Крымские черви

    Одна, массивная и тяжелая, дверь сторожки выводила во внутренний двор, где едва отперев ее в лицо выходящему разила струя теплого кислого запаха неочищенных с прошедшего вторника машиной мусорных контейнеров, отчего Васинцеву, получившему перед выходом в первое ночное дежурство тысячу предостерегающих его в основном наставлений, рекомендовано было пользоваться другой и последней на этот раз дверью, что отпиралась прямиком в холл и была соседкой двери гудящего денно и нощно потоками низвергающейся воды просторного, с восемью отделениями кабинок и четырьмя рукомойниками туалета.

     Поставив принесенную из дому сумку на стол возле набитой скуренными сигаретами жестянки из-под кофе, Васинцев прогремел связкой ключей, торжественно врученных ему по завершении инструктажа, выставил из сумки в баночке и газетном свертке продукты, зубную пасту, щетку в футляре, бритву с туалетной водой и несколько учебников, после чего решил отправиться на осмотр опустевших к семи часам вечера владений, среди которых ему предстояло провести последующую дюжину часов времени.

     Широкий темный холл с прогалинами высоких, довоенного стиля окон, куда Леня попал отперев внутреннюю дверь и выплеснув прямоугольник света на шашечное чередование напольных гранитных плит, переходил в загадочно гудящий в тишине опустевшего здания, отдавая от себя назад шлепание каждого шага, лестничный пролет, где ступень за ступенью, если приглядеться повнимательнее или просто включить свет, были искусно выложены разноцветной мелкой плиткой, увековечивая каждую из них, поднимавшихся к решетчатому окну пролета отдельной, пускай и простенькой в исполнении, но все же отличной картинкой узора.

      Поднявшись по лестнице на второй этаж, Васинцев оказался в полуокружении запертых, неприязненно и молчаливо встретивших его кабинетов, где за дверью каждого скрывался распознаваемый без труда по табличке класс по роду проводившихся в его стенах занятий. «Моделирование» – прочел Васинцев на первой двери и взглянув на луну за окном в чистом ночном небе передвинулся к следующему кабинету. Прибитая на дверь табличка распространялась о том, что имеет удовольствие каждый день за просто так слушать гремящие по коридору спевки хоровой группы. Не моя стихия, подумал Васинцев, миновав «Кройку и шитье», «Кукольный театр», «Ансамбль народных инструментов» и оказавшись у последней двери левой половины этажа, обнаружил что за ней скрываются владения мокроносых гроссмейстеров. «Шахматы» – было написано на двери. Нет, шахматы отложим до более удобного случая. Достав из пачки сигарету, он светом вспыхнувшей спички озарил притороченный канцелярскими кнопками к стене рисунки, где преобладающим в тематике был натюрморт с вазой и двумя, как показалось Васинцеву, абрикосами, хотя на некоторых работах они больше напоминали спелые яблоки или крупные мандарины.

  Раскурив сигарету,  подошел к окну. По улице ехал грузовик в свете фар. На углу противоположного дома играла яркая неоновая ленточка готовящегося к закрытию кафетерия. Город затихал, отходя ко сну и ничто не могло нарушить заведенного много лет назад привычного распорядка.

   Убравшись со второго этажа назад, под высокие потолки каменного зала, юноша прошествовал вниз по лестнице, заглянул в уборную, где на всю ночь оставался гореть свет и распахнув створку двери черного хода вышел наружу.

   Кусты жасмина спускались вниз к металлической ограде, останавливаясь с обеих сторон асфальтового въезда подле запертых на навесной замок ворот. В обязанности Васинцева входило также отпирать этот замок и распахивать ворота, пропуская к контейнерам приехавший увезти мусор грузовик ранним утром, когда озноб в лучах рассвета, вежливо раскланиваясь, обещает полуденную жуткую жару.

