Память мёртвых на Весах Истины

Жрица как-то поникла. Нахт весь обратился в слух.

«Весть старшему царевичу уже направлена, и не одна, но это займёт время, – вспомнил он слова Усерхата. – Главное, чтобы он всё ещё был жив… потому что за эти два года доходили разные слухи. В народе многие считают, что он уже погиб как герой, хоть и не было провозглашено ни о погребении, ни о трауре. Да мало ли что люди болтают… кто-то даже считает, что он предал нас, заключив договоры с врагом…»

– Некоторое время назад наёмники из чехену[37] обратились против нас, заключив союзы с Народами Моря и прорвав внешние рубежи, – сказал чати. – Говорили, что помог им кто-то из своих. Говорили даже, что причиной стала жажда власти определённых… политических фракций. Противостоять этим слухам не сумел даже наш Владыка. Мятеж был подавлен – и это, к слову, впервые, когда заметен в высших кругах стал младший царевич Рамсес. Он сыграл немалую роль в разоблачении подкупленных чиновников и завоевал расположение Пер-Аа. А вот старший царевич… – Таа прищурился. – Вместе с семьёй он отбыл в дальние гарнизоны, на восток. Война была его стихией, и он прекрасно знал, что делать. Поговаривали также, что он спешил очистить своё имя, поскольку слишком многие связали его с произошедшим на границах. Дескать, отец его подзадержался на троне и пора влить в династию свежую кровь. Некоторые злые языки даже связывали его с первым покушением.

– С первым покушением? – переспросил Нахт. – То есть попыток убить Владыку было больше?

– Увы, да. И первая попытка также была совершена с помощью колдовства… Впрочем, от этого мой господин быстро оправился. Лишь сделал некоторые выводы. И жестоко отомстил своим врагам.

Шепсет, похоже, была потрясена услышанным не меньше Нахта.

– Владыка не рассказывал мне, – тихо призналась она, – хоть и упоминал, почему в итоге покинул Пер-Рамсес и отбыл к своему личному Месту Силы.

– Итак, имя старшего царевича было связано и с первым покушением, и с успешным мятежом чехену, который в итоге удалось погасить. И уж поверь, это были больше, чем слухи… иначе бы он не отбыл к дальним границам, – Таа вздохнул, качая головой. – Думаю, этого и добивались враги. Царевич был силён на поле боя, ходил в военные походы вместе с отцом. Но он был далёк от придворных интриг и не знал, как противостоять врагам скрытым. Лично я не верю, что он сделал и половину того, что о нём шепчут по углам.

– Но всё же позволил так говорить о нём? – изумлённо переспросила Шепсет.

– Так было лучше для всех, – спокойно ответил чати. – Неведение защищает.

– Он вынужден был покинуть двор, считая… что у него вообще не осталось союзников? – проговорил Нахт.

– Именно так.

– Но это… несправедливо!

– Увы, справедливость не всегда торжествует настолько же блистательно, как в древних гимнах.

– И всё же ты не веришь, – настаивал меджай. Почему-то это было очень важно.

– Да. Но выступить за него в открытую тогда было не в моих интересах. И даже не в интересах Владыки.

– Удивительно, что он не возненавидел всех…

– В его сердце, безусловно, воцарилась горечь, – Таа грустно усмехнулся. – Но его любовь к Кемет была сильнее. Он заявил, что не желает более иметь ничего общего с придворной жизнью, и уехал в Дельту. В последний раз его видели на дальних восточных рубежах, в одном из гарнизонов, защищающих нас от союзов кочевых племён пустыни. По крайней мере, так доложили мои осведомители. Времена неспокойные, да и он предпочёл скрываться. Иным мало было просто оклеветать его…

– И теперь ты желаешь, чтобы мы нашли этого человека, которого может даже не оказаться среди живых, – голос Шепсет звенел скепсисом.

– Для начала – подтверди мне, что его нет среди мёртвых, – улыбнулся Таа. – Это ведь не составит тебе труда, Хекерет-Нэсу? И если надежда остаётся… я открою вам свои пути, чтобы хоть немного облегчить поиск. Видите ли, нельзя просто раскрыть заговор и убрать «всех недостойных». Если бы всё было так легко, как в героических песнях! Нет, – отрезал он в ответ на полные надежды взгляды меджая и жрицы. – Я должен предложить народу и, главное, другим влиятельным особам, способным склонить чашу весов в нашу пользу, достойного претендента. А кто подойдёт на эту роль лучше? Разве не тот, кого наш Владыка Рамсес сам выбрал себе в преемники? И, между прочим, так и не называл других имён. Смею заверить вас: не потому, что не успел. Времени у него было предостаточно.

