Вести из похоронного автобуса. Или мёртвые ду… мы. Том 2

– Резонно! – вставил Гришка, выступив на данный момент, в роли туалетной бумажки.

– А ещё… – продолжил Лемуренко, вынув из кармана какую – то коробочку, – …я тут себе таблеточки прикупил. От всех болезней, сразу! Выпьешь, и никогда у тебя: ни рака, ни паралича. Двести лет живи и радуйся! Всё! Поехали домой! Устал я сегодня!

10.

Долгое время, молча просидев у окна, приложив ладонь к уху, блондинка неожиданно, обращаясь к Уайту, тихо так, но очень хищно, произнесла: «Ты только посмотри, что он такое несёт! Двести лет, говоришь? Ну – ка, сверни, дружочек, к этому ресторану. Похоже, не зря прокатились».

Уайт послушно повернул руль и остановился. Честно сказать, его автобус выглядел довольно убого, по сравнению с дорогущими автомобилями, стоящими у входа в ресторан, а сами наши герои, по сравнению с сотрудниками охраны, очень похожими друг на друга, самцами человека, непоколебимыми, в своей собачьей преданности, по отношению к кормящей руке.

Застыв, как пантера перед прыжком, блондинка терпеливо, немигающим взглядом наблюдала, как появившийся в проёме двери Лемуренко, громко рыгнул, переливисто пёрнул, смачно харкнул и с очень строгим, недовольным видом сделал шаг по направлению к своему лимузину.

«Ты только посмотри на него, какой важный! Прямо – царь! Двести лет… Двести лет…» – произнесла блондинка с загадочно – мстительной улыбкой, – «Вы говорили, олигархов не завозили давно? Держите!» – и хитро посмотрев на ничего не понимающих друзей, не дожидаясь ответа, сложила свою очаровательную ладошку в форму пистолета, выставив вперёд два пальчика, направила их в сторону Лемуренко. Потом, тихо произнеся «пуфф» – изобразила выстрел. Он, почему – то, получился совершенно реальный и громкий. А после него в воздухе пронёсся странный, очень напоминающий, срезающей траву косы, звук. Лемуренко схватился за сердце, сделал несколько коротких шагов, тихо осел на ступеньки своего собственного ресторана и тут же… умер.

Блондинка демонически захохотала и, дунув на свои очаровательные пальчики, якобы в ствол пистолета, с видом сытой кошки, произнесла: «Ой, как неожиданно – то, всё получилось! Welcome to hell, Ваше бывшее величество! Двести лет…» – после чего, обращаясь к оцепенелым друзьям, с напускной скорбью в лице, добавила: «Похороните уж, как попросят. Со всеми почестями, похороните. Всё. Приехали. Открывай.

Уайт, с молчаливой покорностью открыл дверь, а странные дамы, не попрощавшись, невозмутимо вышли на улицу и слились с толпой.

И тут, такое началось… Кто – то вызывал «скорую» и полицию. Теперь уже, бывший охранник Гришка, наконец – то, осознавший всю никчёмность своего наличия, виновато поглядывал на бывшего хозяина, а бывший, теперь уже, шофёр Славик беспомощно разводил руками и пытался вызвать кого – то по телефону.

А на ступеньках лежал, раскинув руки, с открытыми глазами и удивлённым, застывшим выражением лица, ещё пять минут назад, очень важный, бывший хозяин жизни, господин Лемуренко.

– Так! Пора валить, от греха подальше, – быстро оправившись от шока, Уайт осторожно, чтоб не погнались, вывел автобус со стоянки и потом уже, резко нажал на газ.

– А мы – то тут, причём? – спросил, ещё не оправившийся от шока, Блэк.

– Мы то, может, и ни при чём, но я, под пытками, расколоться могу, – признался Уайт. – В эту правду всё равно никто не поверит, – возразил Блэк.

– В дурдом я тоже не хочу! – произнёс Уайт и ещё сильнее надавил на «гашетку».

