Детектив «Седьмой флот»

До этого исповедовалась доктрина, что горилка – необходимый анальгетик для снятия стресса и расслабления нервной системы. Надираться нужно было для того, чтобы исключить в дальнейшем астенический синдром ввиду бесконечных засад, опасных погоней и неравных схваток.

Оттого отказывался понимать, что возможно пригубить чуток для удовольствия, а не доводить себя до поросячьего визга. Не говоря уже о том, что человеку важно научиться получать удовольствие от самой жизни, а не прибегать к искусственной стимуляции и самогипнозу.

В довершение настало прозрение, что от эгоистичной доктрины страдают близкие люди, а дети, словно губки напитываются алкогольными парами, перенимая пагубную привычку родителя.

Пагубную из-за того, что проще простого пересечь незримую грань, отделяющую бытовое пьянство от алкоголизма.

Цепочка неординарных эпизодов с мистической подоплекой, произошедших некогда за одни сутки, не позволила преодолеть точку невозврата.

□□□

В середине девяностых годов прошлого тысячелетия случилась история с продолжением, выходившая за рамки обыденного.

Поздно вечером экипаж патрульной машины нашего управления пытался усмирить дебош в общежитии, где обитали молодые милиционеры. Ситуация выдалась непростой, потому на место происшествия вызвали ответственного по РУВД – то есть меня. Не иначе, само Провидение повелело, чтобы я дежурил в тот день.

Выяснилось, что два кума-гаишника после службы упились в хлам, а в разгар вакханалии возвратилась с работы супруга одного из них и учинила скандал.

Не представляю, до какой степени нужно было нализаться блюстителям порядка на дорогах, чтобы единогласно диагностировать у справедливо разгневанной женщины наличие порчи и сглаза!

Также неведомо, откуда им были известны столь изощренные методы снятия упомянутых недугов. Как бы там ни было, а невменяемые экзорцисты принялись изгонять бесов, приковав бедняжку наручниками к батарее отопления. Провели ритуал огненного очищения – подожгли тряпье и окуривали подопытную едким дымом. Устрашенная вусмерть она вопила так, что обходчики расположенной неподалеку железнодорожной станции вызвали милицию. Даже грохотавшие по стыкам рельсов поезда не заглушили истошный ор.

В конце концов, избавленную от порчи женщину пришлось отправлять в больницу для проведения интенсивной шокотерапии, а очумелых балбесов сопроводить под конвоем в «обезьянник».

Поутру прибыл начальник районного отдела ГАИ и увез нерадивых подчиненных на экзекуцию. Я же благополучно отчитался за дежурство и примкнул к остальным сменившимся офицерам, замыслившим ритуал снятия стресса.

В комнате отдыха организовали застолье, в процессе которого все изрядно набрались. Заодно перемыли косточки отличившимся гаишникам и подискутировали на тему экзорцизма. Результатом полемики стала знаковая фраза, прозвучавшая из уст прапорщика Володи-Цицерона, сменившегося после дежурства за радиопультом:

– Напрасно ржете! Моя соседка ясновидящая. Эльвирой себя величает. От импотенции заговаривает, от пьянства и хреновины всякой. Поехали – организую сеанс!

– Сам чего не подшился? – подначил кто-то из присутствующих.

– Я ж не придурок! Она меня от другого недуга лечит.

Посмеялись, пошутили, и вышло так, что Вова все же уговорил меня нанести визит ясновидящей. Позвонив Эльвире, договорился о встрече, а мне пообещал после сеанса продолжение банкета у себя дома.

Доехали на такси до Позняков и поднялись лифтом на последний этаж шестнадцатиэтажной высотки. Массивную бронедверь отворила пышногрудая намакияженная брюнетка моего возраста в расписном атласном халате до пят.

– Присядьте тута, – обронила хрипловатым баском, указав на стулья, стоявшие в холле. – У меня клиентка. Обождете минут десять. Туалет возле кухни.

Отвесив поклон, дебелая сомнамбула прошелестела полами халата в комнату. Прикрывая дверь, обернулась и кокетливо стрельнула глазами в Цицерона. Вова довольно крякнул и заерзал на стуле.

– Гром-баба! – зашептал мне в ухо. – Сразу видит, кто и зачем пришел. Ты от пьянки будешь кодироваться?

– Думаешь, прошибет? Я ж бухой.