  Подойдя к сетке прутьев, фонтаном выходивших из нижнего правого угла одной из половинок ворот, неплотно прилегавшей к другой, Васинцев достал еще одну сигарету, пятую или шестую уже за вечер, облокотившись на металл и взяв одну из жил арматуры пальцами, рассматривая пробегавшие справа налево и сворачивавшие вниз по улице слепившие его фарами автомобили. На том углу перекрестка зорко следил за всем оранжевый глаз сигнализации оставленной в покое людьми фруктовой лавки. Интересно, размышлял куривший Васинцев, есть ли сторож в овощном магазине? Еще раз всмотревшись в темные стекла витрины, юноша решил все-таки что никого там, должно быть, нет и за все работает одна включенная кнопка сигнализации. Стрельнув разлетевшийся бисером огоньков окурок об асфальт улочки, Васинцев повернул назад, проведя рукой по ветвям пахнущего сладким жасмина и закрыл за собою дверь в сторожке. Впереди была еще целая ночь.

   Поезд Маши подошел к перешейку, связывающему материк с полуостровом, слегка снизил скорость и зачарованный светом поцелуев из окон промчавшегося в обратном направлении встречного состава, поспешил стучать колесами меж расстилавшихся по обе стороны от него водных пространств, плохо различимых в темноте и державших на поверхности сброшенные перья разбившегося о воду лунного света.

   Сутулая мать маленькой спящей девочки, расквитавшаяся за дорогу с полусотней книг на телефоне, подтянулась на носочках, так как росту была низкого и поправила прикрывавшую тонкокостное тело дочери простыню.

  Вскоре проскользившая вдоль запертых дверей купе проводница объявила название приближавшейся станции. Поезд, заскрежетав по рельсам, начал медленно останавливаться и долго ползя  на малом ходу, наполняясь гомоном готовившихся высадиться ездоков, наконец стал у короткого перрона, переполненного в свете фонарей продавцами фруктов, пива, сушеной рыбы и домашнего вина. Маша услышала разноголосую, выкликавшую и предлагавшую наперебой принесенный и протягиваемый в окна товар речь людей подле поезда, в голосах которых преобладал родной ей язык, но были еще и непонятные, звучавшие странно и непривычно слова.

   На вокзал Симферополя поезд прибыл уже за полночь.

Длинное серое строение, перешедшее в башню со шпилем, оказалось зданием вокзала, освещенного светом прожекторов – конечной станцией пути глядящей в окно девушки. Заметное по сравнению с другими станциями оживление, которое сразу бросалось в глаза, говорило о том что ошибки быть не могло и это действительно город. Группы людей, ожидавшие прибытия поезда на платформе, разнящиеся с одинокими настороженными фигурами таксистов, равномерно поделились, едва только поезд поравнялся в заездном тоннеле подножками ступеней с коркой переплетенного металлом асфальта, разошлись в обе стороны по ней, следуя цифрам номеров, заклейменных белыми квадратами на вагонах.

  Маша достала примятую за многие часы езды дорожную сумку. Люди в купе еще спали. Она вспомнила что ехать им было до Балаклавы. Стараясь не разбудить их, тихонько открыв и вернув назад за собою дверь, она прошла по коридору к к распахнутому наружу выходу и подождав пока проем, занятый чужими сумками освободится, держась за поручень и чувствуя наполнявшее ее грудь волнение, сошла на землю, заранее еще в окно разглядев лица пришедших ее встречать тетки, муже теткиного, их сына Виктора, который дразнил ее в прошлый приезд «скелетоном» из-за худобы и еще кого-то, бывшего с ними тут же, которого она не знала или не могла припомнить.

   Ну вот она! Ну вот она, красавица наша! – поцеловав вышедшую к ним племянницу в губы, тетка  обняла ее крепко и улыбаясь блестевшими в темноте крупными не ровными зубами отодвинула от себя, держа за руки и любуясь Машей.

  Оправившись после случая с Эрне, уложившего того на больничную койку, Верезин решил больше не пытать судьбу, после каждого подарка которой на голове появлялся лишний седой волос, и хотел было отказаться возить немцев, но неожиданно для него Хельман запротестовал и выдвинул ультиматум – или водителем их будет Верезин, или они немедленно возвращаются назад в Германию, расторгнув устный уговор проживания в доме отца их друга.

  Ладно, подумал Верезин обо всем этом, так тому и быть…

Рано утром, когда решено было наведаться в больницу к Эрне, для чего с вечера вчерашнего дня Верезин-старший накупил на рынке целую сетку фруктов, в дверь квартиры позвонили, и он послал младшего сына Митю открыть, потому как сам в тот момент следил за поднимавшейся в турочке пенкой кофе.

