Чаша Пифагора

– Вы больной человек, – следователь перевернул несколько листков дела. – У вас катар, хроническое воспаление желчного пузыря и печени, вегетативный невроз. Вам сейчас дадут десять лет лагерей и всё, слышите, всё конфискуют».

Сергей перестал писать. Мысли попробовали найти ответ женщины на вопрос следователя, перебрали несколько вариантов, искали логику и смысл, но, не найдя ничего, сдались, подтолкнув к написанию только одной фразы:

«Никогда и никому ни в какие времена не удавалось победить алчность, искоренить в людях мамоновы желания. Запретить людям есть “райские” яблоки, но разрешить демонам их предлагать – великая мудрость Создателя».

– Да, – протяжно произнёс Сергей и посмотрел в окно. Дождь на улице прекратился, серость города в сумерках стала чёрной, – недостойных чести людей с каждым годом всё больше и больше…

Он закрыл блокнот, магазин и тему для размышления. По дороге к дому он отчётливо почувствовал, что в его мысли кто-то заглянул.

Бриллиантовый калейдоскоп

Сергей проснулся внезапно, словно от толчка. Будто землетрясение качнуло дом, и панический животный страх, побежав по нервам, разбудил его. Адреналин, как ёрш, растопыривший иголки, понёсся по кровеносной системе, царапая сосуды, и, добравшись до головы, сдавил мозг.

Он открыл глаза. Стены не падали, и это, по мнению мыслей, было хорошо, они дали команду глазам найти часы, но пересохшие губы не смогли вслух произнести время.

Сергей с трудом перевёл себя в сидячее положение и, обхватив голову руками, выдохнул, издав скрипучий стон.

«Боже, – продолжили мысли, – что это? Мигрень вернулась?» – он прислушался к себе. Всё было плохо, кроме одного, и это единственное явно проступало в сознании только что увиденным сном. Схватившись за стоящий рядом стул, он с трудом поднялся и сделал несколько шагов на ватных ногах. Свет уличных фонарей, проходящий через шторы, дал возможность сориентироваться в темноте и подойти к старому виниловому проигрывателю «Электроника». Единственная пластинка, которую он любил слушать именно на этом аппарате, была музыкой Микаэла Таривердиева. Поставив песню «Барбара», он начал тихонько подпевать, чувствуя, как порхающие над клавишами пальцы композитора, чередуя белое и чёрное, рождали божественные звуки, позволяющие медленно вытаскивать терновые шипы из его головы. Сердце успокаивалось, дыхание выравнивалось, тело возвращало мышцам тонус, и он перенёс иглу на композицию «Снег над Ленинградом». Ночь, вещи стоящие в комнате, всё, что окружало его, растворилось в звуках. Он закрыл глаза и только хотел на секундочку уйти в мир грёз, как чья-то пришедшая в голову команда встряхнула его, заставив выполнять странные действия.

Тайник, месторасположение которого он приказал себе забыть, был открыт, несмотря на придуманные им самим сложные ловушки, за считаные секунды. Томящийся взаперти словно узник светло-голубой бриллиант, оказавшись на свободе, тут же поймал свет и, съев его, отдал граням блеск. Испугавшись, Сергей сжал камень в ладони и направился в коридор, где среди обувных щёток валялся небольшой кусок оконной замазки, а на полке стоял карманный фонарик с петлёй для руки. Вернувшись в комнату, он поставил на рычаг головку звукоснимателя проигрывателя и, не выключая вращение пластинки, прилепил замазку на центральный, выполненный из нержавеющей стали стержень. Несколько секунд Сергей сидел молча, словно осмысливая свой поступок, потом разжал ладонь и быстро воткнул бриллиант в мягкое тело замазки так, чтобы все грани короны камня остались на поверхности. Вращающийся кристалл мгновенно озарил комнату мягким светом движущихся по стенам точек.

– Так, – неожиданно громко произнёс Сергей, – включаем фонарик! – Яркий луч ворвался в бриллиант как ураган. Нарушив идиллию порхающих точек, он принёс хаос и ярко-красный оттенок. – Нет, во сне свет от фонарика падал сверху, – он перевёл взгляд на висящее над проигрывателем бра, патрон и лампа которого были направлены вверх, а завитушка, не обращающая ранее на себя никакого внимания, вниз. Для следующего шага не потребовалось даже мысли, логика привела петлю фонаря на крючок, отвесно падающий свет – на грани бриллианта, а состояние Сергея – в восторг человека, оказавшегося внутри детской игрушки – калейдоскопа.

