скачать книгу бесплатно
– Так-то оно так. Почему она тебя выбрала? – Степаныч с тревогой посмотрел на меня.
– Не нам это решать, и думать нечего, – отозвалась тетя Шура, – идти надо.
– Да пойти-то просто. Куда эта дорожка заведет? Вот о чем я, – Степаныч пытливо всматривался в меня.
– Вон ты куда? Рано об этом говорить. А не пойти нельзя.
– Пойду, – решился я, хотя и не совсем понял намеки хозяев, – а там видно будет.
Что-то неведомое захватило меня, не отпускало и продолжало вести дальше. Сопротивляться было уже бесполезно и даже опасно. В чем эта опасность, я не знал, но уже хорошо чувствовал. Да и свой выбор я уже сделал раньше, шагнув из дверей электрички.
Мастер
– Степаныч, ты дома? – послышалось с улицы через открытое окно.
– Дома! – ответил он, не вставая из-за стола.
– А мастер?
– Тоже тут, чай пьем.
– Ну, я на лавочке, здесь подожду.
– Саш, это уже тебя, – улыбнулся мне, Степаныч, – хорошее прозвище.
– Да уж. Это кто? – спросил я, допивая чай.
– Петро, монах, я тебе о нем говорил.
– А-а-а, сейчас иду, – ответил я в сторону окна.
– Да какой он монах, – отозвалась тетя Шура, – пожил в монастыре несколько лет да вернулся, не его, а прозвище прилипло.
На улице меня ждал средних лет человек, длинные волосы собраны сзади, косматая с проседью борода – приметы прежней, монашеской жизни. На меня глянули вдумчивые пытливые глаза.
– Саш, телевизор не посмотришь? Барахлит че-то.
– Давай, твой дом какой?
– А вон, от тракториста через один, – указал рукой Петро.
– Хорошо, приду, – пообещал я.
Телевизоры мне, конечно, ремонтировать не приходилось, но что делать, мастер он и есть мастер, должен все уметь, тем более по деревенским меркам. Теперь надо было оправдывать прозвище, запущенное кем-то с легкой руки. Степаныч сначала посоветовал мне зайти к трактористу и посмотреть у него какой-нибудь инструмент. Хотя я сомневался, что там можно было найти что-то подходящее, но пошел, выхода не было. Колька был единственным на деревне техническим человеком.
– Ну как дела, Николай? – уважительно обратился я к нему, застав за починкой забора у дома.
– Ничего, отпускает, – ответил он, вынув гвозди, зажатые во рту, и отложил молоток.
Поздоровались за руку, вдобавок я ободряюще похлопал его по спине:
– Держись!
– Эх, да хорошо бы.
– А ты не сомневайся, получится.
– Надеюсь.
– Я че зашел. Монах попросил телевизор посмотреть, у тебя инструмент есть какой?
– Пошли, подберем. Видел я тот телевизор, – ухмыльнулся Колька.
В огороде копалась Нинка, обернулась: «Здрасьте», – и помахала рукой.
Мы зашли в сарай. Мерно гудел дизель, светились контрольные лампы. Вот он, с него все началось! Инструмента у Кольки было много. Он выделил мне металлический раздвижной ящичек с ручками, и мы скомплектовали, на удивление, хороший инструментальный набор. Нашелся и паяльник, и даже тестер – по крайней мере, какие-то неисправности бытовой техники определить было можно. Вот с ремонтом сложнее, запчасти могут потребоваться.
Монах ждал меня у дома. Мальчишка лет пяти с грустными глазами что-то мастерил из деревянных чурочек во дворе. С затаенной надеждой посмотрел на меня и опять уткнулся в свое дело.
– Внук, Сережка, с дочерью у меня живут, – пояснил Петро.
Мы зашли в дом. Нас встретила молодая женщина, пряча глаза, поздоровалась и скользнула в другую комнату, притихла там, прикрыв дверь. Я не успел ее разглядеть, но меня обдало болью, обидой и отчаянием, границ у этих эмоций не было, чувства зашкаливали.