– Митя, сдраствуйте! – Хельман вошел в открытую ему дверь и весело улыбаясь, точно только что он нацарапал на стене похабное слово, пожал парню руку – Очень корошо сичас иду по улице, иду херр Ферейзн домой. Погода корош. Сонце очень корош!

– Молодец, экзамен по русскому сдал. Снимай ботинки.

Хельман снял обувь, с трудом приученный этому семейством Верезиных, которым поначалу приходилось мыть за ним полы по сотне раз на день. Гость объяснял что у себя дома не снимает ботинок. Верезин спрашивал –  как же он тогда ходит по коврам, на что Хельман отвечал, мол, если на улице очень чисто, то можно не снимать.

  Разутый немец, не трогая с головы бейсбольной шапочки, в темных очках, таящих в себе опасность разбить лоб в затемненной прихожей, заглянув в зал, зашел на кухню.

– Херр Ферейзн! – в знак приветствия Хельман вскинул обе руки – Добрый утро! Кофе очень-очень корошо, аромат, значит фатер Ферейзн кукне!

  Верезин улыбнулся неровными желтоватыми зубами.

– Давай, садись-ка кофе пить. Блинчики покупные, но съедобные.. Митька, и ты садись с нами. Умывался?

– Умывался – ответил младший Верезин.

Розлитый по чашкам черный кофе, с ободком украшавшей его пузыристой пенки, наполнил кухню будоражащим ноздри горьковатым запахом, прогонявшем дремоту и лень. Сделав по нескольку глотков, Хельман с Верезиным встали и отец Мити, выложив пакет с фруктами из холодильника на стол, пошел переодеться в более приличную рубашку, в которой не стыдно было бы появиться в людном месте. Через десять минут оба уехали.

  Митя Верезин допил кофе, посидел немного, смакуя последние его капли, затем помыл и свою и две оставленные чашки. Вытерев со стола рукой, прошел к себе в комнату и сел на диван. Мысль его усиленно работала в направлении того, что неплохо было бы оторваться сегодня от заваливших компьютерный стол книжек и провести день, или хотя б полдня в компании, дав таким образом разрядку бешено вбиравшему информацию несколько последних недель мозгу. Поступление в университет изрядно вымотало парня.

  Посчитав наличные деньги, составлявшие все его сбережения на этот час, Митя остался удовлетворен суммой, которой с лихвой хватит на пару бутылок марочного молодого вина и положив все до копейки в карман, он взял телефон и не раздумывая набрал хорошо знакомый номер.

– Алло? – трубку на том конце взяла девочка.

– Алло, сопливая , а ну-ка верни телефон своему братцу.

– Митя, это ты?

– Нет, это Дед Мороз, который остался без работы на лето – ответил парень, любивший перебраниваться с острой на язык школьницей, сестрой Васинцева, по телефону – Вы ищете аниматора на пляж?

– Вот дурак.. А ты чего звонишь?

– Потрепаться с другом – святое.

– Жалко – услышал он – зря понапрасну потратил время – Лени нет дома.

– А где же он может быть в такую рань?

– Можешь себе представить – он устроился на работу сторожем. Буквально только что и стережет э-э-э..Дом детского творчества, так что-ли.

– Устроился на работу? – для Верезина это была потрясающая новость.

– Да хочет протянуть до занятий.

– Странно, – произнес удивленный услышанным Митя Верезин – как же это ему удалось, он же такой ленивый пингвин?

– Сама удивляюсь – ответила десятилетняя девочка – В прошлом году он продавал арбузы, так у него стащили из-под носа чуть ли не стопицот штук.

– Я помню как это было.

– А тут целое дело – сторожить.

– Может быть все еще обойдется.

– Ох, скорее бы он уже обучился разговаривать на английском, может хоть тогда будет толк.

– Знаешь что, – Митя был сокрушен рассудительностью и житейской логикой маленькой девочки – ты мне слей, пожалуйста, за большое толстое эскимо адрес его работы, где находится этот детский центр, а я загляну к нему сегодня и заодно проведаю как там у него дела.

– Сейчас. – ответила сестра Лени и после короткого молчания, нарушаемого шелестом бумажных страниц, Верезин снова услышал ее деловито прокашлявшийся голос – Записывай!

