скачать книгу бесплатно
Пропаганда бывает двух типов – ложь и правда.
Можно сообщать правду и только правду, но не всю правду. И выводы из этой полуправды будут ложными.
А можно лгать и не стесняться этого. И говорить, да мы лжем, но и другие лгут. Все лгут. Есть только ложь, и тебе выбирать. Если выберешь нашу ложь, это даст тебе привилегии, спокойствие, а если выберешь не нашу ложь, это создаст тебе большие неприятности. Только это все неправда.
– Что неправда?
– Неправда, что правды нет.
– Твой моральный закон можно повернуть в любую сторону.
– Нет, нельзя.
– А моральный закон народа можно. И поэтому ты в одиночестве.
– Поэтому я не могу перейти табу. Для меня это означало бы перестать быть человеком.
Женя вернулась в комнату.
– Я ложусь спать,– заявила она.– Идите на кухню.
– Что?– вздрогнув, сказал Сергей и посмотрел на неё.– Что ты сказала?
– Я ложусь спать,– повторила она.
– Зачем? То есть как, спать?
– Мне завтра вставать.
– Куда?
– Какая тебе разница,– она выключила музыку.– У меня завтра собеседование. Утром. Мне надо выспаться, так что идите на кухню.
– Мы же ещё кофе не пили! В чём дело?
– Я сказала.
– Да что такое!– сказал он.– Что случилось?
– Ничего не случилось.
– Пойдём,– сказал я ему, вставая.
– Нет, подожди,– сказал он.– Я хочу знать, что случилось.
– Пойдём,– повторил я.– И захвати бутылку.
6
Кухня создавала впечатление недавно сделанного ремонта, и трудно было даже сказать сразу, почему. Наверное, из-за света, который был не живым и теплым, а холодным и как будто отдавал синевой. В воздухе ощущался слабый запах антисептической свежести, и над плитой тихо гудела вытяжка, хотя ничего не готовилось, и духовка была выключена. Тихо гудел холодильник, тихо гудела лампа дневного света над мойкой. Все было тихо. Я поставил тарелку с баклажанами на кухонный стол.
Они разговаривали в комнате.
Меня пронзила острая боль. На лбу выступила испарина.
Я опустился на табуретку.
Теперь будет больно, нужно выпить. Как можно больше. Водка была в комнате.
Когда же он, наконец, придёт!
Я поставил кулаки на стол и уткнулся в них лбом.
Он вошёл на кухню, неся бутылку и тарелку с салатом.
– А рюмки?
– Остались в комнате.
– Принеси.
Он ушёл и вернулся с рюмками. Закрыл дверь кухни.
Я налил водку.
– У тебя есть ещё?
– Да,– сказал он,– в холодильнике. Ты не знаешь, что с ней?
– Знаю,– сказал я.– Давай выпьем.
Он сел за стол и взял рюмку.
– И что же это такое с ней?
– Не знаю.
– Ты только что сказал, что знаешь.
– Ну и что. Мало ли что я говорю. Важно только то, что происходит между вами. Мы были очень близки с тобой, но теперь есть вы двое, и по отношению к вам я человек посторонний. Так не всё ли равно, что я знаю или думаю, что знаю, не всё ли равно, что я думаю?
– Мне не всё равно.
– И в чём же ты меня подозреваешь?
– Я?– удивился он.– Ни в чём…
– Тогда почему тебе не всё равно?
– Ну как…
– И не будем больше об этом.
Мы помолчали.
– В туалете нашли труп, – неожиданно сказал он.– Там, на работе, в офисе. Теперь всех допрашивают и все под подозрением. Самое идиотское, что неизвестно, кто этот тип, убитый. Вроде не бомж, да к нам и не мог бы зайти бомж. Одет как все. Но никто его не знает. Поэтому все под подозрением в равной степени.
– Почему под подозрением?
– Потому что у всех в равной степени отсутствуют мотивы убийства.
– Это и есть твои неприятности на работе?
– Не в этом дело. То есть не в том, что кого-то убили, а в том, что некоторые мои слова, решения, поступки могут показаться странными и подозрительными, если подать под определенным углом. Сами по себе они ничего не значат, но стоит произойти событию вроде убийства, как им уже можно придать некий иной смысл. И все, кто имеют что-то против меня, сейчас пытаются это использовать. У нас образовалось как бы несколько противодействующих группировок, и пока неизвестно, чем кончится дело, и чья возьмет. Поэтому я вынужден все время контролировать и тщательно взвешивать все свои слова, поведение, действия.
– Так вот почему ты нервничаешь.
– Да, вот так,– сказал он.– Весело живём, да?
– Наверное,– сказал я.
– Если хочешь, кури,– сказал он, взяв с подоконника пепельницу и поставив её передо мной.
Он приоткрыл окно.
– Вы же оба не курите, откуда у вас пепельница?
– Она курит,– сказал он.– А ты не знал?
– Нет,– сказал я.– Что я о ней вообще знаю? Только то, что она твоя жена.
– Каждый знает только то, что для него достаточно.
– Нет. Только то, что он позволяет себе знать.
– Тоже верно,– согласился он.
– Я вот что подумал. Ты зачем женился-то?
– Кто, я?
– Ну да.
– Ну, ты даёшь! Что это за вопрос вообще?
– Нормальный вопрос.
– Ну, не знаю…
– Слушай, там в комнате моя тарелка осталась. Я бы ещё поел немножко, может, тошнота пройдёт…
– Думаешь, тебя тошнит от голода?
– Нет, конечно, это всё нервы, но надо же на что-то надеяться.
– А тебя не вырвет?– с сомнением сказал он.
– Может и вырвет,– сказал я.– Но будем надеяться на лучшее.
– Ну, давай надеяться. Только зачем тебе грязная тарелка? Возьми другую.
Я встал и взял чистую тарелку. Он достал из кухонного стола вилку и протянул мне.
– Так о чём ты спросил, я не понял.
– Да ладно,– сказал я, отмахнувшись.– Всё ты понял.
– Зачем я женился?
– Ты уже ответил.
– И что я ответил?
– Ты сказал "не знаю".
– А ты?– сказал он.– Зачем ты приехал?
– А почему ты не спрашиваешь, зачем я уехал?
– Затем что это уже не актуально. Ведь ты вернулся.
– А,– сказал я.– Ну да.
– Так зачем ты приехал?
– Зачем я вернулся?
– Да.
– Неважно. Может быть, это было важно вчера, а теперь уже нет…
– Москва предъявляет слишком большие счета, и все силы здесь уходят на то, чтобы их оплачивать. Здесь можно жить только тогда, когда у тебя нет выбора. А если у тебя есть выбор, жить здесь или где-то ещё, то этот город не для тебя.
– Значит, если я один раз уехал, то неминуемо уеду снова?
– Ты не просто уехал. Ты жил где-то там, а теперь вдруг решил вернуться.
– И снова уеду?
