился куда-то сквозь меня.

Из-за его нетрезвого состояния кто-то другой бы не понял, о чем он. Я понимаю. Я помню.

– И мы придумали, как получить выгоду от «спящих» людей. – он налил себе еще. – Прости господи, – он выпил пол стакана, занюхал половинкой лимона. – Органы на замену, омоложение через кровь, стволовые клетки, гормоны. Они будут питать бессмертие элиты.

Подташнивает. Комок подползает к горлу. Смотрю на Элайзу. Та уставилась в пустую чашку в руках.

– Мы станем богами. Вечно молодыми, вечно пьяными и счастливыми. Счастья для всех, почти даром, и пусть никто не уйдет обиженным.

Давай, Алан, за будущий Эдем.

– Я Артур.

– Ты выиграл билет в рай, охмурив дочь Тонга. – Элйза не отреагировала, все также смотрела в пустую чашку.

– У вас ничего не выйдет. Это же столько времени нужно, чтобы все построить, запустить, отладить. Людей затащить. А люди уже бунтуют. Толпы уже с цепями и палками. Им уже есть нечего. Скоро они возьмутся за оружия. И польется кровь.

– Артем, не нагнетай. Люди сами согласятся на бесплатное счастье. Как ты говоришь, им уже есть нечего, а тут мы предлагаем им счастье.

– Но какой ценой?

– Мы им не скажем. Никто не читает лицензионное соглашение. Судьбоносный мелкий шрифт. И все мы успеем.

– Люди будут мешать. Самосвалы будут заняты толпой, а не стройкой ваших улей.

– Дома люди сидят. Мы объявили карантин. Смертельный вирус гуляет. Вы что новости не смотрите? Не заметили насколько пустые улицы. Неделю раньше вы бы и не попали ко мне в здание. Его осаждали недовольные.

Элайза оживилась: – Вы распространили вирус? – она испуганно схватилась за живот, оберегая самое ценное. Все сказанное до этого не особо ее тревожило.

– Нам и не надо. Сейчас весна – сезон всяких простуд, болячек. Нам нужно лишь оборудовать статистику смертности, припугнуть пару раз по новостям и все. Люди сами запрут себя дома. Посмотрят, как кашляют их соседи, как знакомый знакомого где-то там умер, и будут сидеть дома. Вы и не поверите, сколько людей умирает за время сезонной простуды.

– Они не поверят.

– Ха, поверь мне. Это всегда прокатывает. Пока они будут сидеть дома, и доедать запасы мы все построим и запустим.

Он разлил остатки виски по стаканам: – Давай, Антон, за наш будущий рай и… – он клюнул носом стол, и захрапел.

– Я Артур! – допиваю свой виски. – Ну ничего, ты меня запомнишь.

В кабинет вбежала Лёля. Видимо Вэйд нажал головой на кнопку.

– О черт! Опять… Эм, Мистер Вэйд приносит вам свои извинения, что вынужден прервать встречу. Я вызову вам такси. – проговорила хорошо заученную речь секретарша.

Гордо отвечаю ей: – Не надо, мы за рулем.

Элайза сердито: – Я не умею управлять твоей машиной.

– И не надо, я поведу.

– С тобой пьяным я не поеду. Нам нужно взять такси.

– Я не брошу здесь свою малышку.

– Ну, так брось свою беременную невесту.

Всю дорогу до форда мы спорили.

– Оставайся со своей дурацкой машиной, я поехала домой.

Её глаз загорается. Она говорит: – Вызвать такси.

Спустя мгновение к нам подъезжает электрокар. За рулем никого.

– О, смотри, теперь и водителя нет, твой родитель лишил бедолагу работу.

– Ты должен быть благодарен, благодаря моему отцу ты не закончишь как этот таксист.

Элайза садится в электрокар, драматично хлопает дверью, но срабатывает автодоводчик и дверь плавно закрывается. Она уезжает.

Сажусь в форд. Включаю радио на малую громкость, так, для фона. Станция «Ретро ФМ» играет Metallica, звучит песня «Whiskey in the Jar». Джеймс Хэтфилд кричит на припеве: – «Виски делает меня дураком».

В голове крутятся мысли. Крутятся воспоминания (в таком состоянии все крутится). «Давай Алан…» « Ты должен быть благодарен моему отцу», « Давай, Артем», « Зачем ему тратить свое время на тебя», « Ты никто».

Достаю диктофон. Ну… я вам покажу.

4 Последствия

– Ну и что ты натворил? – Элайза кричит, матерится и машет руками.

