Тише воды, ниже травы

– А с мужчинами она встречалась? Может быть, у нее был жених? – спросила я, предчувствуя ответ.

– Жених? Не знаю, может быть, и был, – развела руками Наталья Борисовна, и пепел с ее сигареты теперь упал на ковер на полу. – Наверняка она должна была с кем-то встречаться, она же молодая, современная женщина… Я просто считала бестактным задавать ей подобные вопросы, – Наталья Борисовна поджала тонкие губки, а я подумала, что, в общем-то, при теплых и близких отношениях между дочерью и матерью последней нет нужды задавать такие «бестактные вопросы», дочь обычно делится своими переживаниями сама. Но то, что отношения матери и дочери Черемисиных не были теплыми и близкими, я уже поняла.

– Вот у меня в юности был один роман, – попыхивая сигаретой, увлеченно продолжала Наталья Борисовна, но я довольно резко оборвала ее:

– А молодой человек по имени Виктор вам не знаком?

– Виктор? Нет, не знаю, – Наталья Борисовна принялась тушить окурок, но в переполненной пепельнице это было сделать затруднительно, и она, поозиравшись, обнаружила на столике стаканчик с буроватого цвета жидкостью, в котором мокла кисть, и макнула сигарету туда.

– А вы? – посмотрела я на Николая Денисовича, но тот только пожал широкими плечами.

– Я почти все время на работе, – словно оправдываясь, произнес отец Дины.

– Боже мой! – простерла руки к потолку Наталья Борисовна, переходя на свой излюбленный патетический стиль. – Как горько, что в жизни не хватает времени на самое дорогое – детей!

Затем она перевела взгляд в сторону мольберта у окна и, взмахнув рукой, проговорила:

– Если бы не мое творчество, я бы точно сошла с ума!

«По-моему, мадам и так недалека от этого», – усмехнулась я про себя, а вслух спросила:

– Скажите, пожалуйста, вы знали о том, что ваша дочь была беременна?

Николай Денисович сразу нахмурился и тоже закурил. Он ничего не отвечал мне, только хмуро покачивал головой.

– Нет, – беспечно махнула рукой его супруга. – Я думаю, что Дина и сама об этом не знала.

– Почему вы в этом так уверены? – уточнила я.

– Ну потому что иначе она рассказала бы нам, – как о чем-то очевидном, сказала Наталья Борисовна.

Но у меня на сей счет было иное мнение: я была просто уверена, что при существующих отношениях Дина вряд ли стала бы делиться с матерью такой проблемой. Если, конечно, беременность вообще являлась для нее проблемой. Может быть, совсем наоборот: девушка была счастлива возможности стать матерью и собиралась родить ребенка, а кто-то ей помешал это сделать? Ответа на вопрос у меня еще не было. Самое печальное, что и самые близкие Дине люди – ее родители – не могли пролить свет на данные обстоятельства.

– А вы знаете, какой срок у нее был?

– Срок? – вновь вскинула почти незаметные брови мать. – Н-нет… А разве это… То есть я хочу сказать, какое это теперь имеет значение?

– Так вот срок беременности составлял уже два месяца, – проинформировала я беспечную мамашу. – И значит, вряд ли ваша дочь могла не подозревать о своем положении, – усмехнувшись, пояснила я.

– Ну, я не знаю, не знаю! – досадливо отмахнулась Наталья Борисовна. – Я была слишком шокирована смертью дочери, чтобы интересоваться подобными вещами. Меня в тот момент охватило просто…

– А раньше ваша дочь не беременела? – быстро перебила я ее, опасаясь очередного «невиданой силы шквала».

– Простите, вы задаете такие вопросы, – завертела Наталья Борисовна в воздухе кистями. – Даже я не спрашивала о подобном Дину. Наверное, нет. Она бы сказала.

Собственно, свой вопрос я задала, чтобы попытаться определить, как бы отнеслась Дина Черемисина к такому событию в своей жизни, но уже и так ясно, что ответ на него придется искать где-то в другом месте.

– Ну что ж, – вздохнула я. – Тогда давайте поговорим вот о чем… Скажите, ваша дочь могла покончить с собой? И если да, то по какой причине? Вы же наверняка задумывались, почему в ее организме обнаружен яд?

