Дом там, где твое сердце

Двери на женскую половину распахнулись от удара по ним ногой. Темнокожие служанки отчаянно завизжали, разбегаясь, Низель и Феда тоже поспешили, укрыв лицо краем накидки, скрыться во внутренних покоях. Голе-Мохтар только удобнее оперлась о подушку, сонными тёмными глазами глядя на непрошеного посетителя. Голос её был холодно-равнодушен:

– Когда ты собираешься начать учиться достойному наследника поведению, Омар?

– Вас только вот не спросил, матушка, – огрызнулось приёмное дитя.

– Женщина ещё не готова. Уходи, я скоро пришлю её к тебе.

– Зато гости готовы, госпожа. Когда дым затуманивает тебе разум, ты забываешь следить за временем, – вцепившись в тонкие руки, он развернул Элизу лицом к себе, бесцеремонно откинул чадру, разглядывая её. – Ты говоришь, она не готова? Не думаю. Аллах велик, и он не позволил тебе измазать её лицо красками, которые требуются тебе, но не должны губить нежную свежесть моей наречённой. И так, я полагаю, ты успела немало яда излить в её чистую душу. Займись собой, женщина, мой господин Хусейн пришлёт за тобой служанку через четверть часа. Феризат, пойдём, гости ждут нас!

Омар Лалие, не оглядываясь, быстро направился к выходу. Элиза мелко засеменила, туго спеленатая метрами ткани, за ним следом.

– Мой господин, я… я хотела бы изменить своё решение…

Слабый плаксивый голосок так не вязался в его сознании с привычной этой женщине решительностью и силой, что он резко остановился, и Лиз почти уткнулась лицом в его спину.

– Что? – тупо переспросил он.

– Я передумала, – уже с некоторым раздражением в голосе повторила Лиз.

– Насчёт чего?

– Я не хочу идти на этот вечер.

– Поздно, – словно отрезал Омар Лалие. – Ты обещала выполнить роль хозяйки.

– Но там же будет присутствовать госпожа бен-Шаккум, – робко напомнила ему Элиза.

– Голе-Мохтар не то, – смуглолицый мужчина досадливо сморщился, а затем ослепительно ей улыбнулся. – Я не могу ею похвастаться перед гостями, она – собственность моего отца.

– Приёмного отца, – почти прошептала Элиза.

– Откуда ты знаешь? – ухватив девушку за белую прядь волос, Омар Лалие заставил её смотреть ему прямо в лицо. – Но, в общем, это ерунда, всё равно тебя рано или поздно кто-нибудь просветил бы на этот счёт. А если тебя волнует моё право наследования, – он лишь улыбнулся в ответ на возмущённый возглас Элизы, – то оно бесспорно. Кроме того, моё личное достояние весьма велико, чтобы купать свою жену в роскоши. Единственную жену, – подчеркнул араб голосом. – На тебе я готов жениться по европейским обычаям.

– Значит, если у господина Хусейна будет ребёнок, – Лиз ловко уклонилась от поцелуя, – ты многое потеряешь?

– Наверное, – Омар вмиг стал серьёзен. – Только это не имеет значения для меня: я привязан к Хусейну Лалие, я знаю, как он страдает из-за отсутствия у него детей, и я очень хочу, чтобы одна из его супруг родила ему сына. Но пока у него есть только я, – он красноречиво развёл ладонями и вернулся к облюбованной им теме. – Мою жену он назовёт своей дочерью и осыплет её дорогими подарками, она сможет добиться от него всего, чего захочет.

– Объявите об этом на площади, – огрызнулась Элиза, – и недостатка в супругах у вас не будет. А я не желаю ради каких-то блестящих камешков изображать из себя то, чем я не являюсь! – она в ярости сдернула с себя полупрозрачную чадру. – Я не могу соблюдать все эти дурацкие правила, которыми пичкали меня его жены! Ладно бы одна, но они нападали по трое! Я не хочу заниматься детьми, я хочу встречаться с подругами, я собираюсь каждый раз спорить со своим мужем, когда мне не понравится то, что он говорит! – её крик далеко разносился по пустой галерее.

