Синее пламя Килиманджаро

Алекс замер на ступеньках:

– Хорошо, а то мы думали уже что успеем изучить и подвал аэропорта.

В салоне было всего несколько человек, но ничего подозрительного. Их билеты оказались на местах в последнем ряду, рядом с аварийным выходом.

"Ребята…" – Эмма показала им свой фонарь, который теперь пульсировал в ритме человеческого сердца. – "Что-то здесь не так."

Самолёт вздрогнул и начал движение по взлётной полосе.

Эмма сжала в кармане деревянного слоника, подаренного профессором Харгривзом в день его отъезда в Африку.

"На удачу", – сказал он тогда, подмигивая. – "В Африке верят, что слоны помнят всё. И этот – особенно, я нашел его недалеко от подножия Килиманджаро."

Амулет стал тёплым, будто оживая. Слишком тёплым для куска дерева. Она провела пальцем по трещине на хоботе – той самой, которой раньше не было.

Почему он нагрелся именно в тот момент, амулет снова пульсировал жаром, будто предупреждая о чём-то.

Она резко разжала пальцы.

Неужели он знал, что я поеду?

За окном самолёта вспыхнула молния, и на секунду в отражении стекла Эмме показалось что она увидела не своё лицо, а лицо профессора – его глаза были широко раскрыты, полные ужаса.

Амулет горел теперь как уголь.

Что ты от меня хочешь? – подумала она, но ответом был лишь глухой стук её сердца, вдруг совпавший с ритмом пульсации в ладони.

Алекс заметил, как Эмма сжимает амулет.

– Ты что-то не сказала, – прошептал он.

Она молча достала фотографию: мужчина в экспедиционной шляпе стоял у подножия горы.

– Это Профессор Харгривз. Пропал в Танзании около года назад. Последнее сообщение: "Нашёл вход. Они говорят, что войти может избранный". Эмма вспомнила последнюю запись в дневнике Харгривза:

"Мвека – не просто шахта. Это дверь. А ключ… ключ должен быть у того, кто носит слона."

– Кто "они"? – спросила София.

– Не знаю. Но он изучал древние шахты чагга – те самые, где добывают танзанит.

– А как к тебе попали фотография и дневник "? – спросил Алекс.

Фотография и дневник попали к Эмме странным образом – через неделю после исчезновения профессора. Конверт без обратного адреса лежал на её столе в музее, будто его кто-то подбросил. Внутри была потрёпанная фотография: Харгривз стоял у входа в какую-то пещеру, его рука поднята в приветственном жесте, но выражение лица… Лицо было искажено испугом. А на обороте – дрожащими буквами: "Если что-то случится – ищи Мвека. Ключ у тебя."

Дневник она нашла позже, случайно, в старом экземпляре "Археологии Восточной Африки" из личной библиотеки профессора. Кто-то аккуратно вырезал страницы и заменил их потрёпанными листками с записями. Последняя запись была датирована днём его исчезновения:

"Они не люди. Они старше. И они помнят. Слон знает путь. Если ты читаешь это, Эмма, значит, они позволили тебе найти."

Амулет в её руке внезапно стал горячим, будто в ответ на её мысли. Эмма вздрогнула. Она помнила, как профессор смеялся, когда она впервые усомнилась в "магических" свойствах подарка.

"В Африке, – говорил он, попыхивая трубкой, – есть вещи, которые наука пока не в силах объяснить. Но это не значит, что их не существует."

Теперь, в дрожащем свете салонных ламп, Эмма разглядывала амулет. Трещина на хоботе стала глубже, будто дерево живое и "ранено".

Что ты пытаешься мне сказать?

И тогда – она бы поклялась – амулет дёрнулся у неё в руке, будто пытаясь указать направление. Вперёд. К выходу. Впереди ждало нечто большее, чем приключение.

Глава 4 Жара и хаос в Дар-эс-Саламе

8 ноября 10:57

Аэропорт Джулиус Ньерере встретил их оглушительным гомоном. Воздух, плотный от влаги и выхлопных газов, обрушился на них, как горячее одеяло.

– "42 градуса в тени!" – прочитал Алекс с термометра у выхода, вытирая лоб рукавом. – "А тени здесь, кажется, не существует в принципе."

Толпа бушевала вокруг – торговцы с лотками, кричащие "Simba cigarettes! Fresh mango!", носильщики в рваных жилетах, хватающие чемоданы без спроса, женщины в ярких кангах с корзинами фруктов на головах. Где-то вдалеке скрежетал неисправный кондиционер, выдавая струю теплого воздуха.

Джеймс, снимая все на камеру, едва не столкнулся с мальчишкой, который пытался стащить у него кофр с объективами.

– "Pole sana, mzungu!" – засмеялся воришка, скрываясь в толпе.

– Что он сказал? – нахмурилась София, прижимая к себе гербарий.

– "Извини, белый человек", – перевел проходящий мимо офицер аэропорта, даже не остановившись.

Запахи ударили в нос – жареные бананы, бензин, рыбный рынок где-то рядом, сладковатый дымок от углей. Где-то завыл мотороллер, не выдержав нагрузки.

София, прижимая гербарий к груди, шепнула, будто защищаясь от мира:

– Как будто вся Африка в одном дыхании…Алекс, кривясь:

– Если это дыхание, то оно явно с перегаром. Джеймс, не отрываясь от камеры:

– Идеальная экспозиция. Африка не позирует, она нападает.

Эмма сжала амулет – он был горячим, как раскаленный камень.

– "Нам нужно в транзитную зону", – пробормотала она, протискиваясь сквозь толпу.

В толпе мелькнул синий – вспышка цвета, неестественно яркого для выцветших африканских тканей.

Старуха появилась слишком внезапно, будто материализовалась из воздуха. Её канга – синяя, но не бирюзовая, как у других, а цвета полуночного неба, усыпанного звёздами (при ближайшем рассмотрении – это вышитые серебром точки). Лицо – морщины как карта горных троп, но глаза молодые, неестественно блестящие.

На шее – ожерелье из зубов, но не хищников… человеческих. Старуха схватила Эмму за руку. Кожа на её пальцах холодная и сухая, как пергамент.

– Wewe na mambo ya milimani? ("Ты имеешь дело с горными делами?") – голос слишком глубокий для хрупкой женщины.

Эмма попыталась вырваться, но пальцы старухи впились в её запястье.

– Kiumbe cha kuzimu kinakungoja. ("Тот, кто спит под горой, ждёт тебя.").

В это время амулет в кармане Эммы взрывается жаром.Вокруг на секунду стихают все звуки – даже гул толпы.

Старуха резко отпускает её, суёт в ладонь цветок (Impatiens kilimanjari), но… цветок мёртвый и сухой, но когда Эмма касается его, лепестки на секунду расправляются, становясь алыми. Старуха уже отступает в толпу, но её шепот Эмма слышит чётко, будто он звучит у неё в голове:

– Usiwaangalie waziwazi. Wanaona kwa macho ya kipepeo. ("Не смотри на них прямо. Они видят глазами бабочки.").

– Что это было?! – Джеймс не успел снять старуху – она исчезла, будто мираж.

– Она что-то сказала про горы, – пробормотала Эмма.

– Может, реклама туристических туров? – предположил Алекс, но сказал это так, что сам себе не поверил.

– "Karibu Tanzania", – хрипло рассмеялся пожилой носильщик, наблюдавший за сценой. ("Добро пожаловать в Танзанию.").

При этом он перекрестился и быстро отвернулся, будто не хотел признавать, что видел её. Эмма глянула на свои пальцы – сухой цветок всё ещё был там, и казалось, что алые прожилки не до конца погасли.

Где-то вдалеке загрохотал гром – но небо было ясным.

А амулет в руке Эммы пульсировал в такт этому звуку.

(Аэропорт Дар-эс-Салама, транзитная зона.)

Они шли молча, ещё оглушённые встречей. Толпа шумела как ни в чём не бывало, но внутри каждого осадок оставался. Даже смех Алекса звучал хрипло – как попытка вернуть лёгкость.

Душное помещение с работающими наполовину кондиционерами. Пластиковые кресла, часть которых заклеена скотчем с надписью Out of order. На стене – экран с замершим расписанием рейсов, половина букв погасла.

Ребята заняли столик у мутного окна, сквозь которое было видно, как тяжёлые самолёты лениво катились по взлётной полосе. Воздух в кафе был густой – смесь запаха кофе, пряных соусов и выхлопа, тянущегося с лётного поля. За их рейсом в Арушу оставалось пятьдесят пять минут – время, достаточное, чтобы попробовать местную кухню.

Алекс, с подозрением разглядывая ламинированное меню, сказал:

– Ну что, гурманы? Заказываем Nyama Choma Special? Тут прямо написано: «лучшее мясо в аэропорту».

– В описании сказано «подаётся с кровью», – заметила София, сморщившись. – И эти слова выделены красным. Символично.

– Может, это местный деликатес? – предположил Джеймс, не отрывая камеры от лица. – Что-то вроде «спасибо, что не спросили, чьё именно мясо».

Как из воздуха возник официант – высокий парень с каменным лицом и глазами, в которых невозможно было понять, шутит он или говорит серьёзно:

– Very fresh. Zebra. – Он сделал паузу. – Очень свежая зебра.

– ЧТО?! – раздалось хором.

Парень вдруг рассмеялся, открыв белые зубы:

– Шутка! Просто говядина.

Алекс с облегчением выдохнул, откинувшись на спинку стула:

– Отлично. Спасибо, приятель, чуть инфаркт не схватил. Два таких «шутника», пожалуйста.

– А у вас есть что-то… без лица? – робко спросила София.

Официант нахмурился, задумчиво прищурился, будто проверял все меню наизусть:

– Chapati. Без лица. Только хлеб.

Джеймс оживился:

– А можно мне кофе и тот бутерброд, что у вас на фотографии?

Парень кивнул серьёзно:

– А, Maybe Sandwich.

– «Может быть бутерброд»? – удивилась Эмма, вскинув бровь.

– Yes. Maybe have chicken. Maybe have egg. Maybe surprise.

(– Да. Может быть, курицу. Может быть, яйцо. Может быть, сюрприз.)

Алекс закатил глаза и пробормотал:

– Боже, я так хочу есть, что даже «может быть» звучит аппетитно.

Когда еду принесли, София уставилась на свою чапати. На подгоревшей поверхности, среди пятен, угадывалось нечто похожее на глаза и рот.

– О, смотрите, у моего хлеба… лицо, – сказала она.

Все наклонились. В самом деле – хлеб смотрел на них.

– Новый друг Софии! – засмеялся Джеймс, щёлкая камерой. – Как назовёшь?

– Ужин, – мрачно ответила София.

Смех прокатился за столиком, а Эмма в этот момент незаметно сжала амулет в ладони. Тот был тёплым, будто реагировал на атмосферу вокруг, но не обжигал.

Внезапно зазвенело табло: рейс JK 482 в Арушу – Final Call.

– Ну что, полетели? – сказал Алекс. Они схватили вещи и направились к выходу.

Билетёрша у стойки долго рассматривала их паспорта, дольше, чем обычно, а потом вдруг улыбнулась слишком широко:

– Счастливого пути.

Салон самолёта – небольшой Cessna Caravan авиакомпании Precision Air – ждал их, готовый поднять в небо.