На вопрос «как дела?» куривший возле парадного небритый и перемятый после ночной бессонницы Васинцев ответил вдумчиво и мастерски подобрав нужное лицо стрельнувшего у прохожего сигарету клоуна:

– Хуже, чем вчера, – произнес он с манерой пожилой актрисы выпуская струю дыма в воздух(в сторону и вверх) – но уже лучше чем завтра.

– Это, следовательно и есть то, что нуждается в твоей зоркой охране? – Верезин смерил взглядом обветшалое двухэтажное здание с одной стороны которого был заметен отрадный почин ремонта.

– Проведя здесь всего одну ночь, – Васинцев почесал волосы на взъерошенной голове – я убедился в абсолютной собственной никчемности как сторожа.

– Это почему?

– Во-первых, здесь нечего украсть, разве что только кому-нибудь не придет в голову дикая мысль снять с петель двери.. А во-вторых, несчастного, которого невезуха закинет ненароком ночью внутрь этих стен, ждет участь быть заживо съеденным полчищами тараканов, которые расплодились тут в невиданных количествах.

– Советую тебе подружиться с тараканами – Верезин последовал за товарищем в сторону оставленной открытой двери – С тараканами легче дружить, чем пытаться их уничтожить.

– С тараканами здесь не просто дружат, – теперь настала очередь чесать Васинцеву зад – с ними здесь установлены дипломатические отношения.. Тараканы берут на себя обязательство контролировать свою популяцию и не превышать численности в миллиард, тогда как служащие этого бастиона искусств гарантируют всяческую помощь тараканам в их стремлении к развитию и эволюции. Иногда мне чудится – уж не подпольная ли лаборатория по выведению таракана разумного прячется в местных подвалах, прямиком у нас под носом?

– Пути Господни неисповедимы.. – кивнул Верезин, входя в залитый солнцем с веселенькой росписью на стенах холл.

 Расположив гостя на диване в сторожке и включив телевизор, Леня оставил кипятильник нагревать воду в старом, покрытом на дне кремнистыми отложениями чайнике. Заварив чай из пакетика, предложил кружку приятелю, экономно опустив этот-же пакетик в стакан с кипятком для себя, развалился вольготно рядом на диване, роль ножек у которого играли стопки пожелтевших слежавшихся от времени книг и провел ладонью по щетине на скулах, вылезшей из кожных пор за ночь.

– Рассказывай, – Леня забарабанил ложкой о фаянсовые стенки стакана, гоняя выдохшийся после первача пакетик по кругу – не изменился ли мир к лучшему за последние пол суток, которые я могу смело назвать прошедшими для меня понапрасну?

– У нас новость. – Верезин ковырял в баночке потемневший от влаги сахар – Немца Эрне укусила на пляже змея, когда отец повез обоих принимать морские ванны. Сама природа, похоже, не принимает чужого духа.

– Эрне? Это который?

– Толстый, с проплешиной на голове.

– Ах, этот. – Леня выловил бесполезный пакетик чая и стряхнул его в мусорное ведро – Нет ничего удивительного. Помнится я сам едва сдерживал себя, чтобы не покусать Эрне, когда слушал как он чавкает, поедая крабовый салат.

– Все равно жалко парня.

Васинцев кивнул, соглашаясь с этим.

– Что с ним теперь?

– Как будто все нормально – Митя отпил чая и поморщился, к смеси его был добавлен густой пахучий привкус – Что за гадость… Змея, скорее всего оказалась не ядовитая, хотя он и провалялся какое-то время без сознания. Теперь лежит в больнице и врачи ставят ему по уколу в минуту. На заднице у бедняги не осталось живого места.

– Больницы для того и созданы, чтобы человек, побывав там однажды, впредь остерегался туда попадать.

– Папа с Хельманом повезли ему гостинцы-угощения.

– Сосиски с пивом? – Васинцев посмотрел на гостя и улыбнулся – Дух родины в помощь..В таком деле Эрне бы поддержала национальная кухня, тем более что он мастак поесть.

– Какие у тебя планы на сегодня? – после минутного молчания, оставив обсуждать неудачи Эрне, поинтересовался Верезин.

Приятель вытянул ноги и попытался достать ими до полочки шкафа, приспособив таким образом тело в положение наибольшего удобства.