– Ольга, дочь, – поняв мой немой вопрос, прошептал Петро и махнул рукой, – от мужа ушла. Видеть никого не хочет. Беда.
Телевизор. Был такой когда-то у моих родителей и только, наверное, в такой глухой деревне до сих пор мог сохраниться. Ламповый!
– И он работал? – недоуменно спросил я.
– Вот представь, показывал, а сейчас только звук, изображения нет, рябь.
Мы выдвинули тумбочку с телевизором из угла, я снял с него кожух и, примостившись сзади на табуретке, начал копаться в пыльных внутренностях. Порывшись в тумбочке среди старых бумаг, Петро нашел и инструкцию к телевизору с электрической схемой.
Чутье, мое чутье. Оно работало и здесь. Это бесполезно пытаться объяснить словами. Конечно, я обладал базовыми знаниями в электронике, помогала схема телевизора, но еще каким-то образом я чувствовал неисправности. И это была не моя заслуга, нужная информация приходила извне, я только использовал ее. Только теперь до меня дошел смысл выражения: «Мастер от бога, ученый от бога, писатель от бога» и тому подобное. Таким людям все дается свыше. Это великий дар. Но вот хорошо ли это? Как распорядиться этим даром? Ладно, если во благо, и не дай бог, во зло. А что такое благо, зло? Кто является мерилом этих понятий? Не все так просто. А на что я растрачивал задатки своего дара, зарабатывая деньги на бирже, ничего не создавая, – пришла вдруг за работой и такая мысль.
За такими размышлениями телевизор я отремонтировал, почистил, подул, пошевелил лампы, подпаял ветхие проводки, изображение появилось, и семья собралась посмотреть программу.
Молчаливая Ольга все же не утерпела, вышла из своей комнаты и устроилась в уголочке с вязанием.
Собирая инструмент, я опять уловил волну ее эмоций. В случившейся трагедии не было вины Ольги, и что меня хоть как-то успокоило, в ее чувствах не улавливались безысходность и обреченность, слабый лучик надежды пробивался сквозь темень, окружившую сознание. Тянулась к свету и душа Ольги, чистая и добрая, ласковая, с неизрасходованным запасом преданности. Она раскрылась и доверилась своему мужу, а взамен получила зло, которое не смогла пережить и простить. Как ей помочь? Как отогнать прочь беду, чуть не поглотившую ее? Провидение молчало. Видимо, здесь оно было бессильно. И я, мастер, был бессилен.
Весть о починке телевизора у Монаха быстро разнеслась по деревне. Просьбы посыпались одна за другой. У селян накопилось много сломанной техники, отремонтировать все я физически не мог. Просили оживить и откровенный хлам. Приходилось терпеливо объяснять, что это уже никогда не заработает. Я оборудовал себе рабочее место у Николая в сарае, привлек к ремонту и его. Он был рад моему частому присутствию, охотно занимался починкой, от выпивки воздерживался. Дела пошли быстрее.
Вместе мы сделали профилактику и беларуське, прицепили к трактору прицеп, установили в нем доски для сидения. Можно было ехать в соседнее село – кончалась солярка для дизеля, да и жители уже давно просились. Отъезд Николай назначил на следующий день с утра. Людей набился полный прицеп, многим надо было ехать: в магазин, больницу, родственников навестить. Уехала и тетя Шура. Мы со Степанычем остались вдвоем.
В доме Марфы
За ремонтом я, честно говоря, совсем забыл о своем ночном видении, о Марфе. Тем не менее исподволь чувствовал нарастание какого-то напряжения и тревоги вокруг себя, но не мог понять, с чем это могло быть связано. На помощь мне пришел Степаныч.
– Ты к Марфе когда собираешься? – с хитрым прищуром вдруг спросил он. Проводив трактор, мы шли к нашему дому по опустевшей деревне.
– Ох, я и забыл совсем, – попробовал отговориться я.
