Снега моей души

Виктор оторопело смотрел на Гаврилыча и ничего не понимал: «Ну, ладно, я глуп. Но ты объясни. Спокойно расскажи. Можно утром. Сам ведь, сам говорил – утро вечера…».

Он говорил эти фразы уже вдогонку. Гаврилыч уходил к лагерю. Виктор закурил («Черт подери, ведь унюхает!») и присел на камень. Алые потоки света засыпали. Как будто подслушав их разговор, Гора неслышно уходила в матовую синеву подкрадывающейся ночи, унося с собою нечаянную радость пурпура. Ещё раз взглянув на тускнеющую окрась вершины, он пошёл в лагерь. К его удивлению, Гаврилыч уже лежал под тентом, закутавшись в брезентовый плащ.

– Что шляешься? Отдыхай. Завтра рано выходим.

Помолчал и добавил тише:

–Дальше пойдём.

Долина

Собираться в дорогу они начали ещё по темноте. Быстро, но без суеты переупаковали вещи, сделав вьючные табора (мешки, по-якутски) более компактными. Вьюки были распределены таким образом, чтобы не мешали всаднику мгновенно спрыгнуть или вскочить на лошадь. Тщательно перемотали портянки, сняли длинные плащи, оставшись в лёгких безрукавках. Гаврилыч заставил Виктора снять шляпу, а голову обвязать обычным платком, который он достал из вьюка. Цвет платка был черный. Сам он проделал то же самое и стал похож на какого-то пирата с картинок. И чем дальше Виктор выполняя эти непонятные для него манипуляции, тем тревожнее становилось на сердце.

Но виду он не подавал.

– Ну, потихонечку теперь. И, ни в коем, не торопимся, – с этими словами Гаврилыч вскочил в седло.

Лошадки медленно двигались по каменистому склону, пересекая его наискосок.

«Странно, должен быть туман. Сыро-то как. Вон и мох весь в утренней росе. Да и тепло. Самое время туману» – подумал Виктор.

Тумана не было.

Виктор озирался по сторонам, пытаясь разобраться в нагромождении скал, увидеть хотя бы намёк на тропу. Но неглубокий мох, ягель, был девственно чист. Ни малейшего следа. Ни людского, ни звериного.

Звуки движения каравана тонули в плотной мшаной подушке, и казалось, что они плывут над поверхностью склона. Вскоре уклон стал выполаживаться. Впереди угадывалась огромная пустота, как это бывает в горах, когда выходишь на перевал. Но увидеть всю картину мешал огромный утёс, закрывающий обзор.

Размеренность движения расслабила Виктора. Мысли его витали вокруг его отношений с Гаврилычем, затем он переключился на воспоминания о семье. Перед глазами четко возникло лицо жены, маленький сынишка… Он улыбнулся и… чуть не вылетел из седла. Тревожно вскинув голову, он увидел, что его лошадь почти уткнулась мордой в круп впереди идущей.

– Слазь, – Гаврилыч соскочил сам, снял с плеча карабин и достал патронташ. – Возьми патронташ. Выбери патроны с полуоболочкой. На свинцовых головках пуль глубокий крест ножом сделай. Разрывными будут. «Винтарь» заряди на весь магазин. Патрон – в ствол. На предохранитель не ставь. Ствол держи на коленях. Да, и ремень с винтовки сними – вредным он там может оказаться. Остальные патроны пересыпь в карман – так быстрее достанешь. Впрочем… Спускаться сейчас начнём, сразу за утёсом она…

Гаврилыч критически смотрел на приготовления Виктора и, видимо, остался доволен его действиями.

Их движение продолжилось. И вскоре крутой склон утёса медленно отошёл вправо и назад. Ещё несколько сотен метров они проехали по густым зарослям стланика. И тут Виктор увидел долину.

Огромное, уходящее к дальним горам желто-серое пятно, всё утыканное засохшими лиственницами. Их перекрученные, потрескавшиеся стволы тянулись к небу, как руки скелетов. И ни одного живого дерева!

– Стоп, паря. А теперь слушай меня очень внимательно, – Гаврилыч говорил это, не оборачиваясь к Виктору. Он привстал в стременах и, наклонившись вперёд, смотрел на долину.

– Слушать меня беспрекословно. При любом раскладе! А расклады могут быть разные. Едем очень медленно и совсем тихо. Теперь главное: всю долину мы сразу не едем. Вода тут только в одном месте. Коней попоим. Изба там есть. Ну, увидишь её. Первым не входи – моё это. «Коников» привяжем к коновязи крепко, но так, чтобы сразу развязать, если… э-э-э, что случится. Дверь оставим полуоткрытой, чтобы, это, – лошадок видеть. «Винтарь» рядом держи. От окошка держись подальше и в него не смотри. И ещё. Чтобы ты ни увидел, – не бойся. Главное – не бойся. Ну, вроде всё, Витя. С богом, эх-х-х…

Взгляд

Вот уже почти два часа, как они едут по долине. «Едут» – слишком сильное слово для описания того темпа, с которым двигался их караван. Гаврилыч выбирал странную линию движения. Его лошадь то еле тянулась, то резво бежала, то замирала на одну–две минуты, чтобы затем повернуть чуть ли не обратно.

«Никак не пойму, что это он? Ведь впереди всё видно, лес-то «убитый», почти нет леса-то», – Виктор искренне недоумевал. Но, внимательно присмотревшись, он вдруг всё понял: Гаврилыч избегал пересекать открытые места.

В груди возник холодок предчувствия беды. Лоб покрыла испарина. Виктор напрягся и его руки сильно сжали винтовку. Слух мгновенно обострился – теперь каждый звук казался подозрительным. И сразу его поразило то, что совсем не было слышно птичьих голосов. Лес был воистину мёртвым. И каким-то зловещим. Виктору вдруг показалось, что на него кто-то смотрит. Он почти физически ощутил тяжесть этого недоброго взгляда.

И в этот момент Гаврилыч остановился и поднял левую руку вверх. Это означало, что надо подъехать к нему. Когда Виктор поравнялся с ним, Гаврилыч наклонился к нему и тихо прошептал:

–Чуешь взгляд? Здесь это. Но нас ещё не видно. Далеко ещё, метров двести – триста. А я думал, – пронесёт…

Затем он резко развернул лошадь влево и они двинулись вдоль огромной поляны, не выезжая из леса. Вдруг боковым зрением Виктор уловил движение на противоположном краю опушки. Резко повернув голову, он увидел, что высокая лиственница накренилась и стала падать. Лошадь под ним рванулась в сторону, и он, чтобы не упасть, натянул поводья. Гаврилыч мгновенно перекинул карабин вправо. Сверкнул огонёк и хлёстко ударил выстрел!

ТУП-ААААХ-Х…

От падающего ствола полетели куски древесины. Дерево начало падать и прямо в падении раскололось пополам. Виктор тоже вскинул винтовку. Глаза его рыскали в поисках цели. Но поляна была пуста, лишь в воздухе медленно оседало облачко мшаной пыльцы, поднятой падением дерева.

Вдали, за Горой, проворчал гром.

– Всё, мы «шумнули». Постоим, подождём. К нам, наверное, идут… –Гаврилыч был бледнее мела. Он дозарядил карабин и спешился.

– Слезай. Лошадок поставим бок о бок, а сами встанем по обе стороны. Смотри влево и назад, а я буду глядеть право и вперёд. Страшного ничего не будет. На нас только посмотрят. Я очень надеюсь – только посмотрят… И ничего не бойся. Сердце подскажет, когда курок давить. Если будет в кого…

Потянулись томительные минуты ожидания…

«Что так запотел ствол-то? Не слышно ни звука. Ноги какие-то ватные. Присесть бы сейчас… Второй патрон… Капсюль у него затёкший. Старый капсюль. Дерево мешает вперёд смотреть. Кора у дерева необычная, как замша. Влево забываю смотреть. Капсюль… Опять лошадка воздух выпустила. Тепло от бочины лошадки. Влево. Синеет небо-то… Влево смотреть боюсь. Почему лошади спокойны?… Пальцы покалывает. Влево. Появись, хоть кто!!! Влево…» – мысли Виктора метались, как мыши. А время, как ему казалось, остановилось.

И снова, уже ближе, пророкотал гром.

Из-за Горы появилась огромная снежно-белая туча. Она стремглав стекла со склона вершины – почти упала в долину. Подул теплый ветер и хлынул дождь. Его первые капли не принесли облегчения – они были почти горячими. Постепенно струи становились прохладнее. Виктор почувствовал, что у него затихает стук в висках, дыхание стало равномерным, не так «частит», и почти перестали трястись руки. Он даже переступил с ноги на ногу, чувствуя при этом, как стремительно распространилось «покалывание» тока крови по затёкшим ступням. Взглянув за лошадь в сторону Гаврилыча, он увидел ствол карабина, поднятый вверх. А затем и самого Гаврилыча.

Тот улыбался.

– Чё, паря? «Трухнул» малость? Да не ты один…. А Гора-то, скажи! Умница ты моя! Снова выручила. Теперь всё! Вроде, всё…– с этими словами он как-то лихо, с особым форсом вскочил в седло.

– Догоняй, Вить! Застоялись, понимаешь. До избы мигом дойдём! Кушать охота.

Виктор сел в седло. Поводья немного запутались, и он замешкался, пока распутывал их. Лошадь нетерпеливо переступала на месте, крутясь. Наконец поводья были приведены им в порядок. Он поднял от упряжи голову. Взгляд скользнул по редкой опушке дальнего леса. И снова это свинцовое прикосновение…

Виктор поспешил вслед за Гаврилычем.

Встреча

Изба стояла на берегу совсем маленького озерца. Небольшая, покрытая замшелой корой, она производила жалкое впечатление. Единственное оконце, которое смотрело на дальнее болото, было затянуто промасленной бумагой или чем-то в этом роде. Вокруг, на сотни метров во все стороны, не было ни одного дерева. Было видно, что это строение люди не посещали лет сто. Всё вокруг заросло густой, сочной травой – сказывалась близость воды.

Гаврилыч спешился, отдал поводья Виктору, строго взглянул на него и пошёл к избе. Подойдя к двери, он прислушался. Не присмотрелся, а именно прислушался. Так он стоял минуты две-три, затем скользнул к избе и начал осматривать деревяшку, которой была подперта дверь. Потом выпрямился и пинком сбил этот колышек. Трухлявый, тот рассыпался в пыль. Не выпуская карабин из левой руки, правой Гаврилыч потянул дверь на себя, оставаясь чуть в стороне от открывающегося черного проёма. Сначала трава стойко сопротивлялась его усилиям, но постепенно стала поддаваться мощным рывкам и, наконец, слегла. Дверь распахнулась. Виктор перехватил винтовку удобнее…

Сначала путники ничего не видели со света в темноте помещения. Подслеповатое оконце почти не пропускало лучи солнца во внутреннее пространство избы, а выглядело небольшим светло-коричневым пятном на стене. Гаврилыч шагнул через порог. Виктор непроизвольно закрыл глаза…

Но ничего не произошло. Было слышно, как Гаврилыч ходит внутри, кряхтит, видимо, заглядывая под нары и шаря по углам, знакомясь с обстановкой. Вскоре он вышел, хмуро поглядел на Виктора, будто видя его впервые и не узнавая. Затем неожиданно широко улыбнулся: «Всё. Отдыхаем немного. Кушаем. До вечера надо выскочить вон к тому гольцу. За ним речка бежит. Юдома». Они оба, как по команде, стали быстро готовить еду себе и лошадкам, которые стояли крепко привязанными к коновязи. Вскоре всё было готово.

Солнце опять выползло из-за обрывков туч и жгло своими лучами. Над долиной нависло липкое марево. Казалось, что вершины далёких гор пляшут в розоватом свете испарений.

Решено было пообедать в избе: в ней было не так жарко. Зачерпнув воды из озерца, Виктор посмотрел вокруг и неспешно пошёл к избе, поправляя ремень винтовки на плече. Лошади мирно ели овёс из торб, что висели у них на мордах. Наклонившись, он вошёл в избу, поставил винтовку у стола, налил в кружки воды и сел напротив двери. Дверь была чуть приоткрыта. Ему были видны лошади, фрагмент панорамы далёких гор и примятая трава у двери.

Гаврилыч сидел за столом и ел холодную тушенку, накалывая куски мяса на кончик ножа.

– Жир из банки выкинь. Только желе и мясо кушай. От жира пить охота – спасу нет. Воды дальше не будет. До ночи. Сейчас полотенца и чистое исподнее сильно намочим и завернем в рюкзаки. По дороге пригодится водица-то. Главное лошадей напоить сейчас крепко. Им нас нести.

Виктор ел и кивал головой. Эти приёмы были ему знакомы. Гаврилыч, наверное, забыл, что он уже учил его этому.

– Гаврилыч! Скажи мне, чего мы так беспокоились на поляне-то? Медведь ведь не так смотрит, да и людей здесь…

И тут неожиданно он ощутил, что какая-то тень мелькнула в мутном, светло-коричневом пятне окна. И тут же услышал хриплый, на выдох, шепот Гаврилыча:

– Сидеть!

Виктор с испугом взглянул на него. Тот тупо смотрел прямо перед собой в стол. Нож с наколотым на него куском мяса застыл над банкой. Всё лицо Гаврилыча было покрыто крупными каплями пота. За дверью всхрапнули лошади…

Медленно, как во сне, Виктор потянул руку к винтовке. Лицо его онемело, он чувствовал, как по коже пробегает лёгкое покалывание. Прошла вечность, пока его ладонь ощутила холод металла винтовки. Ещё несколько мгновений он собирался с духом.

«На предохранителе не стоит. Значит, первым успею… Ну!»

И он бросил себя в светлый проем двери!

ТУП-АХ! ТУП-АХ! АХ!

Виктор стрелял, мгновенно передёргивая затвор. Кричал, метался вокруг избы, боясь каждого своего поворота за угол. И снова стрелял. Эжектор выбрасывал гильзы, они кувыркались в воздухе, и на их латуни вспыхивало, отражаясь, солнце. Вскоре затвор клацнул впустую. Он расстрелял всю обойму. Ладонь хватала пустой патронташ…

Никого…

Его взгляд ещё раз обежал весь горизонт. Никого! Крайняя лошадь испуганно косилась на него своим коричневым глазом, перебирая копытами.

Он обернулся и увидел в проеме двери Гаврилыча. Тот хмуро, но с каким-то интересом смотрел на него.

– Что палить-то удумал? Сказано ж было… Но, вообще-то молодец. Силён, бродяга. Я тоже тогда начал, да вишь, как всё сложилось…

И он вскользь коснулся пальцами шрама.

–А ты ничего, будет толк. Будет. И это, ну. Спасибо тебе…

Возвращение

– … что тебе одному нельзя видеть…» А дальше я не помню. Басурманские какие-то слова – одинаковые. Тогда я Гришаню вообще не понял. Да и пьяный он сильно был. Приедем в посёлок – всё расскажу. И кого я тогда видел, и кто мне лицо рвал. Полз я потом – век. Полз – век, и зарок на век дал. Выйду – один не пойду. Всё другу отдам. Всё отдам, до самой смерти отдавать буду. Обязан я Ей, Матушке. Ведь позвала. Снова позвала. А ты, Витюня, меня прости. За испытку-то. Так сложилось. Но теперь тебе здесь будет фарт!

Гаврилыч замолчал и снова стал смотреть на огонь костра. Было слышно, как в темноте рядом плещется река Юдома.

Они вернулись в посёлок через три недели. Хорошая была за Горой охота. Да и рыбалка удалась на славу. Пришлось даже позаимствовать ещё двух лошадей у знакомых пастухов-оленеводов, чтобы вывезти добытое. Обратная дорога была долгой и проходила через другой район хребта. И воспоминания о долине у Виктора затерялись среди прочих эпизодов путешествия.

По приезду они сдали лошадей в промхоз. Виктор снова наслышался ворчания Гаврилыча по поводу его ухода за «кониками».

– Ворчи, ворчи, а баню-то я тебе сейчас такую оттопырю – ахнешь, – Виктор улыбался.

Гаврилыч присел на завалинку избы, где размещалась контора промхоза.

– Вечереет, Вить. Скажи Марии – пусть шкалик возьмёт. А я пока «сгуляю» домой. Веник и исподнее заждалось. Вот за чаркою всё и узнаешь. Ежели не затрусишь. Хотя… Силён, бродяга. А стрелял-то, как, пёс тебя дери… Ладно, я пошёл. Разговор долгий у нас предстоит, – с этими словами Гаврилыч направился через улицу, к своему дому.

Виктор не утерпел: «Гаврилыч! Так кто это был-то? А может, и не было никого, а?!»

Не оборачиваясь, уже на ходу, Гаврилыч махнул рукой и что-то сказал. Виктору послышалось: – Судьба и судьба.

А может быть: – И твоя судьба…

А может быть…

«Нет, наверное, послышалось», – Виктор заторопился к бане.

Баня была почти готова. Виктор, весь распаренный от подготовки процедуры, вывалился во двор. Смеркалось. Вечер был чуден. Посёлок засыпал. Освещенное окошко звало его в дом, к семье. «Мария, сын… Люблю».

Виктор рассмеялся: «Счастье!»

И тут завыла собака. Рядом, на его улице.

–Ну, как не вовремя! И кто это её обидел?!– Виктор встал и медленно пошёл к калитке.

…соседка кричала что-то невозможное ему в лицо.

Гаврилыч!

Гаврилыча нет…

Люди сбежались с окрестных бараков, они хватали его за руки. И мешали. Мешали пройти к другу.

Гаврилыч неловко присел на ступеньки крыльца своей веранды, прислонившись головой к перилам. Рядом лежал веник и авоська с банным бельём. На его лице застыла лёгкая улыбка….

А над горизонтом алым факелом полыхала вершина Горы.

Мы – рябь во времени.

Омар Хайям

Рябь (

хроника одного дня)

От автора:

Событие, которое произошло в тот день, не вписывается ни в какие рамки здравого смысла, не поддаётся никакому членораздельному объяснению и является, по сути своей, страшным.

Страшным – потому, что внесло сумятицу в души и покусилось на сами основы, которые были заложены в умы и сердца воспитанием, образованием и прожитым временем.

Я не стал облагать данное событие в литературную форму, разумно предполагая, что, художественно описывая случившееся, могу ненароком добавить красок в эту жуткую палитру, тем самым снижая остроту восприятия, или наоборот – убрать необходимое, добавляя, и без того избыточного там, ужаса.

Заранее оговорюсь, что предлагаемые страницы дневника не велись с таким точным хронометражем, как представлено ниже, а были уже дописаны вечером того же дня, по памяти – благо, что у главного героя есть привычка фиксировать каждое событие взглядом на часы, да и врезалось всё, что там было, в душу намертво…

Кратко о месте действа и героях, пропади оно пропадом, этого события.

Два путешествующих с рюкзаками мужчины, обоих зовут Сергей, в возрасте сорока девяти – пятидесяти лет. Оба опытные, тёртые судьбой и обстоятельствами, туристы. Совместный стаж проведения сложных путешествий – шестьдесят лет. Район, куда они, теперь уже не побоюсь применить это слово, попали – Восточный Саян, истоки рек Тумановка (бассейн реки Кизир) и Пезо (бассейн реки Кан). Горная часть пути – Пезинское Белогорье. Время действа – 5 июля 2006 года.

А теперь прошу вашего внимания…

2006 год, 5-й день июля.

9-20

Сегодня я встал первым, Сергей ещё спит.

Готовил завтрак спокойно, врастяжечку, зевая. Торопиться некуда – до цели нашего пешеходного путешествия остался день ходу, да и то, если идти боком, как говорится… Десять километров, да почти по прямой! Разлюли – люли малина!

Погода хорошая – самая ходовая. Ни облачка на небе – синева потрясающая! Долина реки просматривается до самого поворота – почти на десять километров.

Где-то там, где река поворачивает на северо-восток, расположен водопад. Вот он-то и есть наша цель.

У водопада постоим денёк, фотографии будут сказочные.

Как только водопад минуем – можно будет думать о сплаве.

Сплав… Это уже почти дома!

Эх, хорошо-то как!

А Тумановка-то дала нам прикурить! Пока по ней поднялись сюда, на Белогорье… Душу всю вынула своими вертепами! Чего переправы одни стоили….

10-20

Позавтракали сытно и вкусно. Что и говорить, если не спеша и с удовольствием, то можно и лапшу китайскую аппетитной сделать…

Серж раздобрился – выдал кусочек колбасы! Правда, в обмен на моё клятвенное обещание поймать рыбу. Ну, на реке, глядишь, замотается – забудет…

Пока завтракали, туман, что закрывал часть долины реки, испарился, как и роса, что обильно покрывала всё вокруг. Надо записать вечером, как всё это выглядело, чтобы потом описать… Роса – миллионы радуг, туман –белая неподвижность… Небось, где и пригодится!

Но, как не тяни трапезу…

Какая же противная у Сержа манера говорить: «Ну, поели, а теперь и походим!»

Опять рюкзак!

А как хорошо день-то начинался!

Эх, маманя…

11-00

Идём уже почти сорок минут. Карта опять наврала, гадина – тропой даже не пахнет…

И поняв это, заметались мы что-то с Сержем: то вверх по склону карабкаемся, то к реке спускаемся, то напролом рубимся…

Не-а, так дело дальше не пойдёт, решили.

Остановились, рюкзаки сбросили, и давай совет держать. Опять я карту достал, вертим её так-сяк, будто поможет это нам…

Опять азимут взяли, опять вершины окрест «привязали» – стоим на месте, гадство такое! И километра не отошли от места ночёвки – вон тот бугор, на котором стояли… А впереди-то у нас ещё два распадка. Да с ручьями бурными в них. А их бродить… А уж про водопад, с такими темпами движения, надо вообще до ночи забыть!

Глянул Серж на часы – за голову схватился! Уже как двадцать минут стоим, «трындим», воздух сотрясаем!

Шагом марш!

11-20

Серж решил посмотреть, что там выше по склону, а я счел нужным спуститься к реке – нет ли там беглянки-тропы…

Ну, по всем канонам, я попал в болото, замочился по самые уши, поругал сам себя, да и снова наверх, туда, куда Серж ушёл, решил идти.

Покричал ему, что пойду углом склон резать – ответа не услышал.

Ну, я и пошёл сквозь заросли, как лось…

11-36

Я вышел на это место почти сразу, как через кусты «ломанулся». Чистое такое, прямо хоть сейчас лагерь ставь! По склону вверх гляжу, ищу взглядом Серёгу – ни черта не видно. Только на самом верху какие-то останцы скальные торчат. Но там круто! Там не может быть Серёги!

Поорал ещё с минуту, думаю, подожду – сам вывалит на меня, так как деваться ему некуда – вертикально там всё.

Ну, и развернулся лицом к реке-то.

Сначала мне показалось, что у меня что-то с глазами, или дождь резко так пошёл – до сих пор не могу объяснить, почему именно дождь-то…

Это был какой-то кошмар. Да-да, и без знака восклицания…

Прямо подо мной…

Прямо подо мной был водопад!