– Красота! – воскликнул он, выйдя на середину комнаты. Белый свет, превратившись в семицветную поговорку про фазана, озарил комнату движущейся радугой. – Но при чём тут вогнутые зеркала? – произнёс он задумчиво, начиная различать среди перемещающихся точек света неподвижные. – Может, я рано проснулся и не досмотрел сон до конца? – улыбка скользнула по лицу, и он, ничего не выключая, вернулся в кровать и накрылся одеялом.

Эту ночь Глеб, друг Соломона, не спал. Его воспоминания как старый закальцинированный чайник кипели в голове и не отключались. Давно ушедшее всё чаще и чаще стало приходить по ночам ещё более яркими красками, чем было в действительности. Казалось, память делала это нарочно, стараясь тем самым напомнить о бренности времени. Сегодня в голове гостили события двадцатилетней давности, произошедшие в Дубае.

– Верблюды… – укладываясь в одежде на покрывало кровати своего гостиничного номера, по обыкновению, заговорил сам с собой Глеб. – Сдались мне эти гонки верблюдов… Что я в этом понимаю? – Он взял пульт телевизора и, долго переключая каналы, наконец-то нашёл российский, показывающий очередной сериал.

Телефонный звонок своей излишней громкостью заставил вздрогнуть и отпугнул пришедшую после завтрака дремоту. Подняв трубку, Глеб услышал вежливый голос работника отеля, сообщающий ему о ждущей у входа в отель машине.

Надев белую рубашку и брюки, он угадал общий цвет одежды всех окружавших его арабов-мужчин в гостевой ложе, куда его благополучно доставил водитель. Он только начал изучать окружение, как сидящий за его спиной человек наклонился и на хорошем русском произнёс:

– Господин Белов! Разрешите познакомиться. Меня зовут Набиль Аль-Науди.

Глеб обернулся и взглянул на заговорившего с ним человека.

– Я – секретарь эмира, мне поручено сопровождать вас, быть вашим переводчиком, отвечать на вопросы и пояснять происходящее.

Глеб протянул руку для приветствия. Ладони сошлись в рукопожатии, на лицах проявилась улыбка. Вдруг гул голосов затих и резкий трубный звук неприятно резанул слух.

Переводчик снова наклонился к гостю и заговорил:

– Сейчас всё начнётся… У нас в стране очень много принцев, и у каждого есть семья, которая содержит скаковых лошадей, соколов для охоты и верблюдов для состязания в скорости. Посмотрите…

Глеб повернул голову в ту сторону, куда показал Набиль.

– Видите, выводят верблюдов?.. У них на горбу ремнями привязана дрель на аккумуляторах, в патрон зажат хлыст, всё это замаскировано под игрушечного наездника. Когда прозвучит старт, специальный человек включит дрель, и верблюд, подгоняемый ударами, побежит быстрее.

– И сколько ему нужно бежать? – Глеб улыбнулся, разглядывая в протянутый ему бинокль хитроумное устройство на горбе верблюда.

– Немного, около двух километров. Тут важна скорость животного и его нацеленность на финиш. Часто бывает, что верблюд останавливается или вообще разворачивается и бежит в другую сторону, всё это недостатки тренировки и, как следствие, – поражение.

– Я правильно понял, за каждым животным стоит какая-то известная семья?.. Тогда интересно, помимо престижа, сколько денег получает победитель?

– Это секрет! – Набиль поднёс указательный палец к губам. – Пари наши знатные особы заключают только между собой, суммы ставок никто не знает. Но поверьте, это цифры со многими нулями.

Чудные длинные трубы снова издали резкие, похожие на охотничьи звуки, и верблюды, поднимая пыль, рванули вперёд.

– Честное слово, это очень забавно! Бегущий верблюд! Глеба смешила несуразность движения ног, тела, шеи и головы. Казалось, всё двигалось и вихляло отдельно друг от друга, а оттопыренные большие нижние губы, словно желе на блюде, колыхались и вздрагивали по своим, известным только им, законам.

– Именно поэтому нам и нравятся скачки верблюдов! – Набиль тоже улыбнулся. – Бегущий верблюд – символ радости. Но давайте не отвлекаться. Обратите внимание, номер семь идёт первым.