Словно смиряясь с условиями ультиматума, Омар Лалие на секунду закрыл глаза.

– Феризат, Феризат, успокойся. Ты не должна следовать этим правилам, во всяком случае, не всегда. Я понимаю прекрасно, в какой стране ты выросла и насколько ты отличаешься от восточных женщин. Это знают и жёны господина. Ты будешь совершенно другой женой, первой и единственной. Я дал им понять это, но они до конца не поверили в серьёзность моих намерений, а в отместку наполнили твою замечательную головку, – он нежно поцеловал Лиз в затылок, – разной чепухой. Конечно, хорошо будет, если, например, при Хусейне ты станешь вести себя традиционно. Но мой отец – человек гораздо более широких взглядов, чем полагают его уважаемые супруги Голе-Мохтар, Низель и Феда. А главное, он желает мне счастья.

– Но не мне, – сердито буркнула девушка. Мальчишеская усмешка озарила лицо Омара.

– Вот тут-то в дело и вступают привычные образы: разве женщина может мыслить такими философскими категориями, как счастье?

– О! Пошёл к чёрту, – Лиз оттолкнула его. – Не хочу никаких гостей и никакой немой роли хорошо воспитанной жены. В подобных условиях я даже не смогу поквитаться, как следует, с Аде Стронберг. А знаешь, как сильно я её ненавижу? Она мерзкая, скользкая, высокомерная и надменная дрянь, всегда унижала мою семью. А её муж? Сопляк и рохля. Моя сестра Линета любит его, он спит с ней, награждает её детьми, которые не способны жить, и после этого даже не может за неё заступиться, чтобы эта змея подколодная, его Адела, держала при себе свой язык.

– А его мать? – Омар Лалие слушал её очень внимательно.

– Лаймен? – Лиз пожала плечами. – Она сильная и холодная. Ей ни до чего нет дела. Она не занимается воспитанием своих детей, но имеет на них огромнейшее влияние. Это с её подачи мне удалось уехать от Мариса, и за такое я должна благодарить её, а не вынашивать планы мести. Да и с Аде я не собиралась всерьёз связываться, она и без того наказана, потому что она злая, завистливая, её никто не любит. Что изменится от того, что я потопчусь немного на её чувствах? Разреши мне не появляться им на глаза, мой господин.

– Ты слишком застенчива, Феризат, – араб оторвал от себя её руки, – и напрасно попортила свой наряд. Отправляйся в «Покои жемчужины», пусть служанка поможет тебе привести одежду в порядок. Я жду тебя через десять минут в гостиной. Если после этого срока часы успеют начать новый круг, я приду, чтобы забрать твою благоуханную свежесть, и даже присутствие гостей в доме не остановит меня.

Он собирался уйти, но Лиз Линтрем в ужасе вцепилась в его одежду:

– Проще говоря, ты меня изнасилуешь?

– Никогда ещё я не поступал так с женщиной и в этот раз не придётся. Период ухаживания слишком уж затянулся, пора нам узнать, способна ли ты родить мне сына.

– Нет! Я бесплодна, словно высохшая пустыня, не хочу и не смогу иметь никаких детей…

Омар ласково ей улыбался:

– Мы всё же попробуем. Говорят, семя мужчины порой творит чудеса даже с пустынями.

Девушка только застонала, закрыв уши руками, и, весело ухмыляясь, темноволосый красавец отправился развлекать своих гостей.