А навстречу им летели, как всегда опоздавшие, всевозможные полицейские машины с мигалками и кареты скорой помощи.

11.

Недобрые вести разлетаются быстро. И уже через пятнадцать минут после трагического происшествия в ресторане, Любаша Аникеева, по кличке Разгара, отчётливо осознала, что благодаря непонятно кому (дай Бог ему, типа, здоровья!) она, как по мановению волшебной палочки, чу́дным образом, превратилась из грустной жены, в весёлую вдову. Терпеливо выслушав сообщение бывшего охранника Гришки о трагической кончине «любимого» мужа, она еле сдержалась, чтобы не встать раком посреди огромного зала и от свалившегося на её голову скоропостижного счастья, громко пропеть «Марсельезу». Отогнав от себя логичную, для подобных моментов, фразу: «О, горе мне!», Любаша швырнула на диван трубку, пала на колени, вытаращила и без того огромные глазищи и растопырив к небу руки, с крайней степенью тупого восторга в голосе, что есть силы заорала: «Бляяяяяяяяядь!». Прооравшись, она снова схватила трубку и, быстро набрав номер, по привычке озираясь, прошипела: «Стёпка! Срочно ко мне! Его больше нет!» И, услышав в ответ: «Шо – та бздиловата мне! А вдруг, он заявится?» – неистово заорала в трубу: «Ты не понял меня, придурок! Его! Совсем! Больше! Нет! Убили его!»

Соседи, почившего в бозе Василь Митрича Лемуренко, наивно предположили, что кому – то привезли стройматериалы, когда увидели, как по узкой дорожке их тихого, элитного загородного посёлка, с ужасающим грохотом, дико лязгая, воняя солярой и ломая декоративные швейцарские кустики, пробирается огромная, дальнобойная фура, как символ неминуемо приближающейся, очередной, пролетарской революции.

В нетерпении выпрыгнув из кабины, давний друг Любаши «дальнобойщик» Стёпка, приспустив спортивные штаны и обдав паром калитку убиенного олигарха, сильно нажал на кнопку звонка. Любаша встретила Стёпку в чёрной парандже, которую она однажды использовала в любовных играх с, ныне покойным, Митричем.

Человеком Митрич был запасливым, а по сему и в магазин за бухлом никому бежать не пришлось. И уже за полночь, когда совсем пьяный Стёпка потащил «вааще никакущую в хлам» Любашу на огромную хозяйскую кровать, она, вдруг, заартачилась, блеванула в антикварную вазу и заплетающимся языком потребовала: «Пы – пойдём к тебе в фуру. Мне, там, пы – привычнее».

12.

Тем же вечером, после известных событий, Блэку позвонил Уайт и тихо предложил: «Мож, ёбнем малька? А то, не спится что – то совсем. Выходи». Из подъезда друзья вышли вместе и, завидев издали автобус, застыли в недоумении. Салон «колесницы» сиял странным огнём, а из окон лилась дивная музыка. Надо ли говорить о том, что, войдя в салон, друзья вновь увидели двух странных подружек – сестёр.

– Да вы не стесняйтесь, ребята. Проходите. Располагайтесь, – с видом хозяйки начала брюнетка, – Нам тут, пластиночка одна досталась, по случаю, а прослушать негде. Вот мы и решили снова прийти к вам, с надеждой на гостеприимство. Вы рады?

Уайт сначала молчал как пень, потом, вдруг, сорвался с места, выпрыгнул из автобуса и побежал прочь, пока ни скрылся из виду. Сёстры переглянулись, но, нисколько не смутившись, продолжили своё непосредственное общение:

– Он… тебя испугался, – улыбнувшись, сказала брюнетка.

– Он… себя испугался, – констатировала блонди, – Просто, больше всего на свете боится влюбиться.

– По моим сведениям – совсем наоборот. Боится, конечно, но, втайне, всё же, просит у Бога Любви. И никто его не может понять, а по сему и помочь. Вот и шляется, как неприкаянный, по всем… кому не лень… Лишь бы, без проблем было, – улыбнувшись, сообщила брюнетка, совершенно не обращая никакого внимания, на присутствие ошалевшего Блэка, который тупо молчал и беспрестанно курил.

