Полная версия:
Истории одной монеты
Чудеса случаются редко. Никакой барахолки в сквере не было. Да и не сквер это уже – пустырь с мёртвыми деревьями – опрокинутые разбитые столы и загаженные скамейки. Но… на одной из них разложены книги. Кроули, Блаватская, Кастанеда… Сашок чуть не разрыдался от облегчения, заметив неподалёку фигуру в стареньком поношенном пальто и вязаной шапке киношного киллера. Он бросился вперёд.
– Вы… вы помните меня? Мы тут в позапрошлом году, с девушкой… А вы ещё…
– Жив, покамест, – хмыкнул Леон-Базилио. Но к кому относилась фраза, было не понятно. – А девка твоя?
– Ушла.
– Ушла или… – книжник выразительно мотнул головой. Слов тут не требовалось.
– Не знаю, – вдруг всхлипнул Сашок, – Не могу я так больше, Ни сна, ни реальности. С ума схожу. Таблетки горстями глотаю. Не помогают.
– Помогают, раз живой. По себе знаю. Ладно, садись, коль пришёл. Чаю может? А то трясёшься, как цуцик, – старик наклонился к рюкзаку за скамьёй, – Достаёт тебя?
– Достаёт.
– А я говорил. Ну, глотни, полегче станет – «Леон» достал термос и, открутив металлическую крышку, плеснул туда дымящейся заварки. От аромата трав у Сашки закружилась голова, словно вырвавшийся пар окутал мозг, а не растворился в морозном воздухе Североуральска.
«Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою», – продекламировал старик. – Да, пей, пей, не бойся. Тебе терять всё равно уже нечего, даже если травану. Как ведьму-то твою звать?
– Спасибо, – Сашок благодарно принял чашку. – Лера… Ленора, то есть. Ленора Викторовна Рутц.
– Поганое имя.
– Знаю.
Старик хохотнул:
– Созрел, выходит, что ж… Сживёт она тебя со свету, если не выдюжишь. Я не помогу, но рассказывай, всё полегче станет.
И Сашка словно прорвало. Слова лились из него безостановочным потоком. Вряд ли старик уловил хоть треть из сказанного, да и было ли это важно? Сашок рассказывал всё и про закидоны Лерки, и про проклятую монету, и про оргии, и про день рождения со сгоревшей куклой. Когда он пришёл из универа с букетом и застал голую, измазанную кровью Лерку со своей чурингой на шее, в круге из девятнадцати чёрных свечей. Она обнимала уродливую, наполовину обгоревшую куклу и рыдала. Рассказал, как отнёс её в ванну и что за долгое время это был единственный раз, когда они занимались любовью, а не сексом. И как на утро Лерка исчезла.
Старик слушал не перебивая. Только иногда кивал, да подливал чай.
– Выходит, послушалась меня твоя девка, – наконец, произнёс он. – Ушла и даже гамагей свой оставила. Не думал. Сильна малая оказалась.
– Что оставила?
– Ну амулет, который силу ей давал. Что ушла – хорошо. А что удавилась на какой-нибудь заброшке – плохо. С мёртвой не сладить уже.
Сашок выплюнув жидкость, зашёлся в кашле:
– Нет! Не могла она. Она – сильная.
– Сильная. О том и говорю. Не знала она, что так будет. Поняла, что жизнь из тебя сосёт и выбрала. Тело умертвить – дело не хитрое. С этим она справилась, а дальше… Застряла деваха меж миров. Не выбраться ей без тебя.
– И как теперь? Что это за чуринга-то проклятая?
– Хм, чуринга, говоришь. А не такая глупая твоя девочка, как я думал, – книготорговец уставился в пасмурное небо, провожая взглядом чёрную галку птицы, казалось, мысли его унеслись в такую же даль прошлого. – Может и так, – прошептал он, – да, дух ведьмы мог кто-то знающий и в эту печать заключить. Мог, да. – старик сокрушённо вздохнул, – А тут девка твоя подвернулась, да и на шею себе эту удавку накинула. Той и осталось только затянуть… Но я предупреждал! Предупреждал ведь, да?! – почти истерично воскликнул он, так что Сашок, чуть чаем не поперхнулся.
– Да, конечно, предупреждали, – поспешил заверить он чудаковатого книжника.
Тот сразу успокоился.
– Эх, всё же дурёха она у тебя. Монета проклятая по рукам ходит, к ладоням липнет, а избавиться не каждому под силу. Почитала бы хоть про свои числа заветные. Единица да девятка. Начало и конец, а вкупе девятнадцать – перерождение даёт. Единица – атма – чистый дух, истина, мудрость. Девятка – руна – плоть, тело да органы. А с куклой-то что? – неожиданно сменил тему старик.
– Вы… выбросил, – сознался Сашка, – стрёмная была.
– Стрё-ё-ёмная, – усмехнулся книжник и потёр озябшие руки. – вот уж словечко верное. Повезло тебе, паря. Девка твоя, похоже, её сжечь пыталась, да не смогла до конца. Видать боль скрутила. Срослась уже. Симпатическая магия, чтоб её.
– Си… симпатичная? – выдавил из себя Сашок, – Кто? Лера?
– Да уж… – старик покачал головой. – И чему вас нынче в школах учат? Симильная магия, говорю, имитативная.
– А?
– Бэ! Болван ты, паря! Магия подобия. Подобное порождает подобное. Деревяшка тут, – он неожиданно щёлкнул Сашка по лбу, – равна деревяшке тут, – постучал пальцами по скамейке. Про кукол вуду слыхал? Василису Прекрасную читал? Крошечку-Хаврошечку? А, ладно, – старик досадливо махнул рукой, – Теперь тебе одно важно – её день обращения переждать. Потом на год отпустит, ну и так по кругу. Пока не сдашься.
– А когда этот день обращения?
– Без-на-дё-жно… – протянул книжник и отхлебнул из термоса.
– А, – понял Сашок, – День Рождения? 19? Это через месяц будет. Но, если не сдюжу?
– Ну, тогда всё по классике, – старик пожал плечами, – Инанна и Думузи.
– Что?
– М-да, Гёте был прав, мир хоть и двигается вперед, но молодежи приходится всякий раз начинать сначала. – «Леон» натянул шапку поглубже на уши, заодно почесав затылок. – Паря, ты Восставших из ада видел? Про читал – даже не спрашиваю. Там ещё мужик с иголками в башке ходил?
– И смотрел и читал! – нелепо, но Саше стало обидно. – И не только Баркера, но и По. Лигейю, например.
– Во! Уже что-то, – уважительно кивнул торговец. – Значит, про обмен знаешь. Тело на тело. Вкратце фабула: ты её зовёшь, она возвращается – ты умираешь. Точка. Она остаётся молодой, высасывает силы из мужиков, а у твоей девки это ох и славно получаться будет. В общем, заживает чужой век. Обычная ведьма.
– И что мне делать? – в отчаянии прошептал Сашок.
– Не знаю, малой, прости. Нет тут рецепта. Одно повторю – не зови её. У них всё по правилам устроено, хоть и рулит Князь лжи. Согласие нужно, подпись, договор, приглашение. Купля – продажа в общем, – старик отвернулся, – Нечего мне больше тебе сказать. И так наболтал всего. Вспоминай книжки о вампирах тех же. Не зови её и к ней не иди. В дурку попробуй попасть, что ли. Как я в своё время… Мне ведь когда-то в ломбард принесли эту чёртову монету. Мужик её от брата получил, хотел мне всучить, а я отказался. Только вот он у меня в подъезде помер, а я монету всё же решил прибрать, – книготорговец горько усмехнулся, – В общем, в психушку надо. Там она тебя не достанет, да и под присмотром будешь, руки на себя не наложишь. Ну и нейролептики чуток помогут. Может это глюки всё.
Старик замолчал. Ветер лениво гнал газету по пустому скверу. Отчего-то стало страшно. Похоже, всё действительно сказано, да и что спросить Сашок тоже не знал. Вопросов тьма, но в эту тьму лучше не соваться. Фамилии на корешках книг кричали об этом в голос.
– Спасибо, – наконец выдавил из себя Саша. – И за чай тоже.
Старик молчал. Заснул что ли?
– Простите, – Сашок потряс торговца за плечо. Ледяное, одеревеневшие тело медленно повалилось на скамью. Сашок заорал и скатился с лавки, уставившись в невидящие глаза мертвеца. Посиневшие губы старика шевельнулись, показался распухший язык, облепленный червями.
– Иди ко мне… Позови меня…
Сашка вырвало. кровью, стеклом, нет льдинками, осколками зеркала. Он взвыл, вскочил на ноги и бросился бежать. Врезался в стену дома, и она с грохотом опрокинулась, оказавшись раскрашенной фанерой. Сашок оглянулся. Город исчезал, растворялся в наползающей тьме. Оставался только снег. Нет не снег. Ослепительно яркие обжигающие звёзды. И Сашок, вдруг понял – это Леркины слёзы, и она тут, совсем рядом.
– Иди ко мне…
Сашок обернулся. Никакой прозрачной кожи. Лерка почти такая же, как всегда. Только платья из лоскутьев чёрного дыма, не из кружевной дымчатой ткани. Полупрозрачное, оно обвивало, сладострастно струилось по её дивному телу, иногда обнажая белоснежную кожу… Сашок сглотнул.
– Иди ко мне… времени почти нет, – Лера протянула к нему обе руки, на одном запястье поблёскивала монета, вторая сжимала песочные часы. Песок в них почти закончился.
Сашок сделал шаг. И в этот момент с Леркиных рук начала слезать кожа, как перчатки. Обнажая окровавленные мышцы, она словно плавилась в невидимом пламени. Ладони, предплечья. Грудь, шея. Обугленная плоть отслаивалась лоскутами, падала к ногам, растапливая снег, обнажая кости. Вскипели чёрные озёра глаз.
Лера молчала. Сашок кричал. Кричал, пока не отказали связки, пока…
Ахтунг! 0 3 2 4 7 3 – 5 0 1 3 8 2 – 9 0 0 6 3 1
Саша рывком сел на постели.
***
– Андрей Сергеевич, каковы ваши прогнозы? Саша вернётся?
– Конечно, Леночка, – главврач энергично кивает, отчего его бородка забавно подёргивается, как у Щелкунчика на столе пациента. – Сашенька у вас умница. Метод перманентной гипнотерапии, конечно, пока экспериментален, но вкупе с моей идеей кодового импульса-раздражителя очень обнадёживает. К сожалению, фантазия увела его в мир грёз, вызвав сомнолентность. Но вернём мы вашего Сашеньку, обещаю. Ну бросьте, не краснейте, и спасибо огромное за помощь. У вас чарующий голос и прекрасное знание немецкого.
– Danke schön, Herr Doktor – смеётся девушка, – Но почему именно немецкий?
– Ну хотя бы, как дань уважения Сизизмунду, нашему, Фройду, – усмехается профессор, – Хотя, надо признаться, используем мы эриксоновский сомнамбулический транс. То есть задействуем ресурсы самого пациента. Мы посылаем сигнал мозгу, и он уже дорисовывает картину. Вы же говорили, что Сашенька студент филфака. Диплом писал по романтизму. Немецкому, в том числе. В частности, по творчеству Готфрида Бюргера, и его «Леноре».
– Да, – печально и чуть задумчиво кивает девушка, – так мы и познакомились. Это баллада была его любимой.
– Не удивлён, – смеётся профессор и подмигивает. Но тут же становится серьёзным. – Простите, Леночка, я никогда не спрашивал, вы с Сашенькой давно знакомы?