– Ты с этим не шути, – серьезно заметил Степаныч и повел головой и глазами вверх. Затем прямо посмотрел на меня, ожидая ответа.
– Пойду… сегодня, – посерьезнев, ответил я и, не выдержав его требовательного взгляда, опустил глаза. Моя тревога четко связалась с невыполнением требований видения.
– Ну вот и иди, – останавливаясь, подытожил он. Мы стояли у калитки во двор Марфы. – Иди, не бойся, все хорошо будет. Я тебя у нашего дома на скамейке подожду.
Степаныч ободряюще похлопал меня по спине и, не оборачиваясь, заспешил к своему дому. Незваные гости не могли долго стоять даже у калитки.
Вот он, дом Марфы. Два пустых окна из-за кустов сирени за невысоким забором внимательно разглядывали меня. Но враждебности, строгости в ответ на мое присутствие, как в прошлый раз, не чувствовалось. Лишь настороженность – как я себя поведу, что буду делать. Вдруг потребуется вмешаться и остановить званого, но незнакомого гостя.
Я собрался с силами, решительно выдохнул и потянул калитку на себя. Жалобно скрипнули петли, калитка давно никем не открывалась, но все же подалась и пропустила меня. Я шагнул в неизвестность.
За лето сирень сильно разрослась, поэтому пришлось осторожно идти вперед по узкой дорожке, отводя и придерживая руками тонкие, переплетающиеся друг с другом веточки. Как бы их не надломить, не причинить боль и сразу, и непоправимо не испортить отношение к себе. Холодок пробегал по спине, но это был не страх, а скорее волнение от предстоящей встречи с неведомым.
Сирень осталась позади, ветки за моей спиной сомкнулись и отрезали меня от внешнего мира. Я оказался на открытом пространстве. К дому вела дорожка, выложенная по краям небольшими камнями и заросшая за лето мягкой травой. Слева и справа от нее благоухали цветы, на удивление, не увядшие за лето. Часть растений, названий которых я не знал, уже, видимо, отцвела, другие, наоборот, были в самую пору цветения. Аромат и разноцветье боролись за первенство. Что лучше, наслаждаться красотой осязаемой или зримой? Кто знает. А можно ли вообще почувствовать и понять гармонию формы, цвета и запаха? Очарование этому месту придавала еще и удивительная композиция цветов друг с другом. Я улыбнулся и стоял так завороженный, не смея двигаться дальше. Создавая этот цветник, Марфа вложила в него свою душу, и наверное, она до сих пор витала здесь. Осторожно ступая, боясь потревожить и нарушить эту красоту, я все же двинулся к дому.
Три ступеньки, невысокое крыльцо, над ним крыша домиком, засов на двери, вместо замка – деревянная палочка. Осторожно достал ее, положил рядом, отодвинул засов и, взявшись за медную ручку, потянул дверь на себя. Она легко открылась, и я, шагнув вперед, оказался в узких сенях. Дверь закрылась, полумрак окружил меня – свет проникал сюда через маленькое оконце на противоположной стене. Но я успел увидеть следующую дверь, ведущую в дом, впереди, слева. Касаясь стены рукой, сделал два шага и остановился, вздрогнув. Из темноты смотрели, не мигая, два глаза, горя желтым огнем. Страх сковал меня, я замер.
«Кто или что могло быть здесь? – пронеслось в голове. – Гость из другого мира, его страж, а может, это сама Марфа? – тут же домыслил я и пожалел обо всем, что сделал. – Зашел в дом, послушался Степаныча, пришел в деревню, вышел из электрички, поехал на ней, почему не улетел, как всегда, на какой-нибудь курорт! Я вообще не могу, не должен быть здесь!» И успел попрощаться со своей загубленной жизнью.
– М-р-р, – раздалось словно мне в ответ, желтые глаза сдвинулись с места, приблизились ко мне, и что-то потерлось о мою ногу.
– Машка! Ты?