– Я думаю, она просто ошиблась, перепутала лекарство, – тут же сказала Наталья Борисовна. – Знаете, у меня у самой так бывает. Меня часто мучают чудовищные мигрени, и мне приходится пить анальгетики просто килограммами, это ужасно! Немудрено, что можешь ошибиться. Представляете, однажды я случайно разжевала нафталин! Слава богу, вовремя спохватилась и выплюнула.

– Но ведь препарат, которым Дина отравилась, – средство, которым пользуются безнадежные астматики! – заметила я. – И такой препарат каким-то образом появился в доме вашей дочери, а ведь она не болела астмой. Спрашивается, как, для чего и кто приобрел лекарство? Ваша дочь? Или его кто-то ей дал? Опять же зачем?

Я в упор смотрела на Наталью Борисовну, пытаясь всеми силами заставить ее сосредоточиться по максимуму и отнестись к гибели дочери серьезно, без ложной патетики. Но она смотрела на меня, хлопая широко распахнутыми глазами, которые поначалу показались мне симпатичными, а теперь выглядели откровенно глупыми.

– Иными словами, – вмешался тут Николай Денисович, – вы хотите спросить, не желал ли кто-то убить Дину?

– Именно, – кивнув, подтвердила я и обрадовалась, что отец Дины хоть как-то подключился к разговору. Может быть, теперь будет меньше уходов не в ту сторону и не относящихся к делу воспоминаний.

– На этот вопрос сложно ответить, – покачал головой Черемисин. – И, наверное, в конечном счете это должны сделать вы, не так ли?

– Разумеется, – усмехнулась я. – Я просто хотела, чтобы вы мне помогли. Невозможно проводить расследование, не обладая правдивой информацией.

– Согласен, – потер лоб Николай Денисович. – Но дело в том, что нам самим сложно сказать по данному поводу что-либо определенное. Кому, в сущности, Дина могла мешать? И чем? Ну, работала в своем театре, жила одна спокойно… Кто мог пожелать ее устранить?

– А кстати, о ее работе. В театре зарплаты не бог весть какие даже у ведущих артистов, не говоря уже о билетерах. Как ваша дочь воспринимала это? Почему она работала там? Может быть, она к вам обращалась за деньгами?

– Она просила у тебя деньги? – возникла Наталья Борисовна.

– Да нет, знаете ли, – покачал головой Николай Денисович. – Я пару раз спрашивал, не нужны ли ей деньги, но Дина сказала, что у нее все есть.

– Ах, она была такая скромная! – простонала Наталья Борисовна. – Такая неприхотливая, ей очень мало нужно было в жизни. Это у нее от меня. Я тоже всегда считала, что человек в первую очередь сыт духовной жизнью.

В этот момент открылась дверь, и на пороге комнаты появилась девочка лет пяти с двумя тоненькими косичками, в одну из которых была вплетена голубая лента, а в другую – красная. Голубой бантик развязался, и косичка почти расплелась. На руках девочка держала примерно годовалого малыша.

– Ты что, Катя? – повернулась к ней Наталья Борисовна.

– Бабушка, Кирилл просит есть, – проговорила девочка.

Малыш в подтверждение ее слов залопотал что-то и энергично задрыгал ножкой.

– Ну покорми его сама! – пожала плечами бабушка.

– А чем? – продолжала выяснять девочка, и я подумала, что, должно быть, «духовная пища» является основной в этом доме.

– Ну посмотри в кухне, там должен был суп оставаться в кастрюле, – нетерпеливо отмахнулась Наталья Борисовна.

– Суп кончился, – не отставала девочка.

– Господи, Катя, ну посмотри в холодильнике! – раздраженно отмахнулась бабушка. – Что-то же там должно быть! Колбаса, кажется, еще оставалась…

Я не имею собственных детей и, честно говоря, не особенно разбираюсь в том, чем их следует кормить и с какого возраста. Но все-таки колбаса показалась мне не очень-то подходящей пищей для такого малыша. К счастью, Николай Денисович поднялся со своего места и, взяв мальчика у внучки, поспешил вместе с детьми на кухню. Наталья Борисовна вздохнула и нервно поправила челку.

– Так о чем мы говорили? – спросила она, потирая виски.

– О Дининой работе и о том, не нуждалась ли она в средствах, – напомнила я.

– Ах, да! Нет, ей всего хватало. Да и на что ей особенно было тратить-то? – недоумевала мать. – Она была одета, обута, жила в отдельной квартире…

– Но ведь ей нужно было питаться да еще коммунальные услуги оплачивать, – начала уже недоумевать я, потому что, честно говоря, не представляла себе, как можно молодой женщине жить на тысячу с небольшим в месяц.

