Менестрели

У наших героев, в свою очередь, сложилось стойкое впечатление, что их будущая судьба висит на волоске, и этот волосок уже начал неприятно пахнуть палёным. Перспектива выступления плавно трансформировалась в перспективу стать основным блюдом на княжеском ужине, а аплодисменты в довольное чавканье прислуги.

– Ну? – прогремел Дрогон, и его голос напоминал скрежет камней. – Это и есть «величайшие менестрели всех земель», о которых бормотал тот твой чародей? – спросил он у своего советника, худощавого мужчины в чёрном плаще с лицом, похожим на вяленую рыбу. – Похожи на шпионов. Или на демонов, головами которых пора украсить колоны моего величественного зала. Зачем вы здесь? Кто вас прислал? Говорите, пока я не велел снять с вас головы для украшения моих стен! Они у меня устарели, им срочно нужен новый декор.

Люси почувствовала, как у неё подкашиваются ноги. Но неожиданно вперёд шагнул Сашка. Он был бледен, но на его лице играла блаженная, немного оторванная от реальности улыбка артиста перед выходом на сцену.

– Ваша… э-э-э… светлейшесть, – заговорил он, неуверенно кланяясь. – Мы – известные музыканты. Издалека. Очень-очень издалека. Мы принесли вам свою музыку в дар. Она… необыкновенна.

– Музыку? – фыркнул князь, и его брюхо содрогнулось от этого усилия. – У меня и своих дудочников хватает. Играют заслушаешься. Особенно когда язык им прищемить дверью тогда они такие трели выдают!

– Наша музыка… она другая! – не сдавался Сашка, жестом подзывая остальных. – Она бодрит! Веселит! Прогоняет тоску!

Что было делать? Гитар не было. Лёшкина ударная установка «EFNOTE», к которой он так привык, осталась на берегу Оки. У Бориса не было его любимой «YAMAHA PSR-E373». На них были лишь их сюрреалистичные «наряды», которые теперь стали их второй кожей. В наличии из музыкальных инструментов: у Сашки в руках была обычная на вид лютня, у Лёхи на верёвочке через плечо висел смешной барабан, больше похожий на бубен шамана, а у Бориса странный деревянный ящик с клавишами, который он всё это время тащил на спине, как черепаха свой панцирь.

Они переглянулись. Взгляд выражал общий настрой: «Сыграем, что получится. Авось, пронесёт. Или не пронесёт. Будь что будет».

Лёха в отчаянье ударил лапой по барабану. Звук был глухим, но чистым и гулким. Он пробежался своими новыми, покрытыми короткой шерстью лапами по всей поверхности натянутой кожи и с изумлением понял, что из этого примитивного инструмента можно извлечь куда больше звуков, чем из самой дорогой электронной ударной установки. Борис опустил свои мягкие, но удивительно гибкие «лапы» на клавиши своего ящика. И вместо ожидаемого бряцанья и хрипа раздался мощный, немыслимо громкий для деревяшки звук, точь-в-точь как у его «Yamaha» с включённым на полную катушку усилителем и distortion. Сашка брякнул по струнам лютни и полился чистый, звенящий, пронзительный звук, неотличимый от звучания электрогитары.

Стены замка, казалось, содрогнулись от невиданного натиска новых звуков. Стражи отшатнулись, схватившись за древки копий. Князь Дрогон откинулся на троне, его глаза, маленькие и подслеповатые, вылезли из орбит и стали круглыми, как монеты.

Перед самым выступлением Стёпка, не зная, куда себя деть, громко и отчаянно прокукарекал свою любимую фразу из фильма: «Арфы нет, берите бубен! От винта!»

И они заиграли. Громко, азартно, с отчаянной энергией людей, играющих последние аккорды ценою в собственную жизнь. Стёпка, не до конца понимая, что делать, отбивал лапками-тапочками бешеный ритм и время от времени, в припадке азарта, издавал свой оглушительный петушиный крик, который на удивление идеально вписывался в хаотичное соло, придавая ему неповторимый шарм.

