Граффити любви

– Я постараюсь найти кого-нибудь, кто способен будет вам помочь. Подойдет человек, не обладающий знаниями пилота?

– Конечно. Любой мужчина сейчас подойдет. Выбирать не приходится.

– Сейчас, – проходя мимо трупов террористов, я краем глаза заметила, как девушка, еще живая, пытается выбраться из под убитого мужчины. Я резко отдернула его за плечи и отпустила. Его бездыханный полуобнаженный труп упал к моим ногам, а девушка казалось, задыхается. Ее состояние было плачевным. Такая психологическая травма не скоро пройдет.

Я протянула ей руку, одновременно помогая привести себя в порядок.

– Идите в салон эконом-класса. Там есть доктор, он поможет, – девушка прерывисто вздохнула, но кивнула. Я поняла, что она меня услышала, и она начала осознавать, что жива, и ее не убьют.

– Ваши дети живы, и вы им нужны, – мои слова как-то сразу заставили пострадавшую пассажирку прийти в себя.

– С-ппаси-бо… – она кивнула и поспешила удалиться.

Когда я оказалась в салоне бизнес-класса, заговорила громко, не узнавая собственный голос, в котором слышались итальянские нотки.

– Внимание!!! Террористы больше угрозу не представляют. Пилот попытается посадить самолет, как только диспетчеры ближайшего аэропорта выйдут на связь.

Никита, узнав мой голос, молниеносно подбежал ко мне, осматривая. В его глазах я увидела бурю чувств и эмоций. Изо всех сил он постарался сохранять спокойствие сейчас. Вероятно, он уже не верил в то, что увидит меня живой.

– Лучиана… – он тут же обнял меня, и я понимала, что он тоже ранен. Здесь убивали, и лишь по воле случая он был ранен не серьезно.

– Говорила же тебе, – отозвалась я, надрывно с трудом выговаривая каждое слово, – не связывайся со мной, я не везучая. – Потом выдохнула, почувствовав тепло его тела, прижавшись щекой к груди. – Где мне второго пилота найти? Можешь быть им, Ник?

– Подожди, так у Бориса образование есть. Он даже летал немного, но потом здоровье пошатнулось, и спустился с небес на землю, – я поверить не могла в то, что услышала, а речь Никиты была теперь обращена к его другу, который к слову не пострадал. – Борис, будешь вторым пилотом! Бегом помогать в отсек управления самолетом.

Борис тут же поспешил исполнять то, что буквально в приказном тоне потребовал от него Ник.

– Отец сильно пострадал? – спросила я.

– Да, пуля попала в грудную клетку, но он все еще жив, нужна помощь доктора.

– Будет, – я резко сорвалась с места, а Ник тут же последовал за мной.

– Док!!! – мой новый знакомый уже дал нужные препараты девушке и осмотрел еще двоих раненых. – Док, у моего отца серьезное ранение, поможете?

– Где он? – тут же поинтересовался мужчина.

– В салоне бизнес-класса. С ним девушка блондинка.

– Сделаю, что смогу, Пикассо. Да, и я не успел представиться. Мое имя Витторио. – У вас замечательная жена, – проговорил врач, глядя в глаза Никиты. Ее действительно Пикассо зовут. Или как это понимать?

– Спасибо, я это знаю, а ее имя Лучиана, – Ник не стал ничего говорить по поводу того, что я еще не жена, а только невеста.

– Ты ведь и сама ранена и муж твой тоже, – обеспокоенно отозвался Витторио.

– У меня не серьезное ранение. Нужно бомбу найти, а вы пока отцу Лучианы помогите. Если бомбу не обезвредим, будет все зря. У меня пуля на вылет прошла, а вот Лучика действительно надо осмотреть.

Меня тут же усадили в кресло, стянули куртку и хирург удалился, а потом вернулся с чемоданчиком, в котором были инструменты, бинты и медикаменты. Хирург действовал быстро и определил, что и у меня пуля прошла на вылет. Рану обработали и заклеили хирургическим пластырем. Ник тоже прошел процедуру обработки раны и получил порцию уколов. Мой новый итальянский приятель на этом настоял.

