Правдивые байки воинов ПВО

Улыбка мгновенно слетела с лица Валеры, и он молча проследовал мимо нас, не здороваясь и не говоря никому ни слова.

«Чего это с Артуром?» – снова удивился Цыпа. И ещё больше удивился, когда мы его обложили последними словами и сообщили, что это вовсе не Артур.

Так их и путали все четыре года.

Зная за Артушей талант к «залёту», народ стал его сторониться, чтобы не «вляпаться» за компанию. Родилась поговорка, поставленная в эпиграфе, которая его, кстати, очень расстраивала.

Важно отметить, что когда Артушей овладевала какая-либо идея (что случалось регулярно), его глаза загорались характерным «безумным блеском» и остановить его было так же сложно, как сдержать «бегущего бизона и поющего Кобзона». «Безумный блеск» в Артушиных очах пропадал только после очередного «залёта».

У Тамерланыча «в миру» было два «почётных наименования»: Артуша (которое ему нравилось безусловно) и АРТУ – 1МА (Автоматизированный Радиотехнический Узел – один из видов техники, стоявший на вооружении РТВ). Этот «позывной» Артуша не любил.

Я только один раз, и то случайно, изменил правилу: держаться от Артуши подальше. И вот что из этого вышло.

Мы готовились к сдаче Спецкурса №3 (техника РТВ). Объём материала был очень большой, вся информация – секретная. Обычно готовились к таким экзаменам группами по четыре-пять человек. Один вслух читал конспект и «тащил» сигнал по схеме, остальные – слушали и кратко обсуждали. В группу, где я «солировал» затесался и Артуша, напрочь никаких конспектов не писавший, так как он предпочитал мирно спать на лекциях.

Избавиться от него не удалось, и нарушение основополагающего принципа сосуществования с Тамерланычем (как можно дальше от него) дополнительно отравляло и так нервную ситуацию с подготовкой. Надо сказать, что мирно сидеть и слушать Артуша был не способен в принципе. Он постоянно вскакивал, уносился в другие группки, спонтанно возвращался, одержимый какой-то проблемой, в общем, был в своём репертуаре.

На беду, параллельно нам готовилась к этому же экзамену группа из 3-й батареи, в которой учился Артушин друг, носивший кличку Альфонс.

(Альфонс был знаменит на весь дивизион своим детородным органом неимоверных размеров, поглазеть на который в бане обычно собирались любопытствующие.)

Так вот к нему регулярно и бегал Артуша «набраться знаний». Мы только радовались его отлучкам, так как в эти минуты можно было спокойно позаниматься.

Альфонсова группа сдавала на день раньше нас, и Артуша считал своим долгом держать нас в курсе событий у друга.

«Альфонс пойдёт на „свой“ билет», – торжествующе оповестил он нас. (Для особо «подготовленных» курсантов взводные и комбаты, присутствовавшие на экзаменах, иногда умудрялись «подсвечивать» несколько билетов.) Значит, повезло и Альфонсу.

Мы посоветовали Артуше порадоваться за приятеля и продолжить подготовку.

«Альфонс учит „свой“ билет!!!» – чуть позже с нескрываемой завистью сообщил АРТУ-1МА. И так повторялось раза три накануне альфонсовского экзамена…

Наутро была сдача альфонсовской группой экзамена.

«Альфонс взял свой билет!»

«Альфонс готовится отвечать по своему билету!»

«Альфонс отвечает по своему билету!» – восторженно оповещал нас Артуша каждые пятнадцать минут, изрядно раздражая и нервируя. Советы «заткнуться» не помогали, АРТУ находился в эйфории от успехов друга.

Спустя час, как гром среди ясного неба, прозвучали слова печального Артуши: «Альфонс взял ВТОРОЙ билет!!!»

Итогом эпопеи была заслуженная «двойка» у Альфонса. У нас же было всё – впереди.

Стояло лето, жара. Вечером, накануне экзамена, сидя в казарме, перед сном мы обсудили духоту. Между прочим, кем-то было высказано мнение, что в такую погоду неплохо бы и искупаться. Я тоже поддакнул этой идее, дескать, неплохо-то неплохо, но…

Мыслями мы все были уже на экзамене, и никто всерьёз про купание не думал. Кроме одного человека…

Ночью я проснулся оттого, что меня кто-то энергично тряс.

«Вставай, наши все уже встали!» – открыв глаза, я увидел над собой безумный блеск Артушиных глаз.

С ужасом пытаюсь вспомнить сквозь сон, когда это я умудрился загреметь с Артушей в один наряд и не могу.

«Куда вставать?! Ты что, офонарел?! Утром экзамен!!!» – вдруг осеняет меня.

«Купаться договаривались! Наши все уже встали!» – отвечает Артуша и бросается будить спящего Сил Силыча, который отвечает ему своим коронным традиционным приветствием: «Чё надо? Пшёл на хер!!!» – однако это не помогает, Артуша и мёртвого поднимет, коль ему втемяшится что-то.

Оглядываю кубрик: человек восемь сидят на койках, очухиваясь ото сна и не проявляя особого энтузиазма поддерживать Артушино начинание.

Ещё не поздно «послать» чёртова АРТУ и завалиться досыпать. Но Артуша – неудержим.

«Да вы чо?! Договаривались же ночью идти на бассейн купаться!»

Совершенно не припоминаю такого разговора и договора, но тут уже кто-то поддакнул АРТУ, и идти «в отказ» – значит струсить в глазах остальных. Приходится вставать, надевать тапочки, брать полотенце и, шаркая ногами, тянуться к выходу, мысленно проклиная и себя, и Артушу.

Он радостно наматывает круги вокруг нашей полусонной процессии, необыкновенно счастливый и гордый собой: «Щас окунёмся, с дежурным я уже договорился, Юра не выдаст».

Вспоминаем, что дежурный по батарее младший сержант Тикицын бздиловатый и ненадёжный.

«Заметут, век воли не видать, заметут», – вспоминается фраза из «Джентельменов удачи».

Выходим на улицу. Два часа ночи, свежо, градусов пятнадцать – не больше, дует холодный северный ветерок, светло как днём. Краткая дискуссия пресечена энтузиазмом АРТУ и его воплями: «Идём!!! Мы же договорились!»

Идти далековато, километра полтора, мимо свинарника на самый край территории училища. Наконец, пришли. Открытый бассейн окружён высоким (метра четыре) сеточным забором, через который ещё надо перелезть. По водной глади гуляет довольно внушительная свинцового цвета волна. Все замёрзли, купаться уже никто не хочет. Забор форсирует один Артуша, прыгает в воду и тут же вылезает.

Кроя его последними словами, бесславно направляемся в казарму. Задубевший от воды и ветра, АРТУ даже не отругивается.

Навстречу бодро катится Тикицын: «Там Жора с проверкой пришёл, вас ищет».

Жора – сроду никогда после отбоя в казарму не хаживал, тем более в полтретьего ночи.

Заложил нас ему Тикицын с перепугу. Сказав ему вкратце, что о нём думаем, направляемся в казарму, на встречу с Жорой.

Срочно нужна хоть какая-то «легенда прикрытия». Уйти самовольно купаться, да ещё ночью – грубейшее нарушение, Жора всем ввалит так, что мало не покажется.

Меня осеняет: «Скажем, что ходили в сортир ДОУПа, так как Тикицын не пустил в вымытый туалет в казарме». («Наш ответ Чемберлену» заодно.)

С нами Ефрейтор Юрьев, к которому Жора благоволит, и это даёт мизерные шансы на успех этой версии отлучки.

Взятые «для купания» вафельные полотенца компрометируют версию, мы засовываем их сзади в синие армейские трусы (в которых и осуществлялся поход).

Тикицын нас строит при входе и докладывает Жоре о прибытии отсутствовавших.

Жора (морда красная, «беломорина» в зубах, злой с похмела и от недосыпа) тянет любимое: «Та-а-ак, не понял… Где болтались?!» Наш вид в майках, трусах и тапочках никак не соответствует облику самовольщиков, и он в некотором недоумении.

Ефрейтор Юрьев: «В туалет на улицу ходили, товарищ капитан!»

Жора: «Та-а-ак, не понял… Вам что двух своих сортиров в казарме мало, что ли?!»

Ефрейтор «наносит ответный удар»: «Това-а-арищ капитан, нас в них Тикицын не пустил, говорит, что уже вымыты они».

Потрясённый Тикицын временно теряет дар речи и смотрит на нас, как баран на новые ворота.

Жора: «Идите пока спать, завтра всех накажу!»

Мы обрадованные, что так легко отделались, попрыгали в койки и радостно слышали, как Жора материл Тикицына.

После экзамена нам всем дали от Жоры по три наряда вне очереди.

Больше я с Артушей не связывался ни под каким видом.

Одним из самых знаменитых залётов АРТУ была история с организацией коллективной (!) пьянки на Всесоюзном Ленинском Коммунистическом Субботнике (!!!), о которой вкратце говорилось в главе «Изюминка».

После отсидки Артушей законных пять суток ареста встал извечный русский вопрос «Что делать?».

Лучше всего ситуацию сформулировал Хиль в своей речи на комсомольском собрании, посвящённом разбору Артушиного деяния: «Хайзуллин! По всем срокам тебя надо в партию принимать, конец третьего курса уже. А по правилам – надо из комсомола исключить и из училища выгнать».

Надо сказать, что к моменту «подвига на субботнике» АРТУ уже имел два строгача с занесением по комсомольской линии и, как в известном анекдоте, уже полагалось «Гнать его из этого грёбанного комсомола!!!»

Но перед этим собранием был допрос с пристрастием в кабинете Изюминки. Кратко о нём.

«Вызывает меня Изюминка», – рассказывал Артуша с тоской в голосе. – Как в гестапо, настольную лампу мне в лицо направил, и давай орать: «Ты мне в карман насрал!!! (Как даст кулаком по столу!!!) Признавайся, кОму нёс винО? Всех спОить хотел? Школу коммунизма разрушить! В глаза мне смОтреть!!!» И по новой, как даст кулаком по столу: «Ты мне в карман насрал!!!»

В общем, «шил» ему Изюминка организацию аполитичной групповой пьянки в такой светлый день, да ещё и самоволку (вино-то на территории училища не продаётся). Пахло серьёзными проблемами.

АРТУ геройски держался первоначальной безнадёжной версии, дескать, нёс всё для себя и пил бы все восемнадцать бутылок потихоньку вечерами в одиночку, если бы не бдительность замполита.

Убедившись, что наскоком Артушу не сломить, Изюминка сменил тактику «допроса».

«Так, Хайзуллин. Не хОчешь, значит, гОвОрить мне, представителю нашей ленинскОй партии, правды. Буду делать тебе Очную ставку с сОбутыльниками. Стань в угОл и мОлчи, пОка не разрешу гОвОрить, пОнял?» Артуша обречённо встал в угол.

По вызову Изюминки в кабинет прибыл Юра Басков, старший в подвальном хозяйстве.

«ВОт чтО, БаскОв, – задушевно начал Изюминка. – Тебя От исключения из училища мОжет спасти тОлькО чистая правда. Хайзуллин раскОлОлся!!!»

«Ничего я вам не говорил», – обиженно прогудел из своего угла Артуша.

«Ты всёе испОртил!!! Ты мне Опять в карман насрал!!!» – заревел Изюминка.

В итоге допрос кончился ничем. Перефразируя известный штирлицевский анекдот: «Артуша стоял на своём. Это была любимая пытка Изюминки». С той поры АРТУ стал Изюминке личным и злейшим врагом…

Вернёмся на уже упомянутое собрание, так удачно открытое Хилем.

«Давай договоримся, Хайзуллин», – продолжил «мягко стелить» хитрый Хиль. – Скажешь правду перед лицом товарищей – простим, не скажешь – выгоним из комсомола и училища заодно». Ситуация была патовая. АРТУ крепился из последних сил.

Хиль: «Ты в самоволку бегал за вином?»

АРТУ (перед лицом товарищей (!!!): «Нет, подошёл ко 2-му КПП (там забор из кованой решётки), дал денег мужику, попросил сбегать за вином, он и принёс.

Хиль: «Что же ты, незнакомому мужику столько денег отдал?!»

АРТУ: «А мы с ним познакомились…»

Хиль: «И как мужика звали?»

АРТУ: «Вася…»

Апофеозом экзекуции был момент, когда Хиль начал пофамильно перечислять всех известных ему Артушиных друзей и требовать ответа, стал бы тот или иной пить Артушино вино. АРТУ каждый раз говорил, что нет, так как данный товарищ непьющий в принципе, а Хиль подвергал его ответы всё большему сомнению и грозил полным остракизмом за неискренность перед товарищами. Ситуация накалилась до предела.

«Ладно, Хайзуллин, а Баннов стал бы пить???» (Надо сказать, что до этого Баннов пару раз залетал с пьянкой, и стандартные предыдущие Артушины доводы о его непримиримости к пьянству тут явно не проходили.)

Артуша почувствовал хилевскую ловушку и просветлел лицом: «Нет, не стал бы!!!» – твёрдо и искренне ответил он Хилю.

«А почему, тоже непьющий?» – изумился Хиль.

«А он денег не сдавал!!!» – сказал Артуша голосом Павлика Морозова.

Когда Хиль немного успокоился и смог говорить, он закрыл собрание, пообещав Артуше «подумать над его судьбой».

Через два месяца мы принимали Артушу кандидатом в члены партии.

Рассказ о нём будет неполным, если не вспомнить печальную историю с порнографическим журналом, припёртым им со стажировки.

Отметим, что в «годы застоя» увлечение порнографическими картинками, да ещё западного происхождения, не приветствовалось, мягко говоря, и пресекать это был обязан Особый отдел.

Артуша, проводивший зимнюю стажировку на полигоне Ашулук, ухитрился познакомиться с кем-то из стрелявших там представителей «братского соцлагеря» (немцами или чехами) и выцыганить у них роскошный порнографический журнал, который он торжественно привёз в родную казарму.

Сразу же по прибытии, АРТУ начал демонстрировать чудо западной полиграфии всем желающим. В бытовку (где Артуша проводил «презентацию») битком набились курсанты, и очередь в неё тянулась через полказармы.

Артуша, в перерывах показов, рассказывал народу, каких трудов ему стоило добыть сей раритет. Глаза его горели безумным блеском, и советы быть поосторожнее он просто игнорировал. Артуша был герой дня.

Вечером, убыв в увольнение, АРТУ отвёз чудо-журнал домой к невесте.

На следующий день прямо с первой лекции Артушу срочно вызвали в штаб, в один из неприметных кабинетов. После короткой беседы с чекистами был вызван их «уазик», и Артуша в сопровождении «бойца невидимого фронта» убыл на нём в краткосрочную командировку домой к невесте за журнальчиком. Развратную продукцию из семейного гнезда изъяли. Артуша никогда и никому не рассказывал деталей прошедшей в тихом кабинете беседы и внезапной поездки к невесте.

Кстати, ещё одна история с порножурналом случилась в Первой батарее. Там с этим злодеянием Запада был изловлен сержант Иванов. Изюминка лично конфисковал у него журнал и упрятал в свой сейф. На каком-то собрании дивизиона он взял слово и стал принародно позорить Иванова: «А в журнале-то такОе – чтО смОтреть прОтивнО!!!» (А вот, по словам Ромы, Изюминка иной раз любил «перелистнуть» глянцевый журнальчик из своего сейфа и плохо ему потом почему-то не было).

Артуша не был бы самим собой, если бы не «залетел» самым последним в дивизионе накануне выпуска.

Наш Папан позвал АРТУ на свой день рождения уже перед последним госэкзаменом. Разумеется, они прибыли из увольнения в самом прекрасном расположении духа. Глаза Артуши опять горели безумным блеском, он начисто забыл обо всех своих взысканиях, которыми был обвешен, как ёжик – иголками. Стоя на вечерней поверке, АРТУ вдруг начал звать именинника: «Папан! Папан! Папан!» Именинник, тоже изрядно выпивший, стоял в строю и благоразумно молчал. АРТУ докричался до того, что открылась дверь замполита, и майор Филиппов, заменивший на этом посту Изюминку, утащил Артушу в кабинет буквально за шкирку.

Наутро Хиль, злобно сверкая взором в сторону Артуши, сообщил нам, что: «Некоторые всё ищут на свою жопу приключений, всё им мало. Есть желание встретить выпуск на гауптвахте, наверное… Да, Хайзуллин?!»

Артуша там уже бывал и особого желания повторить визит у него, конечно, не было. Он просто угрюмо молчал. Случай замяли, грехов за АРТУ и так было с избытком.

Нечего и говорить, что «по выпуску» АРТУ загремел в самое «чудесное» место – Монголию, в состав дислоцированной в МНР 39-й Армии. Там его следы потерялись.

В 1984 году в Москве, на Всеармейском совещании, я случайно встретился с Вовой Мыльником («Глистом» в училищной жизни). Как водится, разговорились про сослуживцев, и Вова, прибывший из Монголии на это совещание, тут же вспомнил Артушу.

«Они с Вайнером соревнуются, у кого больше партвзысканий с занесением, – сообщил Вова. – Хайзуллин ведёт со счётом 3:2».

Если результатам Артушиной службы удивляться не приходилось, то такие «успехи» Вайнера – поразили.

Вайнер и особенности национального вопроса

Командиром моего отделения был Сан Палыч Вайнер. Еврей.

Надо сказать, что «национального вопроса», в его нынешнем понимании, в училище не было. У нас учились «дети» самых разных наций и народностей страны, а людей мы всегда оценивали по их делам и поступкам, и вопрос наций в любом конфликте стоял на самом последнем месте.

В нашей группе на 30 курсантов было 10 национальностей (включая столь редкие для военного училища, как цыган, еврей, латыш, и даже коми-пермяк). А уж в дивизионе были все: от поляков до якутов, бурятов, кумыков, лезгин, курдов и табасаранцев (я впервые в училище узнал о существовании такого народа…)

Были и евреи – только в нашей батарее двое: Вайнер и Игорь Гроссман (он был почтальоном у нас). Это я к тому, что стенания «диссидентов» о жутких притеснениях «богоизбранного народа» в то время – слегка преувеличены.

Единственным начальником, питавшим к Вайнеру явную антипатию, был Комдивка. Во время первой из встречи, когда Комдивка во время утреннего осмотра обходил строй нашей батареи, Вайнер решил «прогнуться» передним и скомандовал нам «Отделение, смирно!!!»

– «Вольно, небритый сержант!» – ответил Комдивка и отправил Вайнера бриться.

С этого момента их отношения нельзя было считать хорошими. Но все-таки виной тому была не столько пресловутое «еврейство» Сан Палыча, сколько его первоначальная небритость.

Вайнер обладал уникальной способностью: умением решить любой шкурный вопрос («влезть без мыла в задницу», как точно характеризовал его дар Сил Силыч).

На стажировке, в зимнем Волгограде, мы (6 курсантов) захотели сходить в кино на «Клеопатру». В кассах кинотеатров, несмотря на жуткий мороз, стояли километровые очереди на предварительную продажу билетов и висели фирменные таблички «На сегодня все билеты проданы». Вайнер с деловым видом зашел к администратору, пробыл там пару минут и вынес 6 билетов на всех нас.

Да и в целом, Вайнер «на стаже» показал себя с самой лучшей стороны, и заслужил списание всех своих прежних грехов в нашей памяти.

Но начало службы с ним на 1-м курсе было ознаменовано трагикомическим эпизодом.

Жора проводил с нами в ленинской комнате батареи теоретическое занятие по устройству ручных и противотанковых гранат. Всем было безумно интересно, т. к. он принес большой чемодан разных учебных гранат и целых и в разрезе. Большинство из нас близко видело это великолепие впервые. Вайнер, поступивший в училище из армии, всячески подчеркивал ранее, что он – сапёр.

В перерыве, когда Жора ушел в канцелярию курить, мы и устремились к сапёру с вопросами.

«Все очень просто. Смотрите и учитесь», – авторитетно начал Вайнер. «Берете лимонку (он взял в руки гранату), отгибаете усики „чеки“ и ее выдергиваете. Планку пока не отпускаем». Мы, окружив сапёра тесным кольцом, внимали его рассказу. Рассказ Вайнер сопровождал практическим показом порядка действий.

«Когда кидаешь гранату, планка отскакивает, запал срабатывает, и через 2—3 секунды граната взрывается. Она мощная, оборонительная, разлет осколков 200 метров», – продолжал поражать нас Вайнер глубиной знаний. (Вот что значит сапёр!!! Все знает! Мелькнула завистливая мыслишка)

«Характерным признаком того, что запал начал работать, служит щелчок и шипение, потом – взрыв», – сообщил Вайнер и отпустил планку. Раздался громкий щелчок и шипение. Гробовая тишина длилась долю секунды. Потом произошло то, что называется «спасайся, кто может!». В двери ленкомнаты возникла «пробка» из десятка тел, рвущихся на выход. Мгновенно перевернули все 8 круглых столов, за которыми народ искал спасения от смерти.

Краткосрочная паника была такой силы, что кто-то умудрился сшибить все накладные латунные буквы лозунга «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», оставив на стене только «В. И. Ленин» (А цитата, надо сказать, была на высоте метра 2,5 от пола). Рухнула и планшетка с фотографией Жоры и легендарной надписью «Командир взвода капитан Черноус Е. Е. постоянно интересуется: «Как дела у коммунистов?»

Вайнер с выпученными глазами метался по ленкомнате, сжимая в руке шипящую «лимонку», порывался выбросить ее сквозь стекла на плац.

«Там люди, нельзя», – заверещал ему кто-то. Тогда Сапёр выкинул гранату в коридор кубрика, захлопнул дверь ленкомнаты, и рухнул на пол…

В это время по коридору в сторону туалета следовал Рома, которого Жора освободил от занятия для написания какой-то своей важной бумаги. Он не успел подивиться выражению лиц молча разбегавшихся из ленкомнаты курсантов, как оттуда прямо ему под ноги вылетела «лимонка». Раздался громкий щелчок. Запал сработал отлично. Сама граната была пустая и не взорвалась.

Рома с белым лицом и трясущимися ногами зашел в ленкомнату. «Какая сволочь?! Какая сволочь кинула?! – это то немногое, что можно напечатать из его образной речи, обращенной к Вайнеру.

На шум прибыл и Жора. Оглядев разгром в помещении, и понюхав острый запах пороха, он поинтересовался:

«Тааак, не понял… У какого мудака руки чесались?» Сан Палыч печально встал, ожидая кары.

«Сапёр херов», – с неизъяснимым презрением завершил речь Жора.

Карикатура на Вайнера, размахивающего гранатой, в наших выпускных альбомах увековечила эту историю.

На втором курсе, в один прекрасный вечер, Вайнер сообщил нам, что поведет наше отделение в культпоход в Ленинград. Надо сказать, что нас не слишком баловали увольнениями, и это сообщение было воспринято «на ура»!

Едва дождавшись субботнего вечера, наглаженное и подстриженное отделение было готово прикоснуться к миру прекрасного. Поехали мы в Пушкинский театр, смотреть спектакль «Жизнь Сент-Экзюпери». Мне немного портило настроение то, что это был чуть ли не единственный спектакль, который я умудрился в школьном возрасте посмотреть в этом же театре. Сюжет его я знал, и неожиданно это пригодилось на обратной уже дороге, когда мне пришлось вкратце рассказать товарищам, не уловившим сути событий в ходе бурного культпохода, «про что был спектакль».

Проблемы возникли, когда выяснилось, что день культпохода совпал с днем рождения «Дядюшки Ро» (курсант Рошковец прибыл к нам из глухой белорусской деревни Мохро, что и предопределило его кличку «Дядюшка Ро из деревни Мохро»). Шутливое пожелание: «С тебя причитается» он воспринял со всей добросовестностью белорусского колхозника.

В театр мы прибыли минут за 10 до начала спектакля. Строгая бабуля – гардеробщица, принимая наши шинели, ни с того ни с сего вопросила сварливым голосом: «А вы не будете бегать по этажам?!» Несколько удивленные этим предположением, мы заверили бабулю, что прибыли в храм искусств совсем не для этого, и торопливо проследовали в буфет. Успев заказать и принять «три по двести портвейна», зашли в зал и добросовестно просмотрели первое действие, дожидаясь перерыва. Сразу после звонка «группа захвата» бегом пронеслась мимо ясновидящей гардеробщицы «забивать очередь» в буфет.

Думаю, что театральная буфетчица долго помнила заказ Дядюшки Ро. На ее любезный вопрос: «Чего желаете?», Ро пожелал: «9 бутылок портвейна!».

«Бокалов?» уточнила пораженная буфетчица,

«Бутылак!» – рявкнул Ро, со своим белорусским акцентом, «Глухая, что лы?! И тры пырожных!» (на большую закуску у нас денег не было).

Пока буфетчица выдавала бутылки, Миша Федотиков, не разобравшись в околобуфетной толчее и суматохе, прихватил вместо маленького блюдца с тремя нашими оплаченными пирожными огромное хрустальное блюдо, еще наверное царских времен, где были красиво разложены штук 30 разнокалиберных пирожных.

Буфетчица, подсчитывая наши деньги, не сразу заметила исчезновение раритетного блюда и заголосила о нем с некоторым опозданием. Мише пришлось возвращать императорский поднос с нетронутыми пирожными обратно под хохот всей очереди. Конфликт был исчерпан, и мы принялись за портвейн.

Вайнер с ужасом наблюдал за вакханалией. Пить спиртное – нам было строжайше запрещено.

После того, как вино в рекордные сроки было выпито, мы потеряли остатки интереса к жизни Сент-Экзюпери и отправились курить в роскошный театральный туалет. Возникла оживленная дискуссия со смехом и соответствующими образными выражениями. Было очень весело. На второе действие отправился один не пивший Вайнер, мы же вели оживленную беседу на злободневные темы.