Шепсет всё это время смотрела куда-то в сторону, украдкой сминая пальцами тонкую ткань своего калазириса. Почему-то то, о чём говорил Таа, каким-то образом задевало её. Нахт чувствовал, что не понимает что-то очень важное – слишком далеко он стоял от придворных дел.

– Ты сможешь сделать это для меня, Шепсет? – доверительно спросил чати. – Сможешь узнать у мёртвых?

Жрица коротко вздохнула и, наконец, кивнула.

– Смогу, господин. И не стану медлить, раз уж таково условие твоей помощи.

– Вот и замечательно, – улыбнулся Таа. – Что ж, на сим я, пожалуй, отправлюсь отдыхать, да и вам советую отдохнуть после этой необыкновенной ночи. Всё же путешествие к сердцу Нубта требует определённых сил и от тела, и от сердца, и от разума. Завтра будет новый день, и нас ждут великие дела.

Странно было, что он не отсылает их, а сам поднимается, собирает доску сенет и удаляется. Нахт смотрел на щедрые остатки утренней трапезы. Для многих жителей селений Восточного Берега Уасет здесь был настоящий пир, ну а чати с лёгкостью оставлял это за спиной. Меджай взял ещё немного хлеба и сыра, переставил поближе блюдо с фруктами. Тело отчаянно требовало восполнения сил, словно он голодал не один день. Невольно даже закралась мысль, что они провели не одну ночь в святилище Нубта.

Что ж, теперь, когда вельможа ушёл, можно было уже не смущаться и не делать вид, что для утоления голода ему пищи нужно не больше, чем певчей птичке. Не забывал он делиться и с чёрной собакой, которой тоже были не чужды простые земные удовольствия.

– Как ты можешь есть после таких разговоров? – не выдержала Шепсет.

Нахт даже перестал жевать и удивлённо посмотрел на девушку.

– А что не так? Нас же угощают.

– Да не в этом дело! Просто… ай, да что там говорить, – она расстроенно отмахнулась.

– Что тебя так встревожило?

– Ты хочешь сказать – что из всего? – она невесело усмехнулась. – Просьба чати, которую мы не можем не исполнить. Поиски наследника. А ночью? Где мы оказались и с кем говорили… Тебя это совсем не тревожит?

– Я предпочитаю об этом просто не думать, – признал меджай, закидывая в рот ещё несколько орешков. – То, что для тебя привычно, для меня… ну… Хотя, пожалуй, после произошедшего в гробнице в Сет-Маат принимать какие-то вещи мне легче.

И всё же ему хотелось понимать больше. Покончив с мягкой ароматной лепёшкой, меджай решился спросить.

– Мне не показалось? – воин заставил свой голос звучать почти беспечно. Сделать это оказалось не так трудно, потому что разум просто не мог охватить и осмыслить всё произошедшее. – Тот жрец, вышедший к нам, и правда был… мёртвым?

Шепсет скованно кивнула.

– Ну дела… Думать обо всём этом как о странном сне куда проще. А остальные? Как считаешь?

– Живые и мёртвые… я не знаю, – тихо признала жрица и обняла себя за плечи. – Я не знаю даже, жива ли по-настоящему сама.

На этих словах псица, лежавшая между ними, вскинула голову и озабоченно посмотрела на девушку, словно чуяла сомнения, одолевавшие её подопечную.

«Ты стоишь гораздо ближе к нам, чем к нему», – так ей сказал тот… мертвец. Жрец был иссушен временем и бальзамирующими составами настолько, что это нельзя было списать на игру света и тени. Просто Нахт уже не мог в тот момент позволить себе изумляться, а уж тем более ужасаться. Да и сейчас не то чтобы мог признать до конца увиденное и услышанное.

– Эй, – тихо позвал воин. – Мы уже это как-то обсуждали, помнишь?

«Не говори так. «Умерла», «при жизни». От этого не по себе становится. Да и будь ты мертва, мне бы не приходилось охранять нас ночью – ты бы стояла в дозоре без устали. А уж сколько б еды мы сберегли!»

Шепсет снова кивнула, но смотрела на него так потерянно, что сердце кольнуло от жалости. Глаза у неё были огромные, тёмные, бездонные. В её взгляде отражалась какая-то совсем не юная мудрость, словно ей довелось увидеть то, что для обычных людей не предназначено. Но ведь так оно и было! Каково это – видеть одновременно и мир людей, и Дуат? Каково умереть и вернуться? Нахт не был уверен, что хотел знать.

