
Полная версия:
Последний писк полковника Зарубина. Иронический детектив
В это время вошел костоправ в узких продолговатых очках. Начальник отдела тут же попросил его: «Виталий, а Вы можете сейчас осмотреть одного нашего сотрудника? А то он на спину жалуется». «Впервые слышу, чтобы кто-то из моих сослуживцев жаловался на боль в спине» – с недоумением отметил я. Но в этот момент подполковник бросил выразительный взгляд именно в мою сторону. Ревнилов перехватил движение начальственных глаз и тут же шепотом скомандовал: «Раздевайся, старлей!» И не успел хозяин коттеджа произнести, что он не против того, чтобы произвести осмотр, как я уже стоял перед ним в одних трусах.
«А спина-то у вас, молодой человек, в идеальном состоянии, – сказал костоправ. – Ума не приложу, почему она у вас может болеть». Повисла неудобно пауза – сотрудники спецслужб поняли, что попали впросак. Я же чувствовал себя симулянтом. Забыв, что минуту назад я благодарил Бога за то, что мне, кажется, удалось избежать перспективы остаться в этом коттедже под видом больного, теперь я ощущал себя виноватым в том, что моя спина оказалась абсолютно здоровой. Я чувствовал, что подвел Платона Филипповича, подвел Ревнилова, подвел всех своих новых сослуживцев, с которыми мне предстояло работать, и поэтому хотел исправить ситуацию. Хотел, но не знал как. И вдруг у меня в голове всплыла строчка из шуточной песенки, во второй раз всплыла за это утро: «Одна нога у ней была короче…» «Гражданин Костоправ, – я почему-то вдруг официально обратился к хозяину дома. – А вы можете удлинить ногу?» Взгляды всех присутствовавших разом обратились в мою сторону. Я продолжал: «А то у моей подруги одна нога значительно короче другой». «На пять сантиметров могу удлинить, не больше» – со знанием дела сказал Виталий. «Ну, так я ее к вам приведу, ладно? И сам с ней побуду пока это… того… процесс лечения».
Я собственноручно поставил крест на перспективе наладить в ближайшие дни свою личную жизнь. Ответ костоправа лишь утвердил меня в этом: «Это долгий процесс – удлинить ногу. За один сеанс я не вылечу». «Ничего, пусть будет долгий, – охотно подхватил Платон Филиппович, который на лету понял мой замысел. – Лечите ее, как следует, Виталий. Мы все оплатим. А то, сами понимаете, пора парня женить, а у его избранницы одна нога короче другой. Безобразие! Такой брак – позор для всего нашего ведомства».
Виталий открыл, было, рот для того, чтобы выразить свое согласие, как в этот момент в каминный зал вошел высокий мужчина средних лет. Мало того, что он был одет «с иголочки», весь его уверенный вид, неторопливость движений говорили о том, что перед нами человек не только состоятельный, но и состоявшийся, состоявшийся именно как личность. «Ко мне пациент», – вырвалось из открытого рта костоправа. «Не смеем мешать» – сказал подполковник, поднимаясь из-за стола.
«Тащи сюда свою хромоногую невесту!» – насмешливо и в то же время тоном, не терпящим возражений, сказал мне Платон Филиппович, когда мы, покинув коттедж, рассаживались по машинам. «Да не невеста она мне вовсе. Я вообще не знаю, кто она такая…» – стал было оправдываться я, но подполковник меня прервал: «А вот это меня не касается». И, посмотрев в упор, спросил: «У тебя существует такая знакомая или ты все выдумал?» Я твердо ответил: «Да, существует». Подполковник одобрительно кивнул головой: «Чтобы сегодня к вечеру, в крайнем случае, завтра утром хромоногая девица была у врача или как там его… у хайропрактика. А ты чтобы был при ней и вел наблюдение за теми, кто приходит в коттедж. Поджидал эту,… особу с двумя бюстами. Понял?» Вместо того чтобы отчеканить: «Так точно!», я почему-то спросил: «А что делать, если она появится?» «Задержать!» – коротко ответил Гладилин. – «А попытается скрыться?» «Тогда… – подполковник на мгновение замялся, но тут же жестко заявил, – стрелять на поражение».