Внезапно и широко распахнулась дверь комнаты, за которой скрылась Эльвира. В холл прошкандыбала сутулая тетенька, похожая на мультяшную бабу Ягу – низкорослая, сухопарая, с орлиным носом и выступающим подбородком. Будто на плечиках в шкафу, болталось на ней старомодное черное платье, расклешенное к низу, с воротом под горло и рукавами-фонариками. На ногах – штиблеты мужского фасона под цвет прилизанных лоснящихся волос, собранных на затылке в пепельный узел.

– Доброго дня, – поздоровалась и остолбенела. По телу пробежала сильная дрожь, руки изогнулись в локтях, пальцы скрючились, а располагающая улыбка сменилась звериным оскалом. Послышался скрежет зубов и гортанное завывание, будто в каминной трубе.

В следующую секунду странная тетечка задрала подол и отчебучила перед нами классический канкан.

– Слон надумал бросить пить! – пропела, неистово отплясывая. – Смехота, но так и быть! Подустал козу водить – будет женушку любить!

Прапорщик Вова вцепился мертвой хваткой в рукав моего кителя, ошалело наблюдая за мельтешившими перед лицом худыми ногами в сморщенных колготах.

Зажигательный танец с улюлюканьем длился около минуты и прекратился так же внезапно, как начался. Будто переключился тумблер в черепной коробке танцовщицы. В одночасье она обрела нормальность – поправила прическу, одернула подол и молвила человеческим голосом:

– Извиняюсь! Со мной сегодня что-то не так.

– Бывает, – просипел протрезвевший Цицерон, после чего тумблер в голове у певички снова переключился.

Возобновив пляску с подвыванием, она вприпрыжку выскочила из квартиры, а просеменившая следом ясновидица быстро притворила дверь.

– Шо это было?! – пробормотала, глянув в дверной глазок. – Хоть бы соседи ментов не вызвали.

Вова подскочил, будто ужаленный и попытался прорваться к выходу.

– Пора нам, честно! – пробухтел, пытаясь дотянуться до дверной ручки.

– Сидеть!! – рявкнула Эльвира, преградив путь к отступлению. – Не пущу в стрессовом состоянии! Кофею попьем, побазарим – тогда пойдете.

Спустя неделю братья по оружию взбудоражено обсуждали известие о моей завязке. Цицерон ходил с высоко поднятой головой, приписывая заслугу себе, хотя сам не собирался расставаться с пагубной привязкой.

Для многих сослуживцев данный феномен остался неразрешимой загадкой, а для малого числа адептов – назидательным примером.

□□□

В гостиной властвовала тишина. Над камином светились цифры: 00.50.

Сидевший за столом дежурный оперативник задремал, уронив голову на грудь. Похожим образом были переведены в режим сна радио, телефонные и компьютерные средства связи.

Молодожены дрыхли без задних ног на диване, а бывшие сокурсники обосновались на стульях и в креслах вокруг сервированного журнального столика. Наговорившись за вечер, Зимбер с Пуртевым почивали, а неугомонный Черноух перешептывался с Молодязевым.

Поглядывая на сотоварищей, я тихо радовался, ощущая атмосферу согласия, уважения и взаимовыручки.

«Сколько лет минуло, а дружба не угасла, – думалось в полузабытьи. – Для воссоединения не понадобилось ни призывов, ни лозунгов. Уверен, что каждый по-своему понимает и истолковывает дружеские отношения, но основополагающие принципы тождественны. Иначе нас бы здесь не было».

В жизни порой выходит иначе.

Один понимает дружбу, как наличие в мобильнике непомерного количества телефонных номеров важных, нужных и полезных людей. При этаком подходе жизнь истекает в ожидании праздников и шумных застолий, приуроченных к знаковым датам. На сходках и вылазках заключаются сделки, решаются вопросы трудоустройства и учебы в престижных вузах. Порой – ломаются судьбы. Причем в душу друг другу никто не заглядывает, а просьбы о помощи касаются лишь хлеба насущного, материальных ценностей, консультаций у знатных докторов, и зачастую – методов выстраивания коррупционных схем.

Другой трактует дружеские отношения, как процесс собирания вокруг себя любимого толпы благодарных слушателей. То есть друзья должны внимать молча, открыв рот, принимая любые слова, как безоговорочную истину. При этом ни в коем случае не перечить. Бездумно кивающими марионетками управлять легко, а если найдется смельчак, который сделает замечание или покритикует – враз окажется в статусе недруга. Будет осужден за неблагодарность и неприятие заботы, замешанной на братской любви.

Есть и другие интерпретации, но, на мой взгляд, дружеские отношения невозможны без чувства неподдельной сердечной теплоты. Без этого тяжко сблизиться с человеком, особенно, если испытываешь желание его изменить, усовершенствовать по своему образу и подобию.

Дружить – значит думать о человеке хорошо и принимать его таким, какой он есть. Даже если прознаешь нечто отвратное.

С другом можно поспорить и не побить горшки оттого, что обоим даровано право мыслить по-своему.

Друзья могут много лет не встречаться и даже не общаться, но в трудную минуту не раздумывая придут на помощь.

В глубокой древности мудрые правители не держали вокруг себя большого войска. В мирное время они предоставляли придворным рыцарям возможность заниматься обустройством родовых поместий, обучением молодых воинов. Таким образом, рыцари формировали боеспособные дружины, а в случае войны – сплачивались вокруг короля, образуя могучую рать. Если же акт агрессии был направлен против имения придворного рыцаря – на помощь спешили остальные во главе с монархом.

Похожим образом в советские времена объединились «корабли» ментовского «Седьмого флота» под единым штандартом правосудия. Обрели боевое оснащение и навыки ратного мастерства. После чего разошлись по портам приписки, где умножили огневую мощь и профессионализм.

Спустя тридцать лет прозвучала команда: «Полундра! Свистать всех наверх!» и немедля были покинуты тихие гавани.

Наверное, это и есть дружба.

Негромкий голос Пуртева возвратил в текущий момент:

– Я тут прикинул сквозь дрему. Похоже Гриб – лишь видимая часть айсберга. Вряд ли он действует в одиночку. Честно признаться сомневаюсь, что родичей Вадима захватил Боровик. Если действительно он натворил делов в Крыму, то физически не смог бы так быстро переместиться в Николаев. Кто-то усердствует, чтобы мы приписали все Грибу, а сам под шумок движется к намеченной цели.

– Какой цели? – спросил Черноух. – Походу все замешано на мести.

– Тогда почему он не захватил Бокала? Почему играется с нами в кошки-мышки? Чьих топтунов пытается разговорить Самчуков? С какой стати важняк генпрокуратуры повел себя, как подельник серийника?

– Голова пухнет от этих вопросов, – согласился Юнкер.

– Во-во! – посетила меня идея. – Мозгам нужен отдых. Погнали, пацаны, на конспиративную хату! Там места – завались! Тишина и покой!

‒ Чего сидим?! – изрек пробудившийся Зуй и ткнул Репу локтем в плечо. – Рота, подъем!

– Прими снотворного, Витя, – пробубнил Юрий Всеволодович. – Запей слабительным и вали дрыхнуть в ниссан Летописца.

– Детей разбудите, обалдуи! – шумнул на них Пуртев и засобирался. – Поехали! Надо бы Вадиму сообщить.

– Уже! Отправил смс, пока некоторые дурью маялись, – уведомил я, направляясь к выходу. – Бокал отписался, что согласен. Охранники нас проводят.

Вскоре из депутатского поместья вырулила колонна, состоявшая из четырех машин. В авангарде гудел покрышками по асфальту «мерседес» с Борилой и Лютиком на борту. За ним неотступно следовала «мазда» Черноуха, которому я охотно составил компанию. Далее колесил пуртевский «ниссан», заполоненный одесситами, а замыкал процессию микроавтобус спецгруппы «Беркут». Капитан пожелал окончательно реабилитироваться и отконвоировать колонну.

Оказавшись в квартире, компания рассредоточилась по комнатам, а спустя несколько минут отовсюду слышался богатырский храп и размеренное сопение.

□□□

Вначале десятого я был нещадно разбужен трелями дверного звонка. Прошлепав босиком в прихожую, глянул в глазок и отворил дверь.

‒ Босс кличет завтракать, – уведомил с порога Борила. – Ожидаем на улице.

‒ Щас, только сыграю остальным побудку, ‒ пообещал и, прикрыв дверь, посеменил в клозет.

Мало того, что будить никого не пришлось, но и заведения общего пользования оказались занятыми.

Ровно через час энергичные пенсы рассаживались за столом в альтанке. Восторгались предложенным ассортиментом и отпускали комплименты повеселевшему хозяину поместья.

– Ни фига себе! – дивился Зимбер, сглатывая слюну. – Барское угощение! Когда успели?!

Ему вторил Летописец:

– В натуре! Я рассчитывал на бутерброды и кофе, а тут форменный праздник живота!

– Бокал решил продлить нам командировку, – растолковал Репа, потерев ладони. – Типа, обожремся и никуда не поедем.

Довольный Юнкер пробубнил в усы:

– Самый раз мне на дорожку! Можете объедаться, а я перехвачу и айда на полуостров!

Вооружившись вилками, все как один накинулись на здоровущую гору вареников с картошкой, громоздившуюся в центре стола на подносе. Слюнодавительный аромат зажаренного на шкварках лука разливался по саду, смешавшись с запахом мясо-сырной нарезки и овощного салата.

– Бухать не будем, – предупредил Бокал. – У меня дел полно, а вам в дорогу.

– Нехорошо корешей выставлять, – промямлил Зуй с набитым ртом. – Разве опасность миновала?

– В ближайшее время бандит ко мне не сунется. Будет выжидать, пока шум поутихнет. Но думаю, продолжит зачищать список.

– Сто процентов! – подхватил Репа. – Первым делом нужно обложить Боровика. Помнится, он из забитого села под Одессой.

– По трассе на Белгород-Днестровский, – подсказал Летописец. – Моя задача – предупредить всех, кто может оказаться в его списке. Адреса и телефоны есть в компьютере. По любому пора двигать в Одессу.

– Я пошарю по учетам ГАИ и МРЭО. Отберу синие нивы, зарегистрированные в том районе, – уведомил Зимбер и обернулся к Бокальчуку. – Как дочка, как внучок?

‒ Порядок. Ира проснулась рано утром и рассказала, как все было. По дороге в больницу ниссан тормознул гаишник. Внаглую уселся рядом, достал ствол и наказал ехать, куда укажет. Внук даже не проснулся. Всю дорогу проспал в детском кресле на заднем сидении. Бандит отобрал сумочку с телефоном, а когда заехали на завод – сделал дочке укол в предплечье. За минуту Ира отключилась.

Подняв руку, я уточнил:

– То есть в операции участвовали как минимум два гаишника. Другой мурыжил охранников.

– Всего было трое, – Вадим показал на пальцах.

‒ Скорее всего, оборотни, – предположил Репа.

‒ Несомненно! В управе ГАИ нет инспекторов с похожими приметами. Ни в городе, ни в области. Дочка и охранники пересмотрели все базы фотографий.

– Приметы пучеглазого тоже не подходят? – поинтересовался Черноух.

– Нет. И ничего странного в этом я не усматриваю.

‒ Значит, мы зря сушили мозги и просчитывали, как он мог очутиться в Николаеве.

‒ Похоже, не было здесь Гриба, ‒ высказался Семен. ‒ Наверняка действуют подражатели. Уводят нас по ложному следу.

Молодязев запил узваром очередной вареник и дополнил:

‒ По всем прикидкам подражатели и чистильщик работают вместе. Думаю, орудует банда. Синдикат. Мафия!

– Каким боком вписать в коза ностру Штейна? – спросил я и заприметил вышедшего из-за дома Брута. – Щас, пацаны, генерал нам все растолкует.

Никифорыч выглядел усталым, но старался не подавать вида, изображая на подмятом лице саркастическую улыбку.

– Водку спозаранку пьянствуете? – прогудел, подсаживаясь к столу. – Жаль, не могу присоединиться. Обстановка напрягает. Важняк до сих пор не отыскался.

– Отвалил на хаммере в сторону пальмиры, – уведомил Репа. – Вчера помощники Слона пропасли его до выезда на шоссе.

– Будто я не в курсе?! – раздухарился Брут. – Менты по моей команде до утра отрабатывали трассу аж до самой Одессы. Хаммер как в воду канул и прохиндей Штейн заодно.

– Чую копчиком, что он всех нас развел, – проворчал Бокал. – Никакого дела генпрокуратура не возбуждала. Важняк отрабатывает чьи-то бабки. Прикрылся ксивой и полномочиями, настращал, чтоб не мешали.

– Дело возбуждено, я проверил, – Никифорыч взялся за вилку, но поморщился и отодвинул в сторону. ‒ С утреца побеспокоил заместителя генпрокурора, который утвердил постанову. Нормальный оказался мужик. Признался, что инициатива всецело принадлежит Штейну. Тот приперся прямо к нему домой и запудрил мозги. Прокурор сам не понял, как подмахнул постановление.

В альтанку заглянул подполковник Слепчук.

– Прошу прощения, Борис Никифорович, – отчеканил, подавая сложенный лист бумаги. – Почта для Бокальчука.

Брут развернул депешу, сморщился пуще прежнего и продемонстрировал содержание.

В очередном послании снова фигурировал улыбчивый олимпийский мишка. Под рисунком красовалась надпись: «Слишком просто убить твое тело. Лучше постепенно сгубить твою душу».

– Сволочь! Измывается! – взвился Зуй и в самом деле стал похож на кота Матроскина.

– Тихо ша! – прикрикнул на него Молодязев, но согласился. – Налицо моральный садизм.

– Хитроумная угроза, – спокойно заметил Вадим. – За подобные слова к уголовной ответственности не привлечешь. Но я доволен. Главное – нет угрозы родным. За душу как-то смогу постоять. Чтобы сгубить, в нее еще залезть надо!

‒ Не мешало с Батоном перетереть, ‒ предложил Летописец.

‒ Само собой…

Меня же заклинило от прокравшейся гадостной мысли:

«Письмо пришло почти одновременно с появлением Брута. Не его ли это происки?! Генерал странно себя ведет. Стоп!! Что за бредятина лезет в голову?! Откуда взялась подозрительность и недоверие? Может оттого, что Никифорыч спасовал перед Штейном? Я сам спасовал! Вот и нечего гнать пургу!».

Словно издали прозвучал безмятежный голос Брута:

– Пора прощаться. Содержание письма свидетельствует, что опасность не миновала, но перешла в вялотекущую фазу. Посему желаю откланяться. По прибытию в столицу займусь плетением оперативных интриг. Общими силами укротим любителя олимпийской символики, – он перевел взгляд на Черноуха. – Вы домой, полковник?

– Со скоростью звука! Забросали эсэмэсками. Начальство грозится разжаловать в рядовые, а благоверная обещает намылить шею. Если серьезно, то возьму на контроль следствие по делам Кухаренко и Сарычева. Предчувствую, что Киев спуску не даст, благодаря вашим стараниям.

– Даже не сомневайтесь! – генерал выбрался из-за стола и, уходя, проронил. – Айда, Серго, проводишь.

Остановился на углу и дождался, пока подойду.

– Береги себя, Кучер, – заговорил вполголоса. – Чую, кулеш только заваривается. Не припомню, чтобы за полтора дня случалось столько ненормального. Подозрительность в край одолела – кто свой, кто чужой!

«Ты-то сам кто? Кому в натуре служишь? – снова закралась думка, но я был во всеоружии. – Не поведусь на вражьи происки! Без подтверждений или контрафактов это всего лишь бредни уставшего мозга».

Тем временем Брут продолжал:

– Ненавижу плакаться, но тебе скажу. Никогда так сердце не трепетало. Прилечу в Киев, поднапрягусь с делом маньяка и прямиком в госпиталь. Не забывай о кадровом предложении, пока я при полномочиях. Мало ли что…

Последнюю фразу он обронил, умащиваясь на заднем сидении служебного «фольксвагена». Спустя минуту генеральский кортеж в сопровождении микроавтобуса спецгруппы «Беркут» скрылся за поворотом.

Подходя к альтанке, я услышал заверения депутата:

– Не переживайте, парни! Езжайте спокойно. Здесь охраны – целая рота. Занимайтесь Боровиком, а я кое-кого здесь потрясу – есть соображение. Вечером отправлю подальше родичей, а с утречка подамся в Одессу. Совместно дожмем это дело! Найдется для меня пристанище?

‒ Можете не сомневаться, пан олигарх! – с хулиганским апломбом забалабонил Зуй. – Извиняюсь, конечно, но ваш уютный домишко по сравнению с моими хоромами – избушка садовода-любителя. А чтобы взять штурмом мой замок, не хватит гарнизона одесской милиции. Короче, милости прошу! В доме ни души – семейство греет кости на северном побережье Красного моря. Слона тоже разместим по высшему разряду.

‒ Премного благодарен, но во дворцах маюсь бессонницей. Хочу в каморку на улицу Красных зорь. Там диванчик, вентилятор и море рядом.

‒ Удел пролетариев, ‒ подзудил Летописец.

‒ От слова «пролетать», ‒ уточнил Репа.

– Не обращай внимания, Серый! Сами они маргиналы, – Вадим протянул на прощание руку. – Паша с Дашей уже убыли. Присматривай за дитятками.

□□□

Ласковая волна омывала купальщика, избавляя организм от физического и психического напряжения. Чем дальше я заплывал, тем легче становилось на душе, а с упразднением дурного предчувствия улетучились навязчивые помыслы о лазутчиках и предателях.

Наплававшись вдоволь, уселся на мокрый песок и стал наблюдать за юными ныряльщиками с пирса.

«Может, сигануть за компанию? ‒ подумалось ненароком, но вмешалась закомплексованность. – Детишки обсмеют. Подумают – дядька впервые на море и упился на радостях вдрызг».

Солнечный диск опустился за прибрежные сопки, уступив главенствующую позицию свежему ветру с моря.

Собрав вещички, подался восвояси, но по дороге перекусил в пиццерии. Когда же добрел до владений Марии – приметил цветастые Пашины шорты, сохнувшие на бельевой веревке. Предупредительно кашлянув, постучался к молодоженам.

– Входите, заждались уже! – откликнулась Даша. ‒ Вы кушать пошли, а мы бегом домой.

– Могли бы подать знак, что присматриваете, – добродушно проворчал, осматривая убранную комнатушку. – Хорошо хоть с пирса не нырнул. Поиздевались бы над пенсионером.

– Ни в коем разе! ‒ уверил вошедший следом Нюра. – Не до того нам было. Злодеев высматривали. Слежки вроде бы не было.

– Лады. Забрел сообщить, что готов поучаствовать в вечерних посиделках.

– Окей! Я за вином сбегаю.

Постояльцы минипансионата оккупировали садовую беседку с наступлением сумерек. Новый собутыльник был принят с распростертыми объятьями ввиду того, что щедро проставился.

До глубокой ночи под виноградными лозами царил закон отдохновения, накладывающий запрет на раздумья с погружением в себя, философские диспуты и деловые пересуды.

В результате я знатно расслабился и приобрел ощутимый заряд позитива.

□□□

– Молоко! На Кордонном – свежайшее молоко! Только что из коровы! – эхом разносилось по сонной округе.

Утро в очередной раз выдалось жарким и солнечным.

Пока приводил себя в Божеский вид, Даша сварила кофе и предложила постирать что-нибудь из вещей. Оказалось, как нельзя кстати.

Поход на пляж решил отложить до вечера. Критическим взглядом осмотрел свою запыленную машину и отказался от идеи поколесить по городу. Не хотелось выискивать автомойку. К тому же подошло время утренних телефонных брифингов. Соблюдая секретность, вышел на Фонтанскую дорогу и прогулялся по аллее сквера.

Первым делом осчастливил супругу и выслушал нравоучение о том, как должен себя вести любящий муж, слинявший в одиночку на курорт. Так уж повелось в нашей семье, что без надобности Оля не докучала дозвонами и расспросами. Я же нагло воспользовался бесконтрольностью, и последний раз позвонил ей из Крыма. Посему критические замечания и просьбу сосуществовать в дружелюбии воспринял безоговорочно.

Затем перекинулся парой слов с Панфиловым. Сергей Давидович знал о злоключениях в Крыму и Николаеве, так как с утра находился на кафедре Молодязева. По делу Недоходова новостей не было.

Следующий разговор состоялся с Брутом. Как и обещал, Никифорыч сдался на милость докторам – проходил медицинское обследование в столичном госпитале МВД. Несмотря на отлучку, держал ход расследования под неусыпным контролем.

– Представляешь, Серго?! – трубил раздраженно. – Отослал запрос на Боровика, а доблестный информационный центр выдал нулевую информацию. Глухо! Какой-то лазутчик подчистил учетные карточки всего семейства. Люди вроде бы значатся в базе, а данных нет. Кибернетика оказалась бессильной. Так что напрягай своих мореманов! Пущай шевелят батонами, клешнями и бестолковками!

Одну из своих коронных фраз Брут высказывал в том случае, если качество собранной сыщиками информации оставляло желать лучшего. Заводился с пол-оборота, когда в материалах оперативной разработки находил одни только справки, распечатки, ксерокопии.

– Сверни в трубочку и засунь … сам знаешь куда! – распекал молодых оперов бывалый сыщик. – С людьми надо работать, а потом с бумажками. Думаешь, разослал запросы и все?! Дудки! Напрягай бестолковку и шевели клешнями с батонами! Штудируй науку общения и ораторское мастерство.

Предпоследним собеседником был Репа. Дознавшись о фиаско в информационном центре МВД и напутствии генерала шевелить батонами, Юрий Всеволодович деловито завил: