Непал для братвы

– Да, стареют гусары! – заметил начитанный Ту-лип. – Нет бы как раньше, в семь утра проснулись и сразу приключений искать на чужие задницы, а тут спим, как сурки, и ничего полезного не сделали.

– Как не сделали? – удивился Ортопед. – Мы же большое дело делаем – выполняем приказ Антона, а без настоящей работы как-то даже больше устаешь, да и марку держать надо. Видишь, головы мы уже успели задурить, так что придется в этом ключе работать. Жаль, Дини нет. Он бы тут нам такого навыдумывал!

– Ну, за этим дело не станет, – предложил Комби-жирик, изучивший, видимо, путеводитель, – давайте так: сначала поблизости от нас есть пара дворцов Сингха Дар-бар и Сваямбхунатх – вот с них и начнем – глянем, как тут их правители жили. Потом вернемся, перекусим и рванем в храм обезьян, это вроде совмещенного дворца и зоопарка, только все в развале, кроме тех мест, где их монахи живут, а будет желание, так рядом несколько забегаловок есть и деревня, где всякие сувениры делают. Вечером спокойно у себя посидим.

– Я не понял, – потребовал разъяснений непосвященный в тонкости индуистской религии Ортопед, – кто там главнее – монахи или ихние обезьяны? Они что, всерьез им жрачку подают и дерьмо за ними убирают?

Михаил твердо усвоил, что человек (к каковому типу существ, бесспорно, принадлежали братаны) – это венец творения и вообще, дальше ехать некуда, а тут какие-то поганые мартышки. Непорядок!

– Я тоже тут не совсем врубаюсь, – согласился Комбижирик, – у них такое редположение есть, что после смерти их душа переселяется в кого угодно, хоть в улитку, хоть в клопа, хоть в обезьяну. А последняя вроде по рангу выше, вот и думают, что это, может, кто из родственников по веткам скачет, надо и покормить и все прочее. Поэтому они не очень-то и мясо едят, вроде людоедство получается. А может, у них с мясным всегда натужно было, вот и придумали объяснение для народа, как у нас, когда с мясцом имелись проблемы, то Хрущев и его кодла по радио и в газетах верещали, как все это вредно. А сами, наверное, наворачивали буженину да сервелатики за закрытыми дверями. Отец мне рассказывал, да и многие это помнят и сейчас.

– Вообще-то здравая мысль у этих монахов есть, – дополнил Телепуз, – когда проводили воспитательную работу среди барыг, то полное впечатление, будто с хомяками или американскими вонючками-скунсами находишься. Только и смотрят, как бы заглотнуть побольше и тебе в карман нагадить. А что за базар отвечать надо, так это для них каждый раз, как в первый.

– Ну все, поехали, – заключил Стоматолог, и все дружно пошли в автобус.

В сопровождение им выделили китайца-переводчика, который встречал их на аэродроме, и какого-то чиновника из спорткомитета, дабы он мог помочь ликвидировать мелкие недоразумения, ежели они возникнут.

В дороге Ортопед через переводчика все пытался выяснить у чиновника, где в Непале самые богатые храмы, сколько на крышах золота и драгоценностей. Чиновник, видимо, бывший не совсем в курсе дела, вяло отбрехивался, ссылаясь на свое незнание и объясняя, что вообще-то об этом никто точно поведать не может, поскольку украшения и переделки храмов идут постоянно за счет помощи паломников. Но на дворцах, как он где-то слышал, лежат бронзовые позолоченные (правда, толстым слоем) листы. А драгоценные камни – это тоже пожертвования, не обработанные, и трудно сказать, алмаз это или просто горный хрусталь. Зато в буддийских храмах – там побогаче будет. Стас пожалел, что в Питере он не собрал более конкретную информацию, где и что лежит, и решил в случае чего просто действовать по обстоятельствам.

Дворцы на братанов особого впечатления не произвели.

– Во-первых, выглядели они довольно маленькими по сравнению даже с их коттеджами – просто многочисленные помещения, заставленные, с точки зрения братков, всякой однообразной рухлядью; во-вторых, какие-то игрушечные размеры всего этого создавали впечатление, что все это делалось для недоразвитых подростков. Особенно жалко выглядело оружие, которое не шло ни в какое сравнение, например, с рыцарскими мечами, виденными в Европе или древнерусскими (славянскими), знакомыми многим в Питере, притом что дома у большинства братков на стенках висели всякие экзотические игрушки, привезенные со всех концов земного шара.