Я был ошарашен его ответом и, глупо улыбнувшись, сказал: «Жалко». В ответ Гладилин сверкнул глазами: «Жалко, говоришь. А ты что, хочешь разделить участь израильского агента?» Платон Филиппович указал сначала на простыню, под которой лежало обезображенное тело, а затем на скатерть, под которой покоились кисти рук и голова. – Исхак Цысарь по нашим данным сюда за ней приходил“. Я молчал. Подполковник переспросил: „Хочешь?“ Теперь я отчеканил: „Никак нет!“ „Вот то-то же, – бросил Платон Филиппович и обратился к Ревнилову: «Капитан, ты головой отвечаешь за то, чтобы нездоровая девица старшего лейтенанта Ведрина оказалась здесь на лечении». «Есть» – вытянулся в струну Ревнилов. Дверцы служебной машины подполковника захлопнулись, капитан обратил свой взор на меня: «Как ее звать эту крысу с разными по длине ногами, и где она живет?»
Я вдруг вспомнил, что даже не знаю, как зовут мою вчерашнюю знакомую. Знаю только, что она живет в Тарусе. Я отрапортовал: «Как зовут „крысу“ не знаю, знаю, что живет в Тарусе». «В Тарусу!» – скомандовал Ревнилов уже нашему водителю.
Наша «пятерка» свернула с бетонки на мост, пересекла его и направилась в сторону Тарусы. Я, молча, размышлял так: «Ехать искать эту подругу в чужой город, не зная ни фамилии, ни имени – геморрой. Легче найти в Москве. Но, поддавшись общему ритму, который задал начальник отдела, я решил до поры до времени не озвучивать эту мысль.
И вдруг «пятерка» заглохла. Водитель повернул ключ зажигания, стартер не откликнулся. Диса еще и еще раз подергал ключ зажигания – безрезультатно.
«А может, машину и заводить не надо – сказал водитель, – наверное, в ней бензин кончился».
«Не может быть, – возразил капитан. – Лампочка только один раз моргнула».
«Все может быть, – с каким-то удовлетворением ответил Диса. – В машине указатель уровня топлива сломан».
«Толкнем». Диса многозначительно кивнул, и мы с Ревниловым вылезли из машины. В нос врезался холодный воздух.
Мы хотя и с трудом, но откатили «пятерку» к обочине. Пока катили, Ревнилов материл машину» «Ё – моё! Почему ты нас везти не хочешь?»
Свежий холодный воздух благотворно подействовал на мой организм, и я, набравшись смелости, спросил своего непосредственного начальника: «А может, мы просто не туда едем?» Капитан Ревнилов удивленно вздернул брови. Я продолжал: «Зачем ехать искать эту хромоножку в Тарусу, не зная ни ее фамилии, ни даже имени?» «Что ты предлагаешь?» – спросил Ревнилов. Он, кажется, тоже окончательно пришел в себя, пока мы толкали машину. «Легче найти ее в Москве, – ответил я и развил свою мысль. – Она мне проговорилась: фирма, где она трудится, находится в пяти минутах ходьбы от того злачного заведения, где нам вчера «посчастливилось» встретиться. А еще она сказала, что дом – пятиэтажный, а в офисе висит придурковатая люстра, которую видно в окно снаружи. Она так и назвала люстру – «придурковатой».
«А что ты раньше молчал?» – возмутился Ревнилов. Я тут же нашел, что ответить: «Я молчал, потому что старшие по званию решили ехать в Тарусу».
Капитан мгновенно скомандовал: «В Москву!».
Дису оставили разбираться с машиной, а мы с Ревниловым пошли бодрым шагом к видневшейся вдали автобусной остановке и вскоре присоединились к уже собравшимся на ней местным жителям с авоськами. Старенький «Львов» солидно подъехал к остановке, внутри было свободно. Мы забрались на задние сидения. Мотор взревел. Пахнуло выхлопным газом. Автобус тронулся.
За билеты никто не платил – контроллер дремал на своей сумке, Ревнилов смотрел в окно. Шум двигателя слился в один гудящий звук, шальной ветер, врывавшийся в салон через сломанное окошко, приятно обдувал лицо. Капитан прикрыл глаза – видимо, хотел подремать. Я решил иначе воспользоваться возникшей паузой в сегодняшнем суматошном дне. Надо немедленно создать план выхода из кризиса, который царит в моей в личной жизни. А то в ней один мрак. С чего начать? И вдруг я вспомнил, как дней десять назад на этом фронте неожиданно прорисовалось одно светлое пятнышко. О нем подробней.
Когда меня перевели в новый отдел, то серьезного дела сразу не оказалось. В плане отдела числилось одно общественно-полезное мероприятие, которое следовало провести – работа с молодежью на предмет профессиональной ориентации, а конкретно, встреча с членами спортивной команды по хард-болу, организованной при одной из московских школ. Сотрудники отдела, занятые оперативной работой, временем для проведения подобных встреч не располагали, вот и поручили мне.
На этом мероприятии я и заметил ее. Девушка была точь в точь, как Дева Мария с полотна какого-нибудь испанского художника эпохи Возрождения. Черные, как воронье крыло, волосы струились по плечам, белоснежная кожа, на которой, как яблоко на снегу, лежал яркий румянец, и большие грустные глаза. Правда, эти глаза становились грустными лишь тогда, когда они смотрели не в мою сторону. А вот когда в мою!… Короче, если это юное существо смотрело на меня, то было видно, что она, во-первых, романтичная натура, а во-вторых, что она с первого взгляда влюбилась в такого матерого разведчика, как я. Сколько было восторга в этих выразительных зелено-карих глазах, сколько неподдельного интереса, а, главное, сколько переживания за то, сумею ли я понравиться ее товарищам по хард-болу. Она шикала на своих друзей, если кто-то из них вдруг начинал болтать, и даже стукнула одного парня по голове тетрадью, когда тот ответил на звонок по мобильному телефону.
Я же, как умел, рассказывал, с какими трудностями придется столкнуться молодым людям, если они решат стать сотрудниками спецслужб, сколько сил и мужества потребует от них эта профессия, а сам думал лишь об одном, каким бы способом мне заполучить телефон этой красавицы. И придумал. В завершение мероприятия я обратился к аудитории: «Друзья! Я надеюсь, что эта наша встреча – не последняя. Нам нельзя терять друг друга из вида. Через кого мы будем поддерживать контакт?» На последней фразе я направил глаза не на кого-нибудь, а на ту, что так походила на Пречистую Деву Марию. Девушка вся просияла от восторга и стремительно подняла руку вверх: «Через меня!» И не успел я ответить согласием, как она продиктовала номер своего мобильного телефона и добавила: «Галя Лейкутович. Одиннадцатый класс А.» Я тут же внес эту информацию в свой мобильник, но позвонить – напомнить о себе, не было повода.
Перед глазами снова все поплыло… Но перед тем, как погрузиться в дремоту, я поклялся себе, что начну наводить порядок в своей личной жизни с того, что наберу номер телефона именно той девушки, которая так похожа на Пречистую Деву Марию.
Гудение двигателя и свист ветра превратились в сильный прибрежный бриз. Я осознавал, что это сон. Вокруг был раскаленный песок. Он, поднятый ветром с барханов, колол лицо. Вдоль берега носился агент Моссад Исхак Цисарь с отрубленной головой, которую он держал подмышкой. Голова развлекала его задорной песней. Она пела «Хава Нагилу» – единственную еврейскую песню, которую я знал. Правда, голова то и дело падала на песок, но агент поднимал ее, отряхивал и заставлял петь снова.