– Спасибо, док. Никита, нужно срочно бомбой заняться, а то нас по воздух так разметает, что хоронить нечего будет.

– А вот этого никак нельзя допустить. Поспешите, – отозвался Витторио и устремился в салон бизнес-класса.

– Я слышала, что они говорили про туалет. Шептались, когда я еще в салоне эконом-класса под сиденьями пряталась.

– Тогда надо поспешить, – сейчас мы действовали как команда. Ник прошел первым и осмотрелся. На первый взгляд все выглядело нормально. Учитель присел и встроенный шкафчик открылся, когда он нажал на пластиковую клавишу. В нише была бомба. Ник осторожно открепил ее и извлек наружу.

Мы прошли в салон эконом-класса. Там было достаточно света, и теперь все пассажиры с замиранием сердца смотрели на нас.

– Разобрать нужно, – заключила я. Ник кивнул, едва взглянув мне в глаза. Сейчас его взгляд был напряженным, сосредоточенным.

– У кого-нибудь есть с собой инструменты? – поинтересовался Никита. Пассажиры засуетились.

– Ник, ты знаешь, как ее обезвредить? – не удержалась я от вопроса.

– Ну, теоретически, да, – я была удивлена этому, но сейчас опустилась на колени рядом с бомбой, а с другой стороны от убийственного механизма находился Ник.

Инструменты нам подали. Дальше был самый тяжелый час в нашей жизни. Учитель аккуратно разобрал механизм бомбы и теперь отсоединял нужные проводки. Ошибка могла стоить нам наших жизней, и никто в салоне самолета не мешал, даже дети плакать перестали. Я видела, что Ник все делает правильно. Тот факт, что самолет ужасно трясло, оптимизма не добавлял, но мы надеялись, что нам должно повезти.

«Никита, прошу, сделай это». Про себя молила я. Я так хотела теперь жить. Мне совершенно необходимо было выжить, чтобы рассказать ему о ребенке, чтобы увидеть Флоренцию и чтобы познакомиться со своими родственниками. Мне так хотелось сейчас, чтобы выжили все, кто уцелел в этом нелегком перелете. Было много детей. Некоторых из них убили.

Детский дом заставляет детей взрослеть раньше, а в такие моменты, как этот террористический акт, перезагрузка получается очень быстрой жестокой травмирующей навсегда психику и детей, и взрослых.

Неожиданно я услышала характерный щелчок, и монитор на механизме погас. Бомба была обезврежена, и мы услышали со всех сторон крики радости. Самолет еще трясло, но меньше. И шанс на то, что мы выживем, увеличивался с каждой секундой.

– Вот и все, Лучик? – выдохнул Никита. Его губ коснулась едва заметная улыбка, а в глазах читалось растерянность. Мы оба еще не осознали до конца, что все почти закончилось. – А ты говорила, что ты не везучая. Ты всех нас спасла сегодня, – улыбка Никиты была такой нежной, такой теплой и родной.

– Я, я люблю тебя, Никита, – только и смогла проговорить я и расплакалась. Вот теперь меня прорвало. Ник заключил меня в объятия и прижал к груди.

– Лучик, не плачь, ты молодец. Ты не представляешь, какая ты молодец. Ты смогла сделать то, на что я не смог решиться. Да и малейшего шанса не имел это сделать. Не надеялся, что нам вообще кто-то сможет помочь. Лучик, мой лучик, я люблю тебя больше всех на свете, слышишь? Таких как ты не бывает просто. А папу мы подлечим и самолет посадим. Все будет хорошо. Теперь все будет отлично. Я услышала голос Дакоты.

– Ребята, подъем. Доктор сказал, что вам нужно принять лекарства, как только вы закончите, а они тут обнимаются.

– Да-ккк-ота, я просто немного перенервничала, – меня била мелкая дрожь. Напряжение отпускало, уступая место чувствам, тем, которые пришлось задушить, чтобы был шанс выжить.

– Ну да, понимаю. Мы тут все немного взбодрились. Идем же к доктору. Я только сейчас почувствовала боль в плече, а до этого словно не замечала ее. Никита помог мне подняться, и мы пошли в сторону бизнес-класса.