Эти люди были скучны. Едва сдерживая себя, чтоб не начать зевать посреди стоящего в воздухе жужжащего гула – разговор вёлся одновременно на трёх языках для удобства присутствующих, Омар Лалие всё чаще поглядывал на часы, мысленно поторапливая стрелки. Не прошло и десяти минут, как они расстались, а он уже истосковался по прекрасной Лизе. Гости – рослые, как на подбор, светловолосые шведы – тактично обходили его стороной, понимая тревожное ожидание в глазах Омара как неизбежный синдром медового месяца; экзотический хозяин в традиционной восточной одежде, шемахе и кибре, вскоре после приезда гостей объявил им, что последний представитель семьи – его молодая жена – присоединится к ним вскоре. Кое-кто заметил мгновенную вспышку недоумения и гнева в тёмных глазах старшего араба, Хусейна Лалие, но не выдержал светского тона только Раймонд, поинтересовавшийся громким шёпотом:

– Что, вам не нравится ваша невестка, мсье?

Ответ Хусейна мало что прояснил для него, тем более что высокий худой и бесконечно величественный старик вновь натянул на лицо равнодушную маску и только пожал плечами, хрипло прокаркав:

– Insh'allah.

– Всё в руках Господа, – вежливо перевёл для гостей его сын, изгибая уголки рта в безучастной улыбке, которая не коснулась его глаз. – И мой отец не имеет в виду, что моя жена ему неприятна. Просто мы женаты всего четыре дня, и он не успел познакомиться с Феризат как следует.

Визитёры одновременно понимающе закивали, похожие друг на друга, как две капли воды. Аделаида Стронберг бесстыдно начала флиртовать с присутствующими мужчинами, игнорируя лишь своего мужа да свёкра после того, как Эмиль довольно грубо ткнул её в бок, велев утихомириться на единственном известном ему языке, которого, к счастью, хозяева дома не понимали. А младший из них, Омар Лалие, и вовсе выглядел так рассеянно, что наверняка даже не слышал слов Эмиля, не отводя ожидающего взгляда от дверей, и попыткам Аде как бы случайно прижаться к нему не уделял внимания.

А он был так колоритен, так хорош! Высок, точно Раймонд, но крупнее мужа Аде и с широкими плечами, целиком скрытый своими королевскими ниспадающими одеждами песочного цвета. Пальцы, такие тёмные, словно их выкрасили соком дикого ореха, все в драгоценностях на миллионы крон – в этом Аде знала толк. Из-под головного убора – покрывала, прижатого к голове кольцом (будто древний монарх!), видны впалые смуглые щёки и горящие глаза. Аде чувствовала, как одна только близость такого мужчины заставляет её истекать внутренними соками. А она ведь красива! И соблазнительна. Только этому всё равно. Он смотрит на дверь.

Красноволосая шведка в ярости вцепилась в неизвестные ей цветы, украшающие огромную, словно поле, гостиную, и начала обрывать яркие лепестки. Вскоре мягчайший ковер под ней из приятного глазу нежно-кремового переменил тон на разноцветный; со злобной улыбкой Аде любовалась новым узором, когда удивлённый возглас Раймонда заставил её поднять голову. У входа стояла очень прямо молодая женщина, может быть, девочка – определить её возраст было непросто из-за десятков метров самой разнообразной ткани, в которую она была упакована от кончиков пальцев ног до самого верхнего волоска на голове так, что сквозь плотный материал виднелись лишь огромные испуганные глаза. Маленькие ладошки сошлись в восточном приветствии.

– Masa'u Al-Khair! – прошептал срывающийся от волнения голос.

– Феризат, наши гости не говорят по-арабски, – строго произнес Омар Лалие, хотя губы его непроизвольно подёргивались, а в тёмных глазах скакали смешинки. Надо же, какая неподражаемая актриса пряталась в малышке до сих пор!

Девушка вздрогнула, словно её ударили по лицу.

– Да, мой господин, – склонилась она ещё ниже. – Простите меня. Надо было сказать bonsoir. Comment ça va?

Лаймен взяла инициативу в свои руки, пожалев юную новобрачную от всей души:

– Благодарю вас, милая, вы очень любезны, – отозвалась она по-французски. – Мсье Лалие, вы представите нам вашу жену?