– Наверное, мяса мало ели, – продолжил утреннюю тему Телепуз, – а когда островитяне (Телепуз тоже почему то недолюбливал англичан; правда, они ему отвечали взаимностью, закрыв визу) тут их прибрали к рукам, так, наверное, последние куски из горла выдирать стали!

Все дружно согласились.

После вполне приличного обеда и двухчасового отдыха все сели в тот же автобус и направились на север в пригородную зону, где и располагался упоминаемый во всех путеводителях храм обезьян.

По дороге отвлеклись ненадолго, дабы осмотреть храм спящего Будды; там как раз проходила какая-то церемония. На площадке перед весьма крупной каменной статуей лежащего мужика под весьма однообразную музыку исполнялся танец типа хоровода, откормленные жрецы в оранжевых накидках били в барабаны, посыпали статую лепестками цветов, обкуривали дымом из чего-то вроде кадильниц и как бы пытались его то ли напоить, то ли накормить.

– Зря они это делают, – прокомментировал наблюдавший внимательно за их действиями Тулип. – Если они все время так ему спать мешают, то он и встать ведь может, да всем им мозги вправить, чтобы не мельтешили. Вон как у нас в церкви – никакого панибратства. Ежели ты святой,так отношение должно быть соответствующее – уважительное, а хочешь плясать – иди на ярмарку или куда еще…

Храм обезьян выглядел довольно внушительно и располагался в конце весьма широкой, мощеной крупными камнями дороги. По сторонам стояли какие-то полуразрушенные (или специально так сделанные) стены, за которыми росли высокие деревья, обвитые лианами. Посетителей и монахов было довольно много, но еще больше было, конечно, обезьян. Они висели на ветках, сидели на стенах и, путаясь в ногах посетителей, бегали по дороге. Монахи делали свой небольшой бизнес, продавая всякую всячину для кормления этих животных, а также сувениры в виде фигурок из дерева и камня. Громов заранее снабдил братанов местной валютой, объяснив ее примерный курс по отношению к доллару и принятые здесь правила торговли; как на любом восточном базаре, здесь всегда следовало играть на понижение.

Такая система браткам была близка и понятна.

Правда, и здесь была внесена некоторая рационализация. Так, для экономии времени, после первого сравнения цены покупателя и продавца последний изымался из-за своей лавочки за шиворот или за то, во что он был одет или завернут, а вторая рука покупателя складывалась в очень впечатляющий волосатый кулак, медленно поворачиваемый перед носом визави. Параллельно следовал вопрос: «Так будешь снижать, а?..»

Продавец обычно мгновенно прислушивался к вежливой просьбе, понимая, что другого варианта нет. Тем более что цена снижалась не более чем в два раза от запрошенной; схожий результат, по любому, был бы достигнут в итоге пятнадцатиминутной дискуссии, на что, естественно, у братков времени не было.

Клюгенштейн присмотрел весьма понравившуюся ему фигурку обезьяны, которая, по его мнению, могла бы украсить интерьер дома, но торговец, по глазам Аркадия понявший, что без этой вещи тот не уйдет, заломил совершенно несусветную цену – что-то вроде тридцати баксов. Возмущенный такой наглостью, Глюк решил применить меры морального убеждения, левой рукой взял торговца за что-то в районе спины и приподнял его так, что ноги у того болтались в метре от земли; правую же руку он только еще собирался сложить в кулак, как случилось непредвиденное. Для совершения маневра Глюку пришлось поставить на каменный парапет початую литровую бутылку текилы, которую он уважал, делая глоточек-другой для поддержания душевного равновесия. Но не минуло и пары секунд, как какая-то наглая макака или еще там кто-то, черт их разберет, ухватила сей предмет в передние лапы и, как заправский бомж, бросилась наутек. Не ожидавший подобного подвоха, Глюк взревел так, что стоявшая рядом излишне нервная европейская туристка присела и описалась; потом он опустил торговца на землю и рванулся за похитительницей. В своем мохнатом коричневом свитере, вопя и размахивая руками, Глюк был практически неотличим от разъяренной гориллы, если бы не короткая стрижка на его шишковатой голове и орлиный нос, что все-таки выдавало его принадлежность к роду человеческому.

Надо было отдать справедливость обслуге храма!

Буквально через несколько секунд появилась куча то ли полицейских, то ли охранников, которые показывали пальцами на знаки, запрещающие пугать обезьян и заходить за каменный барьер, и попытались сами туда проскочить, чтобы навести то, что, по их мнению, можно было бы назвать порядком.

Но не тут-то было!

Профессионально сориентированные братки быстро организовали цепь, не позволяющую обслуге появиться в зоне действия Глюка. Опасались, конечно же, не за него, а за то, что, приняв обслугу за еще одну стаю наглых мартышек, он мог поразбросать их по деревьям, лазать по которым они, вероятнее всего, приучены не были. Попытки помахать палками привели лишь к тому, что, окружив основную массу стражей порядка, их плотно скомпоновали в каком-то тупичке, а бамбуковые палки отобрали и выбросили. Нескольким непонятливым отпустили по хорошему щелбану, что послужило весьма впечатляющим примером.

Между тем обезьяна-ворюга совершила несколько необдуманный маневр. Держа одной лапой бутылку, она взобралась на пальму и теперь, видимо, намеревалась перебраться по лиане в более безопасное место. Но не тут-то было! Глюк, совершенно озверевший от совершившейся несправедливости, рванул эту самую лиану так, что трех лап и хвоста обезьяне оказалось мало, чтобы удержаться. Посему она полетела вниз, отпустив бутылку. В изящном акробатическом прыжке Глюк перехватил бутылку в воздухе, одновременно умудрившись дать знатного пенделя зарвавшейся зверюге. Обезьяна перекувыркнулась несколько раз и, опережая звук собственного визга, куда-то свинтила. Ее разумному примеру последовали все обезьяны в радиусе ста метров.

Так что отныне храму можно было бы дать и другое название!

Братки бешено зааплодировали, восхищаясь силой и ловкостью Глюка, который сначала неторопливо отвинтил пробку, сделал пару хороших глотков, а потом усталый, но довольный пошел к своим. Обслугу из окружения выпустили, тем более что они поняли бесполезность каких-либо своих действий и полезли в кусты искать свои палки. Однако когда братки оживленно обсуждали происшедшее, вспоминая схожий подвиг, совершенный Глюком в Петербургском зоопарке, когда подобную операцию по умыканию пузырька попытался провести с ним белый медведь, к ним мелкой рысцой приблизился толстенький монах, весь обвешенный какими-то ожерельями и в сопровождении нескольких молодых служек, полицейских и двух гражданских, оказавшихся адвокатом и переводчиком. Толстячок, вопреки представлению о невозмутимости сиих религиозных деятелей, махал руками, подскакивал, закатывал глазки. Переводчик на английском переводил его сумбурную речь о том, что на территории храма обижать обезьян является кощунством и уголовно наказуемым преступлением, что сейчас всех арестуют и посадят в подземную тюрьму, если до этого их не разорвут в клочья праведные паломники, и так далее.

– А не побросать ли нам их всех туда, к обезья-нам,а храм к чертям собачьим разнести по камешкам? – спросил потерявший терпение Телепуз.

Братки стали привычно строиться в боевой порядок, прикидывая, как действовать дальше и какое оружие, вроде каменных столбиков и плит, применить. Молчавший переводчик что-то быстро сказал толстячку, тот на мгновенье задумался, оценивающе взглянул на братков и понял, что в этой ситуации, пожалуй, явно неадекватен он, почему тут же прекратил представление, вздохнул, улыбнулся и быстро что-то затараторил, делая успокаивающие жесты. Его переводчик, к изумлению братков, весьма начал бойко переводить его тарабарщину на вполне приличный русский язык:

Его высочество настоятель храма Сингх-Бхан-Нариман-Дэви-Рами Одиннадцатый не совсем правильно был информирован о произошедшем. Уважаемые гости (тут и переводчик сделал несколько быстрых поклонов) могли и не знать тонкости поведения в храме и случайно нарушили некоторые из них. Поэтому он просит извинения за излишне эмоциональную речь. Однако уважаемыми гостями все-таки было совершено некоторое нарушение порядка, слегка подпорчен газон, и теперь монахам придется ходатайствовать перед богом обезьян Хануманом о снисхождении за обиду опекаемых им здешних обитателей. Поэтому настоятель просит войти в его очень сложное положение и по возможности пожертвовать храму какую-нибудь малость, дабы это дело благополучно разрешилось. Иначе Хануман может лишить благосклонности, как сам храм, так и уважаемых русских гостей, чего очень не хотелось бы…

– Так бы сразу и сказал, – ответил въехавший в ситуацию Глюк, – что, мол, за базар надо отвечать. Так я же не против, тем более что и в самом деле потоптал маленько газончик и этой хвостатой заразе дал урок правильного ведения дел.

