Молчаливый голос

– Прибыл после войны, ковал мечи и топоры на заставе Голдвэйн. Был наслышан о Кроссвинде, сделал ставку на то, что такой посёлок, раскинувшийся вокруг перекрёстка, станет удачным местом для торговых заказов.

– Не ты один удивлён местными переменами после войны.

– Поделишься своими наблюдениями? – Скьялль жестом пригласил за стол.

– Если ты готов потолковать о своих предположениях касаемо моего хорошего клинка, – Волэн присел, оторвал грудастую официантку от флирта с менестрелем, попросил пива и две порции жаркого. Музыкант наконец-то понял, что его задача играть мелодии для всех, а не только для колоритной девахи. Ветеран передал меч кузнецу. – Ещё никто не удосужился сказать ничего путного ни о металле, ни о рунах на нём.

– Символы – не моя специализация, но вот о ковке и материалах мне известно достаточно. Сплав очень необычный, а может, и не сплав. Один из метеоритных металлов… Метеоритное железо, как говорят в народе, орихальк, – Скьялль приблизил острие к глазу, поводил лезвием в воздухе, вызвав тихое пение меча. – Примеси остаются даже при лучшей технике ковки, а здесь их нет…

– Это уже фамильное оружие. Меч стал трофеем моего покойного деда из экспедиции в могильники Затопленного Леса.

– Это многое объясняет. Мой учитель неоднократно восхвалял таланты кузнецов королей зимы, некогда правивших этими землями. Может быть, руны простая гравировка на мёртвом языке, только вот к чему делать их столь броскими и значительными?

– По крайней мере, ты выдвинул предположения касательно материала. Наш старый кузнец, Кроггерд, вечных ему пиров в чертогах Вотана, ничего не смог сказать. Но почему метеоритное железо?

– Уверен, меч не требует заточки и не коррозирует. Такими свойствами его могли наделить только звёзды.

– А ты показался мне смышлёным парнем. Веришь во всякую чепуху, вроде упавших осколков неба, волшебства или ещё какой чертовщины?

– А ты нет, Волэн? Тогда откуда подобные чудеса?

– Никаких чудес тут нет. Для всего находится объяснение.

– А как же боги?

– Боги это боги. Для них и их дел не нужны объяснения, только вера.

– И нет никакой возможности допустить, что и для волшебства одной веры достаточно?

– Магию, по суевериям, творят люди, Скьялль. Простые смертные, как мы с тобой. Я повидал много людей в своей жизни, людей, которые уже мертвы. На войне не встретил я ни одного колдуна, ни одного чародея-целителя, только воинов и знахарей. Для меня этих аргументов достаточно, чтобы не быть суеверным.

– Боль от потерь не даёт развиться суевериям, – прошептал кузнец Оберг.

– Да. Слишком много близких людей я потерял. И никакое колдовство не пришло на помощь, не сработало, не вмешалось. Вся моя семья лежит в земле этого посёлка. Не все умерли своей смертью. И поэтому я жажду ответов, в первую очередь на вопрос: «Кто убил моего отца?» Для этого я сегодня пришёл сюда.

– Его убили здесь?

– Да. Как сказал мне наш аптекарь, произошло это здесь, точнее, за порогом «Горячего быка», но началась заваруха в этих стенах.

– Прости, Надсон-Нарбут, но с этим сейчас я тебе помочь не могу. Зато остальные, вполне. Оглянись вокруг. Посетителей не так много, но всё же. Троица за овальным столом – типичные местные старикашки, привыкшие с утра до ночи наполнять свои кружки элем, а головы сплетнями, похуже баб всяких. А вон та четвёрка в углу – каменщики из Бэрбелла. Не помощники в сборе слухов и сведений. Отсиживались всю войну в тылу, как конунг Уве Хедлунд. Теперь держат путь в заставу Врорк, а потом и в Голдвэйн. Ремонтными работами руководить.

– Руководить? – Волэн усмехнулся.

