Жёлтая книга

– Вы уж простите, доктор, что мы вас потревожили…

– Ну, а кого ж вам ещё по ночам беспокоить, как не нас! – смеётся тот, перемещая фонендоскоп по худенькой груди. – Нам друг без друга… Знаете, есть такая поговорка, – «врачом становятся ночью», так что – нас бы не было, если бы не вы. Поворачивайтесь на бок, медсестра вам волшебный укольчик сейчас поставит, и всё будет хорошо…

Больная почти влюблённо слушает, покорно поворачивается, смирно терпит, прислушиваясь к сухому хрусту прокола кожи.

– Спасибо вам, доктор. Идите, выпейте кофе, он у нас хороший.

Оценив уловку, врач моет руки и ненадолго присаживается к столу. Повторного вызова не будет, он всё сделал верно.

Через день или два, пожилая пара степенно прогуливается под руку. Задержавшись у голубого ящика почты, супруг достаёт из кармана конверт и опускает его в щель. Под тонкой кожей бумаги, тактичное биение сердечных слов:

«Дорогой Доктор! Благодарим Ваc за участие в нашей судьбе! Желаем Вам здоровья!» И обратный адрес: город… улица… этаж… квартира.

Людьми можно быть в любое время суток, разве не так?

Никого нельзя убивать

Посвящается Клепиковой Нине Ивановне, девочке, пережившей блокаду Ленинграда

Почти май. Накануне моргала длинными ресницами света Венера. Так бесхитростно, светло и празднично. Но месяц срезал все проблески наивной радости, взгромоздившись не её место. Так и заносился до рассвета, ненужный никому, с клоком облака, зацепившимся за острый уголок заусеница и измятым лучиком, заимствованным из греческой боговщины, что вянул, таял, теряя счастливые очертания, и безвольно свисал из пустоты.

Уж, памятуя прошлогодний наказ, смирно проводит пальчиком по берегу пруда, гладит воду, трогает её нежно, зевая потягивается и притворно грустит, бок о бок с лягушонком. При моём появлении тот вздрогнул сперва, с видимым сожалением нырнул под лист кувшинки, а после, как разглядел, подплыл поближе и сидел, высунув голову по плечи, читая по складам губ: про приветы, и радость от первой с осени встречи:

– С добрым утром, малыш! Как же хорошо, что ты здесь!

Рассевшись по веткам, прямо над головой, галдят воробьиные, не страшась ужа, что копирует тени виноградных ветвей, слетаются к воде, сделать по глоточку «За здравие присутствующих».

Оглядев общество, я засмеялся невольно. Надо же, по воробьиным можно изучать азбуку, столько их вокруг: варакушка, воробей, ворон, вьюрок, деряба, дрозд, дубонос, дубровник, жаворонок, зарянка, зеленушка, зяблик… А ещё коноплянка, кукушка, ласточка… И далее, таким манером до самой «Я»,– без драк, минуя споры, поровну делят промеж собой всё, что должно быть разделено.

В такие мирные дни зримого заметного пробуждения, отчего-то вспоминается давняя знакомая, жизнь которой, с самого её рассвета, подкосила блокада. Беззубо балагуря, она рассказывала мне о том, как одну луковицу ели месяц, закладывая по слою за губу, чтобы удержать зубы в "гнёздах" дёсен…

– А вот же, не помогло, выпали, все, как один, – смеялась она так открыто и искренне, что тут же хотелось расплакаться ей в ответ. И плакалось, тихо и нестыдно.

– Не хнычь. Хочешь, я скажу, как узнать, что человек скоро умрёт? – предлагала она вдруг с таинственным видом, и вновь смеялась, наблюдая преувеличенными через очки близорукими глазами за ужасом в ответ её будничному, даже несколько равнодушному тону:

– Нет, нет- нет, пожалуйста, не надо, не говорите, а то я уйду!

– Да, сиди уж, трусишка, не скажу. Сам потом… поймёшь, коли что.

Однажды, когда накануне Дня Победы я пришёл поздравить её, мы сели пить чай с тортом. Невесомые куски суфле таяли во рту, она жмурилась от удовольствия, но не переставала подтрунивать надо мной:

– Это что, вот, помню, мы бегали к лётчикам на аэродром, выпрашивали глицерин. Знаешь, какой он вкусный!