– Безусловно, мадам, – Омар заторопился. – Заранее попрошу извинения, если неточно произнесу имена. Пожалуйста, поправляйте меня в этом случае. Феризат, наши гости: господин Эмил Стонберэ, госпожа Лайма, его супруга, его сын с женой – Раймон и Ада.

– Вашу фамилию мы тоже невольно произносим на свой манер, так что в акценте нет ничего страшного, – утешила гостеприимного хозяина Лаймен Стронберг. – Но ваша жена молчит, мсье Лалие. Она неразговорчива?

– Она воспитана правильно и никогда не решится заговорить без моего разрешения. Ты можешь сесть, Феризат, – махнул он рукой в сторону юной супруги. Та торопливо поклонилась ещё раз и опустилась очень изящно на крохотную банкетку, стоящую у его ног, так что голова девушки оказалась на уровне колен её господина.

– Вы, наверное, очень молоды? – участливо склонилась к ней Лаймен.

Восточная пери вздрогнула, испуганно посмотрела на своего повелителя. Омар Лалие погладил её ладонью по закутанной голове, словно лаская собаку:

– Нет, скорее можно сказать, что моя жена засиделась. Но я путешествовал, а она ждала. Нити судьбы предназначили её для меня, – рука его ощутила, как дрогнула и напряглась женская плоть. – Ах да, ваш вопрос! Феризат – восемнадцать.

– Восемнадцать? – удивилась рыжеволосая Аделаида. – И вы это называете «засиделась»?

– Я говорю про обычаи моей страны, мадам, – вежливо осадил её Лалие.

Лаймен едва подавила в себе желание зааплодировать. Она хотела добавить пару-другую фраз специально для «обожаемой» невестки, но в этот момент внимание гостей было отвлечено появлением в широких дверях гостиной двух слуг, катящих перед собой сервированные для чая столики с обилием закусок.

Воспользовавшись суматохой, вызванной их прибытием, Омар Лалие стиснул стальными пальцами плечо своей наречённой, прошипел по-французски, склонившись к её ушку:

– Ты что, больше не хочешь мстить этой маленькой задаваке, которая так довольна собой и занимается только тем, что расправляет да чистит свои пёрышки? Она уже совершенно недвусмысленно предложила мне стать её любовником.

Полные ужаса глаза снова взглянули в его лицо, и внезапно Лалие понял, что её страх не был наигранным. Девушку, похоже, парализовало воспоминаниями.

– Она всегда выигрывает. Я так боюсь… – сдавленно прохрипела она. – Можно, я… уйду?

– Ну уж нет, милая моя, ты этого хотела. Ты же мечтала ткнуть её мордой в грязь, не так ли?

– Не хочу… больше…

– Трусиха! Ладно, я сделаю всё за тебя, – он приподнялся, вновь превращаясь в изысканного и чуть утомлённого светского хозяина. – Я вижу, мои слуги достаточно расторопны. Пусть не оскорбит вас моя жалкая еда, дорогие гости. Возвращаясь к нашему разговору, мадам Ада, хочу сказать, что в возрасте Феризат большинство наших девушек давно уже являются матерями больших семей и лишь этому их учат в зенане.

– Это какая-то школа? – заинтересовалась Аде.

Омар Лалие позволил себе слегка улыбнуться:

– Нет, chere madame, зенан – это женская половина дома, куда нет хода мужчинам и где восточные женщины проводят всю свою жизнь. Там воспитывают детей до определённого возраста, затем их разделяют – мальчиков отправляют к отцу, а девочки остаются с матерью. Они выходят замуж в тринадцать-четырнадцать лет и создают свои семьи.

– Значит, вы говорите, юная Феризат – залежавшийся товар? – зло усмехнулась Аделаида.