– Меня тоже это забавляет. Бойцы, оставшиеся в пограничных крепостях, поднимут на смех таких командиров.

– Устроят им крещение огнём, и всё уладится. Мои сослуживцы прошли через пекло, но с соотечественниками примирятся.

– Должно быть так. Тем более, вроде как по указу ярла4 Одда Хедлунда по прозвищу Ледяная Ладонь они на работы направляются. Брат конунга завоевал авторитет у каждого северянина.

Официантка принесла жаркое. Скьялль проводил её задумчивым взглядом:

– Эта красавица здесь каждый день работает, наверняка была и в роковой вечер на посту, как и Йоэл. Он с собой притащил девушку с Орехового Холма. Не спрашивал, но подозреваю, что она родня ему.

– С этими двумя я потолкую, но вот с пожилыми пьяницами, не знаю, стоит ли тратить время на сплетни?

– Со мной же не поленился лясы точить.

– Просто, меня и в самом деле заинтриговал твой комплимент фамильному клинку.

– Если хочешь, я и о рунах на нём постараюсь что-нибудь выяснить. В Кроссвинде мне сейчас действительно нечем заняться.

– Так зачем оставаться здесь?

– Бэрбеллские каменщики поведали, что Одд Ледяная Ладонь будет возрождать Скайсдор, начнёт с укрепления границ, потом займётся торговыми маршрутами и постами, вроде Кроссвинда, – Скьялль Оберг поднял кружку. – За военных героев, за тебя.

Волэн поддержал, но, поставив кружку, спросил:

– С чего ты взял, что я герой?

– А хочешь сказать с таким клинком ты в кузне сидел, как я?

– Обычный клинок, прекращай.

– Это ты заканчивай отнекиваться, Надсон-Нарбут. Вижу я, что этот меч тебя волнует не меньше, чем семейные трагедии. Так что приходи, помогу, чем смогу, если не умру со скуки. Постараюсь разгадать и надписи, и тайны ковки этого… у него ведь наверняка есть имя?

– Пьющий Души, – сурово произнёс Волэн.

– Вот видишь, попил, значит, мечишка душонок заспианских, – молодой кузнец хлопнул ветерана по плечу, Оберг уже слегка захмелел.

– Попил, хоть баллады слагай, – Надсон-Нарбут перевёл взгляд на менестреля. – А певец давно здесь устроился?

– Да. Уже был здесь этот красавец, когда я с заставы прибыл. Вполне возможно, твой клиент, – Скьялль тяжело вздохнул. – И откуда столько мужиков берётся, что на войне не были? Не старые, не ущербные, я ж не говорю всем в бой идти, но даже в тылу не трудились!

– У всех свои задачи, Оберг. Не суди никого. И… отправляйся лучше домой.

– Эх, Надсон-Нарбут, прав ты, и в одном, и в другом. Жду тебя в гости, тебя и его, – Скьялль погладил Пьющего Души, крепко обнял Волэна, будто они сто лет знакомы, выровнялся и с гордым видом трезвого добропорядочного северянина уверенно проследовал к выходу.

Ветеран, оставшись один за столом, подозвал официантку, попросил ещё эля. Когда девица вернулась с напитком, Надсон-Нарбут попросил её присесть на секунду.

– Не могу. Йоэл не обрадуется.

– Это не так страшно, как отвлекать от работы менестреля.

– С «Быком» разговаривай, если хочешь, а меня оставь в покое, – официантка хмыкнула и удалилась на кухню.

Волэн догадывался, что «Быком» девушка назвала Йоэла, хотя корчма и без него носила это имя. В свои дни на заставе Врорк Надсон-Нарбут слышал много новостей о своих земляках, отправившихся на войну. Старый корчмарь Гар, кузнец Кроггерд, простые фермеры Дилли, Авалунг, Заррош, Аскель, Хофар и многие-многие другие отправились воевать с Заспианом и не вернулись домой.