Люси, видя, что князь уже не думает о вертеле, а смотрит на них с диким изумлением и зарождающейся жаждой зрелищ, сделала то, что первым пришло ей на ум. Она вышла вперёд и начала танцевать. Её танец был далёк от придворных па, он напоминал скорее хаотичные, но полные энергии движения фанатки на рок-концерте. Вихрь бархата, шёлка и длинных ног заполнил всё свободное пространство. Она кружилась, прыгала, делала резкие движения, и каждый поворот её тела отбрасывал блики от массивных золотых украшений, будто она сама была источником ослепительного света.

Когда последняя нота прозвучала и в зале воцарилась оглушительная, давящая тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием музыкантов и лёгким позвякиванием Люсиных украшений, князь Дрогон медленно поднялся с трона. Казалось, он сделал это впервые за последние десять лет.

– Ничего подобного… я в жизни своей… не слышал, – прохрипел он. Его взгляд блуждал по залу, пока не остановился на Люси. И в его маленьких похотливых глазках загорелся неприкрытый, дикий, почти звериный восторг. – Эта… магия… Она пьянит! А эта девица… Она точно не демон? Она… богиня какого-то нового, безумного культа!

Люси почувствовала, как по спине пробежали ледяные мурашки. Взгляд этого человека был, однозначно понятным, и куда страшнее любых непристойных предложений от московских бизнесменов. В нём читалась не просто похоть, а желание присвоить, поглотить, сделать частью своей коллекции диковинок. Она-то таких взглядов много повидала в своей карьере.

– Ваше величество, – вмешался Осёл, который всё это время стоял в тени, невозмутимо жуя принесённый с поляны пучок травы. – То, что вы видите, это не колдовство, а высшая форма искусства. И разрешите предупредить вас, по-дружески: не пытайтесь силой, ну или вообще каким бы то ни было способом, добиться близости с Люси. Она хоть и выглядит на первый взгляд… доступной, но поверьте, это не так. Это не какая-то блудная девица. Она хоть и сбежала от своего грозного отца, но всё ещё является единственной наследницей престола великого и ужасного Гаруда.

Имя «Гаруд» повисло в воздухе, как смог от чадивших факелов, и произвело магическое действие, моментально охладившее пыл князя. Дикий восторг в глазах Дрогона погас, сменившись быстрым, трезвым расчётом. Он медленно опустился обратно на трон, его толстые пальцы принялись нервно барабанить по дубовому подлокотнику.

«Великий и ужасный Гаруд»… Люси мысленно перевела взгляд на Осла, пытаясь понять, откуда он взял это имя и почему оно подействовало на возбуждённого князя как ушат ледяной воды. Она поймала взгляд Осла, в котором явно читалось: «Молчи, стой смирно и кивай, принцесса».

– Гаруд… – наконец проворчал князь, и в его голосе появились нотки не столько страха, сколько уважительной опаски. – Так-так… значит беглянка-наследница. Это многое объясняет. И платье… и эти… – он мотнул головой в сторону её украшений, – безделушки. Не иначе, фамильные драгоценности. Значит, не просто артисты вы, а беглецы высокого полёта. Ищете покровительства в моих скромных владениях?

Сашка, всегда готовый подхватить любую авантюрную ноту, тут же сделал глубокий, почти клоунский театральный поклон.

– Ваша проницательность не знает границ, ваша светлость! Мы верные спутники принцессы, её личные менестрели и телохранители. Мы сопровождаем её в этом… э-э-э… образовательном путешествии по соседним королевствам.

– Образовательном? – фыркнул князь, и его брюхо снова затряслось. – У Гаруда, если мне не изменяет память, пятьдесят тысяч отборных копейщиков и весьма дурная привычка сжигать дотла королевства, которые хоть чем-то ему не угодили. Его «образование» пахнет серой, пеплом и всеобщим опустошением. – Он пристально посмотрел на Люси, и теперь в его взгляде было не вожделение, а жадное, хищное любопытство. – Хорошо. Ваш статус… меняет дело. Нападение на наследницу Гаруда это не дипломатический скандал, это форменное самоубийство для всего моего рода.

Он замолчал, обдумывая новую ситуацию. Стражники перешёптывались, бросая на Люси почтительные и пугливые взгляды. Борис-Кот впервые за всё время неуверенно попытался языком поправить шерсть на своей груди, чувствуя, как повеяло большой политикой, пахнущей отнюдь не свежими мышами.

– Итак, – князь снова заговорил, и в его тоне появилась новая, хитрая нота. – Вы хотите моего покровительства и разрешения на турне по моему необъятному княжеству? Прекрасно. Это можно обсудить. Но даже для знатной беглянки и её… экстравагантной свиты у меня есть условия. Вы должны доказать свою ценность не только как артисты, но и как потенциальные союзники. Принесите мне три дара… Тогда и поговорим.

Люси едва сдержала вздох облегчения. Непосредственная угроза немедленного домогательства миновала, сменившись другой, более сложной, но куда более привычной для неё игрой на тщеславии и интересе. Она поймала взгляд Осла и едва заметно кивнула. Спасибо, мол. Выкрутился.

Осёл в ответ лишь многозначительно поднял бровь (что для осла было удивительным трюком), словно говоря: «Не обольщайся, принцесса. Самое интересное только начинается».

– Какие дары? – спросил Сашка, облизывая прижжённые о непривычные струны пальцы.

– Первый: перо Жар-Птицы. Говорят, оно светится в темноте и указывает путь к сокровищам. Второй: цветок папоротника. Он, сказывают, ум прозряет да силу дарует. А третий… – он уставился на Люси своим тяжёлым взглядом, – третий пусть будет поцелуй прекраснейшей из принцесс соседнего королевства, Ярины. Слышал, она своенравна, горда и ближе, чем на сто шагов, никого к себе не подпускает. Справитесь будет вам и турне, и золото, и почёт. Нет… – он многозначительно потёр свою толстую шею. – Тогда ваш говорящий Осёл мне очень приглянулся. Из него, я думаю, получится отличный, наваристый бульон. А вас… к дыбе. Для начала.

– Вообще не проблема! – за всех поспешно, почти выдохнула Люси, мысленно уже оказавшись в своей московской квартире, потом она вспомнила о своих кредитных платежах и её энтузиазм немного поугас.

На выходе из замка, в настроении наших артистов, царило уныние.

– Перо, цветок, поцелуй… Да он просто издевается над нами! – простонал Борис-Кот, яростно почёсывая за ухом лапой. – И почему я теперь это делаю?! Раньше у меня чесались пальцы от желания сыграть соло, а теперь вот это место!

– Потому что ты, дорогой мой кот, обзавёлся блохами, а нас ждёт высокая и тесная дружба с местной гильотиной, если мы не выполним приказ, – философски заметил Осёл, ловко пришлёпнув своим хвостом муху на лету. – Не унывайте. В каждом испытании есть своя прелесть. Ну, или острая необходимость его пройти, чтобы не стать, чьим ни будь обедом. Добро пожаловать на ваши первые по-настоящему экстремальные гастроли в этом мире.

Люси вздохнула и поправила на себе массивное золотое кольцо.

«Три дня драйва на природе, солидный гонорар», – с горькой иронией вспомнила она свои вчерашние мысли, глядя на мрачные стены замка. Как же она тогда ошибалась.

– Слышь, Осёл? – поинтересовалась она, догоняя его. – Я помнится, лишь на три дня контракт заключала. Мне там, в прошлой жизни, ипотеку закрывать нужно. Не говоря уже о кредитах. – Потом она бросила взгляд на Лёху. – Ваш спонсор, который нас нанимал, мне компенсирует все моральные и материальные издержки? С учётом сверхурочных и риска для жизни?

Осёл лишь усмехнулся – по-ослиному, громко и с явной иронией. А Лёха, услышав про спонсора, насторожил уши и, сделав вид, что ничего не слышал, начал принюхиваться к воздуху в поисках еды.

– В этом мире, милая моя, нет ипотек, – сказал Осёл. – Зато есть разные правители. И они, как правило, платят золотом, землями, титулами. Если ты им понравишься. Или же… они платят эшафотом. Если ты им не понравишься. Курс обмена, надо сказать, не в пользу последнего.

Люси задумчиво посмотрела на горизонт, где за зубчатыми стенами начинали собираться грозные тучи.

– Ну что ж, – сказала она, с неожиданной бодростью в голосе, легко вскочив на телегу. – Похоже, у нас сменился продюсер. И контракт, судя по всему, бессрочный. Осёл, о гонораре пошепчемся немного позднее, а сейчас бы найти кров над головой, да и перекусить чем-нибудь, что не жарят на вертеле ещё при жизни. И Осёл, с этого момента твоя официальная должность наш агент по культурным связям в этом мире. А сейчас веди ка ты нас в местный ресторан, отпразднуем первый заключённый контракт.

Осёл пошёл подальше от замка Дрогона в сторону ближайшего города. Телега, скрипя колёсами, медленно тронулась вперёд, вглубь таинственного и абсурдного мира, навстречу трём дарам, трём испытаниям и, кто знает, возможно, новой жизни, которая оказалась куда интереснее, чем панорамный вид на ипотеку.

Глава 6. Знакомство с новым миром.

Густые, свинцовые тучи нависли над кривыми стенами замка Дрогона. Они не предвещали ничего хорошего, кроме как затяжного дождя. Всё выглядело так, будто погода решила лично участвовать в похоронах их надежд на быстрое возвращение домой. По разбитой, ухабистой дороге, ведущей вниз, к подножию мрачных гор, брела странная процессия. Впереди, с независимым видом, шествовал Осёл. Во взгляде которого читалась усталость гида, ведущего очередную группу неопытных туристов по опасному маршруту. За ним размеренным шагом шёл Сашка-Трубадур. Его пальцы то и дело перебирали струны лютни, извлекая обрывочные аккорды.

Далее следовало живое воплощение художника сюрреалиста: Кот-Борис в роскошном, но помятом камзоле, он всё время вертелся на двух лапах и тихо ругаясь матом, яростно пытался поймать собственный хвост. Рядом Петух-Стёпка, в своей кожаной куртке. Он своим крылом отчаянно пытался смахнуть с плеча несуществующую пылинку, получалось это у него примерно так же хорошо, как у слона вышивать крестиком. Могучий и молчаливый Пёс-Лёха, шёл, низко опустив свою мохнатую голову. Его новые, невероятно чуткие уши улавливали каждый шорох, а нос безошибочно определял все окрестные помойки, что, судя по выражению его морды, не доставляло ему никакой радости.

Замыкала шествие Люси. Её бархатное платье, ещё вчера бывшее шедевром портновского искусства, волочилось по пыльной дороге, собирая на свой роскошный подол всю грязь этого негостеприимного мира. Босые ноги уже покрылись мелкими ссадинами и слоем липкой грязи. Она шла, опустив голову, и её яркие голубые глаза потускнели, и выглядели уставшими и растерянными.

«Ипотека… просрочка по кредиту… отключение света… – стучало в висках, как навязчивый мотив. – А тут ещё и квесты какие-то: перо, цветок, поцелуй… Лучше бы предложили оформить рефинансирование долга».

– Так, стоп, занавес! – Ни с того ни с сего, вдруг рявкнул Сашка, резко оборачиваясь ко всей группе. Его голос, обычно бархатный, сейчас звенел от натянутой как струна нервозности. – Хватит молча ползти, как на похороны! Мы не в сериале «Дурдом на каникулах» снимаемся, а реально или в дурдоме и у нас массовый психоз, или мы и впрямь по саму маковку, угодили в какое то дерьмо с головой! Давайте думать, как нам отсюда выбираться! Головами думать давайте, а не перьями, хвостами и прочими новоприобретёнными аксессуарами!

– А давайте для начала, этого парнокопытного на консервы пустим! – взвизгнул Стёпка, отчаянно взмахнув крыльями и подняв облако пыли. – Я не петух! Я бас-гитарист! У меня карьера! Девушка новая! Экзамены в институте! А тут… перья! Клюв! И ни одной нормальной сигареты! Это не приключение, это нарушение трудового законодательства!

Кот-Борис, тем временем, устроился на краю телеги и с философским видом вылизывал свою лапу, начиная с мягких подушечек все ближе и ближе подбираясь в район хвоста. Движения были настолько отточенными и естественными, что он сам, поймав себя за этим занятием, замер с высунутым языком и с отвращением отдёрнул лапу.

– Чёрт… опять, я опять, инстинкты берут своё… – пробормотал он. – Консервы это хорошо, и на какое то время выход и ситуации, но жрать хочется сейчас, может лучше шашлык? Хотя идея пищи из Осла, конечно, радикальная. Он, скорее всего, жилистый. Как та старая подошва. А вот пожрать… нужно срочно – его желудок издал громкое, тоскливое урчание, которое эхом разнеслось по окрестным холмам. – Серьёзно, ребят. Мой желудок исполняет третью часть крупноформатного фортепианного произведения, сонаты № 2 (си-бемоль минор) Фредерика Шопена.

Этот спор вывел Люси из раздумий, она тяжело вздохнула. Остановилась, смахнула со лба прядь волос и устало посмотрела на Осла, потом на своих спутников. В её взгляде читалась холодная, ясная решимость человека, привыкшего выкручиваться из ситуаций и похуже (хотя, признаться, ситуация с говорящими животными была для неё определённо новой).

– Знаешь, Борис, – спокойно сказала она. – Твоё предложение про пожрать – самая здравая мысль за всё это безумное утро. – Она повернулась к Ослу, скрестив руки на груди. Поза напоминала фотосессию для готического журнала, если бы не грязь на платье. – Про ресторан я уже говорила, эй маг-неудачник, ты нас сюда привёл? Тем более я тебя нашим продюсером назначила вот и неси за всех за нас ответственность. Значит слушай сюда внимательно: В твои обязанности входит, кормить, поить и ознакомь в конце то концов с местом в котором мы оказались.

– Шашлык… консервы… – проворчал Осёл, брезгливо стряхивая с копыта ком грязи. – Ближайшее место где можно поесть и не отравиться, это Таверна «У Хромого Гоблина» как раз туда я вас и веду.

– Пока мы плетёмся к этому твоему «Хромому Гоблину», рассказывай. Не общие фразы про спасение вселенной, а что-то реально полезное. Где мы? Что это за место? И, ради всего святого, скажи долго нам ещё телепаться до этого Гоблина? А то вон Борька и наш пернатый рок-музыкант уже на дохлых ворон пялятся, с гастрономическим интересом.

– Без меня вы здесь как котята в мешке, которых в реку бросили. – Фыркнул Осёл. Звук получился на удивление выразительным, в нём смешались обида, сарказм и лёгкое презрение. – А мир этот, я вам скажу, штука куда как занятная. И да, «У Хромого Гоблина» готовят вполне сносные похлёбку и жаркое, скоро мы уже дойдём.

– А теперь я вам дам небольшой экскурс по этому миру. – Он откашлялся, приняв вид лектора, готового прочитать вводный курс по выживанию в новой реальности.