Серебряная лилия

– Пару месяцев продержимся, – полковник так это сказал, что мэр перестал быть уверенным даже в месяце осады. Да и две недели срок непереносимый – устрицы перестанут поступать… мэр скомкал салфетку и в сердцах швырнул помятый белый стяг на пол.

– Объявите о всенародном собрании на площади у ратуши.

И из столовой удалились мудилы-помощнички, наполненные чувством долга, который необходимо выполнить в срок.

– И какой костюм мне надеть? – спросил раздосадованный и потому плохо соображающий мэр у супруги.

– Самый скромный. Тёмный, но не траурный.

– В самую точку, Мумусик! Как всегда! – и градоначальник поцеловал Мумусика.

В скромном, тёмном, но не траурном костюме, мэр вышел к народу. Его щеки обвисли. Скорбь владела щеками…

– Друзья, сограждане, жители вольного города Гиля, братья и сёстры! – смотрящий за городом так проникновенно это произнес, что сам от своих слов расчувствовался и чуть не всплакнул. – Сегодня я хочу объявить о том, что я слагаю с себя полномочия мэра, ибо не могу более гарантировать вам ваших прав и свобод.

Народ зашумел, некоторые скандировали: "Оставайся!", а кое-кто орал: "Пошёл на…" другие уточняли, что не на, а в…

– Нет, нет, не уговаривайте меня остаться! – слух мэра фильтровал крики и отвечал только на их радостную составляющую: – Когда город в осаде, когда на море блокада, когда отечество в опасности…

И тогда народ уже более дружно начал скандировать "Оставайся!" Стоит ли говорить, что мэр остался мэром. Однако в спектакль этот, хорошо разыгранный, ворвалась импровизация. "Глашатай герцога Ардо, глашатай герцога Ардо!" – пронеслось по толпе. Уже и до мэра донеслось голос глашатая, который прокладывал себе дорогу. Он взошел на трибуну, не спрашивая разрешения и не замечая мэра. Он развернул свиток с печатью герцога и, дождавшись тишины, хорошо поставленным голосом объявил:

– Жители вольного города Гиля!

Народ зашумел:

– Какой же мы вольный город, если нас обложили?! В море не выйдешь! На дачи не съездишь…

Глашатай закричал:

– Вы хотите, чтобы говорил я или пушки?!

В толпе заворчали:

– Грозит ещё!

Но постепенно крики ослабли.

– Жители вольного города Гиля, – продолжал читать глашатай, – Я, герцог Ардо, объявляю вам, что сегодня ночью из моего парка неизвестные лица похитили две серебряные лилии. Похититель – один или с сообщниками – унес их в ваш… пока ещё вольный город. Преступник этот мне нужен живым и только живым.

Мэр подумал: «вот если бы мертвым, можно было бы подбросить труп какого-нибудь бродяги, да хоть Хенкса».

– До тех пор, пока похититель не будет мне выдан, осада будет продолжаться. И ни взрослый, ни ребенок не выйдет из города.

Народ зашумел. Глашатай дождался, когда рев превратится в гудение.

– За информацию о похитителе я объявляю награду в сто тысяч золотых…

Тут людей прорвало… 100 тысяч! Это вам не пакет с орешками, это… это… это же 100 тысяч золотых! Да это же… большинство из толпы, что слушала и внимала, ещё могло себе представить 10 тысяч золотых, но чтобы 100… владея такими деньжищами, можно купить в Гиле самую высокую башню, обставить её, сжечь, заново отстроить, обставить, сжечь… в общем сразу так и не потратишь…

В своей конторе купец Клапп просматривал отчет о сальдированной прибыли за последний квартал. Потом от разбора аккуратных и оптимистичных бумаг его отвлекли тревожные вести. Блокада, которую не прорвешь, осада, которую не прорвешь. С одной стороны – конец торговле, с другой стороны, запасы продуктов на складах достаточные, а их цена в перспективе взовьется до небес. Ещё чуть позже состоялось это картонное народное собрание. Потом глашатай объявил о награде герцога Ардо. Сто тысяч – это даже для Клаппа существенная сумма. Только вот он не знал похитителя, так что этот фьючерс – явно не его. Однако даже старый-хитрый Клапп в этот раз ошибся. Вернувшись в свой особняк (купец не любил высоты и поэтому жил не в башне), он наткнулся на сенсацию, и как он ни старался сохранить весть о ней в стенах дома, у него это не получилось. Новость уже вышла за ворота. Его дочери принесли красную атласную коробку, а в ней упакованную в серебряную фольгу… ой вей, лучше бы такого дара не приносили!