– Глицерин?!

– Да… Жирный сладкий. На нём мама жарила картошку…

Я с ужасом гляжу на неё, в надежде, что это шутка, но она кивает и продолжает давить языком о нёбо кушанье, растягивая удовольствие.

Кусок мягкого суфле камнем застревает в горле и, не в силах больше терпеть и слушать рассказы обо всех этих ужасах, я выбегаю из комнаты, сдернув кепку с вешалки у выхода. На лестничной площадке останавливаюсь отдышаться, заодно вытираю нос рукавом, и слышу, как стуча костылями, раскачиваясь из стороны в сторону, идёт она, такая слабая, что давно уж не в силах спуститься на этаж к почтовому ящику, который сладко пахнет пылью и кошками.

Косточки её рук в браслетах вен путаются промеж складок детского фланелевого халата, несоразмерно большая, совершенно круглая голова едва держится на тонкой шее, глаза слезами стекают из-под очков:

– Ты ещё придёшь? Не бросишь меня?

Мне становится стыдно своего побега, и, чтобы как-то оправдаться, хрипло шепчу, подслушанное у взрослых:

– Вспомнил… про утюг, забыл. – и тут же, серьёзно, как большой, – Я не могу вас бросить, я – октябрёнок! Мне поручили!

– Ах, ну, коли так, можешь не приходить. Я тебя не выдам. – грустно соглашается она и пытается уйти, неуклюже помогая себе костылями.

Чувствуя, что мои уши сейчас просто разорвутся, так им вдруг стало жарко, в два прыжка одолеваю пролёт, и, не помня себя, крепко обнимаю её:

– Простите!

– Ну-ну, товарищ, отпусти, ты мне так последние кости переломаешь. Сходи-ка лучше за кормом для попугайчика, заодно и проветришься. – она растягивает синеватые губы в подобие улыбки и ползёт в квартиру, а я выбегаю на улицу, в почти уже май,– прощённый и … нужный, не только этой, едва уцелевшей в войне, девочке, но вообще, – всем на свете.

***

– Ой… пчела! Ужалит! Сделай что-нибудь!

– Ну, что ты кричишь, возьми, да убей.

– Нет. Никого нельзя убивать. Никогда.

Сплетни

Младший братишка ужа, что некогда мирно перезимовал в нашем подполе, покрывался серебристым налётом припёка, сох. По всей видимости, он набирал побольше солнца в лёгкие, чтобы отважиться на купание. Выждав время, наконец решился выяснить, как она, водичка. Перевесившись через порог гранитного берега, вытянул шею и стал приближаться к своему отражению, пока белая его шейка не приклеилась к поверхности пруда. Уж сделал один глоток, второй… А третий был прерван карасиком, который, промахнувшись, чмокнул его в губу. Он-то метил в забавного чёрного двухголового червячка, что дразнил его из оранжевой норки, а попал..! Ужик и карась смотрели друг на друга некоторое время, и, порешив никого не посвящать в обстоятельства сего недоразумения, разошлись каждый в свою сторону.

Уж, поддев головой лист кувшинки, переплыл на другой берег пруда, где улёгся на матрасик дубовой коры, расстеленный под вишней специально для него, а карасик отправился раздобыть чего-нибудь к завтраку.

      К сожалению или совершенно иначе, но сложно бывает скрыть что-либо от тех, кто не вложил в твоё счастье ни гроша. Стайка рыб, всё это время наблюдавшая со стороны, взвизгнула от смеха и бросилась врассыпную, сообщать весть о том, что уж и карась не только обручены, но давно скрывают свои непростые отношения от других.

…Дрозд томно и вдумчиво плескался на мелководье. Рыбы мешали ему пощипывая за пятки, приходилось отмахиваться, гнать сплетниц в глубину, сметать, как крошки со скатерти. Когда дрозд порядком замёрз и выбрался на берег, принялся бегать вприпрыжку, то в одну сторону, то в обратную. Так скачут мальчишки, вытряхивая из ушей воду, вместе со сплетнями о чужой жизни. Он хотел жить свою, и радоваться ей, насколько повезёт.