Конечно, так живут многие пенсионеры и очень бедствуют при этом, но они хоть какие-то льготы имеют: бесплатный проезд и скидки на оплату квартиры, на лекарства… Дина же не имела никаких льгот. Действительно ли, она была такой неприхотливой скромницей? Неужели родители совершенно не заботились о дочери? Мне казалось, что такого просто не может быть. Тем более, мне тут вспомнилось, соседка Дины, Ольга Тимофеевна, упоминала, что Николай Денисович занимает какую-то приличную должность, так что деньги в доме должны водиться. Меня неожиданно охватила злость на эту странную, не от мира сего семейку, а в особенности на витающую в облаках Наталью Борисовну, которая, похоже, не видела ничего дальше своих творческих упражнений, думала, что питается одной только духовной пищей, и считала, что все должны ею довольствоваться.

Интересно, что представляет из себя младший брат Дины? Мне уже хотелось познакомиться с ним поскорее, чтобы разобраться в характерах всех членов семьи Черемисиных.

Я взглянула на часы и обнаружила, что время приближается к восьми. Что ж, имеет смысл подождать – может быть, он скоро придет, как и обещал. Тем более что Наталья Борисовна, кажется, нисколько не тяготилась моим присутствием. Воспользовавшись тем, что я молчу, она принялась вовсю разглагольствовать на тему выбора цветов в палитре Малевича, я же была погружена в собственные мысли, благо впечатление при этом создавалось, что я внимательно слушаю. Ее красочный монолог, прерываемый всплесками рук и восторженными вздохами, закончился вместе со звонком во входную дверь. Наталья Борисовна, вещавшая как раз о «Черном квадрате», застыла с закатившимися глазами, затем быстренько пришла в себя и проговорила:

– Ну вот, это, наверное, Игорь с Ларисой вернулись.

Вскоре в комнату вошел совсем еще молодой мужчина, чуть выше среднего роста, очень коротко и аккуратно подстриженный. Прическа его показалась мне похожей на армейскую стрижку – та же аккуратность, строгость и абсолютная безыскусность. Голубая рубашка и довольно дорогие джинсы сидели на нем как военная форма, и двигался он при этом так, словно маршировал.

Из-за его спины выглядывала невысокая девушка с миловидным лицом, собранными в пушистый хвостик пышными каштановыми волосами и чуть вздернутым острым носиком. Она производила впечатление особы очень мягкой и женственной.

– Игорь, вот у нас в гостях частный детектив Татьяна, прошу любить и жаловать! – широко повела рукой в мою сторону Наталья Борисовна. – Я уверена, что она сможет доказать, что смерть Диночки произошла из-за халатности врачей.

У меня, понятное дело, были совершенно иные цели, но я не стала сейчас выносить их на общее обсуждение.

– Здравствуйте, – сделав четкий шаг в мою сторону, произнес Игорь, а затем, посмотрев на меня в упор, отрывисто спросил: – Кто вас нанял?

– Подруга вашей сестры, Лера, – честно ответила я.

– Так… понятно… – делая паузы после каждого слова, проговорил Игорь. – Как давно вы занимаетесь частным сыском?

Вопросы свои он задавал тоном типичного следователя-дуболома, не очень-то заботясь при этом, чтобы они звучали хотя бы вежливо.

– Несколько лет, – спокойно ответила я.

– Понятно… Ну… И какие успехи? – продолжал допрос Черемисин-младший, по-прежнему стоя рядом со мной и глядя на меня сверху вниз.

– Что касается смерти вашей сестры, то я совсем недавно приступила к расследованию и пока не могу сказать ничего определенного, – сообщила я, решив не одергивать этого солдафона, чтобы не портить с ним отношения до поры до времени. Игорь Черемисин показался мне человеком упрямым, категоричным и авторитарным. И если вдруг он сейчас по какой-то причине обнаружит ко мне антипатию, то на контакт с ним рассчитывать не придется, а мне это совершенно не нужно.

Жена же его произвела на меня на первый взгляд совершенно обратное впечатление. Она тихонько прошла, села в кресло и дружелюбно посматривала на меня, слегка улыбаясь. Маленький Кирилл подбежал к ней и, радостно лепеча, уткнулся в колени. Женщина взяла его на руки и принялась ласково гладить по голове.

– Я уже сказала Татьяне, что смерть нашей дочери на пятьдесят процентов – вина случайности и на пятьдесят же – вина врачей, – продолжала Наталья Борисовна. – Она перепутала флаконы, приняла эту отраву, а врачи, как всегда задержавшись, не успели ей помочь.

– Ваша дочь приняла не одну таблетку, не две и даже не пять, – покачала я головой. – Поэтому я не стала бы делать столь скоропалительных выводов, рассуждая о случайностях. В связи с чем хочу задать вот какой вопрос – допускаете ли вы мысль, что это было самоубийство?

– Самоубийство? Это вам, конечно, в милиции сказали! – махнула рукой Наталья Борисовна. – Наверняка чтобы выгородить врачей, у них одна шайка-лейка. Ну подумайте сами, с какой стати Дине так поступать?

– Хотя бы по причине той самой пресловутой беременности, – предположила я.

– Да что вы! Дина не стала бы так делать! В конце концов не такая уж это проблема для современной женщины, она бы ее решила! – эмоционально заговорила Наталья Борисовна, считавшая, видимо, что ее дочь должна была решать абсолютно все проблемы сама, без всякого вмешательства со стороны матери. – Вот с нами в институте училась одна девушка – она сейчас работает в салоне красоты, – и она умудрилась забеременеть уже на первом курсе. Так вот, мы все…

– А по какой еще причине ваша дочь могла пойти на такой шаг? – я перестала считаться с правилами этикета и довольно бесцеремонно перебивала мать Дины, когда она начинала сбиваться на посторонние темы. – Могло ли быть в ее жизни что-то, что заставило бы ее так поступить?

– Я, право, не знаю, – тряхнула маленькой головкой Наталья Борисовна. – Жизнь – самое прекрасное, самое дорогое, что нам дано! Как же можно добровольно отказываться от столь бесценного дара? Это просто кощунственно! В прошлое воскресенье я ходила в церковь и долго беседовала там с отцом Константином. Он удивительно тонкий человек! Так вот, мы оба с ним пришли к такому интересному выводу…

– Наташа, я сейчас уже уезжаю, – неожиданно пришел мне на выручку заглянувший в комнату Николай Денисович. – Тебе привезти что-нибудь?

Наталья Борисовна, застывшая со вскинутой вверх кистью, встрепенулась.

– Да, конечно! Банку «Нескафе», а то уже заканчивается. И те таблетки, что ты покупал в прошлый раз, – они великолепно снимают не только головную боль, но и общую усталость. К тому же стимулируют работу головного мозга. Да, еще, знаешь…

Наталья Борисовна поднялась и пошла за мужем в прихожую, продолжая пополнять устный список нужных ей вещей. Кстати, списочек выходил не на одну сотню рублей. И мое предположение о том, что в доме Черемисиных не бедствуют, нашло прямое подтверждение.

Воспользовавшись ситуацией, я улыбнулась Игорю с Ларисой и спросила:

– А мы не могли бы поговорить с вами отдельно? К Наталье Борисовне у меня больше нет вопросов, и мне не хотелось бы отвлекать ее от работы.

Лариса только вопросительно посмотрела на мужа, и когда тот, тряхнув массивной головой, коротко произнес: «Да. Идем», заулыбалась и с ребенком на руках двинулась вслед за нами.

В комнате Игоря и Ларисы, в отличие от родительской, где все стараниями Натальи Борисовны пребывало в так называемом творческом хаосе, порядок царил образцовый. Прямо даже, можно сказать, стерильный и немного… казарменный. Мне вдруг стало ужасно любопытно, а как выглядит детская комната? Ведь она должна формироваться одновременно и Игорем, и его матерью, а их приоритеты в быту, чувствуется, весьма разнятся. Даже странно: при столь расслабленной и распущенной матери такой подтянутый и дисциплинированный сын! Видимо, в Наталью Борисовну больше пошла Дина, а в Игоре возобладали гены не материнские.

– Садитесь, – коротким жестом показал Игорь на кресло, покрытое зеленым покрывалом, и сам устроился напротив меня точно в таком же. Лариса с сыном расположились на диване.

– Скажите, пожалуйста, вы навещали Дину на ее квартире? – задала я первый вопрос.

– Иногда, конечно, навещали, – по-прежнему чеканя слова, ответил Игорь.

– У нас дети маленькие, – с извиняющейся улыбкой, словно оправдываясь, проговорила Лариса. – Все время некогда…

– Вы считали это правильным, что она жила одна?