В своих покоях дочь встретила сумрачного Клаппа с растрепанными волосами, чего ранее никогда не случалось. Она плакала и даже не пыталась скрыть следы слез.

– Кто? Кто тебе её послал?! – разъярился отец.

– Я не знаю, папа! – и она плакала и размазывала по щекам слёзы, и больше от неё глава семейства ничего не добился. Воистину: маленькие дедки, маленькие бедки, а как выйдут в пору половой зрелости, так хоть вешайся.

Купец понял, что он не сможет перебить цену герцога Ардо. И действительно, людишки наперегонки побежали на него доносить. В городе Гиле процент людей, готовых следить за своими ближними и не своими дальними, и в случае чего донести, уверенно стал приближаться к заветной цифре 100. И вот уже 100 тыщ доносчиков охотятся за 100 тыщами золотых. А куш получит только один счастливчик.

– Может, её сжечь, папа? – взмолилась дочь Клаппа.

– Поздно! Кто тебя просил визжать на весь дом, что тебе подарили серебряную лилию?!

Но отец посмотрел на лилию и понял… понял то, чего никак не могла понять дочь. С ней то всё просто – проснулась, еще до завтрака не удержалась и раскрыла подарочную коробочку, принесенную на её имя. А там чудо чудное, да диво дивное. Такое не купишь, зато вот продать можно… о времена, о нравы!

Если бы не осада, если бы не блокада, если бы не награда в 100 тысяч, то тогда… почти все слуги и доверенные лица сохранили бы верность купцу Клаппу. А так слишком много частиц сослагательных "бы", а жизнь то одна, а жить то хочется, а уж хорошо жить как охота! Так что стоит ли удивляться, что выламывать двери в дом Клаппов не пришлось. Взвод гвардейцев герцога арестовал купца с дочерью без треска выламываемых косяков и звона стали о сталь. И ещё рота поддержки занималась делом для неё не особо и привычным: сдерживала клапповских слуг, которые наперебой доказывали свое право на 100 тысяч золотых. Это же невыносимо – знать, что ты первым сообщил, и не получить деньги! Состоялось жестокое мордобитие…

Представителей двух поколений Клаппов привели под светлые очи Ардо. Купец держался из последних сил, а вот дочь его расклеилась – хныкала и размазывала слёзы по лицу. Слишком дешёвый трюк, чтобы тронуть сердце Ардо. Герцог почти не задавал вопросов, купец и так всё сам рассказал. И развел руками, мол, ни в чем не виноваты мы пред тобой. "Уж одним виновны – лилию у вас нашли", – мысленно возразил на эту эскападу герцог. Хитрый Клапп, похоже, этого ещё не понял. Он-то тёртый жизнью калач, его хоть в огне кали, хоть в воду кидай, хоть в темнице держи на хлебе и воде…

– Клапп, слова ты сказал одни. Посмотрим, что скажешь ты, когда твоей дочери всыплют двадцать плетей. Прямо у тебя на глазах…

– Не-ет! – заверещала девушка. А отец её молча боролся с солдатами, но куда ему одному с ними совладать.

Палач поднял плеть… купец пытался отвернуться и закрыть глаза, но ему разъяснили, что если он не будет смотреть на экзекуцию, то спине его кровиночки придется отведать не двадцать, а сорок плетей, а от такого угощения она наверняка помрёт… и Клапп вынужден смотреть… он смотрит и седеет, и новые морщины бороздят его лик. А дочь прогибается под плетью и на атласной коже вспухают кровавые рубцы… когда она теряет сознание её обливают водой – никаких шансов избегнуть боли в спасительном небытии. Палач герцога своё дело знает. Одно слово – мастер.

И вот дочка не только в соплях и слезах, но и в крови. А отец не бледен, а уже сер лицом. Только толка нема. Ардо слышит уже знакомую сказочку: и сами мы ни при чём и не знаем, кто виноват и что делать.