Мне порядком надоел этот Исхак со своей головой, и я решил глянуть «сколько там набежало». Но на левой руке вместо часов оказался компас. Компас показывал, как всегда – на север. «Что ж на север, так на север!» – подумал я, встал, отряхнулся от песка и сделал шаг. За первым же барханом ноги в песке завязли по колено. Кто бы смог мне помочь? – промелькнуло в голове. Я обернулся: безголовый Исхак был уже далеко. На его помощь нельзя было рассчитывать. И в этот момент кто-то положил мне руку на плечо и тихий голос сказал: «Попался, голубчик!»
От неожиданности я вздрогнул и открыл глаза.
«Что, какая остановка?» – машинально произнес я.
«Конечная» – ответил кто-то, снимая руку с моего плеча. Я поднял глаза: передо мной и Ревниловым стояла кондукторша.
– Где вы сели, мальчики?
– На предыдущей остановке». – ответил Ревнилов, вставая и обходя кондуктора. Я последовал примеру своего начальника. Женщина пообещала нас запомнить и ушла восвояси.
Спросонья я понимал одно: все происходящее, обезглавленный Исхак Цисарь, тот, что найден около коттеджа костоправа, и тот, что только что бегал по барханам, хромоножка без бюста, женщина, но уже с двумя бюстами и эта кондукторша – все это продолжение какого-то кошмарного сновидения, которое началось еще вчера в злачном заведении и упорно не желает заканчиваться.
Поэтому, когда в кармане Ревнилова зазвонил мобильный и Платон Филиппович сообщил моему начальнику, что возле коттеджа Виталия обнаружили еще один труп теперь с отстреленной верхней частью черепа, я воспринял это едва ли не как должное. Кошмар – так кошмар! Что поделаешь? И вдруг, словно ушат холодной воды вылился мне на голову – меня отрезвило: «Стоп! Ведь именно мне предстоит дежурить в коттедже костоправа, возле которого то и дело убивают людей. Вот тебе бабушка и Юрьев день! Наладил, называется, свою личную жизнь. Тут как бы вообще не лишиться жизни. Не будет тебе, Антон, ни Пречистой Девы, не будет вообще никого, даже хромоножки… И вдруг при мысли о хромоножке у меня отлегло от сердца: «Мое дежурство в злополучном коттедже состоится лишь в том случае, если капитан Ревнилов эту хромоножку найдет. А он ее и искать не будет, потому что после полученной сейчас информации, я уверен, он немедленно сорвется назад в Чириково.
Но, к моему удивлению, Ревнилов вместо того, чтобы опять мчаться в Чириково, поднял по тревоге все молодое пополнение. «Желторотикам» было дано задание – заглядывать в окна пятиэтажек – искать «придурковатую» люстру. Радиус поиска был обозначен – один километр от того злополучного не то ресторана, не то кафе, где мы гуляли вчера.
На меня навалилось нервозное состояние ожидания. Дало знать о себе и состояние похмелья. Я подумал: «Старшие по званию привели организм в порядок – теперь моя очередь». Я прямо так и сказал Ревнилову. В ответ он с пониманием кивнул головой: «Только находись поблизости. Как только мы ее найдем, я тебе позвоню, и ты отправляешься с ней к костоправу». «Черта с два ты ее найдешь!» – злорадно подумал я и зашел в первый же попавшийся бар, заказал сто грамм водки, приготовился пить и сидеть здесь долго. По крайней мере, отдохнуть я успею. – Ну, что это за ориентировка – «придурковатая» люстра». Я поднес рюмку к губам, не стал пить одним глотком, а лишь немного отпил. В груди стало тепло, а в голове просветлело. Я решил воспользоваться состоянием ясности своего ума для того, чтобы прочно удерживать нить происходящих событий в своих руках.