Вместе с тем Шепсет оставалась просто девушкой, которая не просила о такой судьбе, не желала оказываться в сердце всех этих событий, обрушившихся на неё. И не желала, чтобы обычные люди боялись её из-за каких-то великих задач, возложенных на неё Богами.

«Не бойся меня». Эта тихая просьба оставила в нём отпечаток даже сильнее, чем он думал, поднимая внутри какую-то необъяснимую нежность. Хотелось закрыть её, защитить.

– Я не боюсь тебя, – тихо заверил девушку Нахт и осторожно коснулся ладонью её щеки, отводя упавшие на лицо тонкие косы.

Её кожа была гладкой и тёплой, как согретый ласковым солнечным светом плод священной сикоморы. Живой.

Девушка ошеломлённо смотрела на него, но не отстранилась. Нахт чуть подался вперёд и поцеловал её легко, едва ощутимо. К лицу жрицы прилила краска, придав золотистой коже оттенок меди. В глазах вспыхнула смесь возмущения… и чего-то ещё.

Меджай медленно распрямился. Наверное, не стоило проявлять такую дерзость. Ну что ж, зато это явно отвлекло Шепсет от тяжёлых мыслей.

– Это тоже из жалости? – спросила она, прищурившись.

Нахт опешил, не сразу даже поняв, о чём она. Потом вспомнил.

«– Почему ты мне помогаешь?

– Может, это глупо. Просто мне стало тебя жаль».

– Э… нет.

– Обычная девчонка со странностями, я помню, – её губы не дрогнули, лицо оставалось серьёзным…

Но глаза искрились смехом. И вообще она едва сдерживала веселье.

Меджай улыбнулся. Такой она нравилась ему ещё больше.

«Погоди-ка, Нахт… ещё больше?» – пронеслась мысль – и тут же угасла.

– Давай я осмотрю твои раны, – деловито предложила девушка.

– Вроде всё не так уж плохо, – усмехнулся он. – Забавно, в святилище я вообще не чувствовал боли, словно…

– Словно время застыло, – понимающе кивнула Шепсет, аккуратно ощупывая повязки. – Оно и правда течёт иначе по Ту Сторону и на границе. Многое не то, чем кажется, но воображение рисует нам привычные формы. Это как с Богами и духами, чьи истинные образы непостижимы, но нашим предкам нужно было как-то их описать и изобразить. Например, ты знаешь, почему некоторые сущности Дуата в священных текстах изображаются как змеи с ногами?

– Чего? – переспросил Нахт, пытаясь представить себе такое существо.

– Змеи. С ногами, – терпеливо повторила Шепсет. – Иногда ещё с крыльями.

– Ну, змея с крыльями – это хотя бы красиво.

– Всё это – символ их смертоносной скорости. Как и у того огромного змея из «Сказания о потерпевшем кораблекрушение»[38].

– Мне не рассказывали…

– Как-нибудь расскажу, если захочешь. А пока подожди меня – я схожу в дом за сумкой со снадобьями.

Нахт даже кивнуть не успел – она быстро поднялась и ускользнула. Хека ткнулась влажным носом в плечо меджая и пошла следом за жрицей. Воин некоторое время смотрел им вслед, гадая, как же его так угораздило…

Оставшись один, он всё-таки решился – снял с пояса мешочек, развязал и высыпал содержимое в ладонь. У него в руке оказался амулет, отлитый, как ему показалось, из чистого золота. Плоть Богов, металл вечности, из которого создавались украшения для Владык. Говорили, что покровителем золотодобычи был сам Сет. А множество золотоносных рудников находились на родине предков Нахта, в царстве Куш[39].

Вторым подарком жрецов был небольшой округлый каменный сосуд, наглухо запечатанный. В таких иногда хранили косметику или ритуальные благовония. Что было внутри – Нахт не решился смотреть. Жрец говорил что-то о плоти Сета, песках Дешрет. Может, там в самом деле был просто песок из пустыни, подступавшей к некрополю Нубта.

Он всё смотрел на оба артефакта, и разум медленно впитывал одну-единственную мысль: всё случившееся было по-настоящему. Они с Шепсет в самом деле говорили с живыми и мёртвыми, а древний город Нубт каким-то немыслимым образом существовал по обе стороны бытия.