Как током ударило!

Нет – воздух исчез, и лицо стало как-то покалывать, а руки затряслись…

Словно боясь чего-то, я повернулся туда, откуда только что пришёл.

Взору открылась совершенно незнакомая доселе картина: куда-то исчез холм, на котором была наша ночёвка, а перед моими глазами, где-то далеко-далеко, виднелись расщелины двух распадков, со склонами, покрытыми пятнами, ещё не растаявшего снега.

Мы эти распадки не проходили…

11-40

Вдруг из-за кустов с шумом вывалился Серж, весь в какой-тот пыли и мелких ветках, напугав меня страшно!

«Ёксель-моксель! Там скалы, хрен обойдёшь! Надо бы вниз…» – возопил он.

И осёкся, увидев, как он говорил потом, меловую статую.

Я молча показал ему рукой на водопад…

Теперь уже я видел со стороны, а он в точности повторил, как я вёл себя в первые минуты встречи с водопадом.

В молчании прошло ещё несколько минут.

«Сели, старик…» – хрипло выдохнул Серж.

Мы сели.

Я, почему-то, улыбался, как дурачок…

«Это что же получается – девять километров за пятнадцать минут…» – опять хрипло выдохнул напарник.

За шестнадцать, говорю. И улыбаюсь.

«У тебя кровь из носа идёт…» – отрешённо так говорит, на меня не глядя…

Смотрю, а у меня столько на грудь налилось – хоть куртку выжимай.

Ну и давай я вытираться, сморкаться, плеваться…

18-00

Мы молча сидели у костра всю ночь, вслушиваясь в шум водопада и стараясь не смотреть в ту сторону, откуда пришли днём.

Пришли…

Вдруг я увидел, что Серж как-то очень пристально и тревожно смотрит на меня через костер.

«Что, Серж?» – спросил я его.

«Серёга! А это ты?» – осторожное в ответ…

Что мы знаем о лисе?

Ничего. И то – не всё.

Борис Заходер

Рассказ охотника

… а вот ты, Серый, помнишь тот случай, когда вы с напарником по речке Пезо с её истоков сваливались? Ну, там, где вас какая-то сила десяток километров, как духов, пронесла, а вы и не заметили. Или заметили что?

Что нахмурился? Да ладно, полноте! Я ведь давно хотел тебе одну историю сказануть, да как-то неловко мне было.

Почему? Я его, случай этот, что со мною приключился, жене рассказал по пьяному делу – обсмеяла сначала. А вот потом душу стала вынимать своими страхами: «Не ходи туда больше! Ну их, этих соболей! Других участков мало?!» Даже ревела, когда уходил на участок…

А что я, что я…

И не спрашивай! Перестал, конечно. Ну, не сразу – два года там ещё промышлял-толкался, но ей не говорил – думала, что на Хайдамже-речке обосновался. Промышлять-то промышлял, но дальше водопада… Дальше водопада – ни ногой!

Что встрепенулся? Ага, тот самый водопад, где вас крутанул леший. Какой леший? Нет, не из сказок. Это я так, для словца болтанул.

Кто вас там мурыжил, я не знаю. Да и никто не знает. Но помурыжил, да и отпустил, скажи, нет?

По моему разумению, не дошли до вас руки.

У кого не дошли? Не так Серый думаешь! У чего не дошли – так будет правильнее.

Вот вы там, на речке, ничего не боялись? И ничего не чувствовали? Да знаю я, что страх потом уже пришёл! Но спрашиваю не про страх. Скажи, никаких там предчувствий всяких, снов тяжких… Нет? Ну, тогда я не знаю…

А по мне эти распадки сразу не пришлись.

Почему так? Знаешь, как смотрели на меня своими щелями… Первый ещё ничего чувствовался, а вот дальний… Узкоглазый какой-то, черный весь, как скорпий…