– Несколько лет уже, до этой проклятой ярмарки и монеты. Саша всегда диковинками увлекался, а тут монета в 19 рублей и – как сглазили. Я понимала, что за филолога выхожу, но тут совсем зарылся в книги. Мистика, нумерология. Ведьму во мне увидел. Ну а потом пожар и… вы сами знаете, – девушка непроизвольно одёрнула рукав медицинского халата на запястье, увитом шрамами ожогов.
– Да-да, – Андрей Сергеевич сочувственно касается её плеча. – Но хорошо, что Сашенька сам к нам обратился. Это, надо признать, большого мужества требует и что на эксперимент согласился, тоже славно. Как только мы научимся контролировать сомнамбулический мир Сашеньки, мы сможем вывести его из сопора. Он уже постоянно реагирует на будильник, отключает сам. Рано или поздно сомлентность отступит, и он вернётся к нам из мира снов. И во многом благодаря вам. Это чудо, что вы решили перевестись к нам их краевой больницы и быть рядом с Сашей. Кстати, прекрасная идея звать его. Это ваше «иди ко мне» зачаровывает. Никакое угнетённое сознание не устоит. И песня Танечки Снежиной такая трогательная. Включайте её почаще. Надеюсь, Сашенька знает, как вы его любите! Ему с вами очень повезло. Он не представляет как!
– Представляет, – улыбается девушка, – я в этом уверена.
– Ну и славно! – кивает главврач, – Кстати, и вы, Леночка, выглядеть стали гораздо лучше, уж извините старика за откровенность, похорошели, посвежели, красавицей стали, а перевелись к нам худенькой, слабенькой. Хоть в отделение к анорексичным отправляй…
– Спасибо Андрей Сергеевич, просто косметика – сегодня мой день рождения. Особый день.
– Не знал, не знал, мои сердечные поздравления. Оставайтесь всегда такой же прекрасной.
– Обязательно, Андрей Сергеевич.
– Простите, а сколько вам стукнуло-то?
– Девятнадцать, Андрей Сергеевич. Как всегда.
– А-ха-ха, так держать, Ленора Викторовна. Так держать!
***
– Иди ко мне… – её голос. Снова и снова из пустой, запертой комнаты. Саша знал, что больше не выдержит. Пальцы легли на дверную ручку, как сотни раз до этого, но в этот раз всё иначе – он её повернул. Раздался щелчок и… ничего. Дверь осталась запертой. Сашок толкнул сильнее…
– Иди ко мне…
…ударил плечом…
– Иди ко мне…
…взвыл, заскрёб ногтями по дереву. Сопротивляться больше не было сил. Пусть всё кончится. Она всё равно его найдёт, зачем прятаться, оттягивать неизбежное? Он… он хочет быть с ней. Взгляд метнулся к ванной. Нет, самоубийство не путь. Не так всё просто. Да и откуда-то Саша знал, что не сможет его совершить. Лера не позволит. Но, как бы то ни было, сегодня девятнадцатое – её день рождения.
Ахтунг!
Нет, не сейчас! Нельзя просыпаться! Саша прыгнул к столику, схватил несчастного уродца и со всей силы швырнул в стену.
Невероятно, но будильник не разлетелся, а отскочил и запрыгал по полу, подобно настоящем Щелкунчику.
«нуль, драй, цвай, фи: а, зибэн, драй»
Саша бросился к столу. Ни одной десятирублёвки!
фи: а, зибэн, драй»
Уже автоматом Саша складывает цифры – 19!
– Иди ко мне…
Боль, казалось, выдавила глаза, перед которыми сверкнула белая до черноты вспышка – оскал мертвеца, и Саша вспомнил. Как носорог, сметая всё на своём пути, бросился к книжной полке… Пальцы судорожно шарили, рвали корешки, расшвыривая вокруг книги.
«фюнф, нуль, айнс…
Новая вспышка, заставила рухнуть на колени. И хорошо. Вот она прямо под рукой. Обложка. Орас Верне, Вильгельм, уносящий Ленору. Саша тряхнул томик Бюргера.
…драй, ахт, цвай»
19!
Торжествующе звякнув, освобождённая монета покатилась по полу. Девятнадцать рублей. Безумный, странный, нереальный талисманчик Леры. Так точно отражающий её суть.
Саша торопливо накрыл монету рукой и боль, расплавляя кости, прожгла предплечье до самого локтя.
– О да! Иди ко мне!
…нойн, нуль, нуль…
Сдерживая вопль, подавляя приступ, скручивающий жилы, Саша полз к столу…
…зэкс…
Немеющие пальцы нащупали копилку. Проклятый механический карлик словно сжал челюсти.
– Давай же, сука! Открой рот! – отчаянно выл Сашка, запихивая пальцы с монетой в пасть уродцу. – Ну же!
Словно маньяк-стоматолог из старого ужастика о разрывал Щелкунчику рот, а вместо криков вылетел дразнящий девичий голосок:
…драй…
Монета скользнула внутрь. Жадность победила и крысиные глазки потухли. За спиной скрипнула дверь в комнату Леры.
Лерка. Она протягивает тонкую руку увитую золотой лозой, Саша успевает разглядеть на её ладони знакомый талисман-монетку. Он вернулся к хозяйке.
За спиной девушки, словно в дыму незримого пожара, трепещет воздух – переливаются, нетерпеливо дрожат тонкие хрустальные крылья. Чёрные волосы развевает леденящий ветер пустоты межмирья.
Взгляд Сашка лишь на миг выхватывает бледность лица и срывается в маняще-тёмную бездну глаз.
– Ты пришёл! Теперь – позови меня!
Это уже приказ. На алых губах – торжествующая полуулыбка.
Стены начинают оплывать, словно кто-то плеснул растворителем на картину. Краски бледнеют, смешиваются стекают в мрак небытия. Вместе с мебелью, дверями и окнами, полом и потолком, пока не остаётся одно зеркало, разбитое по краям, осколки которого, кружась, складываются в созвездия на чёрном холсте иного неба. Дикая круговерть теней, осколков, льда, пламени, дыхания и смерти.
Поверхность зеркала подрагивает, как озёрная гладь, в такт дыханию Леры, трепету хрустальных крыльев. Саша не сразу понимает, что они – миллиарды тех же самых зеркал, переливающихся отражений, каждый осколок – мир, и в каждом – Лера тянет к нему руку с монетой. Словно приглашая на танец. Танец созвездий и мертвецов.
Только она и остаётся неизменной в бушующем хаосе миров.
– Позови меня…
Вторая ладонь касается зеркала, быть может, не давая порталу закрыться. Сашок делает шаг, ещё один. Картины проносятся в сознании, обретая реальность в отражениях на крыльях Леры. В скалящийся череп рыцаря проступают знакомые черты. Нет! Это не он! Лишь кривое зеркало и только! Ленора, Лигейя. Светлана, Людмила, Ольга сливаются в одну… Гекату. Леру.
– Иди ко мне! – Теперь уже выкрикивает Сашок въевшиеся в мозг слова и протягивает руку. С хрустальным звоном лопнувшей струны зеркало рассыпается на миллиард осколков.
Лера смеётся и делает шаг в несуществующую комнату.
Её кожа такая прохладная и… почему-то совсем не страшно.
Саша ощущает монету в соединенных ладонях и его ослепляет белая до черноты вспышка.
***
Ахтунг! 0 3 2 4 7 3 – 5 0 1 3 8 2 – 9 0 0 6 3 1
Ахтунг! 0 3 2 4 7 3 – 5 0 1 3 8 2 – 9 0 0 6 3 1
Ахтунг! 0 3 2 4 7 3 – 5 0 1 3 8 2 – 9 0 0 6 3 1
РЕВЕРС
Ангелина Ковалева
Это был последний автомат на сегодня. Опустошу его, и дальше гулять все выходные.
Здание с темными стеклянными стенами мне нравилось больше остальных точек. И дело даже не в том, что оно находится близко от моего дома. И не в том, что на первом этаже лучшая пекарня на районе. Причина заключалась в забившем все верхние этажи офисном планктоне, состоящего из менеджеров низшего и среднего звена. Они приезжают сюда на маршрутках, так как на свои машины еще не заработали, и в их карманах бряцают железные монетки. Это моя добыча!
Планктон скидывает металлические рублики в кофейный автомат, а я их забираю. Выручку нужно сдать утром, потому вечерами я просиживаю за своим столом с лупой и высматриваю редкие монетки, которые продаю задорого коллекционерам-нумизматам. Эти за бракованный рублик, или пятачок с ограниченным выпуском отваливают тысячи, а то и десятки тысяч. Я на вырученные деньги маме новую мебель в квартиру купил. Теперь свою жилплощадь обставляю, что от дедушки досталась.
Приятели спрашивают:
– Санек, где бабло берешь? Шефа обкрадываешь?
А я отвечаю, мол, лотерейки покупаю. Если всем расскажу про монеточный бизнес, меня быстренько подвинут. Все думают, что я только аппараты для кофе мою и обслуживаю.
Вот и последний кофе-автомат. Я заменил все расходники, поставил новые бутылки с водой и открыл отсеки купюро- и монетоприемников. Бумажек было мало, а вот мелочь из карманов менеджеры добросовестно выгребли. Я высыпал все монетки в мешочек… По утрам планктон жалуется, что у автомата сдачи нет, но это не моя проблема. Главное, чтобы начальница Светлана Евгеньевна не спалила, иначе быстро уволит или в полицию сдаст.
По пятницам я всегда в местной пекарне закупаюсь: на выходных о готовке думать почти не надо. Пироги, пирожки, сочники, шарлотка. Вкусно. А еще там за прилавком Вика стоит. Мы в параллельных классах учились. Фигуристая деваха.
Складывая покупки в фирменный пакет с нарисованными румяными крендельками, я спросил:
– Викуль, сегодня в «Пепел» придешь? Мы с Пашкой собираемся.
Это у нас модный ночной клуб так называется, а мой друг Паша на Вику запал. Ухаживать пытается.
– Может, и приду, – кокетливо ответила девушка и томно закатила глаза, – а может, и не приду.
«Ну и дура», – подумал я и поехал домой.
Пашка – хороший парень, третий месяц за ней бегает, а она флиртует не только со мной, но и с половиной здешних работников. Вертихвостка – культурно выражаясь.
На выходе из здания, прямо на опорном столбе крыльца висело объявление о пропавшем человеке. Кудрявый патлатый парень с синей прядью в волосах смотрел на меня с фотографии. Айтишник из одного местного офиса. Странно, в нашем городе в основном старички теряются, когда забывают, где живут. Но их быстро находят.
Добравшись домой, я вскипятил чайник и принялся за выпечку. Съев добрую четверть обалденного пирога с картошкой и курицей, я занялся своей тайной работой. Высыпал монеты из мешочка в эмалированную кухонную миску и начал сортировать по номиналу.
Если делать по уму, то мне надо с собой четыре мешочка возить: в один рубли складывать, в другой двушки, пятаки в третий, а четвертый для десяток определить. Но таскать несколько кульков, когда руки и так заняты… Нафиг. За пять-семь минут всю кучку раскидаю.
Мелочь и пятачки я быстро закончил отсматривать. Сегодня повезло, нашел двухрублевку ограниченной чеканки. Не самая редкая, но тысяч за девять продать можно.
Перебирая десятунчики, я наткнулся на подделку! Бывало, что умельцы на слесарных станках вытачивали кругляши, по размеру монет, но чтобы так заморочиться… Аверс и реверс были одинаковые. Четкая штамповка «19 рублей» и растительные завитушки, как на нормальных деньгах. Интересная находка.
В этот момент зазвонил мобильник. Номер был незнаком, но я с такими общаюсь. Нумизматы сами ко мне иногда обращаются. Проведя пальцем по зеленой кнопке на экране, я произнес:
– Слушаю.
– Бери пропуск и ключ. Вытаскивай меня отсюда! – сказали сорванным голосом на той стороне.
– Чего? Вы куда звоните? – я ничего не понял, а в трубке раздались короткие гудки. – Балбесы, – утвердительно произнес я.
Электронные часы на стене и экране мобильника показывали «19:19». Пора собираться и двигать за Пашкой, он, как красна девица, будет кучу времени перед зеркалом крутиться, для Вики прихорашиваться. В клуб лучше не опаздывать, свободных девчонок быстро разберут, а проводить ночь в одиночестве я не планировал.
Перед выходом из дома я навел порядок в монетах: нормальные в мешочек, дорогую двухрублевку спрятал в шкатулку, а занятную подделку к остальным изделиям народных умельцев. Для этого у меня хрустальная вазочка в серванте приспособлена. Когда-нибудь продам коллекцию фальшивых монет.
***
В клубе грохотала музыка. Мы с Пашкой протолкались к бару и взяли себе по пиву.
Вскоре вокруг меня начала нарезать круги симпатичная тёмноволосая незнакомка, а Пашка увидел в толпе Вику. Алкоголь, музыка и новая подружка активно поднимали настроение, и вечер обещал быть жарким. Уже после полуночи я в очередной раз отправился в мужскую комнату – пиво просилось на выход.
В дверях в меня неожиданно впечатался какой-то мужик. Это было, как лобовое столкновение на дороге. Быстро и сильно. Хорошо еще, что он на полголовы ниже меня ростом, а то бы лбами сшиблись. Незнакомец с разгона врезался носом в мое плечо. При этом у него из левой глазницы вылетел глаз. С таким чмокающим звуком, будто возле моего уха раздался смачный поцелуй.
Протез, дзынькнув, упал на пол и покатился. Мужик начал растерянно оглядываться, а я быстро подхватил стеклянный глаз и протянул незнакомцу. На обратной стороне протеза была напечатана цифра «19».
– Извините, – смущённо пробормотал я.
Что еще говорить в подобных случаях – непонятно. Но ситуация создавалась нелепейшая. Вроде и неудобно, ведь человек-калека из-за меня протез потерял, а с другой стороны – все как в мультике: так врезались, что глаза повылетали. Алкогольное опьянение сделало свое дело, и я захихикал.
– Весело тебе? – недобро усмехнулся незнакомец. – Тогда смотри.
Он высунул изо рта блестящий от слюны язык и смачно облизнул стеклянный глаз, потом оттянул веко и вставил протез на место.
От этой картины желудок взбунтовался, к горлу начала подкатывать тошнота. Я зажал рот рукой и побежал к туалету… В спину мне несся хохот незнакомца и странные слова:
– Поздравляю с получением пропуска! Теперь твоя очередь!
Спустя время я вернулся на танцполе порядком протрезвевший. Пашку с Викой нигде не было видно, зато моя новая подружка сразу же подскочила ко мне и начала что-то болтать. Говорила она быстро и с каким-то немецким акцентом. Я ее не слушал, а вставая на цыпочки, выискивал взглядом друга. Хотел его предупредить, что иду домой. Я до сих пор не мог забыть, как тот мужик свой искусственный глаз облизывает. Сразу становилось тошно.
Неожиданно в толпе мелькнула патлатая голова с синей прядью. Парень шел к двери. Это же тот айтишник, который пропал!
Я вырвался из объятий подружки и начал пробираться к выходу. Танцующие пьяные тела толкали меня со всех сторон, я тоже их расталкивал. Пару раз получил по ребрам, но вскоре вырвался из душного зала на прохладный весенний воздух. Айтишника нигде не было.
– Показалось, – резюмировал я вслух, – пора домой и больше не пить.
На входе в клуб я столкнулся со своей подружкой. Забрав одежду в гардеробе, мы отправились ко мне. Всю дорогу я пытался вспомнить, как ее зовут: то ли Маша, то ли Даша, или вообще Наташа. Чтобы не показаться негодяем, забывшим даже имя, решил пойти лёгким путем и стал называть девушку просто – Зая…