– Скажи, зачем? Зачем ты все разрушил? Ты хоть осознаешь последствия своих действий? – она вся красная, мой злой самурай.

Я сижу, нахмурив брови. С виноватым видом рассматриваю пол. Нет. Я не осознаю последствия своих действий. Абсолютно не осознаю.

– Ну и что ты молчишь? Я, как со стенкой разговариваю. Ты подставил моего отца. Ты подставил нас. – она ходит по комнате взад-вперед, ее руки скрещены на груди. – Из-за тебя начнется война. Погибнут миллионы. – она начинает плакать. – Твоя жена беременна твоим ребенком! Что же ты натворил?! Во что нас втянул? Нас будут искать, тупая твоя башка. Как же нам жить-то теперь?

– Ну ладно ты пьяный был, а редактор твой, как он это все опубликовал? Он бессмертный, или тоже тупой?

Виновато мямлю в пол: – Он отказался публиковать. Я слил все в сеть в свободный доступ. Он увидел, что беды не избежать, решил прославить редакцию – взяв авторство.

– Идиоты. Его, скорее всего уже убрали, теперь тебя ищут, хорошо ещё дом новый, отец не успел зарегистрировать нас в нем.

– Не убрали.

– Что ты мямлишь?

Говорю четче: – Не убрали его. Он говорил, что есть одна страна между Россией и Европой, о ней никто не знает. Он туда направился. Говорил, что его там не найдут. Нам тоже нужно. – суровое самурайское лицо перебивает меня.

– Не смей. Даже не смей заикаться об этом. Я не собираюсь отказываться от своей жизни. Я дозвонюсь отцу. Он знает что делать. Он все уладит.

Её глаз загорается и сразу же тухнет: – Не доступен. Да где же он?

Элайза включает телек 160 дюймов диагональ, черное зеркало на всю стену.

На всех каналах крутят балет. Три девушки в белых юбках скачут, держась за руки. На всех кроме одного. Канал моей редакции. Там круглосуточно крутят мой репортаж.

На нем: мое пьяное лицо рассказывает о планах правительства в лице Эда Вэйда; подтверждается все это записью слов Тонг Ву, и все это под бодрящие снимки с той жуткой ферму с вывернутыми коровами. Так же слова из первых уст про лживость карантина. А далее мои утрированные пророчества.

Народ, как и следовало ожидать, пошёл войной. Вооружившись, кто чем мог, люди военным маршем направились к месту строительства центрального «улья». (Это такие здания, людские фермы.) По пути воюя с попавшимися роботами, полицейскими, друг с другом. Убивая, грабя, мародёрствуя. Всё как обычно.

И все это под мое пьяное лицо. Стоп-кадр с моего обращения стал гербом революции. Я на знаменах, плакатах.

Вот она – слава. Я добился своего…

– Элайза, милая, нужно что-то решать. Запасы еды в доме заканчиваются. Долго мы тут не просидим. Твой отец по-прежнему не доступен. Нужно бежать.

Элайза не обращая внимания на меня, смотрит в окно. Она нервно жует губу и теребит волосы. Её глаз то загорается, то тухнет. Свободной рукой она держится за живот, который стал немного больше.

Я продолжаю уговаривать: – От твоего отца уже третий день нет вестей. – далее голосом деликатным насколько возможно. – Возможно, его уже нет…

– Закрой свой рот. – грозно приказывает Элайза.

Поток мата срывается с её уст. Я не знал, что она так умеет. Далее её слова пропадают в шуме взрыва где-то рядом.

Взрывная волна выбивает нам окно, то у которого стояла Элайза. Успеваю поймать её. Она кричит, плачет и соглашается убраться отсюда.

К слову: Взорвано было здание центрального банка. А точнее этаж с серверами. Истории кредитов. Этакий архив должников.

Символично. Но бессмысленно. В новом, послевоенном мире. Либо не останется должников, либо тех, кто эти долги будет требовать.

Сгребаю запасы продуктов в багажник форда. Туда же теплые одеяла и одежду. В карманы: документы, нелегальная наличка, патроны для кольта, кольт.

Только один вопрос: Куда ехать?

Решим по дороге. Сажусь в форд хлопаю дверью, прощаюсь с нашим домом.

Звонок редактору – не абонент. Куда же ехать?

Доедем до границы, там видно будет.