Он вытащил, не глядя, три или четыре бакинских стольника, протянул настоятелю.

– Этого хватит, надеюсь, батя?

Настоятель осторожно взял деньги, которые тут же исчезли где-то в складках его накидки, несколько раз кивнул, что-то сказал переводчику.

– Его высочество настоятель храма Сингх-Бхан-Нариман-Дэви-Рами Одиннадцатый благодарен за понимание наших проблем и заверяет уважаемого русского, что будет молиться за то, чтобы удача сопутствовала вам всем в нашем гостеприимном Непале!

Вся группа закивала головами и быстренько ретировалась.

Братки собирались было пройти вперед, когда Глюка кто-то осторожно дернул за рукав. Это был недотрясенный торговец. В одной руке он держал понравившуюся Глюку скульптуру, а другой рукой, лицом и всеми прочими частями тела показывал полное согласие с любым мнением уважаемого клиента по поводу цены. Поскольку принципиально в споре победил Глюк, он мелочиться не стал, дал тридцать баксов торговцу, ласково похлопал его по плечу, отчего последний едва устоял на ногах, сказал: «Гуд бай, чилдрен!» и присоединился к остальным.

Немного побродив, братки отметили, что, видимо, напуганные разыгравшейся сценой, трусливые хвостатые при их приближении подхватывали своих малышей и старались держаться подальше, считая, что лучше оказаться без подачки, чем получить на орехи, как их незадачливая товарка.

– Уважают, – заметил Михаил, – всегда вот так: пока по заднице хорошенько не врежешь, до мозгов не доходит. Прямо как у людей!

Все с этим мнением согласились.

Стало как-то скучно, все уж очень похоже – что у нас в России, что здесь в Непале, поэтому все вскоре вернулись к автобусу и поехали «домой».

На обратном пути братки решили, что это небольшое приключение следует отметить товарищеским ужином.

* * *

Вечером, переодевшись и освежившись, они заняли один из столиков, как бы закрепленных уже за ними в ресторане «Гималаи», продиктовали желаемый набор блюд, пользуясь весьма обширными познаниями в этом вопросе своего переводчика-китайца, оказавшегося весьма смышленым и расторопным малым. Россия в таких случаях всегда оказывает благотворное влияние.

Их тренер, куратор и администратор в одном лице – Борис Громов сообщил, что уже договорился о дальнейшей программе их пребывания. На завтрашний день запланировано посещение нескольких памятников и парков в окрестностях столицы, осмотр храмов Кантамадан, построенного всего лишь из одного дерева и по легенде давшего наименование столице, и храма Кумари-Бахан, где живет девочка, являющаяся живым воплощением одной из богинь. Наиболее же интересным предполагается поход на самый большой рынок сувениров и подарков, расположенный неподалеку.

Сначала предполагалось посетить только рынок, но по некоторому размышлению и дискуссии вспомнили совет Антона (а это воспринималось как указание): по возможности посмотреть всякие экзотические места, так как при строительстве их Нью-Гатчины любые нестандартные решения могли пригодиться, тем более что предполагалось создать нечто вроде музея редкостей со всего мира при Международном центре по игре в го, чтобы приезжий из любой страны чувствовал себя как дома.

В это время на противоположном конце зала расположилась шумная компания человек из восьми, судя по разговору, немцев. Сначала сидевший спиной к залу Мизинчик не реагировал, потом начал ерзать и хмурить брови, пытаясь что-то вспомнить, а, в конце концов, повернулся со стулом, некоторое время напряженно разглядывал вошедших и с возгласом: «Во, блин! Кого я вижу! Елы-палы! Нет, это надо же!» вскочил и направился к их столу. Компания затихла и с интересом стала ждать, что же будет дальше. От стола отвалил здоровенный, под два метра, весь в веснушках, рыжий бугай и с воплем: «Павел! Ну не ожидал! Просто не верю!» бросился к Мизинчику. Они встретились на нейтральной почве, чудом не сбив пару столиков и официанта с подносом, схватили друг друга в объятия и с наслаждением начали стучать друг друга по спине, издавая отрывочные крики типа «Ша!», «Зиги!», «Нуты даешь!», «Mein Gott!», «Сколько лет! и так далее. Немцы тоже притихли и вопросительно глядели на происходящее. Наконец сумбурные объятия и крики закончились, рыжий что-то сказал своей компании, те заулыбались и закивали головами.