– Я считал неправильным! – категорично заявил Игорь и в подтверждение своих слов резанул ладонью по воздуху.

– Вот как? – заинтересовалась я. – А почему?

– Потому что нельзя ей было одной жить! Вот к чему это привело. Не смогли ей привить самостоятельности и ответственности!

– Но, наверное, она все-таки была самостоятельной, если второй год жила одна? – предположила я.

– Ничего подобного! – не согласился Игорь.

Он резко поднялся с кресла и начал ходить по комнате взад-вперед, чуть ли не печатая шаги, как солдат на плацу.

– Дина не умела отвечать за себя! В доме у нее творился полный бардак. К ней приходило всякое отребье, которое нужно было гнать поганой метлой…

Для убедительности Игорь изобразил весьма говорящий жест изгнания отребья, гостей сестры, поганой метлой.

– Ну, Игорь, зря ты так, – робко попробовала возразить Лариса. – Друзья, конечно, не самые лучшие у нее были, но все-таки Дина нормально справлялась сама…

– Ничего не нормально! – резко прервал ее Игорь. – Я лучше тебя ее знаю. И я знаю, что говорю! Она всегда была инфантильной. Несмотря на то что я младше, я всегда был взрослее и ответственнее. Вот так! И спорить тут не о чем.

– Дина, конечно, была не очень практичной девочкой, но тем не менее доброй, отзывчивой, – примиряюще улыбнулась Лариса. – И достаточно ответственной в отношении себя. Она же работала, сама себя содержала.

– Это неважно! – отрубил Игорь. – Ты видишь, к чему привело ее житье-бытье. Я говорил матери, но с ней… бесполезно.

– То есть вы считали, что Дине лучше жить в семье, так? – сделала я вывод из категоричных высказываний бравого братца погибшей девушки.

– Однозначно! – подтвердил Игорь.

– Но это, наверное, было нереально? – предположила я. – По словам Натальи Борисовны, вам и так здесь тесно. Где же было разместить еще и Дину?

– Ничего, нашли бы место! – Игорь был непреклонен. – В той же детской, например. Тем более что она всегда любила с детьми возиться. И в театр этот пошла наверняка, чтобы к детям поближе быть.

– Значит, Дина любила детей… – задумчиво проговорила я.

Если это действительно так, то вряд ли к собственной беременности она отнеслась бы просто как к досадной проблеме, которую можно решить за один день. Наверняка думала, переживала, анализировала… К какому же выводу она пришла, что решила сделать, как поступить? Может быть, именно нежелание избавляться от ребенка, убежденность, что аборт – это грех, толкнула ее на такой шаг? Но ведь самоубийство – еще больший грех с религиозной точки зрения.

Я бросила взгляд в угол комнаты – там висело несколько икон. Мне стало любопытно, чья же рука их повесила. И вообще интересно, каково было отношение самой Дины к богу?

– Это ваши иконы? – кивком головы показала я.

– Да, – тут же ответил Игорь и заинтересованно посмотрел на меня.

– То есть вы увлекаетесь религией?

– Религией нельзя увлекаться, – Игорь вернулся в кресло, с размаху опустился в него и продолжил: – Ты или веришь, или не веришь. Вот и все.

– То есть вы верите?

Игорь неожиданно смутился, как будто я задала ему бестактный вопрос о том, когда он последний раз спал с женщиной, опустил глаза и тихо произнес:

– Ну, верю…

– Он у нас верующий, – с улыбкой подтвердила Лариса. – И обещал к сорока пяти годам уйти в монастырь.

– Ну, это будет еще не скоро, – бросила реплику я.

– Неважно, – отрубил Игорь, возвратив себе категоричность выражения своих мыслей. – О чем мы говорили? А, ну да, о моей сестре. Я не удивлен тем, что произошло. Это должно было случиться, потому что… должно было. Не могло не случиться, потому что она… катилась вниз просто, и все. Я давал ей читать Библию, книги… Она прочитала, вроде как-то стала более-менее себя держать, а потом снова… – Игорь махнул рукой.

– А что вы знаете относительно ее жениха?

– Жениха? – Игорь быстро взглянул мне прямо в глаза и первый раз за время нашего разговора улыбнулся. – Жениха? – повторил он и вдруг совершенно неожиданно громко рассмеялся. – Жениха! Ха-ха-ха! Вот самая лучшая шутка этого месяца! – восторженно воскликнул он.