– Осаду с Гиля не снимать. Клаппа с дочерью посадить на корабль и высадить в диких землях у окраинных столбов. Ты купец, наверное, надеешься на своё золото. Так вот, его у тебя уже нет и никогда не будет. – Герцог обратился к прикормленной банде своих финансистов: – Всё имущество Клаппа пустить с молотка и направить на благотворительность. Все счета в заморских банках арестовать. И объявить, что если кто поможет изгнанникам, он станет моим личным врагом…

Эти известия Клаппа добили. Когда его уводили, он еле ковылял. Купец знал, что такое слово герцога Ардо. Сам-то он бывал и в пустынях и на дальнем севере и на диком берегу делишки кое-какие обделывал. Но дочь любимая… не знаешь сразу что лучше – чтобы она добралась живой до этих проклятых земель, или…

Загодя Рита объявила, что будет справлять День рождения на Вересковых холмах. И присовокупила: можно приходить без подарка, но обязательно с хорошим настроением, потом подумала и уточнила: дарить живые подарки не надо. Она переживала пропажу рыжего кота – безымянного бандита с большой дороги (одно ухо порвано), а может, предчувствовала, что ей предстоит скорое и долгое путешествие, а в подобных обстоятельствах не нужно обременять кого-то из друзей своими птичками-рыбками-котятами.

И вот настал тот самый день… караван, состоящий из юношей (некоторые из них уже начали лысеть) и девушек (некоторые из них уже успели развестись, и не один раз) топает по направлению Вересковых холмов; желающие праздновать растянулся шагов на сто. Так всегда бывает – вроде компания одна и практически все друг друга знают или знают того, кто знает другого… но как цельный организм состоит из двух рук, двух ног, двух ух… в общем каждая компания норовит разбиться по принципу: каждой твари по паре. Так и топали золотым солнцем озаренные от Гиля до Вересковых холмов.

Как прекрасна Рита сегодня! Ух… шаловливые лучики солнца пробивались сквозь её золотые кудри, от такой картины сердца окружающих сжимались… Короткое зелёное платье облегало фигуру красавицы и от этих изгибов сердца сжимались ещё больше, хотя хирурги сказали бы, что это просто невозможно. А разрез на юбке? Его же надо было видеть! К тому же Рита боса и её босые загорелые ножки выделывали с сердцами наблюдателей такое, что не снилось даже патологоанатомам.

По пути Рита не преминула попробовать ягоды из лукошка Грина. Пробовала не только она, но и подружки, да и парни нет-нет да и норовили облегчить корзину. Понятно, что и вопросы задавали: а ты чего подаришь – ягодки? Грин лишь улыбался. Мол, скоро увидите.

И вот Вересковые холмы, а точнее один из них, принял на время веселую компанию. Дружно расстелили скатерти, накрыли "поляны" и пошел пир на весь честной мир. Угощение простое, но голод в купе со свежим воздухом – лучшие приправы к жареному на огне мясу, к овощам и фруктам, к легкому домашнему вишнёвому вину, а также к копчёному окороку, который приволок цыган Яшка (и бесполезно спрашивать, знает ли хозяин окорока, где состоится веселая панихида по этому знатному куску мяса). За именинницу – тост первый. За родителей – второй. Седьмой – за любовь. А дальше никто не считает…

Без малого парада тщеславия, впрочем, не обошлось. Да, мужчины не только добытчики, но и спортсмены, важно не только убить мамонта, но и первым принести лучший кусок в пещеру к суженой-ряженой в шкуры обернутой. Рита принимала подарки и одаривала поцелуями. Она не особо любила подобные телячьи нежности, всё-таки давала ещё знать о себе проведенная на улицах юность, но уже и молодость – пора любви – брала своё. То ли после бокала вина, то ли от обилия восхищенных взглядов щёчки её порозовели, да и ушки порозовели. Очаровательно порозовели. И восхищение во взглядах неравнодушных наблюдателей только усилилось!

Начнем по алфавиту: Александр подарил Рите бусики. Он был в затруднении на счет подарка, и Рита сама подсказала, мол, давно она мечтает о таких. Александр – он парень своего слова – принес те самые, красные, а ведь мог принести зелёные, или розовые или даже белые. Мужчины мало что понимают в бусиках и в цветовых оттенках. Рита поцеловала Алекса и он стал счастливым. На очень короткое время, а точнее до момента, когда свой презент подарил Роберт… (тут будем идти не совсем по алфавиту, но что поделаешь – интрига прежде всего).