А ещё Нахт теперь, похоже, знал, кому именно должен передать эти дары. Если старший царевич Рамсес ещё жив – они найдут его. И дело было не только в поручении чати. Усерхат верил, что это человек достойный, незаслуженно подверженный опале. А мнению своего названного отца Нахт доверял.

Но что если права Шепсет, и надежду Та-Кемет теперь воплощал в себе другой человек?

Глава X

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Шепсет

Дом казался всё таким же пустынным, хотя из-за закрытых дверей до Шепсет доносились приглушённые разговоры. Она не стала никого окликать или тем более заглядывать – прошла до отведённой ей комнаты, где никого не оказалось. Погладила статуэтку Беса, улыбавшегося всё так же загадочно и лукаво. Он словно знал о её ночном путешествии и даже был с ней в навеянном Сетом видении, где противоречивый Бог бурь предупреждал об опасности и об истинной её связи с чёрной собакой.

Шепсет поднялась и хотела уже было вернуться к Нахту, но замерла, привалилась спиной к стене, переводя дыхание. Коснулась ладонью щеки, повторяя его жест, и провела кончиками пальцев по губам.

Он заставлял её чувствовать себя живой, даже когда она сомневалась в себе. Его рука была крепкой и надёжной, его присутствие заземляло даже в святилище на границе между мирами.

«Меджай, страж. Защитник», – всплыли в памяти слова. Самые первые его слова, обращённые к ней.

Но как же?..

Сколько раз она втайне мечтала оказаться подле него вот так, наедине? Её мысль едва ли уходила дальше, даже в самых смелых желаниях. А теперь она любовалась им и не могла насмотреться. Огонь обрисовывал мистические тени на его прекрасном лице. От отца он унаследовал орлиный нос и высокие скулы, но мягкие губы и ярко-зелёные глаза были от красавицы-матери.

Её пальцы дрогнули, вспоминая иные касания – последний поцелуй. Единственный.

Жрица любовалась царевичем, не в силах насмотреться, надеясь, что каждая тончайшая чёрточка останется в памяти души. Подавшись вперёд, она сама коснулась его губ своими нежно и отчаянно, растягивая последние мгновения…

Перед смертью…

Имела ли она право на что-то иное? Разве не вверила себя – добровольно! – человеку, с которым ей никогда не суждено быть вместе? И даже тогда, до всех этих страшных событий, её судьба была начертана и предрешена совсем по-иному.

«Попробуй вернуться к началу, когда только узнала его…» – так предлагали жрецы Сета.

Конечно же, она помнила. Никогда бы не забыла.

* * *

30-й год правления Владыки

Рамсеса Усермаатра-Мериамона

«Великая честь, великая честь», – только и шептались вокруг, омывая её кожу в пенных благоуханных ваннах, втирая ароматные масла, переплетая и украшая волосы.

Были ещё те, кто говорил: «Чем заслужила такую честь? Да ещё так быстро! Ведь совсем недавно во дворце!» Тайком, конечно, думая, что она не слышит.

Девушка и рада была бы не слышать, да только слишком обострились чувства, и все звуки, запахи, цвета были словно чьи-то настойчивые пальцы, игравшие на струнах восприятия.

Её пригласили ко двору. Она теперь была одна из вельможных дам Ипет-Нэсу.

И сегодня – уже сегодня! – её представят самому Владыке.

Эта мысль внушала ей не восторг, а трепет, граничащий со страхом. Живой Бог народа рэмеч, защитник Та-Кемет до самых дальних пределов, первый над всеми жрецами, хранитель Маат в Обеих Землях… До сих пор Шепсет не видела его даже издалека.

Дамы из Ипет-Нэсу говорили, что служить ему – великая часть. Радовать его взор, соприкасаться с его Силой так, как недоступно простым смертным. Возможно, она даже станет одной из тех немногих избранных, кого Владыка приглашал к себе и одаривал милостями.

Но судьба, для многих являющаяся такой бесконечно желанной, Шепсет скорее пугала. Она уже жалела, что приняла настойчивые приглашения придворного чародея и покинула тени храма Хэр-Ди. Соблазнилась новыми колдовскими знаниями и тем, что теперь будет жить ближе к дому. Из малого дворца при Храме Миллионов Лет было совсем недалеко до Сет-Маат, и она сможет чаще видеться с мамой. И даже не против будет повидаться с сестрой, обида на которую за эти годы почти совсем унялась.