Глеб посмотрел по сторонам. Арабы, находящиеся в ложе, активно махали руками и кричали не слабее футбольных фанатов.

– Интересно, а какой номер у верблюда эмира?

Седьмой номер уверенно финишировал, и разгорячённые болельщики стали успокаиваться. Набиль после небольшой паузы произнёс:

– Его верблюд проиграл. Сейчас начнутся праздничные танцы и угощения от победителя. Потом перед нами проведут породистых арабских скакунов, на каждом будет авторская упряжь. А пока у нас образовался небольшой перерыв, Глеб, я бы хотел воспользоваться вашим опытом и с уважением попросить вас взглянуть на мои рубины. У нас это камень крови и родства. Хочу подарить их своему брату, но не знаю, насколько они хороши. Достойны ли быть подарком уважаемому человеку.

– Рубины? Почему нет. – Глеб достал из нагрудного кармана рубашки десятикратную лупу. – Давайте сюда ваши камушки, посмотрим, чья кровь по ним течёт.

Переводчик достал красивую серебряную шкатулку и, открыв крышку, протянул Глебу.

– А вы могли бы приблизительно сказать, сколько стоят эти камни? Мне предстоит рассчитываться за них и не хотелось бы переплачивать. Общий вес рубинов пятнадцать и шесть сотых карата.

Рубины были отличные. Осмотрев их, он сразу увидел коричневый оттенок, обусловленный присутствием окиси железа, и определил принадлежность этих минералов к таиландскому месторождению. Включения внутри камней, ритулы, были словно тонкие пронизывающие насквозь иголки, насыщенность цвета составляла приблизительно семьдесят – восемьдесят процентов.

– Значит, так, – сказал Глеб, возвращая камушки обратно в шкатулку. – Рубины замечательные, я бы даже сказал – отличные, принадлежат одному из лучших мировых месторождений – Таиланду. Но есть огромное «но»… Советую вам их не покупать, а вернуть продавцу.

– Что?! – глаза переводчика расширились от удивления. – То есть как вернуть?!

– Вернуть и всё. Это не ювелирные камни, они ещё не прошли полный цикл огранки. Вот, смотрите… – Глеб достал из коробки один из камней. – Сверху всё прекрасно: площадка, верхние клинья и рундист – вот эта полоска, идущая вокруг по диаметру камня, – они отшлифованы и отполированы по всем правилам. А теперь давайте рубин перевернём. Что мы видим? – Глеб, словно на лекции, старался объяснить переводчику всё доступным и простым языком. – А видим мы следующее: нижние грани павильона матовые, это значит, их не полировали. Калетта – место, куда сходятся грани павильона, должна быть острой, а не тупой. Свет, который придёт в камень, не отразится и не порадует своего хозяина роскошью. Более того, я даже могу сказать, почему огранщик с такими нарушениями гранил и полировал камень. – Словно педагог, раскрывающий тему на уроке, Глеб придал голосу академичность и продолжил: – Вы сказали мне, что рубины весят пятнадцать с копеечкой карат, а поскольку они одинаковые по размеру, я делаю вывод, что каждый из них по пять целых и две сотых карата. Когда огранщик закончил полировать верх и взвесил камень, понял, что если продолжать гранить, то о красивых словах «пятикаратный рубин» можно будет забыть, так как полировка павильона отняла бы восемь-девять сотых карата. А это, извините, совсем другая история и цена. – Глеб вошёл в лекционный азарт и даже встал со стула. – Вы спрашивали о стоимости камней? Давайте представим, что с огранкой всё хорошо и у нас три рубина по пять карат каждый. Биржевая стоимость сегодня минимум пять тысяч долларов за карат, следовательно, эти три камушка стоили бы семьдесят пять тысяч долларов. Думаю, что вам их предлагали за девяносто и после долгих торгов уступили за семьдесят семь. И опять возникает «но». Если по правилам завершить огранку, в этой коробочке должны были оказаться рубины весом четыре целых восемьдесят пять – восемьдесят восемь сотых карата. И это совсем другая ценовая политика, – стоимость может упасть на тысячу долларов за каждый карат. Следовательно, – Глеб задумался, умножая в уме, – их максимальная цена – шестьдесят тысяч долларов. Огранщик отлично понимает, что его излишняя щепетильность и усердие приведут к существенной потере денег, и останавливается на компромиссном варианте. Фу-ух! – Глеб громко выдохнул, словно пробежал стометровку. – Мой вам совет: верните камни продавцу или, если они вам так нравятся, платите за них не больше шестидесяти тысяч долларов.

Набиль, увлечённый темпераментным рассказом Глеба, сидел с широко раскрытыми глазами; удивление застыло на его лице, он действительно очень долго торговался с продавцом камней, и Глеб точно назвал сумму, с которой начинались торги, и сумму, на которой они закончились.

Звонок прервал воспоминания.

– Кто это? – сказал он сам себе вслух, понимая, что оставил телефон на письменном столе. Поднявшись, Глеб с сожалением почувствовал, как из головы исчезают верблюды, шейхи и рубины.

– Да, – произнёс он бодро, не взглянув на экран телефона.

– Киприотушка, здравствуй, дорогой, – Глеб тут же узнал голос, – надеюсь, не разбудил? Сколько помню, ты всегда рассказывал, что рано встаёшь.

– Нет, Соломон, я уже на ногах, – посмотрев на часы, Глеб улыбнулся – стрелки показывали две минуты седьмого.

– И замечательно, и прекрасно, значит, можем спокойно поговорить. Ты же по первому образованию физик, в институте Курчатова работал, обслуживал установку импульсного СО-лазера в советские времена?

– Да, – удивлённо произнёс Глеб и взглянул на часы ещё раз.

– И там для генерации светового потока использовались медные вогнутые зеркала с принудительным охлаждением? А полировал такие зеркала твой отец, оптик восьмого разряда, причём добиваясь на обычных станках двенадцатого класса шероховатости поверхности, что позволяло уменьшать тепловые потери.

Глеб опустился в кресло. События, о которых ему сейчас говорили, происходили сорок лет назад.

– А ещё помню, когда он вышел на пенсию, то взял несколько зеркал домой в память о своей работе. Однажды мы с тобой заезжали к нему в гости, да дома не застали. Ты повёл меня в гараж, и там справа на полке над верстаком они лежали завёрнутые в пергаментную бумагу.

– Соломон, отец умер уже три года назад, – прервал Глеб говорящего.

– Знаю, дорогой, всё знаю. Прими мои искренние соболезнования. Знаю, что после смерти твоей мамы он женился снова и что гараж теперь принадлежит его вдове, но мне почему-то кажется, что зеркала эти так там и лежат. Прошу тебя, не откажи старому другу и соратнику. Как позавтракаешь, мотанись туда, возьми все шесть зеркал и привези ко мне в магазин, где я с огромным удовольствием налью тебе коньячку и расскажу, для чего они мне понадобились.

В трубке послышались гудки. Глеб осмотрел свой кабинет, словно видел его в первый раз, почесал затылок, состроил гримасу непонимания и пошёл умываться. Тайна долежавших до сегодняшнего дня зеркал заинтересовала его.

Соломон же, повесив трубку, быстро оделся и, не обращая внимания на окружающий мир, почти бегом преодолел расстояние от дома до магазина. Открыв дверь и отключив сигнализацию, он сел за стол. Блокнот манил его, мысли формировались и приобретали стройность, как полки перед сражением.

«Сегодня я начал, – стал он писать быстро и размашисто, – работу над созданием установки, явившейся волею Божьей ко мне во сне. Я уверен, что открываю потайную дверь, за которой спрятаны великие тайны человечества: ковчег Завета, сокровища тамплиеров, усыпальница Чингисхана, библиотека Ивана Грозного и многое другое, так и не найденное людьми». – Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и почувствовал, как затрепетала от предвкушения его душа.

Секрет алмазного Полишинеля

В этот вечер луна, округлившись до состояния волчьей любви, разогнала облака и во всём своём величии воссияла над Москвой. Люди, у которых были дела, не заметили этого, а вот те, кто, томясь ожиданием, смотрели в окно, удивлённо отмечали не только размеры спутника Земли, но и ажурную красоту кратеров. Если бы в этот момент награждали лучших созерцателей луны, то Соломон, сидящий за столом в своём ювелирном магазине уже четыре часа, безусловно, был бы в числе победителей. С одной стороны, было хорошо, что проходящие мимо витрин люди не беспокоили его, с другой стороны, время, перемещающее стрелки часов, никак не хотело поторопить гостя, которого он ждал, как пустыня дождя.