Надсон-Нарбут приблизился к «Быку», твёрдо вбивая каблуки в пол при ходьбе:

– Йоэл с Орехового Холма?

– Волэн, ветеран войны, уроженец Кроссвинда, как я понимаю.

– Раз знаешь, кто я такой, то и отца моего не забыл.

Корчмарь побледнел:

– Не забыл.

– Я вернулся на родную землю, и что увидел? Дерево висельников. Ни одна живая душа не удосужилась похоронить людей, повешенных на нём, оставили тела на пир собак и воронья. Аптекарь Андерс Хольм рассказал мне свою версию событий, произошедших в твоём трактире, Йоэл. Но у меня не укладывается в голове, как жители Кроссвинда могли позволить такому случиться?

– Это всё треклятые менестрели начали. Долбанная Солёная Инга! Бренчали здесь на своих дешёвых инструментах, жрали, пердели и рыгали в перерывах между своими похабными песенками.

Волэн усмехнулся от слов корчмаря. Кого же он надеялся увидеть в своём трактире? Пятна крови и выбитые зубы здесь были на полу постоянно, и оставались они не от благородных девиц, а от жрущих, пердящих и рыгающих фермеров да от заезжих любителей выпить. Йоэл продолжал:

– Может быть, всё и обошлось бы, если б этот странник не припёрся.

– Вот о нём я бы хотел подробней узнать. Как выглядел, откуда родом, куда держал путь, зачем сюда вообще пришёл?

– Башка бритая, рожа вся каракулями покрыта, весь неприятный, даже зловещий немного. Глаза у этого мясника странными показались, до жути. Откуда и куда путь держал, не знаю. Он ведь не остановился на ночь, – Йоэл наклонился вперёд. – Мне думается, что этот урод намеренно напросился на ссору.

– Певуны из шайки Инги ведь сами полезли с оскорблениями, что значит, сам напросился?

– Он столик их толкнул, я сама видела, – отозвалась официантка, не желавшая до того говорить.

– Занимайся патронами, Улла, – трактирщик оскалился на девицу, та опустила голову и подошла к компании пожилых завсегдатаев.

– А ты видел это?

– Видел, но не догадался, во что может вылиться, – Йоэл помотал склонённой головой. Волэн увидел в жесте сожаление, но об искренности его судить не спешил.

– Андерс говорил, что этот сраный мясник здесь мечами кидался вовсю.

– Да, швырял, как ножи. Но забрал всё своё добро, если ты об этом, Надсон-Нарбут. Я догадываюсь, зачем ты выспрашиваешь всё это. Хочешь найти и наказать поддонка, за отца, за земляков, но только следа своего этот гад не оставил.

– Наследил он знатно, Йоэл. Так, что Вы даже убрать не удосужились. Побоялись проклятий, угроз? Почему не предали земле павших в тот день, повешенных этим скотом?! Я похоронил несчастных. Посмотрю, сдержит ли своё слово убийца, – Волэн заметил искру испуга, промелькнувшую в глазах корчмаря.

К стойке подошёл менестрель:

– Йоэл, плесни пива, глотку промочить. Что это вы, любезные, шумите так? – вместо ответа Надсон-Нарбут лишь обжог трубадура взглядом. – Ух, какие глазища! Я Филип, странствующий, ну, до поры до времени, сейчас вот тут застрял, певец. Так что стряслось?

Корчмарь наполнил деревянную кружку пивом, протянул трубадуру, после чего удалился на кухню. Волэн в любом случае не надеялся получить в данный момент больше информации от Йоэла.

– И давно застрял ты здесь, Филип?

– Сколько, сейчас посчитаю, – менестрель задумчиво загибал пальцы на руках, бубнил под нос и щурился. – Раз, два, семь, пятнадцать… второй месяц уже идёт. А ты, уважаемый, не представишься?

– Здесь живёшь?

– Тут, конечно. Каждый день глухих выпивох пытаюсь музыкой своей поразить. Шучу, конечно. Пытаюсь насобирать деньжат на дальнейшее путешествие да встретить попутчика ладного. Что-то после войны совсем в Скайсдоре бандюг развелось.