Меж тем её облачили в одежды из тончайшего плиссированного льна, нежного, как прикосновение ласкового ветра. На плечи легло ожерелье-усех[40] из фаянса и драгоценной бирюзы. Тяжёлые браслеты, инкрустированные бирюзой и лазуритом, сковали запястья. Бирюзы сегодня было очень много – дань Хатхор, Золотой Богине, Владычице радостей сердца.

«А если Владыка отметит тебя особой милостью, то тебе положено будет кольцо с его печатью», – сказала ей Нубхаис, красивая темнокожая женщина, занимавшая здесь высокое положение.

Кажется, она приходилась сестрой одному из видных военачальников – Шепсет не помнила точно. Девушка ещё не успела познакомиться со всеми здесь и не разобралась в сложном хитросплетении связей и покровительств. Но она очень гордилась тем, что сам придворный чародей Сенедж принял её в ученики, удостоив такой части. А ещё ею заинтересовалась сама госпожа Ипет-Нэсу, Тия. И госпожу Тию, кажется, не смущали даже окружавшие Шепсет слухи. Впрочем, те же самые слухи вызывали уважение и даже зависть у прочих учеников Сенеджа, как и окружающие девушку загадки.

«Жрица тёмного культа», – шептались за её спиной.

Ей оставалось только вздыхать и закатывать глаза. Конечно же, искусства, связанные со смертью и переходом души, сложно было назвать светлыми, и её Богиня Инпут в самом деле предпочитала тени. Но именно из храмов Инпу и Инпут выходили одни из лучших целителей, разве люди этого не знали? Или просто не думали, предпочитая с упоением обсуждать таинства смерти и то, как братья и сёстры Шепсет по культу готовят мёртвые тела к вечности? Сама Шепсет, к слову, вообще была далека от искусства бальзамирования, хотя, конечно же, в храме и её кое-чему обучали. Её таланты были иными.

И все эти люди, окружавшие её теперь, очень испугались бы, если б узнали. Но трепать языком попусту было нельзя. Об этом её предупреждала и наставница Нетакерти перед самым отбытием из храма, и новый учитель здесь. Да она уже и сама усвоила с детства, что не стоит обсуждать с кем попало, что она видит и слышит что-то, недоступное другим. Хватит, уже обмолвилась пару раз в детстве.

«– Странница!

– Странница с перевёрнутым лицом!

– Нет, нет, я же хорошая!»

Шепсет тряхнула головой, отбрасывая воспоминания. Мелодично зазвенели золотые бусины на концах кос.

«А может, и стоило бы сказать? – подумала она. – Тогда бы меня точно не выбрали… не оказали бы честь стать…»

Эту мысль даже додумать было страшно. И всё же с каждой минутой она была на шаг ближе к Владыке, которому уже наверняка донесли, кто она и что умеет. Говорили, что она хорошенькая и скоро расцветёт в настоящую красавицу. Но мало ли при дворе настоящих красавиц? Утончённых и грациозных, сладкоголосых музыкантш и талантливых сказительниц или вершительниц судеб Та-Кемет, дам, искушённых в политике, способных поддержать любую мудрую беседу советом и делом.

Шепсет чувствовала себя совсем юной и неумелой, чужой среди всех этих блистательных женщин. Она предпочла бы, чтоб внимание Владыки не пало на неё вовсе. А вместо роскошных пиров с радостью проводила бы больше времени в библиотеке придворного чародея, постигая тайны, к которым только-только начала приобщаться.

Но Боги распорядились иначе. И теперь она шла в сопровождении служанок по коридорам дворца, украдкой любуясь прекрасными росписями с причудливыми птицами и зверями и диковинными растениями. Краски были живыми и яркими, словно в святилищах или гробницах, и колонны в миниатюре тоже повторяли гипостильные залы Храма Миллионов Лет, к которому примыкал дворец.

Залы, через которые они проходили, были украшены экзотическими статуэтками из оникса и эбенового дерева, яркими драпированными тканями и циновками, кувшинами всевозможных форм. Столько роскоши Шепсет не доводилось видеть за всю её жизнь, хоть это место и называлось «малым дворцом». Каков же тогда был дворец Владыки в Пер-Рамсесе? Наверное, как внутренние залы Амона в Ипет-Сут, о которых даже среди жрецов слагали легенды.

«Никогда не привыкну к обители Пер-Аа», – думала девушка, стараясь не озираться по сторонам, будто дикая. Она пыталась повторить стать и походку вельможных дам и самой госпожи Тии, ступала грациозно, гордо вскинув голову, будто несла на себе чашу с дарами Богам, которые ни в коем случае нельзя было рассыпать и расплескать.