Когда нам дали очередную порцию лекарств, было принято решение всех погибших перетащить именно в салон бизнес-класса, а остальные выжившие пассажиры прошли в эконом-класс. Так мой отец, которому достали пулю и туго перебинтовали грудную клетку, был в сознании, и доктор обещал, что все будет в порядке.

– Никита, нужно узнать, удалось ли пилоту связаться с диспетчерами.

– Я сейчас схожу и все узнаю, а ты оставайся здесь со своим отцом, хорошо.

– Может я с тобой, Ник?

– Лучиана, тебе нужен отдых, и ничего уже просто случиться не может.

– Уверен, хорошо, тогда я действительно побуду с папой.

Неожиданно, откуда не возьмись на колени Дакоты прыгнул Персик и протяжно так мяукнул.

– Да, Персик, и не говори. Слов нет, одни слюни и те матерные, – перевела Дакота с кошачьего. И не покормили, и чуть не убили, и в туалет не пускали. Ужасный сервис.

Через какое-то время тучи рассеялись. Самолет перестало трясти, и я увидела солнечный свет. Впервые в своей жизни я посмотрела в иллюминатор самолета.

– Вау, как красиво!!! – а потом я ощутила теплые руки на своих плечах. Ко мне подсел мой Никита.

– Снижаемся, – шепнул мой учитель, и я выдохнула. Мне неважно было куда, главное, что самолет идет на посадку, и все хорошо.

Глава 25. Махачкала…

Боинг шел на снижение, а ко мне вернулась тошнота, и стало так плохо. Очень мутило. Ник протянул мне бумажный плотный пакет.

– Ты плохо переносишь самолет, Пикассо? – отозвалась Катя.

– Да, именно так, – сейчас время было не подходящим, чтобы открывать правду, и я почувствовала себя лучше, когда воспользовалась пакетом и тут же отправилась в туалет. Уединившись, я отдышалась, вытерла лицо и руки влажными салфетками, а потом вернулась на место.

– Лучик, сядь я пристегну твой ремень безопасности, – ровным голосом проговорил Никита. Я бросила взгляд в сторону отца. Он мирно спал. Доктор погрузил отца в медикаментозный сон, чтобы он не страдал.

Борис сообщил диспетчерской службе о наличии на борту самолета большого количества погибших и пострадавших. Сейчас главное было благополучно приземлиться. Никита держал мою руку в своей и изучающе смотрел на мое лицо. Я отвернулась от иллюминатора.

– Где мы, Никита? Что это за место? – я увидела море и была восхищена увиденным. Бескрайние просторы морской глади, едва различимые волны. Морская пена искрилась на солнце, создавая волшебное, невообразимое зрелище.

– Махачкала, а это Каспийское море. Отозвалась только диспетчерская служба Махачкалы, – неожиданно самолет затрясло и в момент, когда шасси коснулось раскаленного асфальта, я увидела искры и поняла, что обычно это не так жестко происходит и во все глаза смотрела на колесо. Боинг постепенно начал замедляться, и наконец, скинул скорость и остановился.

Не знаю, какое было ощущение у остальных пассажиров этого рейса, у меня было четкое осознание, что я вернулась из преисподней в обычный мир. Вся моя жизнь словно разделилась на «до» и «после». Взглянув на Никиту, я поняла, что он примерно так же себя ощущает сейчас. Чего мы только не пережили вместе. Мне кажется, что все-таки я невезучая, как черная кошка, ведь слишком много потрясений выпало на наши головы за последние два месяца.

Оставшиеся в живых пассажиры начали хлопать в ладоши, в знак признательности нашему пилоту, который посадил Боинг. После пережитого, он тоже был весьма взволнован. Когда он прошел в салон самолета, раздались слова благодарности и крики. Крики радости. Кто-то даже заплакал, и таких было не мало. Ник лишь нежно улыбнулся мне, а потом пассажиры стали медленно выходить из самолета. Нас встречали несколько автобусов. Еще стоял ряд реанимобилей, полиция, и даже пожарные машины присутствовали. Так сказать на всякий случай.

Мы не спешили. