Над пропастью любви. киноповесть

Ромашин грустно улыбнулся.

– Пойдём, мой друг – печальный Блюм, попрощаешься с городом нашей зрелости.

– Анекдот, Витя, вспомнился из нашего одесского прошлого, про наш город детства. Можно?

– Валяй, Блюм, теперь тебе всё можно… но осторожно и только при друзьях.

– Само собой. Так вот. Что самое хорошее, когда стоишь один на пляже у моря ранним утром?

– Что?!

– Ты окружён идиётами, – ёрничал осмелевший Блюм, – только с трёх сторон.

– Грубо! Спасибо тебе, Блюм, за идиётов, – проворчал Ромашин.

– Что ты, Витя, не смей обижаться! Я же это придумал еще в Одессе. В тот утренний час в Аркадии ты плавал в море без трусов. Это же наше распрекрасное детство!

Ромашин не удержался, фыркнул от смеха. Старые друзья детства, по рождению одесситы, в неволе «всесоюзной здравницы», как называли Ялту, весело посмеиваясь, побрели в тени платанов и акаций навстречу наступающему жаркому дню.

Они брели по бульвару, то погружаясь в чёрную тень деревьев, то выходя на ослепительные островки солнечного света. Под их ногами на брусчатке валялись россыпи упавших каштанов.

Друзья детства весело распинывали плоды будто мячики.

– Ты смелый, Витя. Не ожидал. Приютить беглого еврея… не каждый решится. Органы могут Русе в институт грязную бумаженцию направить. Могут отчислить. Тебя из редакции могут выпереть.

– Теперь о чём-то совсем хорошем, – перебил Ромашин. – Как там у Жванецкого? Последний еврей, уезжающий из Одессы, выключит за собой свет.

– В Ялте совсем мало осталось евреев, – тяжко покряхтел Блюменкранц.

– Ты – одессит, Сёма, но это значит, – грустно пропел Ромашин, – что не видать тебе Одессы никогда…

– Да-да-да, – грустно прошептал Блюменкранц, попытался комочком платочка смахнуть с глаз невольные слезы. – Одесса-мама осталась за волнами, а КГБ меня не пустит на постой.

– Но ты – поэт, Сёма! Поэт не плачет, – поддержал друга Ромашин.

Они обнялись, допели невольную импровизацию, причем Блюменкранц следовал за Ромашиным, который намеренно растягивал слова.

– А лишь пакует по авоськам свой багаж.

– Ты – диссидент, Витя! И это значит, – просипел Блюменкранц, потеряв голос от волнения. – Что не видать тебе покоя никогда.

– С проктологом дружишь, зри в корень, – решил закончить песенный марафон Ромашин.

Они обнялись, затем невольно отстранились друг от друга, когда мимо прошли двое военных в зеленоватой, летней форме сухопутных войск.

– Артиллеристы, Сталин дал приказ, – не удержался, шепотом пропел во след военным Ромашин.

Они нервно рассмеялись.

– Откуда в Ялте артиллеристы, да ещё в форме? – удивился Блюменкранц.

– Отдыхают.

– После Чернобыля надо отдыхать за Полярным кругом, на берегу Ледовитого океана.

– Да уж! На Новой Земле, где атомные бомбы испытывают, – грустно пошутил Ромашин. Оба невольно, с опаской оглянулись по сторонам.

– Страшно, Витя. Все мужчины в штатском кажутся мне гэбистами, – признался Блюменкранц.

– И мне, – признался и Ромашин. Они грустно рассмеялись.

– Ну, что ж, – вздохнул Блюменкранц, – пойду, посижу рядом, вдохновлю Розочку на допечатку передового эссе Либермана.

– В редакцию забегу. Потяну время. Ты уж не подведи, Блюм.

Доктор печально отмахнулся, медленно побрел прочь, как стареющий бычок на заклание.

ВЫСЕЛЕНИЕ

На ступеньках перед входом в главный корпус пансионата «Красный пролетарец» крашеная рыжеволосая Инна выговаривала искусственной блондинке Ладе:

– Зачем было тащить этого вонючего кобеля в палату?!

– Так моя ж была очередь! – возмутилась Лада.

– По-тихому надо было! Через окно! А на работу теперь сообщат? Что тогда?!

– А я знаю? Выговор.

– Выговор?! – возмутилась Инна. – Сначала турнут из пансионата! А если настучат на работу – нам кранты! Уволят «за аморалку»!

– Куда ж нам теперя? – пропела Лада. – Недельку только и отдохнули!

Инна озабоченно взглянула на тяжёлую поклажу, свою и подруги, сумки и чемоданы, заметила идущую к ним по аллейке нарядную, в белом фартуке школьницу и воскликнула:

– Во! Кажется, и девочка клюнула на нашего водолаза!

– Эта пионэрка?! – восхитилась Лада и крикнула:

– Салют, детка!

Лада шутливо вскинула над головой руку в пионерском «салюте». Инна небрежно усмехнулась. Руся услышала реплики обеих издалека.

– И вам, тётеньки, здрас-сьте и не болеть.

– Какие тётеньки, детка?! – возмутилась Лада. – Мне до тридцати ещё пять лет прыгать через скакалку.

– Ну, девочка, рассказывай! Каким ветром в нашем пансионе?! – перебила подругу рыжеволосая Инна.

– Свежим, – парировала Руся. – Про моряка хочу спросить.

– Сама ж видала. Вернулся в море. Навсегда, – проворчала Инна. – Так он мне сам завил. Прощай, сказал, подруга, навсегда!

– Утром он был в нашей школе. На «первом звонке»! Первоклашку с колокольчиком на плече таскал!

– Иди ты?! Жив, подлец?! – грубовато гыгыкнула, удивилась Лада. – Опять с-под воды вылез?!

– Ты ещё в школу ходишь? – удивилась Инна. – Сколько же тебе лет, девочка-комсомолка?

– Уже в институт поступила! – с гордостью заявила Руся. – В Ленинграде. Отдыхаю перед учёбой! Ещё вопросы будут?

Из ближнего корпуса пансионата, погреться на солнышке перед обедом, выползли пенсионеры. Женщины осуждающе посматривали на молоденьких нарушительниц режима Инну и Ладу, с удивлением рассматривали юную Русю в школьной форме. Мужчины окидывали прелести фигуристых подруг весьма откровенными взглядами. Инна фыркнула возмущенно, заметив и те, и другие взгляды, отвернулась.

– Шла бы ты домой, девочка. Не до тебя, – миролюбиво попросила Инна.

– Видишь, прогнали нас прочь, бедняжек, – пояснила Лада. – Теперь мы – бездомные! Безпалатные! Уезжаем по домам! Весь отдых рухнул! Купаться тут у вас запрещено. Того нельзя, этого нельзя! Винца нельзя!.. Ничего нельзя! – она с презрением оглянулась на пенсионеров на ступеньках. – Тоска! Одно старичье собралось в доме инвалидов! Ужас! – одного из навязчивых, улыбчивых пенсионеров в летней, соломенной шляпе, с улейной улыбкой на багровом, мясистом лице, кто подполз ближе всех, язвительно поприветствовала:

– Здрас-сьте, давно не виделись!

– Куда же вы теперь? – спросила Руся.

– Нахт хауз! – бодро ответила Лада.

– Немчура недобитая! – возмутилась Инна. – Всё из-за тебя!

– Чё эт из-за меня? И чё эт сразу – немчура?! – возмутилась Лада. – Мы с Поволжья будем. Штольцы. Но мы – русские немцы, – переводя разговор на другую тему, обратилась к Русе:

– А тот мальчик славный! Может, он и впрямь с-под воды. Может, там и живёт, на дне! Как Ихтиандра! Видала же фильм? «Человек-амфибия»! С Киндиновым! Красавец-мужчина! Ах, влюбилась бы, не обмочилась!

– Не Киндинов, а Коренев, – поправила Руся.

– Что? – удивилась Лада.

– Ихтиандра играет актёр Коренев!

– Ах! Точно-точно! – обрадовалась Лада. – Теперь запомню. Киндинов – «Песня о влюблённых».

– Романс! – теперь уже Инна раздражённо поправила подругу.

– Что романс?!

– Фильм называется «Романс о влюблённых»!

– Ах, да! Точно! Финансы поют романсы! А Коренев – «ихтиандр! Запомнила! – и запела громко, страшно фальшивя:

– Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно! Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино! Там под океаном, трезвым или пьяным, – там нам всё равно!

– Ихтиандра! – с легким презрением, негромко, чтоб окончательно не обидеть подругу, проворчала Инна. – Деревня! – оглянулась на сплетничающих пенсионерок в нелепых, разноцветных панамках. – Хватит! – попросила она Ладу. – Распелась! Погнали в Симферополь, на вокзал, билеты менять! Багаж сдадим! До вечера погуляем по городу. В киношку сходим. И отчалим по домам!

– А пожрать напослед?! – воскликнула Лада.

– Но ты – прожора! – возмутилась Инна.

– Извините, – перебила Руся, обратилась к Ладе, напоминая:

– Как это «с-под воды»?! Ну, морячок…

Изгои Инна, Лада, заодно приблудшая Руся, приютились за дальним столиком, в уголке столовой пансионата, в стороне от основных «граждан отдыхающих». Инна с негодованием отодвинула стакан с мутной, розовой жидкостью в виде обойного клея – ягодным киселём и засохшую ватрушку с творогом на «общепитовской» тарелке, что принесла пышнотелая официантка на подносе, небрежно расставила тарелки и стаканы на пластиковой, липкой столешнице.

– Ваш пионэрлагерь, девушка, задолбал окончательно! – прошипела Инна. – За что мой профсоюз деньги платил? За этот клистир? – она подальше отодвинула от себя стакан с киселём.

– Не хочите кушать, так и скажите, – незлобливо, ворчливо ответила официантка. – Зачем ругаться?! Ругаются тут! Ехайте себе до дому и ругайтеся тама на здоровьице!

Деловая, простоватая, нетребовательная Лада не позволила официантке убрать стакан с киселем и тарелку с ватрушкой, что принесли для Инны, придвинула тарелку и стакан ближе к себе. Когда официантка ушла, хозяйственная и практичная, она принялась укладывать ватрушки в кулёк из газеты «Известия», вопросительно глянула на ватрушку, которую по ошибке или из гостеприимства принесли Русе. Когда Руся кивнула, разрешая или отказываясь от угощения, Лада сунула и третью ватрушку в кулек. За действиями подруги по отдыху с презрением наблюдала Инна, саркастично спросила, намеренно, шутливо искажая свою речь:

– Не понял, подруга?! Ты з какога села будешь?

– Я ж черкнула те адресок! – искренне и без обид ответила Лада. – Приезжай, еже ли чё! И не село у нас вовсе! – с гордостью добавила:

– Райцентр!

– О как! – восхитилась Инна. – Рай у них, а не центр!

Инна вполне добродушно улыбнулась, замечая по напряжённому ожиданию Руси, что девушка «сгорает» от нетерпения узнать загадочную историю «парня из моря» и пошутила:

– А девочка созрела!

Руся обиженно надула губки. Инна была настроена миролюбиво, хотя поморщилась, когда Лада, громко причмокивая, с шумом потянула губами из стакана тягучий кисель.

– Для чего созрела? – проворчала Руся.

– Для всего, – ответила Инна, не стала больше томить «школьницу». – Значится, так! Современная сказка. Вышел он утром из моря по волнам, пешком. Красаве

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Большой Фонтан – один из самых крупных и популярных приморских курортных районов Одессы в южной части города, местность у моря, приблизительно от 11-й станции Большого Фонтана до Дачи таганрогского купца Тимофея Ковалевского (на улице Дача Ковалевского-93 располагался пионерлагерь «Виктория», позже санаторий «Мрия»), от пляжа «Чайка» до пляжа «Золотой Берег».