А в это время, со свистом в ушах, по улице мчался Уайт, влекомый одной только мыслью: «Не потерять!». Вернулся он довольно скоро и, задыхаясь от бега, вручил каждой из дам по огромному букету роз; причём, один состоял из белоснежных цветов, а другой, из тёмно – бордовых. Немного смутившись дамы приняли цветы на руки и брюнетка, со словами: «Ой, забыли», достала из – под сиденья пакет, с логотипом «родного» супермаркета и вручила его Блэку, потому что руки Уайта, в этот момент, были заняты ещё и двумя бутылками «шампанского». В пакете, «совершенно случайно», оказалась банка красной икры, шмат лоснящегося свиного окорока, батон мягкого белого хлеба, четыре «Гиннеса» и литр водки. Расценив этот шаг, как серьёзный намёк на неправильный образ жизни, Уайт смутился и густо покраснел. Тем временем, блондинка, словно фокусник, извлекла из рукава своей шикарной шубы белоснежное, накрахмаленное погребальное покрывало и аккуратно расстелила его на сидении. Ничего не понимая в происходящем, Уайт запустил двигатель и включил печку. Из динамиков лилась невероятной красоты музыка, под которую друзья накрыли «стол» и разлили, в непонятно откуда взявшиеся, тонкостенные хрустальные бокалы, шипучий напиток. Блондинка, пригубив этого «шампанского», чуть скривила губы и тихо произнесла:

– Какую же гадость нынче пьют здесь… Это – явно, не шампанское! Плесните мне лучше водочки.

– Тогда и мне, водочки, – произнесла брюнетка и вылила «шампанское» в форточку, даже не пригубив.

– Может, мы всё же познакомимся, для приличия? Соучастники убийства, как – никак. Подельники, – улыбнулась блондинка.

– Сергей, – представился Уайт и наклонил голову. – Сергей, – представился Блэк и тоже наклонил голову, – Но можно просто, Уайт и Блэк.

– Десса, – представилась блондинка и протянула руку.

– Лайфа, – представилась брюнетка и тоже протянула руку.

– Какие странные имена, – подумал Блэк, но услышал совершенно реальный ответ.

– Ничего странного. Просто, мы… не отсюда… – отозвалась Десса.

– Интересно, откуда? – подумал Блэк и вздрогнул, поймав себя на мысли, что получил ответ на не озвученный вопрос.

– От верблюда, – ответила Лайфа, улыбнулась и показала язык. – Ну, что ты, в самом деле, Серёг?! – засуетился Уайт, – Какая разница, откуда?! Главное, что мы, вернее вы… – обращаясь к нежданным гостьям, – …здесь! Мы уж совсем, было, отчаялись, а тут – такая удача… – сумбурно изложил он.

– Чья это музыка? – спросил Блэк.

– Боюсь, не поверишь… – начала Лайфа, – Человек, написавший её, ещё не родился, но… вот – вот, должен… Вся беда только в том, что её, в вашей стране – всё равно никто не услышит. Ну… в общем… не пробьётся он. Наливай! – скомандовала она и глубоко втянула в себя нежный аромат, подаренных Уайтом, роз.

В автобусе царила уютная, сказочная атмосфера и было такое ощущение, что на задней площадке катафалка, горит камин. Музыка не родившегося композитора проникала во все клетки организма и, казалось, наполняла улицу.

«Пора нам», – неожиданно заявила Лайфа через час общения и направилась к двери. Следом за ней прошла Десса и тоном, не требующим возражений, произнесла: «Провожать не надо».

На прощание Уайт всё же попросил:

– Не оставляйте нас, пожалуйста, с кучей вопросов в голове. Раскройте секрет. Что это было сегодня?

Десса, немного подумав, уклончиво ответила:

– Ну, во – первых, он же сам сказал, что видел в этой жизни всё и что это «всё», ему уже надоело. А во – вторых, вы же тоже, сами сказали, что вам деньги нужны. Вот теперь, и вы при деньгах будете и он, вполне обеспечен новыми и довольно острыми ощущениями, – и добавила, – Можете мне поверить… на целую… Вечность!

Дверь открылась сама собой и Лайфа с Дессой оказались на улице. Уайт, было, ринуться за ними, но дверь резко захлопнулась, а странные дамы успели раствориться в снежной мгле. Музыка, цветы и камин исчезли сами собой, а наши друзья, очутившись в полной тишине, с недоумёнными лицами, молча смотрели друг на друга.

– Ты не знаешь, что это было? – очнулся через какое-то время Уайт.

– Белая горячка, похоже. Допились мы… – тихо и печально констатировал Блэк.

– У обоих, сразу? Так не бывает. Плесни – ка мне ещё.

13.

«Кот из дома – мыши в пляс!», пронеслось в голове Гришки, когда он, вместе со Славиком, въехал по раскуроченной, стёпкиной фурой, дороге, в некогда ухоженный загородный посёлок. Чуть позже, увидев опухшую от бессонной ночи физиономию Любаши, в его голове снова пронеслось: «Наверное, от слёз».

– Всю ночь не спала, — «подтвердила» его догадки Любаша и заголосила, – Вот, как я теперь без него?! Это же безумная, безумная любовь была между нами!

– Ничего, Любочка. Жизнь продолжается, – с ехидной улыбочкой произнёс бывший охранник и тихо спросил, – А дорогу – то, кто раздолбал, Люб?

– А мне почём знать?! – забеспокоилась новоиспечённая вдова, – Не до того мне было! – и снова горько зарыдала.

– Ну ну… – только и смог вымолвить Гришка, глядя на лежащие под берёзой, мужские «семейные» трусы и бюстгальтер, предательски свисающий с ёлки, – Обревелась, поди, за ночь то, сиротинушка? Ну, ты уж не убивайся так. Давай делом займёмся. Хоронить надо Митрича.

14.

Телефонный звонок, раздавшийся в шесть утра, в который раз доказал, что сон и дружба – понятия несовместимые. Позвонил Уайт и крайне подавленным тоном, спросил у Блэка:

– Чайник, поставишь?

– Уже кипит! – Блэк положил трубку, встал с кровати и, заскочив на минутку в самый маленький закуток своей квартирки, поплёлся в кухню.

Звонок в дверь не заставил себя ждать. На пороге стоял Уайт. Он был гладко выбрит, подтянут, в новой, «фирменной» одежде и приятно пах. Запах дорогого парфюма волнообразно распространялся по всему подъезду, что вызвало у Блэка внезапное недержание «желчи»:

– У тебя чё, тараканов морили? А что ж, ко мне – то не зашли?

– Уймись, мудила! Это «Армани»! У человека горе, а он стебётся. Я ночь не спал. Все пальцы, вон, изгрыз. Жил себе не тужил, спал как убитый, и тут — на тебе! Вот что теперь делать? А если даже, найду? Что я смогу дать ей? Старенький автобус с «дискотекой»? Или крохотную квартирку, напополам со старенькой мамой? Вот теперь – то и призадумаешься над собственной ущербностью, сквозь призму квартирного вопроса. И в этой безвыходной ситуации, честно скажу тебе, брат Сергий, чувствую себя жалким, горемычным уёбищем, непонятно за что положившим целую жизнь за проживание здесь. Странно всё. Я Родину люблю, а она меня нет! Неее… Ну, надо же так…! Народиться на Свет Божий всего однажды, и почему – то, попасть, блядь, именно сюда! Вот, хули это за жизнь? Смех, сквозь слёзы. Это только потом, посмертно, когда ты отдашь свой последний, хуй знает кому и хуй пойми за что, долг, тебе, может быть и выделят отдельную «жилплощадь», блядь… два, на метр восемьдесят и метр семьдесят вглубь. Да и то, хуй знает в какой дали от родного города. Ну ладно, я… Тут, хоть спиздишь чего – то, объебёшь какого – нибудь мордоворота, с которого не убудет… А, простые работяги – то как живут?! Обрыдаешься.… И главное, спиздить – то им уже, бедолагам, нечего, потому что все, кому надо, всё, уже давно спиздили.

– Погоди, погоди… Что – то я в толк не возьму, о чём речь? – остановил расстроенного друга, Блэк.

– Десса… – многозначительно произнёс Уайт, перевел дыхание и закурил.

– Серьёзное заявление. Я, честно говоря, тоже всю ночь проворочался. Давненько подобного не случалось. Может, объявятся? – попытался успокоить друга, Блэк.

– Да, даже если и объявятся… – обречённо произнёс Уайт, – Ну, на кой хер мы им сдались?! Ты видел, какие они холёные?! Таких, как мы, у них – пруд, пруди!

Серёгины стенания были прерваны неожиданным звонком в дверь. На пороге стояла Десса с зажженной свечой в руке.

– У вас в подъезде света нет. А я… тут рядом… по делам… Дай, думаю, зайду, посмотрю, как Серёга по мне страдает, – произнесла она и, задув свечу, по – хозяйски прошла в кухню, – Сиди, сиди, а то опять упадёшь, – и, засмеявшись, нежно провела рукой по намытой и хорошо причёсанной голове обескураженного Уайта, – И не надо меня по ночам звать, беспокоить. Я сама приду… когда надо… – загадочно произнесла Десса и присела рядом.

Блэк деликатно отвернулся и увидел в окно, стоящие у их подъезда, карету «скорой помощи» и полицейский автомобиль.

– Серёг, у нас труп, – заявил он, явно подражая одному из героев известного питерского, полицейского сериала. – Из девяносто пятой… – со знанием дела произнесла Десса, – Никитич.

Блэк хотел, было, поинтересоваться такой прозорливостью утренней гостьи, но в дверь снова раздался звонок. На пороге в чёрном платке стояла бабка Верка, жена Никитича из девяносто пятой… Всхлипывая, она спросила:

– Сярёжка то, не у тябя?

– У меня, баб Вер. Проходи. Она осторожно прошла в кухню и, несмотря, на обрушившееся горе, хитро взглянув на Дессу, мирно сидящую рядом с Уайтом, язвительно предположила:

– Нябось, с вячо́ра разойтица ня можетя?

– Никитич помер? – на корню обрубил Уайт.

– Помер… Ой, помер, ра – ди – май… – заголосила она, – А, как стонал – то, перед смертью… Ой, как стонал… – и заголосила пуще прежнего, – Наверно, виделось яму, радимаму, что самолёт яво подбили. Он же лётчиком был у мяня…

– Хватит выть тут! Не был он у «тябя»…никаким лётчиком! НКВДэшником он был! Расстрельщиком! Вот поэтому и стонал, когда всю толпу эту… перед собой увидел! Жертв своих… увидел! – жёстко прервала бабку Десса.

– А тябе то, по чём знать, кем мой дед был?! – изменилась в лице бабка и слёзы с её морщинистого лица мгновенно исчезли.

– Да я и не завела бы этот разговор, бабуся. Только ты же сюда не просто так пришла, а поприбедняться пришла. Типа, денег нет, хоронить не на что. Пусть, мол, Серёжка поможет, – и, резко поднявшись со стула, подвела черту под странным диалогом, – Есть у тебя деньги! Есть! Вы, ведь, вдвоём НКВДэшную пенсию получаете, потому что, вместе со своим Никитичем, ТАМ… на пару – то и служили! А деньги…?! На даче своей, в подполе, в бочке с огурцами поищи. Пшла вон!

Бабка Верка злобно прищурилась, резко, по – военному, развернулась и, громко захлопнув за собой дверь, удалилась. После повисшей в воздухе тяжелейшей паузы, Уайт осторожно спросил Дессу:

– Может, зря так? Для таких обвинений, ой какие факты нужны.