– М-р-р, – добавила она и еле заметной черной тенью скользнула к двери в дом, обернувшись, сверкнула мне глазами: «Пошли, открывай».
На лбу у меня выступила испарина, колени задрожали, и на ватных ногах я двинулся вперед: «Ты откуда здесь?». Конечно, она мне не ответила и терпеливо замерла, ожидая, когда можно будет пройти в дом.
В доме, слева от входа, я сел на что-то мягкое и решил передохнуть. Сил не было, но голова, на удивление, была ясной и работала четко.
Как здесь оказалась Машка? Да очень просто. Пролезла через дырку, которые всегда есть в деревенских постройках, даже специально оставлены для животных.
Почему она здесь, что делает? Может, и раньше здесь бывала, привыкла к Марфе, искала ее до сих пор.
Подтверждая мои догадки, Машка по-хозяйски, принюхиваясь, обошла дом, подошла к пустому блюдцу, стоявшему у печки, и жалобно замяукала. Но угостить ее было нечем.
Постепенно я успокоился от пережитого, помогла в этом и Машка, запрыгнувшая мне на колени. Вдвоем все веселее. Только тут я осмотрелся и ахнул про себя.
Дом Марфы был большой, светлый, правда, воздух здесь застоялся, пахло сухим деревом. Надо было бы открыть окна, проветрить, да хозяйничать здесь я считал себя не в праве. Обычный деревенский дом снаружи внутри таким не был и даже казался намного больше.
Стены. Ровно отесанные, отшлифованные, идеально подогнанные бревна выглядели имитацией дерева, как теперь делают интерьер под старину.
Большие окна в три створки давали много света. Правда, на них висели короткие белые занавески на веревочке, как у всех здесь, но на деревянных круглых гардинах, от потолка до пола, висели и темные тяжелые шторы, собранные на уровне нижнего края окна такими же лентами, подвешенными за металлические кольца к декоративным крючкам на стенах. Это уж было совсем из другого мира.
Большая печь не побелена, а отделана светлыми однотонными изразцами, явно не современного производства.
Белый матовый потолок выглядел идеально ровно по непонятной для меня технологии.
Пол деревянный. Но это не просто ошлифованные добела доски. Он, скорее, собран из штучных длинных паркетин, идеально подогнанных друг к другу. Нигде не видно ни щелочки. Пол добавлял ощущение незыблемости и прочности, и так исходящее от дома.
Мебель. Не берусь судить, из какого дерева сделана, но она завораживала своей основательностью и изяществом одновременно. Темный цвет только добавлял благородства. И какая мебель: большой буфет поблескивал дверцами с гранеными стеклами, такая же горка для посуды со стеклянными полками, круглый стол с изогнутыми ножками, вокруг него изящные легкие стулья, вдруг остановившиеся в быстром беге.
А сижу я, оказывается, на диване. Подо мной мягкий красный бархат, по ворсистой поверхности которого приятно провести рукой. Невольно я откинулся назад и уперся в такую же спинку, украшенную резной полкой и фигурным зеркалом.
Напольные часы у окна в углу комнаты. За дверцей со вставками из стекла виднелись массивные гири на цепях. Гири выбрали весь свой ход, часы остановились. Стрелки на циферблате показывали один час двадцать пять минут.
Откуда здесь все это?
И где здесь?
А где вообще я?
Тишина. Звон в ушах. Под моей рукой теплое мягкое тельце Машки, сердце стучит: «М-р-р». И больше ничего. Покойно и хорошо. Я на секунду прикрыл глаза, просто моргнул.
Сумерки. В комнате длинные тени. Я в том же месте.
Но что произошло? Время. За секунду, пока я прикрыл глаза, пронеслось несколько часов.
Возможно ли такое?
Все та же тишина, даже безмолвие. Только сердце Машки стучит под моей рукой.
Да меня наверняка потеряли! Степаныч волнуется, надо быстрее идти обратно, а я еще не сделал того, ради чего пришел сюда.