Соль бытия

Воде в пруду не хватало простора, ей было жарко, неудобно, как-то мутно на душе. Она старалась: то выбраться на берег, то отстраниться от него как можно дальше. Рыбы совсем не помогали, – бегали взапуски, плевались друг в друга комочками водорослей и играли в чехарду, отчего вода гневно кипела, но явно была не в состоянии справиться со всем этим.

В лесу тоже становилось тесно. Первые цветы несбывшегося усыпали землю, – то разочарование, не сложив красивых букетов, пало к ногам Вечности.

Удерживая на дрожащей ладони листа жёлтую звёздочку бутона, линял эрантис, мужал чистотел, а крапива, так и не справившись с дурным характером, задевала проходящих, пуская в ход заранее отрепетированные колкости.

Утро, с обломанными ногтями веток, некрасиво блекло, и, улыбаясь жалобно, решилось-таки соснуть под тёплым одеялом неба до вечера. А с ним уж заодно, свернувшись подгорелым калачом, задремал и уж.

Манкируя прочими, шумели, с лёту пробегая по воде зяблики. Зябко поджимая пальчики, подговаривали друг друга балансировать крыльями и быстро перебирать ногами. Им было весело и непокойно.

Разбуженная ими лягушка раздумывала – не рано ли восстала ото сна, не всхрапнуть ли ей ещё чуток, тревожа косный ил дня… дна своим редким вздохом.

Трясогузка, стесняясь, оправляла неудобно севший турнюр, дабы приличным манером поприветствовать насупившегося от одиночества шмеля, неспешно спешащего на раут. Он где-то там, где-нибудь, где все, толкаясь, плетут прозрачные нити бессмысленных бесед, и рисуясь, улыбаются поверх хрусталя фужеров, мелкими глотками смакуя росу…

Здесь же было совсем пусто, холодная земля источала вкусный аромат бабушкиного обеда… так много всего! Да нужно-то – совсем чуть-чуть, но понимаешь об этом, лишь вкусив, когда уж ничего больше не в состоянии… поделать…

Примечания

1

ненцы

2

Мырзаколь (каз. Мырзакөл, до 1997 г. – Диевка) – село в Аулиекольском районе Костанайской области Казахстана

3

бабочка ночница

4

Здравствуйте! Добрый день! До свидания…

5

девушки

6

парни

7

Место – город по-чешски

8

Сколько стоит?

9

Один кофе, пожалуйста!

10

Мороженое

11

колбаски

12

пирожные

13

супруга по-чешски

14

Алексей Петрович Шапошник родился в 1906 году в слободе Алексеевка Бирюченского уезда. Член ВКП(б) с 1930 года.

С 1930 года – на хозяйственной, общественной и политической работе. В 1930-1962 гг. – сотрудник Острогожской окружной газеты «Новая жизнь», заместитель ответственного редактора, ответственный редактор областной газеты «Молодой коммунар», пропагандист в годы Великой Отечественной войны, редактор республиканской газеты «Советская Латвия», директор Воронежского областного книжного издательства.

Участники Первого съезда советских писателей, 1934

Избирался депутатом Верховного Совета РСФСР 3-го созыва.

Отличался твёрдостью и независимостью характера, пользовался авторитетом в творческой среде, защищал от нападок местных властей деятелей литературы и искусства, в частности, Г.Н. Троепольского

15

Егор Исаев – Русский советский поэт, переводчик и публицист, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда. Секретарь Союза писателей СССР.

16

туман

17

иногда

18

глупый

19

великий, большой

20

беременность

21

весенняя

22

эпидемия

23

серьёзный

24

преисполненный настороженногсти

25

упавшее дерево

26

недостача

27

оба вида относятся к одному отряду птиц :Воробьинообразные

28

открыто, без намёков

29

песнь чёрного дрозда напоминает звуки флейты

30

перевести дух

31

отразится, проявит себя

32

сообщит

33

натуга

34

То, что не названо или неизвестно.

35

дотла

36

верста = 1. 067 км

37

Буроголовая гаичка , пухляк, болотная синица – все это названия многочисленного и некрупного вида синиц.