Но жрица чуть не растеряла весь свой тщательно поддерживаемый величественный образ, когда распахнулись узорные золочёные двери из редкого дерева. Они оказались в саду, ступили на присыпанную жемчужным просеянным песком дорожку.

Из зарослей тамарисков к ней вылетел Ветер. Чёрный щенок, приехавший вместе с Шепсет из храма Хэр-Ди, к дворцовым порядкам пока не привык. Он подпрыгивал, радуясь хозяйке, а потом попытался поставить на неё лапы, чуть было не испортив наряд. Щенок, посвящённый Инпу, крутил хвостом, бегал вокруг, несмотря на шиканья служанок, и угомонился, только когда Шепсет аккуратно присела и обняла его, почёсывая за острыми ушами.

– Придётся ему остаться здесь. К Владыке с собакой точно нельзя, – строго сказала одна из служанок.

– Совсем ведь вести себя не умеет, – согласилась вторая и буркнула себе под нос: – Ну прямо как его хозяйка недавно.

– Вдруг сотворит что-то неподобающее, – добавила первая.

Ветер не понимал, о чём они, и тщательно вылизывал руку погрустневшей Шепсет.

– Это, например, что сотворит? Задерёт лапу на особо священный дворцовый куст? – весело спросил мужской голос.

К ним приближался высокий широкоплечий воин. Его можно было бы даже назвать красивым, если бы лицо не пересекал росчерк шрамов – словно от чьей-то когтистой лапы. Но первое устрашающее впечатление сглаживалось, стоило ему улыбнуться. Эта улыбка играла в его глазах, располагая к хозяину, несмотря на внушительный облик. Шепсет залюбовалась его амулетами и знаками на усехе и наручах, узнавая символы дворцовой стражи Пер-Аа.

– Здесь и правда есть священный куст? – не удержалась девушка и прикусила язык, кляня себя за излишнее любопытство.

– А как же! Здесь у нас много священного, благословлённого присутствием самого Владыки. Не дайте Боги лапу задрать или хвостом не в ту сторону махнуть, – торжественно сообщил воин… и рассмеялся.

– Господин Руджек, – чуть укоризненно, но с почтением произнесла одна из служанок.

Вторая сверкнула глазами на Шепсет, жестом показала ей, что пора бы перестать гладить собаку и приветствовать воина как подобает. Жрица поднялась, грациозно склонила голову. Похоже, этот мужчина был кем-то очень важным.

– Уверяю вас, наш Владыка любит собак и прекрасно осведомлён о том, на что они способны, – весело продолжал Руджек. – Страшно сказать, он даже собственного коня умеет чистить, представляете?.. Что ж, дальше, прекрасные дамы, позвольте, я сам. Пойдём, молодая госпожа. И щенка с собой бери.

Шепсет выдохнула. Этот воин ей понравился, и с ним было как-то свободнее, чем с чопорными служанками из Ипет-Нэсу, готовившими её сегодня к важной встрече. Она почти смогла расслабиться, пошла уже было за стражем, когда одна из служанок цепко ухватила её за запястье и шепнула:

– Веди себя подобающе, не опозорь нас. Господин Руджек – главный телохранитель нашего Владыки.

Шепсет сбилась с шага, но сумела сохранить достойное выражение лица. Расслабиться теперь, конечно, стало значительно сложнее: от волнения она чувствовала такое напряжение в позвоночнике, словно проглотила прут. В садах царило умиротворение, благословлённое лучами солнечной ладьи, и пели птицы, а жрице казалось, словно она идёт на самое страшное испытание, сулившее ей погибель.

– Интересно, для чего же тебя к нам прислали? – улыбнулся Руджек, ведя её куда-то в заросли, к разросшейся роще плодовых деревьев. – Совсем ещё молодая.

Отвечать что-то про «радовать взор» и «услаждать слух» показалось невероятно глупым, и Шепсет предпочла промолчать, надеясь, что телохранитель Владыки не сочтёт это дерзостью. С каждым шагом ей становилось всё страшнее, и ноги, обутые в золочёные сандалии, словно прирастали к земле. Хотелось развернуться и сбежать, и даже не смотреть на живого Бога, не то что становиться его наложницей. Так страшно ей не было уже очень давно, с тех самых пор, как она только начала слышать голоса Тех. Или когда впервые оказалась в Хэр-Ди, вдали от дома, когда ещё не знала, что храм станет ей настоящим домом, а община жрецов – второй семьёй.