Рождённый Хаосом

Всё стало предельно ясно, хотя от этого не становилось легче. Всё зашло слишком далеко, чтобы быть розыгрышем. Леденящий страх сковал меня, хотелось просто исчезнуть. Я онемел. Но стоило следователю открыть рот, как я выдохнул:

– Постойте, – мой голос предательски дрогнул. – Это какая-то ошибка. В тот день, в то время меня там вообще не было. – Оля подтвердит, и Нина, и камеры, вы ведь видите? Почему вы это игнорируете? Я промаркировал каждый файл – там ничего особенного, взгляните сами. Всё уже рассказал Анатолию Евгеньевичу вчера, – бросил я на него взгляд, полный недоумения и, быть может, последней надежды.

– Кирилл! – гаркнул Анатолий почти приказным тоном. – Это сотрудники бюро, держи себя в руках!

Кузнецов отвернулся, задумчиво посмотрел в сторону и, слегка покачав головой, произнёс:

– Анатолий Евгеньевич, напомню: вы здесь лишь в роли наблюдателя, – произнёс он, обернувшись к нему с едва заметной тенью усталости в голосе. – Если позволите себе вмешаться ещё раз – вас отстранят.

– Кирилл, – он выключил планшет и с нарочитой аккуратностью положил его на стол. – Конечно же, мы всё проверили. Не желаете пойти навстречу – что ж, придётся следовать протоколу.

– Опишите подробно, как прошёл ваш рабочий день десятого мая. Во сколько вы появились на работе?

Наш разговор стал напоминать сухой обмен вопросами и ответами.

– Пришёл, как обычно, около девяти утра.

– Дальше?..

– Зашёл в офис, поздоровался с коллегами, оставил вещи, отправился на кухню. Позавтракал, взял кофе.

– Что потом?

– Вернулся на рабочее место, проверил почту, начал работать. Всё как всегда.

– В течение дня вы покидали рабочее место? – спросил он с такой интонацией, будто уже знал ответ и просто ждал, когда я начну врать.

– Да, после обеда я вышел в парк минут на тридцать. Просто пройтись, проветриться.

Он едва заметно кивнул.

– Когда вернулись?

– Примерно через полчаса.

– Чем занимались последние три месяца?

– Работал по спринтам, даже опережали график. Задачи сдавал вовремя.

– Были какие-то необычные поручения? Внеплановые задачи? – не отставал он.

– Только переработки.

– Вы уверены, что никто не мог воспользоваться вашими доступами?

Я кивнул:

– Абсолютно. Настроена автоблокировка. Я всегда следил за обновлениями системы и безопасностью, и при любых подозрительных действиях сразу пишу в службу безопасности! – протараторил я.

Следователь склонился ближе:

– Тем не менее, доступ был именно с вашего аккаунта и устройства, – этой фразой он словно оборвал единственную нить надежды, что всё ещё удерживала меня.

– Но…

Он перебил меня, не дав договорить:

– Всё зафиксировано, – устало добавил он, вновь взяв в руки планшет.

Злость и бессилие жгли меня изнутри. Следователь смотрел на меня так, будто я был очередным клоуном на допросе, а не человеком. Я не выдержал, резко поднялся со стула, чуть не опрокинув его:

– Да что здесь происходит?! Вы вообще слушаете меня или просто время тянете? Почему вы даже не пытаетесь разобраться? Я сам, чёрт возьми, не понимаю, как это произошло! Я ничего не нарушал, всегда играл по вашим правилам! Хотите – проверяйте меня хоть с ног до головы, мне скрывать нечего!

– Сядьте! – рявкнул он, будто этим криком швырнул меня в спину, и я, не успев осознать, уже снова опустился на стул.

Следователь смерил меня взглядом, в котором не было ни капли сочувствия, и сухо выдал:

– Напоминаю, что ответственность за безопасность вашего оборудования полностью лежит на вас. Вы подписали устав.

– Но вы сами видите…

Меня оборвали на полуслове. Он поднял ладонь, будто ставил между нами невидимую стену.

– Ваши слова зафиксированы, – протянул он, а потом наклонился к напарнику и что-то прошептал ему на ухо, явно не для моих ушей.

– То, что вы делаете, противозаконно! – возмутился я.

Он повернулся ко мне медленно, как будто внутри у него что-то щёлкнуло, и теперь на лице застыла ледяная маска. Его спокойствие было не просто пугающим – оно давило, как бетонная плита.

– Девятнадцатая поправка к тридцать второй статье Единого кодекса правопорядка, – начал он, словно читая нечто давно заученное, – наделяет сотрудников бюро правом прибегать к любым средствам, чтобы выяснить истинные намерения и восстановить всю цепь событий. Во имя закона. Во имя порядка.

– Если вам вдруг показалось, что мы зашли слишком далеко, вы вправе обратиться с жалобой в Центральное бюро расследований и правосудия.

– А теперь вы отстранены от работы. До окончания расследования вам запрещено покидать пределы вашего района, – произнёс следователь, чеканя каждое слово.

После этого у меня изъяли все документы и пропуск, а затем вывели из кабинета.

Я тащился по коридору, стараясь не замечать ни людей, ни шума. Всё происходящее казалось нелепым фарсом. Внутри закипала злость, чувство несправедливости жгло, но ещё сильнее давило ощущение бессилия.

Я обошёл весь офис, надеясь найти Игоря, но его нигде не было – да и сам офис казался каким-то безлюдным. Только сотрудники бюро сновали туда-сюда, осматривали кабинеты, рылись в ящиках рабочих столов и серверных, будто искали там клад.

А когда я в очередной раз прошёл мимо лифтов, меня остановили и попросили пройти к выходу. На прощание пообещали: если я ещё раз появлюсь здесь, меня отправят в такое место, где я забуду не только дорогу до офиса, но и собственное имя – и даже зачем вообще жил.

Реальность и происходящее не желали совпадать, будто между ними пролегла трещина. Сознание гудело, как после удара. Что теперь? Сказать родителям? Ане? Но ведь это только ранит их, хотя скрывать бессмысленно. Друзья? К горлу подступил тяжёлый ком.

Домой идти не тянуло. Город таял в знойном мареве, стояла удушающая жара. Впервые в жизни я застрял в трясине апатии, депрессии и липкого отчаяния, которые не отпускали меня ни на минуту. Все прежние беды казались ничтожными рядом с той, что нависла надо мной сейчас.

Поужинать я не смог – меня трясло, тревога не отпускала. Алиса заметила моё состояние и всерьёз предложила вызвать службу экстренной помощи, но я проигнорировал её слова.

Весь вечер я пролежал на диване, перебирая в голове события последних недель и тщетно пытаясь хоть за что-то зацепиться. Время тянулось невыносимо медленно – казалось, этот день не закончится никогда.

Ребята писали мне, но я не сразу отвечал на их сообщения.

– Алло! Ждём только тебя! – написала Фида.

– Извините, ребята, я приболел, сегодня не смогу.

– Ты в порядке? Может, к тебе прийти?

– Пока не стоит.

Я поставил планшет на «не беспокоить» – будто захлопнул дверь перед шумом мыслей и тревог, что сегодня мне не по плечу. Пальцы сами собой скользили по медиаленте, не требуя ни смысла, ни цели.

«В Москве обновлён температурный максимум – это первая жара выше +45 по Цельсию за всю историю наблюдений…»

«Верховное интеллектуальное ядро приняло в первом чтении законопроект об обязательных часах присутствия в Аншарзе для малозанятого населения…»

«Уникальное исследование отечественных учёных: регулярный общественный труд не только необходим, но и делает жизнь граждан комфортнее и счастливее…»

Отложив планшет, я бездумно смотрел в стену, отчаянно пытаясь отогнать от себя эту липкую апатию. Надо искать в себе силы, нельзя поддаваться отчаянию: ты ещё здесь, а значит, рациональнее будет действовать. Но что же делать, когда тебя не слышат?.. Нет ни денег, ни связей.

За окном уже опустилась ночь. Алиса тихо, почти неуловимо, убавила свет.

Вдруг – резкий, как выстрел, стук.

Неужели я совсем схожу с ума?

Антон?

Я обнаружил себя стоящим в офисе. Антон, словно желая вырвать меня из раздумий, настойчиво махал рукой у меня перед глазами.

– Ты чего завис? – спросил он.