Итак, я только что убедился еще раз, что трупы вокруг коттеджа костоправа меньше интересуют мое начальство, чем эта необычная дама. В Чириково только что кому-то отстрелили верхнюю часть черепа, а Ревнилов – главная рабочая лошадь нашего отдела остался в Москве искать вчерашнюю хромоножку для того, чтобы вместе с ней немедленно отправить меня наблюдать за тем, что происходит в доме у костоправа – ждать, когда в нем появится эта необычная женщина. Получается: если какой-то маньяк расстреляет, а затем расчленит всю деревню Чириково – спецслужбам все равно, главное, – не упустить эту даму, а то и замочить ее в случае попытки к бегству… Интересно, чем она им насолила? Впрочем меня это не касается – хромоножку они не найдут, а, значит, я остаюсь в Москве. Остаюсь и первым долгом звоню той очаровательной девушке с лицом Пречистой Девы. Я обрадовался открывшейся перспективе и поднес к губам свою рюмку. Но в этот момент раздался звонок Ревнилова на мобильный. «Нашли!» Я выругался, без всякого удовольствия допил свои сто грамм и побежал по названному адресу. На бегу я думал: «А ведь не зря Платон Филиппович называет моего начальника „пес-ищейка“! От такого и впрямь не уйдешь!»
У подъезда пятиэтажного офисного здания уже стоял капитан с букетом недорогих цветов. «Это твоей… – капитан стал подыскивать подходящее выражение для той, кому предназначались цветы, но так и не нашел, поэтому молча сунул букет мне в руки и, чтобы как-то подбодрить, похлопал по плечу. – Этаж третий, офис триста двенадцать. Я уже заглядывал. Это она». Мне вслед он бросил: «А люстра у них и впрямь придурковатая».
Глава 2. Её звали Владипутя
Поднимаясь по лестнице на третий этаж, я опять с досадой подумал: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Вместо чудесной перспективы встретиться с красавицей Галей Лейкутович я теперь буду торчать в коттедже костоправа с этой ошибкой природы может неделю, а может и не один месяц, а может вообще окончу там свои дни, так больше не увидев Галю. Интересно, за что же жизнь опять несправедлива ко мне?»
Глаза моей вчерашней знакомой стали квадратными от удивления, когда я предстал перед ней, да еще с букетом цветов. «Как ты меня нашел? – забормотала она. – А „веник“ что, тоже мне?» Оставалось только кивать головой и глупо улыбаться: «Захотел и нашел, а „веник“ – тебе». «А что сегодня будем делать? – спросила „красавица“, когда опомнилась и поставила цветы в вазу. – Ведь ты же, надеюсь, сейчас не уйдешь?» «Поедем к одному моему приятелю» – без хитросплетений выпалил я. Честное слово, я не знал, как разговаривать с этим существом, не будучи в состоянии сильнейшего опьянения. «Сейчас! Прямо так и к приятелю!» – возмущенно воскликнула та, что стояла напротив. Но тут же спохватилась, что переусердствовала и сменила тон: «Ты уж поуговаривай меня, своди куда-нибудь, угости. Сделай так, чтобы у меня голова пошла кругом! А потом уж будем говорить насчет приятеля,… а может, и не будем». Я понял, что теперь настал ее час – станет выделываться. Сколько лет она, бедолага, ждала этого часа? Наверное, всю жизнь. Теперь за годы томительного ожидания она отыграется на мне. Вот не хватало! Послать бы ее по матушке. Я уже было, подобрав пару слов, открыл рот, но вспомнил, что в настоящий момент я нахожусь не на свидании, а на задании, поэтому приготовился терпеть всё.
Но первая же произнесенная девушкой фраза выбила меня из равновесия, которое я обрел таким трудом. «Схиляем по Тверской, как вчера» – предложила она и решительно направилась к выходу. Меня как кипятком ошпарило. «Нет!» – вскрикнул я и инстинктивно перекрыл телом дверь. «В чем дело?» – удивленно взметнула брови «красавица». «Я тебя тут дворами проведу, улочками-закоулочками, – на ходу стал придумывать я. – В московских двориках, в них есть такая поэзия!» «Я не хочу поэзию, – капризно надула губы девушка. – Я хочу схилять по „Бродвею“, и не одна, а с тобой». «Ну, понимаешь, – я перешел на конструктивный лад, – кабак, в который я хочу тебя сводить, находится в другой стороне, туда по „Бродвею“ не схилять». «А кабак клёвый или отстой?» – спросила девушка, не переставая дуться. «Сама ты – отстой!» – невольно сорвалось у меня. Я подумал, что в следующую минуту преподнесенный «веник» полетит мне в голову, но в ответ услышал: «Какая есть. Пошли».