Даже Раймонд едва не поперхнулся от грубости своей жены, но Омар Лалие встретил её слова невозмутимо:

– Едва ли моя жена согласится с этим. Говоря откровенно, она в зенане не воспитывалась.

– Отчего же? – поспешно перехватила нить разговора Лаймен. – Мне казалось, вы говорили, что это повсеместное явление.

– Да, верно, – Омар не отводил от лица Аде Стронберг внимательного взгляда. – Повсеместное для арабских девушек. Но Феризат, хотя и моя жена, принадлежала к другой культуре. По правде говоря, она ваша соотечественница.

Двадцать секунд потрясённого молчания взорвались обилием вопросов гостей.

– Как это – наша соотечественница? Это перепуганное создание, – Раймонд указал на закрытую покрывалами девушку пальцем, – шведка? Самая настоящая шведка?

– Самая настоящая, – вежливо уверил его Омар.

– God dag, – сильным и чистым голосом приветствовала Раймонда молодая мадам Лалие.

– Нет, нет, не может быть, – качал головой старший брат Мариса. – Я не поверю в это, пока не увижу скандинавских черт её лица. И даже тогда не поверю, – сознался Раймонд.

– Если позволит мой господин… – взявшись за край покрывала, пери Востока вопросительно посмотрела на своего мужа.

Тот только пожал плечами:

– Раз тебе хочется…

Белые волосы беспорядочными завитками рассыпались из-под сапфировой диадемы на лбу супруги восточного господина. Своими удивительными глазами она по очереди оглядела со снисходительным презрением всех присутствующих Стронбергов:

– Думаю, вы узнали меня. Простите, что немного подурачила вас. Мой муж убеждает меня, что я должна вести себя по-другому.

– Элиза Линтрем! – ошарашенно охнула Аделаида. – Боже, что будет с Марисом!..

Немного придя в себя, Лаймен попробовала скоординировать бестолковую семейку:

– Эмиль, Рей, Адела, Марис ничего не должен узнать об этом. Если она действительно замужем… Вы не обманываете нас? – подозрительно посмотрела она на Элизу.

Та позволила себе рассмеяться:

– Что вы, мадам Стронберг, как можно! Разве следует сравнивать то, что мог бы мне дать ваш тупоголовый сыночек и Омар Лалие, у которого денег больше, чем песка в пустыне? Нет, я вышла за него замуж, и должна благодарить именно вас за это.

– Потом поблагодаришь, – отрывисто рявкнула Лаймен. – Если Марис вернётся из своего нового путешествия до того, как ты нарожаешь этому человеку пару дюжин детей и постареешь, если мой сын узнает о том, куда делся его прекрасный цветок изо льда, по которому он тосковал так долго, он примчится сюда и увезёт тебя, а потом будет трахать, пока не помрёт от истощения.

– Это омерзительно, мадам Стронберг, – ровным голосом произнесла, поднимаясь, Элизабетта Линтрем. – Прошу вас покинуть мой дом.

– Успеется, – махнула рукой Лаймен. – Да, я не отрицаю, что ты исключительно удачно вышла замуж, Элиза. Но ты причинила боль Марису.

Лицо молодой женщины посуровело:

– Значит, мы квиты с ним. И я надеюсь, он умрёт от этой боли. Помните Андреса Ресья, госпожа? Он был бы мне сейчас мужем, если бы не вмешался ваш сын. Я любила Андреса больше жизни…

Они обе одновременно услышали тяжёлый вздох со стороны Омара Лалие. Брови Лаймен удивлённо вздёрнулись:

– Твой муж понимает на нашем языке?

Элиза встревоженно оглянулась.

– Не знаю. Не думаю. Скорее всего, он просто устал слышать чужую речь, которая ему непонятна. Омар скучает, – в голосе её прозвучала не упущенная никем из присутствующих нежность. – Надеюсь, что я смогу когда-нибудь полюбить его. Он очень милый, заботливый…

– Он совсем из другого мира, холопка! – язвительно фыркнула Аделаида. – Возможно, благородная женщина и смогла бы привязать его к себе навеки, но ты-то – шлюшка самого низкого пошиба. Вот увидишь, как быстро он тебя выкинет и свяжет судьбу с достойной его дамой, – её прозрачные зеленоватые глаза с нежностью оглядели почти идеальное тело высокого араба.