– Был в «Быке», когда труппа Солёной Инги выступала?

– А ты, я так понимаю, представляться не собираешься?

– Волэн Надсон-Нарбут, здешний убийца певунов и скоморохов, – процедил сквозь зубы ветеран войны.

– Чувство юмора есть, это класс. Был я тут в злополучный вечер. Ох и дрянным он выдался! И сразу было понятно, что звёзды не фартят. Сначала Йоэл, сволочь, запретил мне выступать, отдав предпочтение Инге и её безухой труппе. Потом отказал бедолаге Филипу в добавке, жмотился всё, хотел приберечь для дорогих гостей. Только вот гости этого не оценили. Нарвались на этого лысого громилу, сами попередохли, да ещё и других под меч подставили.

– Йоэл с Уллой утверждают, что труппу Инги спровоцировал этот иноземец.

– Ну да, говорят, видели, что он стол пихнул. Ну и что? Какого чёрта заявлять путнику, что от него конём и потом воняет? Он же с дороги, чем от него пахнуть должно, тюльпанами? Инга, ложечница её, да и остальные дуралеи виноваты.

– Ты рассмотрел этого мясника?

– Там было конечно, что рассматривать. Морда татуированная вся, но какими каракулями, разве в таком свете разглядишь?

Волэн печально выдохнул, плюнул на пол. Следа всё-таки не было, как подметил Йоэл.

– Почему никого не похоронили, побоялись?

– Проклятий дешёвых? Я нет, только вот зачем мне это? Не по силам мне одному было. А остальные… остальные инициативу не выразили, – менестрель сделал паузу, глотнул пива, начал внимательней вглядываться в серые глаза ветерана. – Это твой отец был, да? Я имею в виду мужика, что вышел с Солёной Ингой и её труппой.

– Правильно догадался.

– Хочешь мести, значит, найти и наказать убийцу. Так, попытаюсь напрячь память. На ножнах у мясника была символика странная, червивое яблоко. Это, вероятно, всё, чем помочь смогу, – Филип помедлил. – А нет, ещё кое-что подскажу. Лисбет в тот вечер была здесь. Я видел, что она внимательно этого кровожадного гада рассматривала.

«Лисбет, Лисбет…» – Волэн знал только одну Лисбет, травницу.

– Это девушка-знахарка, что ли?

– Да, она. Только вот так её здесь уже давненько не кличут. Ведьмой всё больше называют. Андерс постарался. Так что, поселилась теперь Лисбет в Кроссвуде, подальше от деревенских дуралеев. В неё однажды камнем кинули, так она с тех пор старается пореже наведываться в посёлок.

– Ну и весть. И где ж она, в лесу живёт?

– В хижине какой-то заброшенной, тебе наверняка лучше знать, раз ты местный.

Волэн сразу подумал на охотничий домик. С начала войны он пустовал. «Андерс, проходимец старый, устроил девушке жизнь весёлую. Наверняка всё ради того, чтобы за помощью лишь к нему обращались», – Надсон-Нарбут рассуждал с уверенностью в этом.

– Бывай тогда, Филип.

– Ты что, в лес собрался? На ночь глядя?

– А кого мне бояться, волков диких, или бандитов? А может, ведьму страшную?

– Нормальная она девушка. Я не верю в эти сплетни от аптекаря. Я про другое, ты же напугаешь Лисбет, если вот так в ночи припрёшься. Она и так натерпелась от местных неблагодарных.

– Подумаю.

Волэн не собирался думать. Не хотел он тревожить знахарку ночью, да и устал совсем. Ноги подсказывали голове, что утро вечера мудренее.

Сквозняк с хлопком закрыл дверь трактира за Надсон-Нарбутом. В наступившей следом тишине, ветеран услышал ровное дыхание позади себя. Ладонь автоматически оказалась на рукояти Пьющего Души, Волэн достал из ножен клинок, резко обернулся, заставив меч пропеть четвертную ноту.

Незнакомец, побудивший своим дыханием ветерана к действию, поднял руки. Кожа его была невероятно смуглой, и её краски тонули в ночном мраке, лишь белёсые татуировки выныривали из черноты за светом звёзд. В глазах парня отражались отблески граната в эфесе Пьющего Души.

– Ты кто ещё такой?

– Друг.

– У меня нет друзей. И ими никогда не станут те, кто крадётся за мной в ночи. Скажи спасибо, что я не разрубил тебя пополам.

– Спасибо.

– Мне нравится твоё многословие. Имя есть?

– Юханнес, – парень широко улыбнулся, и Волэну почему-то показалось, что это уместно.

– Так ты за мной крался?

– Я только подошёл, не успел окликнуть. Я слышал твои разговоры в корчме, с Йоэлом и Филипом. Я снимаю в «Горячем быке» комнату. Хотел вот, поделиться своими соображениями.

– И что же не присоединился к разговору внутри, если есть что добавить?

– Ждал на лестнице, пока ты выйдешь. Не хотел говорить при посторонних.

– Мы одни, выкладывай.

Юханнес простужено посмеялся:

– Что же ты собираешься делать, Волэн?

– Если ты хочешь диалога, вопросы буду задавать я.

– Тебя этот диалог интересует больше меня, – Юханнес подловил Надсон-Нарбута. Естественно ветеран был заинтересован в том, чтобы получить как можно больше информации об убийце отца.

– Пойду потолковать с Лисбет.

– Логично, но я не об этом. Я о более далёких планах. Думаешь найти убийцу своего отца и отомстить, так?

– Логично, как ты говоришь, Юханнес.

– Что, если убийца уже далеко-далеко отсюда?

– Знаешь где?

– Мне показалось, что ты отдал мне прерогативу задавать вопросы.

– Лучше бы тебе располагать нужной мне информацией. Мне не нравятся подобные игры, Юханнес. Я настигну убийцу отца, где бы он ни был.

– И оставишь Кроссвинд на растерзание стервятникам?

– Это ты о ком?

– Почти обо всех тех, кто не покинул посёлок.

– Говори яснее. А ещё расскажи мне, будь добр, кто ты всё-таки такой, и главное: что должно остановить меня от того, чтобы не отделить твою голову от тела. Я устал от загадок, недоговорок и прочей чепухи. Если есть что сказать, выкладывай, если нет – проваливай, или я свою угрозу воплощу в жизнь.

Юханнес вновь поднял руки вверх, наверняка думал, что подобная демонстрация внушит Волэну терпения и милосердия.

– Я простой путешественник, картограф. Прибыл в Кроссвинд потому что здесь всегда был важный торговый центр, расположение подходит для удобного изучения большого количества локаций и нанесения на карты важных географических ориентиров. Я поражён посёлком, приятно, а вот его жителями, отнюдь наоборот. Один только Андерс Хольм чего стоит, да и Йоэл далеко не ушёл. Я знаю, что ярл Одд Хедлунд планирует возродить это место, слыхал от бэрбеллских каменщиков. Посёлок опустел, но, скорее всего, это ненадолго. Пришлют сюда рано или поздно кого-то. Будут ярлы думать, кого сделать местным управленцем. Наверняка и Андерс, и Йоэл метят на это место, а может, и не одни они. И на многое пойдут ради достижения цели, уже на многое пошли. Возьми хотя бы Лисбет, девушку вынудили покинуть Кроссвинд, потому что она не глупышка совсем, под ногами крутилась со своей мудростью и умом.

– Даже если и так. Мне-то что? Мои родные оставили этот мир. Политика меня не интересует.

– Уверен в этом? Вернёшься в Кроссвинд навестить курган жены и дочери, а тут… – Юханнес присвистнул. – И дерево висельников ерундой покажется. И если даже ты хочешь отомстить за отца, убийца его никуда не денется, раз уж он такой великий воин.

– Все люди смертны, и этот ублюдок тоже. Поэтому я не хочу, чтобы эту гнусную падаль размазал о землю и обоссал кто-то кроме меня.

– Отчасти прав ты, Волэн. Но пока у тебя нет никакой информации об убийце, и мне нечего тебе больше рассказать сегодня. Подумай лучше о том, чтобы навести порядок в родном посёлке. Глядишь, и всплывёт что-то об убийце, оттуда, откуда и сам не ждёшь.

Юханнес развернулся и, не прощаясь формально, отправился в таверну. Надсон-Нарбут не стал его останавливать. Картограф, возможно, был прав. Слишком много всего случилось сегодня. Чересчур для первого дня для ветерана, вернувшегося с войны.

Вести о смерти матери, похороны отца и дюжины других людей, павших от руки иноземца, воспоминания о покойных жене и дочери, новые знакомства, приятные и не очень, загадки, попытки манипуляций, неприятные разговоры, странные видения… «Johannes Sjöberg sitit, – эти слова, – Johannes… Юханнес! Не может быть, это шутка?» – Волэн ворвался в корчму, подбежал к Йоэлу:

– В какой комнате остановился картограф?

– Не знаю таких.

Надсон-Нарбут схватил трактирщика за грудки:

– Смуглый парень с белыми татуировками, Юханнес!

– Кроме Филипа и каменщиков постояльцев у меня сейчас нет, – Йоэл смотрел недоумевающе. Он сглотнул слюну, на лбу выступила испарина.

– Только что вошёл сюда.

– Волэн, – менестрель коснулся локтя ветерана. – Никто сюда не входил.

Надсон-Нарбут плюнул в сторону, развернулся и быстрым шагом покинул «Горячего быка».

Неужели снова видения, галлюцинации? Если Юханнес – плод воображения, почему он знает то, чего не знает Волэн? А может, знает? Он знал о Ханне и Бритт. Вопросы. Вопросы, сто раз помноженные на другие вопросы. Родная земля цепкими объятиями загадок хочет пленить блудного сына. Стоит ли ей поддаваться?

Дремавшее зло зашевелилось. Лик его ещё скрыт, но смрад его уже ощутим.

4

Очаг, должно быть, угас от дуновения ледяного ветра, ворвавшегося через неплотно закрытое окно. Хускарл5 Ивара – сына конунга Уве Хедлунда, явно, не удосужился проверить его с вечера, когда растапливал камин. Пламя уснуло, а Ивар пробудился под одеялом из шкур. Он быстро вернул раскрытую ногу под пушистое покрывало и приподнялся, чтобы засвидетельствовать свои предположения. Всё так и было. Воздух сделался совсем холодным, колючим и недружелюбным. Сын конунга зевнул, взглянув на оленью голову над кроватью, ему представилось, что она должна была уже покрыться инеем.

– Ян! – на зов своего бонда явился жилистый темноволосый юноша, на вид заспанный, но не выспавшийся.

Этот парень вызывал у Ивара искреннее сочувствие, вынуждающее прощать оплошности. Ян родился в Коллуне, что южнее Валенвуда, в двенадцать лет он был вынужден покинуть отчий дом, бежать прочь из консервативного Заспиана. Парень слышал, что «северные варвары» Скайсдора не принижают человеческих достоинств из-за топорной ксенофобии. Свободный люд холодных равнин верен зову сердца и уважает сильную волю.

Совсем юный Ян добрался до самого Айскреста своим умом и находчивостью, а уже удача помогла ему приблизиться ко двору конунга.

Уве с сыном проверял эффективность работы столичных рынков, объезжая их с дружиной. Ян служил подмастерьем кузнеца. Когда конунг с Иваром осматривали товар оружейника, уроженец Заспиана эффектно демонстрировал ассортимент мастера, между словом нахваливая собственные способности. Сына Уве заинтересовала необычная для северян внешность Яна, так Ивар узнал короткую предысторию парня и выпросил у отца позволение взять его в оплот конунгов.