– Никаких. Абсолютно никаких планов.

Отсутствие планов у Васинцева было такой же привычной штукой как снегопад в зимнюю стужу и Верезин решил предложить на суд свое видение того что такое с пользой проведенное время.

– Может быть пара ампул старого добрячего вина и несколько часов под пальмой на золотом песке хоть немного скрасят серость наших будней?

  Подумав, Васинцев вдруг выдал не относящуюся к делу реплику о том, что сегодня ночью ему на ум пришла замечательная фраза, которую с натяжкой можно было даже назвать гениальной и достойной пера захудалого симферопольского поэта. Верезин пожелал услышать шедевр.

– «Дни пробегали мимо, – произнес горе-поэт, откинув голову и разговаривая с зеленой листвой за окном – как муравьиная вереница густо намазанных скукой бутербродов» – выдержав паузу, он захотел увидеть потрясенное лицо друга.

– Ну как?

– Мне понравилось.

– Завтра ночью, быть может, мне придет на ум еще что-нибудь похлеще.

– Да уж куда лучше. – Верезин отпил чаю, припоминая часы отправления к морю станционных автобусов.

– Тишина и покой, как я сам в этом убедился, благодатно действуют на посетившую меня пугливую и робкую Музу. В домашней сутолоке Муза не способна обитать. Она не выносит запаха лука и шума работающего пылесоса.

– По-моему, ближайший автобус отправляется в половине десятого. Если мы поспешим, то наверняка успеем по пути заскочить в магазин.

– Но у меня нет с собой плавок – Васинцев отставил бокал, опустив его себе под ноги – Как же я появлюсь на пляже в синих клетчатых трусах?

Верезин встал с дивана и стряхнул приставший ворс со штанов.

– Может быть нудисты приютят тебя сегодня на своей стороне? – мелкие прилипшие ворсинки скатывались по ткани и не желали расставаться со штанами. Пришлось намочить руки в раковине и избавляться от них хитростью, основанной на законах физики.

– Ты полагаешь это выход? – Леня не спешил менять роскошной позы тела. Было видно что пыль, витавшая в воздухе и ворс с дивана нисколько не заботили его настроенную с ночи на поэтический лад особу.

– Почему бы и нет?

– А ты сам-то когда-нибудь туда захаживал?

– Я нет.

– И я нет.

– Должно быть это забавно, – представил Верезин – за просто так поглазеть на голых толстых нудистских теток.

– Ничего не выйдет.

– Почему?

– Если я увижу голого мужика – у меня пропадет всякий аппетит. А пить без заедания – это верная дорога к алкоголизму.

– Всякий раз, когда будет маячить обнаженный мужичок, смотри в другую сторону.

– А если их там много?

– Это бесполезный разговор – отмахнулся Верезин.

Спустив наконец ноги на пол, второй отправился к умывальнику, сдунул волосы с расчески и окропив глаза водою, принялся приводить себя в порядок.

Через полчаса, купив вина, сыра, хлеба и помидоров в гастрономе, Верезин остановился у выхода, чтобы позвонить Лиде Бойко и справиться о ее занятости на сегодня. Благовоспитанная девушка, которую Верезин безуспешно пытался затащить в постель с Нового года, ответила на звонок и с готовностью согласилась ехать на пикник. Эта ее готовность часто подкупала Митю. «Обезоруживала» – сказал бы его друг.

– Значит, мы заедем за тобой через десять минут. Неплохо, если ты будешь уже готова и нам не придется ждать до наступления Дня урожая.

– Приезжайте через пятнадцать. Я помогаю маме по хозяйству и раньше мне никак не успеть. Только спрячьте в сумку вино – отец дома, а он следит за мной как хамелеон!

– Зачет. – ответил Верезин, наблюдая за манерой друга торговаться на углу со старушкой из-за стакана семечек. – Мы так и сделаем. Собирайся поскорей. – добавил он и нажал «отбой».

– Все в порядке, – доложил он расплатившемуся с торговкой Васинцеву – Лида едет с нами.

– Тебе хорошо, а мне-то что?

– Не горюй. Я влюблен в эту девчонку с потрясающими длинными ногами, но тебе еще не поздно найти для себя сутулую конопатую будущую учительницу химии.