Утро началось быстро и очень активно. Он заказал по интернету штативы, лампы разных спектров свечения, двигатель с реостатом для изменения скорости вращения, разного калибра держатели и фиксаторы, датчики и приборы для измерения электромагнитных полей и волн. Всё привезли в магазин, где он за несколько часов превратил свою сейфовую комнату в мини-лабораторию. Вдохновение, жившее в нём весь день, возликовало, когда он закончил, и очень огорчилось, когда вынужденная остановка превратилась в длительное ожидание. Вечное перо, лежавшее на столе, и луна долго смотрели друг на друга, а потом, когда они вместе взглянули на Соломона, тот понял – пора открыть блокнот.

«Восьмой эстонский корпус, – принялся выводить он спокойным и ровным почерком, – под командованием генерала Лембита Пярна совместно с войсками Ленинградского фронта освободили Таллин 22 сентября 1944 года. Москва салютовала героям. Сводки Совинформбюро пестрели подробностями и поздравлениями. Но никто и нигде не упомянул о том, что за три дня до этого в концлагере Клога было уничтожено более трёх тысяч заключённых…

Курт Шайзер работал за своим ювелирным столом каждый день уже более сорока лет. Время сгорбило его спину, сделало глаза плачущими, морщины – глубокими, голос – тихим и хриплым. Он был хорошим геммологом, признанным мастером и человеком, к мнению которого прислушивалась немецкая диаспора Намибии. Его ювелирный магазин назывался “Игры камней” и располагался в самом центре Виндхука, на пешеходной улице Пост-стрит-молл. Жена Ингрид была его верным спутником, помощником, мамой двух дочерей и главным казначеем. Вечером в конце работы он садился на открытую веранду, смотрел на город, солнце, уходящее за сопки, чувствуя, как тёплый ветер, смешавшись с запахом саванны, касается небритости его щёк. Виски, а он любил шотландский, сигара и мысль о том, что в его сейфе лежат драгоценные камни, делали его жизнь спокойной и уверенной в завтрашнем дне. Единственное, что Курт не знал о своих камнях, так это то, что кристаллы, а алмазы больше всех, являются накопителями энергии, памяти, боли и страданий. И несмотря на то, что они были обречены на темноту сейфа, камни хорошо помнили, как, видя поражение немецкой армии, нынешний владелец, будучи начальником лагеря Клога, в бессильной злобе приказал заключённым взять по одному полену и лечь на землю у барака. Потом его подчинённые стали укладывать всё новых и новых заключённых друг на друга. Это были эстонские врачи, писатели, поэты, директора музеев и театров… Все они, обнявшись с поленьями и сгорая в костре, отдавали свою боль, страх и проклятие палачу, а энергию ужасной смерти – отобранным у них при аресте украшениям и драгоценностям.

Да, господин Шайзер, вам удалось обмануть людей и не ответить за свои преступления, дожив до глубокой старости. Вы поколебали веру в неминуемость возмездия и справедливость, но камни убитых вами узников, бриллианты, рубины, изумруды и жемчуг, которые вы считаете своей обеспеченной старостью, ещё нанесут вам свой удар. Сегодня всё и свершится». Поставив точку, он услышал стук в дверь.

– Глебушка, – кинулся, раскрыв руки для объятия, Соломон к заходящему внутрь магазина гостю. – Я свиданий с женой так не ждал, как тебя, – уже более спокойно произнёс он, приглашая гостя сесть. – Коньяк, лимон, чай?

– Нужно выбирать или можно всё сразу? – подхватывая игривое настроение товарища, протянул пакет Глеб.

– Всё что хочешь, мой дорогой, – неловко засуетился вокруг гостя хозяин.

Когда первая рюмка была выпита, чайная кружка наполнена второй раз, а разговор о московской погоде исчерпал себя, не начавшись, Соломон решил переходить к делу.

– Глеб Михайлович, ты знаешь, что такое секрет алмазного Полишинеля? А если сузить вопрос, то, как ты считаешь, бриллиант является носителем той информации, которую он получает за свою жизнь, и если так, какое влияние она оказывает на человека, владеющего им?