— Мне не нужны! – уверенно сообщила Десса, – Я там раньше работала! Очень… много… работала! И сейчас… время от времени… не забываю наведываться… И ещё, друзья, открою вам один секрет. Я – ваша коллега. Похоронный агент. САМОЙ! ВЫСШЕЙ! КАТЕГОРИИ!

15.

А пока, у входа в морг Уайта нетерпеливо дожидались некие суровые люди: бывший охранник покойного Василь Митрича Лемуренко, Гришка, и тоже уже, бывший, его водитель Славик. Чуть поодаль от них нервно курила новоиспечённая вдова Любаша, в шикарной, многотысячедолларовой шубе и чёрном платке из норки. Все они демонстративно посматривали на часы и угрюмо молчали. Когда Уайт засунул ключ в замочную скважину двери офиса, прозвучала фраза: «Ты чё так долго, в натуре?», которая замкнула в голове Уайта его внутренний калькулятор и предполагаемая им сумма похорон важного человека, увеличилась примерно вчетверо. «А на кладбище торопиться не надо», – неожиданно раздался голос Дессы.

Следует заметить, что эта дежурная фраза, является настолько убедительной, что срабатывает безотказно, на всех уровнях власти.

Пока безутешная вдова рылась в клатче от «Brioni», в поисках паспорта, Десса по – хозяйски устроилась в кресле Уайта и приготовилась внимательно слушать.

Список самых необходимых покойному вещей, по своей изощрённой сути, сильно смахивал на бред сумасшедшего. Но костюм, ботинки от «кутюр» и парфюм, не знамо от кого, сильно проигрывали в своей фантазии, антенке для мобильного телефона, которая, по «гениальному» замыслу Гришки, должна торчать прямо из могилы, на тот случай, если покойный Митрич, вдруг, решится на звонок другу. А коробка с сигарами, а виски, а трость, а спиннинг, наконец, которые безоговорочно было решено положить в гроб вместе с безвременно ушедшим, это ничто, по сравнению с пачкой дорогущих презервативов, засунутых, втайне от «безутешной» молодой вдовы, в задний карман его брюк, Славиком. Всенепременнейшим условием церемонии прощания, было значительное омоложение и здоровый вид лица, лежащего в тридцатитысячедолларовом гробу. Для этого, заботливая Любаша, решила пригласить парикмахера, визажиста, стилиста, косметолога и на всякий случай, тренера по фитнесу.

Список всех этих невероятных услуг и принадлежностей, который составила скорбящая вдова «со товарищи», поверг бы в шок простого российского обывателя, но для Уайта – это пыль. Он, лениво наблюдая за происходящим, сидел и думал только о том, что когда – нибудь закончится этот очередной рабочий день и живительная струя из запотевшей пивной бутылки, сначала вольётся, пьянящим водопадом, в его могучую грудь, а потом, вырывая ноздри, вылетит, отрыжкой, наружу.

Думы – думами, а работать надо. Разобравшись с документами и выслушав стенания вдовы о высочайшей значимости данного похоронного мероприятия, Десса молча выжидала момент объявления рождённой, в её голове, суммы. Когда этот момент настал, и цифра была озвучена, в воздухе повисла угрожающая, почти роковая, тишина.

– Нет, можно, конечно, и подешевле, только вот… – начала Десса, но вдова недовольно буркнула:

– Не надо нам… подешевле…

– Вы что тут все, опупели в натуре? Это же – грабёжь! – неожиданно раздался голос Славика.

Десса оторвала взгляд от документов и неожиданно хищно отозвалась:

– Уймись, бык! Тебя тут никто не спрашивает!

– Слышь, коза? Ты кого, в натуре, быком назвала? – с этими словами Славик рванулся вперёд, пытаясь схватить Дессу за руку, но вдруг, резко отшатнулся и с тихим ужасом в глазах, замертво рухнул на пол.

– Тромб, наверное, оторвался. Нельзя же, резко так… – равнодушно констатировала Десса и невозмутимо продолжила перебирать бумаги.