И вот теперь, этот молодец, служащий сыну Уве Хедлунда хускарлом почти десять лет, стоял перед постелью своего бонда и лениво потирал зелёные глаза, состроив лицо провинившегося ручного щенка.

– Пользуешься тем, что я не прикажу тебя высечь за погасший очаг? Всё может измениться в один момент.

Ян вместо ответа потянул вниз один уголок рта, Ивар удовлетворённо вздохнул.

– Хочу согреться и помыться. Займись этим, найди себе кого-нибудь в помощь.

Ян поклонился и приступил к исполнению поручения. Ивар плотнее укутался в меха, ожидая свою горячую купель. Пока хускарл с двумя сыновьями конюха и дочерью поварихи, которых он призвал помочь, растапливал камин и носил воду, сын конунга размышлял о том, насколько может быть доволен своей жизнью Ян ныне, здесь на севере.

Наверняка привыкать к климату было не так уж и просто. На юге, в цветущем Заспиане, солнце поднимается высоко, греет не сдерживаясь, а ветры не обжигают ледяными прикосновениями. Сам Ивар Хедлунд любил Скайсдор, Айскрест, со всеми их плюсами и минусами, но не мог знать, что на душе у южанина. Хотя, очевидно, погода не главное. Ян бежал из тёплого климата и от холодного общественного порядка своей страны. Ивар беспокоился за душевное состояние своего хускарла, когда началась война. Слова Яна, сказанные в один из вечеров за непринуждённой беседой, уняли это беспокойство:

– Заспианцы обзывают скайсдорцев варварами. Дремучие ублюдки юга понятия не имеют о прогрессе и просвещении, если ставят материальное выше духовного.

Безусловно, Ян был верен такому манифесту. Ивар сомневался в отсутствии меркантильности у себя самого. Души и нравы важны, но что с ними делать, если нет тёплого дома, сытного обеда и мягкой постели? Не было в его величественной и любящей уют натуре тяги к приключениям и высоким стремлениям.

– Ванна готова, – сказал Ян.

«Ванна готова, парень называет её привычно для своей покинутой родины», – Ивар улыбнулся. Помощники хускарла удалились восвояси, сын конунга снял бельё и погрузился в наполненную купель. Вода объяла расслабляющей лаской. Это было несказанно приятно. Ивар нежился несколько минут, потом подозвал Яна, чтобы тот потёр ему спину. Еловый аромат мыла с примесью берёзовых и пихтовых нот тонизировал и в купе с ярым трением мочалки возвращал из неги к повседневной действительности.

Сын конунга успел одеться в свой болотный кашемировый кунтуш поверх льняной белуги, прежде чем ему сообщили о том, что отец и дядя зовут его на завтрак в длинный зал.

– Значит, Ледяная Ладонь вернулся.

– Война завершилась, было бы странно, если б ярл Одд Хедлунд остался на заставе Врорк, – в словах Яна на первый взгляд не было абсолютно ничего настораживающего, но это лишь на первый взгляд.

Дядя Ивара вернулся в Айскрест, он уже здесь, в оплоте конунгов. Уве Хедлунд не возглавил объединённые силы Скайсдора, вместо него выступил родной брат, отец Ивара укрылся в столице.

Ветер не мог шептать и переносить сплетни и разговоры, но в этом не было необходимости. О том, что отец не оправдал ожидания народа, Ивар и сам догадывался. Вот у него самого был законный повод остаться в безопасности. Он единственный сын Уве, не бороться же в случае его смерти за северный трон сёстрам?

– Да, Ян, твои земляки и мои, наконец, вложили в ножны мечи и спрятали топоры, а павшие на поле боя пируют в чертогах Вотана. И это хорошо, – Ивар не сдержался, чтобы не вздохнуть, как-то судорожно, чересчур беспокойно, что не осталось незамеченным Яном.