– Что сказала твоя пустоголовая красавица? – спросил Леня, отсыпав в подставленную ладонь Верезина семечек.

– Заехать за ней через четверть часа.

– Может быть ты хочешь заехать за ней один? А я тем временем возьму билеты на станции и буду ждать вас там. К чему мне пугать ее родителей своим небритым видом?

– Хорошо.– Верезин взошел с обочины на тротуар и посмотрел вниз по улице, не идет ли троллейбус – Только не отходи далеко от касс, чтобы мы не разминулись. И умоляю тебя не дегустировать портвейн до отправления, под предлогом заботы о нашем с Лидой здоровье.

– Договорились. – Васинцев растянул губы в улыбке и направился в сторону автобусной станции – Встретимся возле касс.

Едва только остался позади рубеж последней пригородной деревни, за окном «рейсовика» стало действительно красиво. Шедший по горному пути автобус с правой стороны был защищен от неба с его жарящим солнцем высоченной, клубящейся темно-зеленой листвою, стеной из самых разных деревьев и трав, чей напор ограждала от асфальта дороги в местах стоянок и пресных источников каменная изгородь. Слева же, насколько хватало глаз, простиралась до дальних, словно у горизонта, черных горных тушь пестрящая на дне квадратами и ромбами виноградников, безмежная пропасть, выливавшаяся у подножия своего в долину ухоженных садов. Голова шла кругом от подобных грандиозных картин.

  Не прошло с того момента и пятидесяти минут, как путешественники – Леня, Верезин и примкнувшая к ним Лида Бойко, вытягивая шеи и выглядывая из-за чужих голов, увидели вдали ровное, однотонное, но с переливами белых прожилок пространство морской воды, соединявшей мыс окунувшегося в нее горного хребта с чистой пленкой неба, растворяясь в нем волшебным образом абсолютно незаметно и сливаясь в панораму невиданного божественного холста, на котором плавали нарисованные белой краской маленькие ватные облачка.

  «Пляж закрыт! Вход запрещен!» – табличка была написана от руки бардовой масляной краской. Толстые неровные буквы на ней очевидно выводились наспех не предназначенной для письма широковорсной кистью. С двух заглавных букв «П» и «В» вниз, к краю белого металлического прямоугольника стекали несколько тонких струек, напоминавших кровь. На свободных полях таблички приютилось приписанное черным маркером сообщение – « Рэп здох. Панки…» – и далее шло неразборчивое чередование не слитных иероглифов, разбираться в которых ни у кого не было времени и желания.

– Что случилось? – Васинцев окликнул проходившего мимо загоревшего под трубочиста старика – Почему закрыли пляж?

Старик пожал плечами и ответил что не знает, но что дальше, минутах в пятнадцати ходьбы, есть еще один пляж и там полно народу.

– Яблоку негде упасть. – заверил молодежь старик – Если вам не занимали места, можете поворачивать домой, примоститься там совершенно негде

– Куда катится Алушта? – Леня оглядел приунывшие лица своих спутников

– Предлагаю пойти и попытаться устроиться хоть как-нибудь – Верезин отвинтил крышку у бутылки и отхлебнул «дюшеса» – Не ехать же в самом деле назад. Как ты считаешь? – спросил он переводившую взгляд с одного на другого Лиду, которая в ответ пожала стройными, в меру округлыми, с бархатистой кожей плечами.

– Идем. – парень решительно зашагал в направлении, где по словам старика отдыхали, плескались в воде, загорали и наслаждались жизнью люди – Если все дело стало за местом, то в крайнем случае можно за него и заплатить. Должна же существовать на пляже хоть какая-то бронь.. Разгар сезона еще впереди.

– Да, но только мы вот не особо важные персоны – Верезин взял за руку Лиду и повел ее за собой – Или ты член профсоюза сторожей и у тебя есть по этой причине какие-нибудь льготы?

– Ничего подобного у меня нет, но попытаться все равно стоит.

– Я хочу пить – вставила Лида Бойко и улыбнулась безгрешно словно выточенными из жемчуга зубами – и чтобы было не сладкое.

– Я куплю тебе кубометр минералки – буркнул в ответ Васинцев, чувствуя как пот струится у него под рубашкой – только если мы наконец расположимся на песке и горизонтально вытянем ноги.