Я, конечно, не знал поблизости никакого «клёвого кабака» и просто вел наугад свою спутницу, вел подальше от залитой неоновым светом центральной улицы города. Я шел и надеялся, что случайно наткнусь на какое-нибудь заведение, где можно перекусить, а главное, выпить. Я понимал, что моей спутнице нужно как следует налить, чтобы у нее, по ее же словам, «голова пошла кругом», потом ее можно будет беспрепятственно доставить в коттедж костоправа. Короче, мы уже полчаса шли, куда глаза глядят. «Ну, где он, твой кабак? – вдруг закапризничала спутница. – Еще квартал пройду, потом сяду на асфальт и буду сидеть, сидеть и выть, как собака!» – грозно добавила она. Чтобы как-то отвлечь девушку от ее коварного замысла я решил завести разговор. «Послушай, – сказал я, – а ведь мы даже не представились друг другу. Меня зовут Антон. А как зовут тебя?» «Владипутя» – ответила девушка. «Как? Как?» – удивленно переспросил я. «Вла-ди-пу-тя» – по слогам повторила моя спутница. «Господи! – не удержался я. – Кого же это угораздило тебя так назвать?» «О, это отдельная история», – усмехнулась собеседница, видимо, не желая вдаваться в подробности. Но о чем мне еще говорить с этой ошибкой природы? Я вдруг вспомнил, что в моем ведомстве на занятиях по психологии нас учили: чтобы разговорить незнакомого человека, надо расспрашивать его о нем самом. Я изобразил на лице живейший интерес к теме и произнес: «Умоляю тебя, расскажи! Для меня это очень важно!» Девушка недоверчиво взглянула на меня, но рассказ начала.
«Родители назвали меня Мариной. Но я, как видишь, не совсем вышла лицом, ногами, да, вот и еще кое-чего нет. (Девушка указала взглядом на то место, где у нее должна была быть грудь.) И вдруг я прочла в одной книге: для того, чтобы из «гадкого утенка» превратиться в красавца-лебедя, надо назваться именем какого-то очень красивого человека. Я подумала: какого? И вспомнила, что была такая актриса – Марина Влади, Высоцкого, кажется, жена. Красивая – сил нет. Вот я решила: стану-ка я не Мариной Прыщугиной, а Мариной Влади. А потом глядишь и внешность исправиться. Пришла в ЗАГС и говорю: «Хочу фамилию себе сменить». «На какую?» – спрашивает меня их чиновник, такой старый дядечька. Отвечаю: «Влади». «Будешь Мариной Влади, – говорит чиновник и кривится. – Это не современно. Это позавчерашний день. Молодежь и не знает, что она за птица». Я чуть не расплакалась. «А что делать?» Чиновник вошел в мое положение: «Уж если менять фамилию, то надо подобрать что-то актуальней, ближе к сегодняшнему дню». «Какую?» – пожала плечами я. Дядечка стал озираться по сторонам. А на стене как раз портрет Путина висел. Смотрит чиновник на Путина и молчит. А я уже чувствую, куда он будет клонить. Но мне так жалко с фамилией Влади расставаться, – сжилась с ней уже. Я возьми да и предложи: «А давайте у меня будет двойная фамилия: я буду Марина Влади-Путина.» Чиновник засуетился, видно, что ему идея понравилась. «А что, и красиво, а главное, что актуально: Марина Влади тире Путина». Затем подумал и говорит: «Нет, у меня лучше идея есть в традициях, так сказать, нашей державы. Тебе, дочка, надо не фамилию менять, а имя. Фамилия пусть у тебя остается Прыщугина, а имя мы тебе дадим – Владипутя». Дядечька пододвинулся ко мне поближе и на шепот перешел: «Владипутя – это будто от сокращения Владимир Путин. А что, в лихие времена были и Владилены – сокращенно от Владимир Ленин, были Истали – сокращенно от Иосиф Сталин и даже Даздрапермы были…» А тут такая хохма вышла. Сейчас расскажу. Я последнее имя не разобрала да с испугу как заору на старика: «Какой еще тебе спермы?!» Подумала, он сейчас примется ко мне приставать. А старичок хохочет: «Да не будет, девушка, никакой спермы. Даздраперма – это имя, образованное от сокращения лозунга «Да здравствует первое мая!» Я сама рассмеялась: действительно, причем тут сперма? А дедок к самому моему уху свой рот приблизил и шепчет: «Я уже не молодой человек, многое в этой жизни видел. Поверьте: если однажды в нашей стране были Владилены, то будут и Владипути.»