Где же полочка с иконами?
Я подвинул Машку с колен и встал. В этой комнате полки с иконой Спасителя не было. Дверцы буфета приоткрыты, виднеется только одна чашка с рисунком из тонкого фарфора, расколотая пополам. В горке на стеклянной полочке столовая тарелка, тоже из фарфора, кажется, просвечивающего насквозь в лучах заходящего солнца. Край тарелки отбит. Все, что осталось от старинных сервизов. В выдвинутых ящиках буфета несколько обычных ложек и вилок из нержавейки, сломанный нож, остатки столовых приборов.
В следующей комнате спальня Марфы. Слева в углу стоял большой трехстворчатый шифоньер. Дверцы приоткрыты. На полках перевернутое белье, на вешалках верхняя одежда, мужская и женская, такой мне видеть не приходилось, разве в старых фильмах. Некоторые вешалки пустые. Рядом с шифоньером комод, здесь тоже все перевернуто. У окна низенький столик с банкеткой, перед столиком на стене большое зеркало в металлической раме с подсвечниками по бокам и оплывшими огарками свечей. На столике пустые баночки, декоративные коробочки, шкатулка, везде пусто.
Вплотную к печи стояла кровать, застеленная белым покрывалом, на нем отпечатался след лежавшего здесь тела Марфы. Я дотронулся до него, и мне показалось, что от этого места исходит тепло, светлое и доброе. И вдруг я уловил Марфу, она была здесь, но не в каком-то одном месте, а везде, заполняла собой пространство внутри дома. Пришла она сюда сейчас и наблюдала за мной.
Вот и полка в углу, чуть выше моей головы. Иконы Спасителя, как в видении, не было.
Наследники основательно похозяйничали в доме. Все, что посчитали ценным и смогли забрать, увезли. Мебель оставили, неподъемная. А может, она была им и не нужна.
На полке лежало свернутое полотенце, стояла лампадка из красного стекла с остатками масла. Убрав лампадку, я провел по полотенцу рукой и наткнулся на две обгоревшие свечи, лежащие у дальнего края, у стены. Больше ничего не было.
Все же я еще раз, скорее для очистки совести, зачем-то Марфа меня сюда отправила, да и сейчас наблюдала за мной, медленно ощупал полочку. Ничего. На меня опять навалилось гнетущее чувство тяжести. Я понял, уходить нельзя, надо искать дальше. Принес из кухни табуретку, встал на нее, аккуратно убрал свечи, полотенце, мысленно извиняясь перед Марфой. Почувствовал, ей дороги эти предметы, но она доверилась, поверила мне.
Полка была сделана из толстой широкой доски, и между ней и стеной сверху имелась узкая щель, снизу полка примыкала к стене вплотную. Свет в этот темный угол не проникал, и я внимательно рукой начал исследовать эту щель. В самом углу пальцы наткнулись на какую-то неровность. Я нашел на кухне спички, зажег лампадку и поставил ее на полку. В свете маленького огонька что-то блеснуло. Воспользовавшись обломком ножа из буфета, я из щели осторожно достал металлический крестик. Сразу пришло облегчение. Вот зачем меня посылала Марфа, нашел! Крестик был тяжелым, что нельзя было предположить по его размерам. Повинуясь непонятному чувству, я поднес его к губам и поцеловал, прежде чем убрать в карман. Аккуратно вернул на место полотенце, свечи, погашенную лампадку.
Ощущение присутствия Марфы пропало, она ушла отсюда навсегда, я остался в доме один, с Машкой.
Прежде чем уйти, я решился навести хоть какой-то порядок. Аккуратно сложил в ящики и на полки брошенные вещи. Поправил одежду, висящую на вешалках в шифоньере. Задвинул ящики, прикрыл дверцы на мебели и закрыл их, повернув торчащие из замочных скважин ключи, оставив их на своих местах. Задернул занавески на окнах и распустил шторы. В доме сразу стало темно, строго и торжественно.