– Пойдем, я познакомлю тебя с нашими пацанами, раздухарился Мизинчик, – ведь сколько уже лет не виделись, почти совсем забыли друг друга и на тебе, встретились.

Рыжий попытался было что-то еще своим сказать, но Паша Кузьмичев схватил его за плечи и потащил к своим, правда, тот особо и не сопротивлялся. Видя такое, Ком-бижирик поставил еще один стул рядом с Пашиным и приготовился не отпускать гостя, ежели он вдруг начнет кобениться.

– Братцы! – Паша сиял. – Познакомьтесь! Это мой хороший друг – Зигфрид Арендт, мы вместе в Политехнике начинали, он там историю науки изучал, еще когда ГДР была. Но парень по всем параметрам наш – вместе в команде были сборной. Ни в чем не отставал и работал мы его научили пить из горла, все пучком. Правда, Зиги?

– Ты меня просто каким-то идеальным представляешь, – без акцента, но очень уж правильно заговорил Пашин друг, – я ведь в Союзе и учился, и аспирантуру кончал. С очень большим удовольствием. Жаль, конечно, что все так нелепо развалилось. У нас ведь тоже эйфория была – свобода, панимаш (это он произнес с интонациями Бориса Николаевича Ельцина), а уже пятнадцать лет все притереться с фээргэшниками не можем. Нуда ладно. Я слышал, что тут русская параолимпийская команда, хотел пообщаться.

– Так это мы и есть, – радостно сообщил Паша, – садись, Зиги (тот послушно сел), давай примем за встречу!

Разлили по бокалам, все встали, торжественно чокнулись и сосредоточенно выпили.

– А ты-то как здесь оказался? – спросил Паша.

– У нас, на востоке Германии, – объяснил Арендт, – никак мы приспособиться не можем к новым правилам жизни, все-таки сорок лет свою систему строили. Немцы – народ дисциплинированный, что скажут, то и делаем. А тут вдруг все наоборот надо. Я тоже пару лет без работы был, все мне тыкали союзом немецкой молодежи. Но потом как-то поуспокоились, я в Берлинском университете пристроился, по истории наук и цивилизаций. А недавно у нас оформлялась экспедиция, целью которой являлся поиск снежного человека. Его следы обнаружили вроде бы на севере Непала. Нашелся спонсор. Отбирали кандидатов, в том числе по принципу здоровья и альпинистского опыта. А он у меня есть, не зря по Кавказу каждое лето вместо поездок домой по два-три месяца ноги сбивал. Вот и взяли. Возглавляет экспедицию профессор Гейслер, уже в возрасте, но упрямый и опыт походов есть.

Ортопед обрадовался:

Так не зря же Диня мне об этом самом Непале говорил, видать, у него соображения были. (Все важно закивали головами, почувствовав, что жизнь обещает очередные увлекательные приключения.) Мы ведь тоже хотели бы этого кадра отловить или хотя бы увидеть… Так когда же вы отправляетесь?

– Как только немного акклиматизируемся да некоторые бумаги дооформим, думаю, дня через три-четыре.

– У нас тут сафари намечается, – дополнил Ту-лип. – Так что и мы в это время, наверное, его поиском займемся, может, и поможем друг другу, годится?

– Вполне, – согласился Зигфрид, – а теперь мне надо к своим возвращаться, а то неудобно как-то получается.

У нас, русских, так не делается! – заявил Клю-генштейн. – А ну-ка (он обратился к переводчику), скажи халдею, чтобы мгновенно рядом с немцами столик поставили не хуже этого для нас – поговорим с коллегами по душам! Послушай, Зиг! – по-свойски обратился он к немцу. – Сейчас мы небольшую культурную программу проведем, посиди еще пару минут.