Всё произошло настолько молниеносно, что Уайт не успел даже прыгнуть на обидчика. Бывший охранник Гришка попытался вызвать «скорую», но телефон его, напрочь, отказался работать.

«Скорая» появилась сама собой и очаровательная брюнетка, выйдя из – за руля в накрахмаленном колпаке с красным крестом, присела рядом с бездыханным телом и, прощупав пульс, произнесла:

– Жив. Наверное, переутомился. Бедолага. Это была Лайфа. Она поднялась с колена, всем приветливо, как – то по весеннему улыбнулась и, глядя на Дессу, с лёгкой укоризной, произнесла:

– Ну, что ты, сестричка? Не время же ему…

– А я-то, что? Всё, эти тромбы проклятые, – наигранно оправдываясь, тоже, с улыбкой, парировала Десса.

Обалдевший от происходящего, Гришка вытащил бумажник, с намерением отблагодарить чудо – доктора, но чудо – доктор денег не взяла. Десса же, аккуратно присела к приподнявшемуся на локтях, «чутьбылоненовопреставленному» и тихо так, почти заискивающе, на ушко, спросила:

– Ну и как тебя ТАМ… встретили? Не обижали?

Славик медленно встал на ноги, распахнул свой кожаный плащ, отстегнул и со стуком бросил на пол кобуру с пистолетом, безучастно огляделся по сторонам, порылся в карманах, веером размахал по сторонам наличность и решительно зашагал прочь. «Вот и ладно…", тихо сказала Десса и добавила: «Неблагодарный…

Лайфа быстро засобиралась, сославшись на занятость и пообещав надолго не пропадать, села за руль своего микроавтобуса, со странной надписью: «НИИ Трансплантации Душ», тотчас укатила в неизвестном направлении. Десса поманила пальцем Любашу и спросила: «Мы можем поговорить тет – а – тет?». Вдова властно отмахнула рукой Гришке. Он вышел из кабинета. За ним последовали и наши друзья, плотно прикрыв за собой дверь.

– Пивка бы, – мечтательно произнёс Уайт.

– И я бы не отказался, – подтвердил Блэк.

Мысль о пиве, и не только о нём, очень мешала работать. Но, разразившийся телефонный звонок прервал сладостные грёзы, заставив друзей, позабыв обо всём, лететь в секционную, где судмедэксперт Фыриков и санитар Кумаркин, в этот момент, совершали вскрытие августейшего тела. Разложенные в рядок внутренние органы, распиленные головы и отдельно лежащие от них мозги, давно уже не шокировали Уайта, а вот у Блэка, чуть не вызвали законную рвоту.

– Что случилось?! Клад откопали?! – распахнув дверь секционной, спросил Уайт.

Фыриков, не отрывая взгляда от секционного стола, тихо процедил сквозь зубы и маску на полном серьёзе:

– Похоже, да! Ты точно выстрел слышал?

– Мне не веришь – вон, у Серёги спроси, – кивнул на Блэка Уайт.

– Ни пули нет. Ни дырки от неё. Здоров, как бык. Такого организма, ещё лет на двести бы хватило. И ещё… Коронки то у него, бриллиантовые… Что делать будем?

– Да ладно, не пизди. Так не бывает, – усомнился Уайт.

– Даблябудузубдаю, – «забожился» Кумаркин и для пущей убедительности провёл большим пальцем себе по горлу, – Посмотри вон, на подоконник.

– Ну, вообще – то, зубы – это не мой бизнес… – после недолгого раздумья ответил Уайт, – Но, добрый совет дать могу. В землю закопайте! А хули вам, богатым?!

– А вдруг, вдова «запалит»? – осторожно прошептал санитар Кумаркин. – Ага. Щас блядь, «запалит»! Она им при жизни – то брезговала, а ты хочешь, чтобы она ему сейчас в жопу залезла?!

– В рот, – деликатно поправил Уайта, Фыриков.

– В наше странное время, для некоторых, это не имеет никакой разницы, – парировал Уайт, – Счастливо оставаться!