Сохраняя прохладное выражение на красивом лице, Лаймен веером легонько шлёпнула по губам невестку:

– Адела права, Элиза. Возможно, она изложила всё чересчур примитивно, но она права. Такой человек, как твой муж, видит место женщины не там, где наши мужчины.

– Ну и что же? – светловолосая северянка в наряде жарких пустынь пренебрежительно пожала плечами. – Значит, я буду следовать желаниям моего мужа. Раздельное проживание тоже имеет свои преимущества. Уже сейчас у меня есть огромный дом, слуги и возможность ничего не делать круглый день. Мне преподносят роскошные драгоценности просто за то, что я есть… и мне не составит труда подарить Омару наследника, тем более что в этом деле он просто великолепен. Не знаю, есть ли у вашего мужа хотя бы десятая доля его способностей, госпожа Лаймен, не говоря уже об Аделаиде – все знают, кто проводит больше времени в постели Раймонда Стронберга.

– Я удавлю тебя, сучка! – выставив вперёд ногти, Аде вскочила. – Чтобы ты сдохла вместе со своей поганой сестричкой! Я изуродую эту суку Линету, я отравлю её, я… я…

Омар Лалие, наконец, казалось, сообразивший, что любимой супруге грозит нешуточная опасность, встрепенулся. Но даже он не справился бы с разъярённой Аделаидой, если бы с другой стороны в рыжеволосую мегеру не вцепился её муж. Некоторое время вся троица исполняла забавный ритуальный танец «Кто кого от кого оторвёт первым»; Элиза, пряча ярость в глазах, стояла поодаль. Неизвестно, чем могла бы закончиться эта попытка укрепления добрососедских отношений, если бы не ледяной голос Лаймен:

– Аде, Раймонд, достаточно! Мсье Лалие, grand merci, теперь мой сын справится с женой самостоятельно.

Темноволосый араб коротко кивнул и в один миг оказался на другом конце комнаты. Обменявшись с Хусейном Лалие несколькими отрывистыми гортанными фразами, он вышел из комнаты, увлекая за собой жену-северянку, причину всех бед. Лиз не сопротивлялась – ей самой не терпелось покинуть этих мерзких и мелких людишек, навевающих ей томительные воспоминания о Марисе Стронберге. Она не нуждалась в них, в полузабытых, словно из сна о другой жизни, образах: лицо Линеты, Мариса, Андреса Ресья…

Господин и повелитель резко остановился у входа в её покои.

– Tu pleurs? – спросил он по-французски. – Ты плачешь? Почему? Я не хотел, чтобы ты плакала. Прости меня.

– Ты здесь не при чём, Омар Лалие, – привстав на носки, она мягко поцеловала смуглую щеку.

– Это та женщина, да? – допытывался араб. – Canaille! Хочешь, я на твоих глазах вышвырну её из дома?

Лиз удержала его за руку:

– Ты слишком великодушен, мой господин. Но не стоит. Аде Стронберг наказана уже тем, что в её душе хозяйничают злые силы.

– Она мне не понравилась, – сдаваясь, проворчал хозяин поместья. – Но вот старшая женщина – она необыкновенна. Она сильная.

– Да, – Элизабетта, соглашаясь, кивнула, – Лаймен очень уверена в себе. И по пустякам свою силу она не тратит.

– Я не знаю, о чём ты рассказывала им, Феризат, но имена на всех языках звучат одинаково. Они напомнили тебе о твоём мужчине. Эти жемчужины на твоих щеках, – он нежно коснулся сверкающих капель слёз, – умывают прошлое.