Роберт подарил медальон. Вот о таком даре подумывал и Грин. Только Грин вряд ли бы смог такой украсть. А Роберт нашёл денег, что при богатых родителях не трудно, и нашёл место, где водились подобные изящные безделицы. Золота Рита не носила категорически. Посему медальон был серебряный, с чернением, работы неизвестного мастера, стариной от него веяло, сейчас в век ширпотреба таких уже не делают. Внутри в одном окошечке портрет Риты… а другое – свободно. Наверное, Роберт его оставил "под себя"… И Рита поцеловала Роби, и этот поцелуй дал ему надежду, и он стал счастливым… до момента, когда свой подарок вручил…

Меченый. На самом деле у него аж целых три имени, потом шла частица "де" и известная в аристократических кругах фамилия – Клонси. Род этот не очень богат, но зато уходит в такие седые времена, когда герои боролись не друг с другом, а с драконами да великанами. Но на улицах он просто Меченый. Он не зазнавался своим происхождением. И в авантюрах участвовал наравне со всеми. А Меченым его прозвали за выемку на чистом и высоком лбу. Как будто капелька кислоты упала и оставила лакуну на коже. Меченый наклонил голову, как делал всегда, когда предстояло что-то важное, достал альгийский пояс и протянул Рите. Та дар приняла, цокнула языком, оглядывая эту изящную вещицу, тут же надела на себя… тонкий поясок подчеркнул точеную талию и завистницы про себя охнули! Раскрасневшаяся красавица наградила Меченого поцелуем. Пожалуй, самым жарким из всех…

В свою очередь Олаф подарил Рите небольшую картонку. На ней темнела ночь, переплетались меж собой завитки гильских улиц, висячие мостики пронзали воздух меж башен, а луна улыбалась в виде головы задорного котищи. Чёрное и белое, ничего лишнего. Рита дар рассмотрела, увидела что-то только ей на картине понятное, обняла Олафа и у того на щеке заалел её поцелуй. Чтобы охладить огонь внутри Олаф осушил стаканчик вина. Размером с ведро. Как это обычно бывает, вино лишь разожгло пожар в груди.

А Яшка вручил виновнице торжества подкову. Настоящую, не какой-то там медальон или подвеску. На счастье. Такую надо обязательно найти, а не выпросить у кузнеца. Яшка улыбнулся белозубо: "Нужен будет конь, тока скажи!" и стало ясно: лучший конь будет у Риты, и ни одна ограда того коня не сбережёт… Рита поцеловала Яшку и его улыбка стала широкой как этот солнечный денёк, а может быть, даже шире.

Да, и подруги преподносили дары… но кого сегодня интересуют подруги? К тому же Рита не особо жаловала всякие там редкостные ароматы, диковинные мази и прочие косметические штучки, которые втирать не перетирать…

И что же Грин? Терпел. Семнадцатилетнее сердце всё вынесло… закалять нужно не только сталь, но и собственную плоть. Грин ждал, когда у его не соперников сегодня подарки закончатся. Он пил вино, да ягодками из корзинки закусывал. Корзину он на стол не выставил. Его попытались поддеть за это соседи, но он им сказал только два слова: «для Риты». Вопросы отпали. Впрочем, ягодами он делился. Наблюдательный Олаф предположил: "А в ней только ягоды или?" Грин ничего не ответил, только приложил палец к губам. И вот обладатель серебряной лилии сидел и что называется и в ус не дул. Так это звучало в теории, а на практике внутри у молодого человека всё клокотало! Знал, да, знал, что его номер последний, а с другого конца аккурат номер первый будет. Только вот поди ж удержи эти знания в груди! Особенно, когда всех целуют, а его пока нет…

И тут прибежал Лит, ему как всегда не хватало двух вещей: дыхания и терпения, первое старалось как можно быстрее впустить воздух в легкие, а второе напирало с другой стороны и готовилось выпустить Заглавную и Архиважную весть… от внутренней борьбы Лит аж побагровел, наконец, он продышался и как выпалит из главного калибра:

– Герцог Ардо взял Гиль в осаду! Всех в город впускают, никого не выпускают!

Что тут началось! Некоторые даже немного забыли, что находятся на Дне рождения Риты… Впрочем, юность на то и юность, чтобы любовью увлекаться больше, чем политикой. Ну и хрен с ней с осадой! Прорвемся. Шо нам это помешает празднику? ничуть! На том и порешили. Хотя определенный осадочек от осады остался…

Грин дождался, когда суматоха утихнет, а Меченый начнет праздновать "свою победу" – его подарок явно оказался самым козырным. Да, это все признавали. Грин встал из-за стола и преподнес корзинку Рите. А потом ловким движением снял фальшивое дно с ягодами. Тишина иногда бывает звонче фанфар! Такой красоты никто ещё не видел. Лучи только ещё начавшего клониться к горизонту солнца высветили сказочные лепестки серебряной лилии.