Зигфрид кивнул, и они с Пашей с упоением начали вспоминать приключения лихой студенческой юности. Действительно, не прошло и нескольких минут, как около стола немецкой компании появился стол, мгновенно сервированный в лучших традициях, и пока несколько удивленные немцы пытались понять логику происходящего, братаны, возглавляемые обнявшимися Пашей и Зигфридом, встали и под хоровое исполнение любимой песни «Эй, ментяра, продернем в натуре!» перешли к столу коллег Зигфрида, где он их представил как параолимпийскую команду. Все быстро перезнакомились с профессором Гейслером, пятерыми спортивного типа ребятами и двумя очень даже симпатичными девушками, представляя которых Зигфрид упомянул, что они – чемпионки страны: одна по карате, вторая по боевому дзюдо (каковые качества могли помочь коллективу в поисках и отлове снежного человека!). Проблем не возникло: половина команды весьма свободно говорила по-русски, ибо раньше Советский Союз очень широко раскрывал двери для обучения партнеров по Варшавскому договору. Пили тоже чисто по-русски, вспоминали туристические песни, причем немцы помнили даже немножко больше слов, что приводило братанов в полный восторг. Администрация сначала пыталась продолжать свою культурно-воспитательную программу, но Телепуз с переводчиком подошел к кому-то типа дирижера, попросил не мешать или, еще лучше, если смогут, организовать какую-либо музыку в такт их песен. Сунул несколько бумажек дирижеру. Тот не возражал. Остальные посетители поначалу не могли уразуметь суть происходящего, но потом восприняли все как особую экзотику и включились в развлечение в меру своего понимания. В общем, вечер удался!

* * *

Тем временем жизнь в Питере тоже шла своим чередом. Доблестная милиция решила, наконец, приступить к активным действиям, то есть проверить наличие возможных клиентов. Были заготовлены документы на якобы случайное задержание и проверку ряда граждан, подготовлены группы захвата, пакетики анаши и лжесвидетели – то есть основное оружие отечественных правоохранительных органов в борьбе с несговорчивыми представителями собственного народа.

Милицейские «козлы» (среди них были и «форды», но, получив канареечную раскраску и экипаж из козлопо-добных субъектов, они мгновенно переходили в категорию «козлов») выехали на заранее подготовленные точки около мест проживания сиих граждан, любимых мест отдыха и мест базирования их автомобилей, но, к своему искреннему удивлению, ничего не обнаружили. Из расспросов соседей и ранее не прочитанных донесений службы наблюдения (кстати, неконституционной) начальство с изумлением обнаружило явное отсутствие поджидаемых субъектов, а попытки осмотреть квартиры, в которых оказались весьма почтенные адвокаты и некоторое число вполне добропорядочных граждан, оформлявших какие-то бумаги и тут же составлявших заявления о грубых нарушениях работниками МВД прав и достоинства граждан, завершили дело. Ментозавры долго и бессмысленно препирались по своим рациям друг с другом и с начальством, доставив определенное удовлетворение Эдисону, прослушавшему и записавшему этот бред. Менты проверили списки пассажиров, отбывших из города, но то ли данные были неполными (а кому охота в кассах следить, исправно работают системы слежки за гражданами или нет), то ли все остались в городе, просто сменили адреса или еще что. По приказу какого-то излишне активного генерала ввели в действие план «Перехват», но именно на нем даже слегка лоханулись. Присланные из других городов сотрудники останавливали и обыскивали (естественно, с нарушением правил, ими же введенных) подозрительные, по их мнению, машины. Результат не замедлил сказаться! В каждой третьей они находили либо людей, либо груз, не предназначенный для чужих глаз. В основном это были крышуемые местными ментами перевозки и переезды. Заодно зацепили пособников – как ментов, так и продажных депутатов, чиновников и акул игрового бизнеса, которые возмутились милицейской подлянкой. Ведь деньги за крышевание были отправлены, а тут несоблюдение договоров!!! В двух случаях дело дошло до перестрелок, испортили хорошие машины, а те, на которые, собственно, охотились, так найти не удалось ни одной. Однако заявлений на неправильные действия милиции власти получили с лихвой, да и местные менты поняли, что вот так тупо рубить сук, на котором сидят, просто невыгодно. Кое-как рассортировали задержанных: тех, кто не сумел откупиться или не имел высокого покровительства, подвели под разные статьи, кого надо – отпустили втихаря. На следующий день победные рапорты с внушительным числом задержанных, которые сразу же были зачислены в криминальные авторитеты, легли на стол замминистра с уверением, что теперь они справятся собственными силами и с настоятельной просьбой поскорее убрать из города помощников, мотивируя это заботой о порядке в местах их постоянной службы. А пока под всякими предлогами их старались не выпускать в город на работу. Были выделены деньги из специального фонда на закупку средств, позволяющих скрасить вынужденное безделье. Мент – он везде мент, поэтому возражений не последовало, и оставшиеся дни до отъезда домой были проведены весело и непринужденно.