– В моём прошлом было много хорошего, – возразила Элиза. – Там я была счастлива и любима, и любила сама.

– На романтике первой страсти не проживёшь целую жизнь, Феризат. Ты сохранишь тёплое чувство в душе к тому человеку, но твоё сердце будет принадлежать мне, особенно после того, как у нас появятся дети.

– Для этого мне надо будет лечь с тобой в постель, правда ведь? – девушка криво усмехнулась. – Одна мысль о том, что я сделаю это с кем-то, кроме Андреса, приводит меня в ужас.

– Ты забываешь, любовь моя, – нежно коснулся рукой её губ мусульманин, – что в кое-какие укромные уголки свои ты меня уже допускала.

– Разве такое забудешь? – на лице Лиз отражалось мучение. – Ты собираешься стать моим мужем, а Андрес даже меня не ищет и не волнуется обо мне. Я знаю, пора сделать выбор. Пока ещё я люблю его, но будущее непредсказуемо. Может быть, именно тебе я отдам до конца своё сердце. Вот и всё, Омар Лалие, решение принято: если ты всё ещё хочешь женщину с израненной душой, я выйду за тебя замуж.

Араб пробормотал что-то, оставшееся непереведённым, на своём родном языке.

– Аллах велик, о моя Феризат, он помог тебе произнести именно те слова, о которых я умолял его пять раз в день в каждом намазе! Да, я хочу тебя, цветок изо льда…

Элиза вздрогнула от неприятной ассоциации – не понимая их недавней беседы, Омар случайно назвал её тем же эпитетом, что и Лаймен Стронберг. Новый жених, казалось, ничего не заметил.

– Моя драгоценная любовь, – с почтением, которого он ещё никогда не проявлял по отношению к ней, Омар поцеловал кончики пальцев Элизы, холодной и неподвижной, как статуя, – позволь мне отдать распоряжения женщинам начать подготовку к свадьбе…

Элиза вцепилась в него, не давая сделать и шагу в сторону. Её глаза были испуганными:

– Как, ты покидаешь меня? Прошу тебя, Омар, останься. Пойдём, – преодолевая неожиданное сопротивление, она ввела его в свою комнату. – Я хочу, чтобы этой ночью ты был со мной.

Теперь уже каменное изваяние напоминал её избранник. Глаза его бесстрастно блестели.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о дальних странах и уложил спать? – осторожно поинтересовался он.

Щёки Лиз Линтрем были пунцовыми, но отступать она не собиралась:

– На рассказы у нас будет достаточно времени после. Сегодня ночью я хочу, чтобы ты поведал мне всё о плотской любви, которую могут разделить мужчина и женщина.

– Дорогая моя, всё о любви не знают даже боги… – слегка снисходительный тон его рассеялся без следа, стоило Лиз повернуться к нему спиной и начать скидывать с себя один за другим покровы из восхитительных тканей чужеземной страны. Омар Лалие, онемев, следил за разоблачением. Не знакомая с восточными традициями обольщения, девушка очень быстро осталась только в прозрачной нижней рубашке и, мило смущаясь, подошла к своему избраннику, чтобы помочь ему раздеться.

Отливающий серебром шёлк с интимным шуршанием соскользнул на пол. Элизабетта вцепилась нежными ноготками в смуглую крепкую грудь, потом провела по ней руками и сомкнула их в кольцо на шее мужчины.

– Вы очень похожи, – неразборчиво пробормотала она. – Только твоя кожа темнее, а вкус приводит меня в восторг… – горячий язычок Лиз скользнул по плечу Лалие.

– Не дразни меня, женщина! – простонал её любовник вслух, и очевидная мука в его голосе озадачила шведку.

– Ты действительно этого не хочешь?

В тёмных глазах араба скакали сумасшедшие чёртики.

– Хочу, хочу… я хочу тебя, – он подтолкнул девушку на постель и упал на неё сверху, смягчив удар ладонями.