– Это тебе, – только и сказал Грин. И посмотрел в глаза Рите. Взгляд – как много в этом коротком слове иногда чувств умещается! Тут уместно от прозы перейти к поэзии:

Порой слова не могут передать,

поступки тоже слишком молчаливы

и только взгляд, один лишь взгляд

от сердца вопиёт, насколько сильно

я тебя люблю!

И что важно – Рита смотрела в глаза Грину, а не на серебряную лилию…

Да в Гиле слышали про серебряные лилии из сада герцога Ардо. Только никто их не видел. До сего дня. А тут такое. Все как завороженные засмотрелись на дивный цветок! Кроме Грина и Риты. Вечность и ещё одно мгновение плюс к этой бесконечности Рита обняла Грина и что-то прошептала ему на ушко. И долго-долго целовала. А торопыга Лит даже крикнул: "Горько!" Но Яшка подзатыльником объяснил, что несколько рановато "горьковать".

– Из-за неё герцог объявил осаду? – спросила Рита, хотя она уже знала…

Грин кивнул и слегка потупился. Всё-таки целый город на уши поставили. Тут Лит "разродился" еще одной новостью, про 100 тысяч золотых…

– Значит, с лилией нам дороги в Гиль нет? – вздохнула Рита и как-то очень по-женски искоса посмотрела на Грина. Мужчины так зыркать глазами не могут, и не могут так многозначительно вздыхать… Грин помотал головой, больше набирать воздух в грудь он не мог, и говорить не мог. Слова путались… потом слегка эта мешанина успокоилась, он потянул из клубка фразу и начал говорить её раньше, чем "досмотрел" до конца:

– В Якорной бухте стоит корабль…

И Рита сказала ему только одно очень ладное слово: "побежали!" И они взявшись за руки побежали в Якорную бухту. А остальная честная компания решила догулять торжество без главной героини праздника. Ведь ясно, что никого в эскорт не треба… Лит зашмыгал носом, предчувствуя недоброе и Яшка налил ему малость вина.

Однако даже в самой доброй компании на свете обязательно найдется один предатель. Вот и на Вересковых холмах без оного не обошлось. Не будем лить воду на его мельницу и рекламировать его имя всуе, просто скажем: побежал, да ещё как побежал! и сердце его трепыхалось, почуяв награду за вести про лилию. И всех Иудушка сдал! И Грина, который лилию украл, и Риту, которой лилию подарили, и кто за столом сидел. Никого не забыл, особенно себя.

И быстро-быстро отряд гвардейцев герцога помчался в карательную экспедицию, более всего похожую на травлю. И уйти от возмездия Грин и Рита никак бы не смогли … если бы не Кортик Сар – капитан барка "Скарлет" (что в переводе с одного древнего языка означает "алый"). Он знал про награду в 100 тысяч, да и честный Грин предупредил капитана, что скрывается в корзинке у Риты. И тогда Кортик заорал боцману: "Свистать всех наверх" и по барку раздались трели боцманской дудки. Для беглецов эти звуки означали – они спасены и скоро отправятся в далекий путь.

Почему капитан не выбрал золото? А зачем? Купить корабль? Добрый корабль у Кортика имелся. Купить дом, жениться и завести семью и детей? Так и ведь у Сара почти в каждом порту была зазноба (ну и что, что замужняя или разведенная), да и детишки, похожие на капитана, бегали по улицам разных городов. Гораздо приятнее этому морскому волку дать такой увесистый щелчок по носу герцогу Ардо.

Бриг "Скарлет" под всеми парусами устремился на юго-восток. Очень скоро огни осаждённого Гиля скрылись за горизонтом. Вместе с кораблём в новую жизнь уносилась и пара влюбленных. Но Кортик не просто спас сухопутную парочку от верной смерти, он ещё и поженил Маргариту и Грина. Капитан имеет такое право! И действует порой быстрее, чем мэрская канцелярия. А после обмена кольцами и поцелуя на бриге заиграли свадебный марш все, кто умел играть хотя бы на нервах. И матросы выпили много рома и спели много песен…

А что было дальше, пусть об этом вам расскажут мальчишки вольного города Гиля.