Двигатель форда под взрывы бензина толкает поршни. На фоне немых электрокаров мы будем выделяться. Мы бы привлекли к себе ненужное внимание, если бы вокруг не творилось черти что: горят магазины с разбитыми витринами; Толпы людей кричат и разбрасываются кустарными взрывчатками; Роботы с автоматами, люди в синих рубашках с погонами и громкоговорителями. Они кричат: – «В целях вашей же безопасности расходитесь по домам», слышны обрывки фраз, что-то про карантин и вирус.

– А я говорил Вэйду, что идея с карантином не пройдет. Что люди не поверят.

Элайза бешено: – Да, потому что один придурок выложил запись, в которой Вэйд признается, что все это ложь – она вся красная вот-вот закипит, слова начинают путаться, – Из-за тебя, придурок, рушится город и умирают люди.

Она успокоилась. Тишина. Включу-ка музыку.

На всех радиочастотах балетная музыка, та что была по телеку. На всех кроме одной. Ретро ФМ. На ней играет песня группы Metallica «Die, die my darling1». Элайза выключает радио. Дальше мы едим молча.

Подъехали к границе. Впереди нас длинная очередь из электрокаров. За чертой границы виден закат. Перед чертой блокпост из роботов и людей в синих рубашках. У одного из них громкоговоритель и он призывает людей не нарушать государственный карантин. Он просит всех разъехаться по домам.

Говорящий в рупор полицейский вспыхивает алым пламенем. Он вопит от боли в рупор, затем падает на колени и перестает кричать. Ну, или не перестаёт, но мы его больше не слышим.

Слышен выстрел. Это робот. Он делает предупредительный в воздух. Тишина. Точнее – затишье.

Далее возгорается один из роботов. Ему плевать: он сделан из термостойкого пластика. Его собратья начинают пальбу по толпе, откуда был брошен коктейль Молотова.

Толпа, кто успел, разъехалась на своих карах. Мы поехали следом.

Стемнело. Электрокары, бежавшие с границы, разъехались кто куда. Мы остались последними на этой дороге. Куда ехать не знаю. Пока еду прямо.

Включаю радио. Там все та же песня Металлики. Джеймс Хэтфилд призывает свою дорогую умереть. Элайза вскрикивает: – Выключи этот ужас.

Едим в тишине.

Глаз Элайзы загорается и тухнет. И так раз за разом.

Она говорит: – Отец все время недоступен. Артур, мне страшно. Что, если они убили его? Не смогли добраться до нас, поэтому добрались до него.

Я молчу. Я не знаю что ответить. Возможно это так.

За окнами ночь. Бензин скоро закончится. Нужно искать заправку. Специальную заправку… начинаю жалеть, что у меня не электрокар.

Глаз Элайзы загорается и не тухнет.

Я спрашиваю: – Ты что-то ищешь в сети?

– Нет. Это не я. Артур, у меня не получается выключить визор.

– Выключай. Вдруг это пробивоны, вычисляют где мы.

– Не могу. Я же говорю: оно не выключается.

Из глаза не достать батарейки. Не выкинуть его в окно.

Я кричу: – Так постарайся, иначе нас найдут.

Элайза в панике прижимает колени к груди. Она плачет и сильно жмурит глаза. Сквозь сомкнутые ресницы пробивается синий свет.

Я кричу: – Выруби этот чертов…

Звонкий удар, увлекающий мой форд куда-то в сторону оврага, не дает мне закончить фразу.

Я просыпаюсь от вспышек света: красного и синего. Они циклично сменяют друг друга. Ужасно болит спина… и голова. Кто-то держит меня за волосы?

Грубый и хриплый звериный голос возвращает меня в сознание.

– Ты там не сдох?

Кто это? Он поднимает мою голову выше. Я вижу его лицо: бородатое, в шрамах от прыщей. У него густые брови, как у одной важной шишки в советском союзе.

– Хм, все же не сдох. Это хорошо. Тогда ты посмотришь.

Посмотрю на что? Кто ты, нахрен, такой?

Он тащит меня за волосы куда-то в сторону. Тело не слушается. Любая попытка пошевелиться отдается адской болью в спине.

Он оставляет меня у столба, пристегнув за ним, наручниками мои руки.

Бородатый говорит: – Поговаривают, это из-за тебя весь шум. Поговаривают, что ты должен умереть, и что ты не заслуживаешь легкой смерти.

Проморгав муть с глаз, оглядываюсь по сторонам. Мой Форд рядом в канаве у обочины. Из него доносится песня металлики. У него здорово помят капот и левая сторона. Видимо, на нас на полном ходу въехали. На вызов приехала вон та полицейская машина, чьи мигалки разбудили меня. На бородатом синяя рубашка, у него на плечах погоны. Он полицейский? Что вообще происходит?!

– На счет девчонки указаний не было. Хм… её я тоже убью. Не сразу, – он обнажил кривые зубы в жуткой улыбке. – Я хочу, чтобы ты смотрел.

Он подходит к Форду. За волосы поднимает с земли голову Элайзу. Бьет её по щекам.

– Очнись. Эй, просыпайся, милая. Ты проспишь все самое интересное.

Я пытаюсь подняться, высвободится, вмешаться, но тело абсолютно не слушается, лишь болью отзывается спина.

Я кричу: – ЧТО ТЕБЕ ОТ НАС НАДО?!

– Мне? – он корчит удивленную гримасу и тычет пальцем себе в грудь. – От вас? Ничего. А вот людям, которым ты очень насолил, им нужно, чтобы ты сдох.

Он гладит Элайзу по волосам. Она просыпается, смотрит по сторонам, и начинает кричать. Боров крепко зажимает ей рот. Его ладонь размером с голову Элайзы.

На её глазах слезы, она бродит ими по сторонам в поисках спасения, в поисках надежды, а находит лишь меня прикованного наручниками к столбу.

Боров вытирает слезы с её глаз: – Красивые глазки, пупсик, благодаря им я вас и нашел. Не бойся, это будет не долго.

Одной рукой он прижимает её голову к земле, другой стягивает с неё штаны. Элайза дергается, пытается вырваться. Боров рвёт её штаны. Он плюет себе на руку и заносит в сторону её бедер.

Он говорит глядя на меня: – Смотри, это всё ты. Это твоя вина.

Он бьет её головой об землю, чтобы она прекратила кричать.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего угодно, что могло бы помочь. У моих ног кусок ветрового стекла моего форда. Отчаянно пытаюсь подцепить его ногами. Не выходит. Ноги отказываются шевелиться.

Что же делать? Я не могу… я должен… Она там, а я…

Элайза больше не кричит. Смотрю на нее, в глаза, они полны отчаяния и смирения. Они сжимаются в такт движениям Борова. Она смотрит на меня. В них читается: «Ты подвел меня, Артур».

Боров тоже смотрит на меня. Пристально, не отрываясь. Прямо в глаза. Улыбается кривыми зубами сквозь черную бороду. Каждым тактом вдавливает Элайзу в грязь. Он начинает рычать, перемещает руку с её головы на шею, и крепко сдавливает. Все сильнее рычит, втаптывает, задавливает.

Глаза Элайзы тихонько закрываются.

Из моего разбитого форда доносится песня "Die, Die My Darling" группы Metallica. Из моего разбитого рта доносится немые крики. Я кричу, ору, плачу, пытаясь освободится из наручников. Я устремляюсь вперед. Рвусь убить. Спасти. Не обращая внимания на наручники. Вперед. Натянут как струна.

Во рту вкус крови. Адская боль пронизывает все тело. Запястья горят огнем. Огонь с них переходит на кисти рук, затем пальцы до самых кончиков. Я освобождаюсь, бегу к ним: к борову, к моей жене. В глазах горит ненависть. Не останавливаясь, бью его ногой в челюсть.

Он даже не пошатнулся. Даже не покинул Элайзы. Он смеется, вытирая кровь с разбитой губы.

Пара разбитых жизней на разбитую губу. Размен не в мою пользу.

Еще сильнее кричу: от злости, от своего бессилия. Кричу что есть мочи, и машу кулаками. Каждый удар по его лицу – это нестерпимая боль в моих руках. Он весь в крови… в моей? Смотрю на руки – на них нет кожи. Она осталась на наручниках.

Кровавые культяпки.

Я падаю наземь.

Боров встает, надевает штаны. Уже без смеха и оскала. Он говорит:

– Теперь, Артур Кренц, ты можешь быть убитым.

Он лезет в кобуру за пистолетом.

Вспышка света, звон стекла. Полицейская машина полыхает огнем. Его машина.

– Что за нахер? – он отвлекся.

Вижу свой кольт возле форда, возле Элайзы. Видимо при ударе выскочил из открывшегося бардачка. Это мой шанс. Казалось, что этот пистолет всю мою жизнь катался в этой машине ради этого момента.

Но Чеховское ружье не успевает выстрелить.

Вторая вспышка пламени раздается в паре метров от меня. Там, где стоял Боров. Он горит, кричит и пахнет палеными волосами. Его пистолет падает рядом с лицом Элайзы. Её глаза закрыты. Закрываются и мои.

5 Пробуждение

Я очнулся от резкого света, ударившего в глаза. Где я? Что происходит? Это все сон? Или я сплю сейчас? Я был в светлой комнате, это моя спальня, она не совсем похожа на ту в которой я жил со своей невестой, или где жил до встречи с ней, но это точно моя спальня… наша спальня.

Я услышал детский плач, и кинулся на его источник. Я нашёл его.

Источником был ребёнок. Мой ребёнок? Она сидела на детском стульчике и трясла ложкой, увидев меня, перестала кричать. Увидев её, я вспомнил, как забирал её из роддома.

Чувство похожее на дежавю, но тревожнее.

– Эй, ты чего? – это голос моей невесты, девушки, чью смерть я видел, минут 10 назад. – Она просто есть не хочет, вот и орёт, не нужно бежать сломя голову чуть она заплачет, разбалуешь.

Я огляделся, это моя кухня, незнакомая, но моя, я точно знаю, я чувствую, что это мой родной дом, в котором, мы прожили с Элайзой долгие годы.

Паника. Что-то не так. Это сон, или я только сейчас проснулся? Надо бежать, найти кого-нибудь кто ответит на мои вопросы, того кто скажет, что здесь происходит.

Знакомые своим теплом руки обнимают меня, тёплые губы целуют в шею. Я слышу до боли знакомый голос: – Родной, завтрак на столе.

Становится спокойно. Вроде все нормально, но это чувство…

О, яишенка.

Это был один из обычных вечеров, я вернулся с работы, закончив одно журналистское расследование в деле «о взломе личных данных».

Три парня из нашего городка, чуть бы не наши соседи. Сделали устройство, списывающее ваши средства у вас со счета лишь коснувшись вашей руки, той на которой вживлен чип, где-нибудь в толпе, в метро или магазине.

Кто-то толкнул вас и сказал: – Извините, – и с вашего счета тут же списались все средства.

Дальше интересней. Как потратить отслеживаемые украденные средства?

Пока вы очухаетесь и заполните нужное заявление, пока его рассмотрят, и проведут операцию по возвращению, ваши сбережения уже будут потрачены на благотворительность. Я серьёзно, эти чудаки воровали деньги в верхних кварталах, закупали тонны продуктов питания, одежды, или лекарств и отправляли в нижние кварталы. А там попробуй вернуть. Мало того что соваться туда опасно для жизни, так ещё и у незарегистрированной половины, населения, нет персонального чипа. Вы представляете?

Изъять у них продукты? Так они наверняка уже съедены. Одежду? Так в магазин её, ношенную, не сдашь, Изъять их нелегальную, не отслеживаемую валюту «червонцы»? Так их пострадавшим не вернёшь – не законно. Вот так вот, были деньги и нет их. Хотя все знаю, куда они ушли.

Вычислить мне помог их мой друг – хакермен Борис. Он русский.

Борис вычислил их по ай-пи. Я серьёзно. Так просто.

Я не мог нарадоваться. Раскрыв это дело, возможно мне дадут награду. Преступников же поймал. Теперь общество может спать спокойно.

Настроение у меня было просто отличное. Я взял бутылочку коньяка. У меня есть определённые привилегии за заслуги перед городом, ведь это не первое, мной успешно раскрытое дело. Также я взял букет алых пионов, это любимые цветы моей жены…, наверное. Пусть и у неё будет хорошее настроение.

Я захожу домой. Дома пахнет жареной картошечкой с беконом.

– Привет милый, – она подходит ко мне в сексуальном красном халатике, и целует страстно в губы, я наклоняю её как в старых фильмах.

Отдаю ей цветы, она им рада. Захожу на кухню, стол уже накрыт, моя дочка с большим милым бантом на почти лысой голове, сидит на своем обеденном стульчике. Увидев меня, она машет руками и кричит «папа».

Жена радостно подбегает к ней, и просит повторить: – Что ты сказала милая, ты слышал? Это её первое слово.

Малая радостно машет ложкой: -Па-па, па-па.

Жена умиляется: – Ооо.

Я подхожу к ним и обнимаю, так что дочь слева, жена справа.

Слева я слышу "па-па", справа я слышу "Я люблю вас". Да и я люблю, люблю свою жизнь.

Мы стоим так какое-то время, я думаю о коньяке. Затем раздаётся звук, знаете, такое бывало по телеку, когда-то давно, когда на канале закончилась трансляция и передаётся изображение разноцветных полос, или шипящих чёрных линий на белом фоне. Вон такой был звук.