– Иронично! – улыбнулся Глеб, наливая себе коньяк. – Секрет, который известен всем, но не известен хозяину алмаза? Хочешь поговорить о кровавых камнях и людях, ими обладающих? Я думаю, что практически все крупные камни были предметом охоты, и люди часто не выбирали средств для достижения цели. Отсюда появилось множество легенд, мистических историй о проклятых камнях, поэтому я склонен думать, что кристаллы углерода – природные алмазы, накапливая энергию зла за свою многовековую жизнь среди людей, очень даже могут стать роковыми судьями.

– Вот-вот-вот, мой дорогой и всё понимающий друг. Ты-то мне и нужен. Просто поверь и прими. Прошлой ночью я видел сон, в котором бриллиант третьего порядка при определённых условиях может поведать мне все тайны мира, тайны простых людей, правителей, глав государств… Я могу открыть ящик Пандоры и остаться живым!

Глеб рассмеялся. Вечер после длинного и скучного дня начинал ему нравиться.

– Так дело за малым – найти алмаз, прилетевший из космоса верхом на метеорите или астероиде, огранить и создать для него особые условия, например, положив в эту рюмку коньяка.

– Ты даже шутишь в правильном направлении. – Соломон подошёл к двери, ведущей в сейфовую комнату, и жестом позвал гостя за собой: – Смотри!

Они зашли внутрь небольшого помещения без естественного света. В центре находился держатель с подключённым электроприводом, по стенам располагались треноги штативов, сверху прямо по центру потолка была закреплена лампа со сменными фильтрами. Соломон достал из пакета, принесённого гостем, свёрток, развернул его и, чувствуя, как меняется настроение Глеба, стал неспешно крепить зеркала, направляя центр вогнутой сферы на фиксатор бриллианта.

– Солом он, – почти прошептал гость, – ты что, не шутишь?

– Нет, – доставая из кармана и устанавливая в крепление держателя светло-голубой бриллиант, спокойно произнёс хозяин магазина, понимая растерянность и смятение товарища…

В это же время в кабинете начальника управления «Т» ФСБ России раздался звонок. Полковник поднял трубку, внимательно выслушал доклад наружного наблюдения за магазином агента «Соломон» и, ничего не сказав в ответ, вернул трубку на аппарат. Тишина была звенящей, он с усилием разминал пальцами лоб, пытаясь понять услышанное, а главное, сформулировать это для себя…

Магия танзанита

Сергей сидел в магазине уже четвёртый день. Его сил и знаний не хватало, подключать других людей не хотелось, а все попытки заставить установку работать ни к чему не приводили. Когда варианты продвижения вперёд стали покидать его, в дверь магазина позвонили. Он спрятал бриллиант, закрыл сейфовую комнату и пошёл открывать входную дверь.

На пороге стояла девушка. Встретившись с ней взглядом, Сергей смутился. Неожиданный визит человека с серыми глазами, открытым чистым взглядом, светлыми чертами лица и необычайно нежной улыбкой сбил его с толку, перемешал мысли и как холодный душ в знойный день вернул к жизни.

– Добрый день, – произнесла она виновато. – Если вы открыты, могу ли я войти?

– Без сомнения, – отступая в сторону, произнёс Сергей, продолжая разглядывать посетителя. – Прошу вас.

Он услышал лёгкое шуршание крепдешинового платья и почувствовал, как аромат виргинского кедра, жасмина и грейпфрута впорхнул вместе с девушкой в магазин.

– Знаете, – начала она говорить так естественно, что, казалось, это было продолжением давнишнего диалога, – мама подарила мне кольцо. – Она достала красную коробочку, открыла её и положила на стол. – На бирке написано: «Золото 583 пробы», вставка – изумруд натуральный, восемь карат с цифрами после запятой, и цена – сто двадцать шесть рублей сорок копеек. Там же мелким шрифтом указано, что это украшение изготовлено на московском заводе «Кристалл» в тысяча девятьсот семьдесят четвёртом году. Мне очень хочется сохранить память о маме, но носить такое кольцо несовременно, поэтому у меня есть несколько мыслей, как сделать нечто новое и красивое с этим же камнем. Вот посмотрите, – она достала телефон и стала показывать фотографии, – здесь изумруд в обрамлении мелких бриллиантов, тут очень красивый кулон, тут он шикарно смотрится на браслете, – голос её задрожал, волнение увлажнило глаза, лицо раскраснелось, еле заметные капельки пота проступили под прядью волос на виске.