Я подумала: «А что плохого в имени Владипутя? Ну, пусть не стану красивая, как Марина Влади, а зато может меня президентом выберут, как Путина».
Я посмотрел на рассказчицу, представил ее президентом, представил ее портреты на каждом углу, и от этой мысли меня передернуло. Владипутя словно прочла мою мысль. «Нет, президентом мне, конечно, не стать, – оценила свои возможности девушка. – А вот все равно хочется сделать что-то великое, например, спасти Отечество». «От чего спасти?» – переспросил я, удивленный и таким признанием, и тем, что сегодня уже во второй раз заходит речь о спасении державы. «Да я сама не знаю от чего, – замялась Владипутя. – Неужели же все так хорошо, что и спасать не от чего?» Я растерянно пожал плечами.
В кафе Владипутя кинула как за себя два раза по сто грамм водки, попросив положить на дно каждой рюмки пару маслин (перепутала с «Мартини»), а затем, когда видимо «голова пошла кругом», спросила: «Ну, кто он, твой друг, к которому мы сейчас едем? Рассказывай». Я стал было говорить, что мой друг – костоправ, что он берется удлинить ей ту ногу, которая короче… Девушка вдруг прервала меня? «А грудь он мне сможет нарастить? Мужики-то руками под кофтой шарят, грудь хотят найти. А груди-то и нет. Смешно, правда?» Владипутя залилась таким неуемным смехом, что если бы я ее не удержал, она бы свалилась под стол.
Такая подруга была у меня впервые. После прежних изысканных утонченных дам я, честное слово, растерялся – не знал, как себя вести. Если бы я был не на задании, а на свидании, то бежал бы от этой Владипути со всех ног, бежал бы так, чтобы не смогла она меня ни догнать, ни разыскать где-либо!
Несмотря на очень поздний час, хозяин коттеджа встретил нас радушно. Увидев девушку, пусть и не очень привлекательную, он, как настоящий джентльмен, стал подыскивать тему разговора, близкую именно молодой женщине: «А хотите, я вам своих котят покажу – четыре котика и одна кошечка. И мама у них такая замечательная – не отходит ни на шаг. Котята играют, а она лежит рядом. Я, знаете, когда на них смотрю, думаю: «Вот так выглядит картина семейного рая: счастливые дети играют на траве, а за ними зорко смотрит заботливая ласковая мать. А главное, что и дети и мать – сытые». «Да, у нашего папика не проголодаешься, – вмешалась в разговор вышедшая на голоса жена костоправа, еду этому зверью он возит багажниками». «А моя бабушка в Тарусе уж очень ловко кошкам головы рубит, – постаралась попасть в тему Владипутя. – Положит кошечку на поленце, левой рукой ее держит, а в правой руке топор. Кошка-то сначала вырывается, а бабушка давай ей топором спинку гладить, да почесывать. Кошка-то это любит, расслабляется, заурчит, вся вытянется. А бабушка ей, аккурат, по шее топором. Раз! – и кошки нет».