Мне оставалось только удивляться подобной реакции. Хотя, если поразмыслить, удивляться нечему. Мать не от мира сего, Дина, по словам многих, «чудная», вот и братец тоже, при внешней железобетонности, склонен эпатировать общественность.

– У Игоря не укладывается в голове, что у Дины мог быть жених, – спокойно объяснила вспышку веселости мужа Лариса. – Он считал, что она входила в тусовка, где такие слова не в ходу.

– И правильно считал, – возвратив серьезность на свое лицо, нахмурился Игорь. – Женихов не было. Были одни хахали. Вот и все.

– И молодой человек по имени Виктор вам незнаком?

– Я вообще там с ними… не знакомился… Поэтому Виктор, Гектор – мне все равно! – сказал, как отрезал, Черемисин.

– А помимо Виктора, кто-то из приятелей Дины вам знаком?

– Нет.

– Но вы же только что упоминали некое «отребье». Значит, имели в виду кого-то конкретно?

– Не то что бы конкретно, а… всех! – махнул рукой Игорь. – Мы как-то пришли… А там – целое сборище. И все… ненормальные! – отрывисто продолжал он. – Ну, я их всех… разогнал. А Динке сказал: будешь привечать – домой отправлю!

– Игорь не любит подобное общество, – вступила Лариса. – И знаете, там действительно собрались люди… неформальные. Собственно, оно само по себе бы еще и ничего, но… они вели себя не очень хорошо.

– В каком смысле? А как именно? – уточнила я.

– Ну так, словно они хозяева в квартире, – старательно подбирала слова жена Игоря. – На нас смотрели так, словно мы приперлись в их дом и помешали им. Но главное, что особенно не понравилось мне, – подчеркнула она, – Дина перед ними словно бы заискивала. Как будто боялась их чем-то рассердить или обидеть. А когда Игорь их выгнал, она расплакалась, кричала, пыталась протестовать…

– Да она просто лебезила перед ними! – вышел из себя Черемисин. – Потому что голова у нее… не соображает. Да, она боялась их обидеть… А сама не понимала, что такие люди не способны обидеться, что назавтра они сами припрутся и ее же… извиняться заставят.

– А что ее так влекло к подобным людям, почему она была заинтересована в общении с ними? – спросила я.

– Мне кажется, она очень боялась остаться одна, – высказала свое мнение Лариса.

– Только это? Причины психологического свойства? Или же их связывали какие-то дела, которые приносили ей конкретную выгоду?

– Нет! – решительно заявил Игорь. – С такими людьми никаких дел быть не может! Просто она… никогда не умела выбирать друзей. Всегда боялась, что ее бросят. Была очень неуверенной в себе и радовалась, что к ней ходит хоть кто-то.

– То есть у вашей сестры, как я поняла, страдала самооценка, – сделала я вывод.

– Вот именно! – ответил Черемисин, а Лариса глубоким вздохом подтвердила мое предположение.

– Но может быть, ей следовало обратиться к психологу? Вы сами не старались ей помочь? Тем более что вы такой уверенный в себе и решительный человек, – посмотрела я на Черемисина.

Он от моих лестных слов удовлетворенно улыбнулся и расправил плечи.

– А я пытался, – тут же сказал он. – И сам с ней беседовал, и психолога ей нашел. Вернее, Лариса нашла.

Теперь мой взгляд переместился уже на девушку.

– Да, – ответила та. – У меня есть знакомый, с университетских времен. Я училась, а он уже преподавал психологию. Мы немного дружим, у меня есть его телефон… И когда Игорь заикнулся о проблемах Дины, я позвонила ему. Он согласился помочь. Поработал с Диной, а потом… Потом она почему-то неожиданно отказалась от его услуг.

– Почему же? Может быть, ей тяжело было их оплачивать? – предположила я.

– Поначалу Максим работал с ней бесплатно, – возразила Лариса. – Провел несколько сеансов, а потом, когда сказал, что предстоит серьезная работа, мы сами предложили ему деньги. И Игорь регулярно платил.

– Я ей сразу сказал: я заплачу сколько надо, – вступил Игорь. – Советовал продолжать сеансы, тем более что Максим уверял, что результат уже есть. А она… заупрямилась… как полная дура!

– Мы сами удивлялись, почему она так резко все оборвала, – развела руками Лариса. – Я говорила с Максимом, и он сказал, что сам в недоумении. В общем, все разрушилось…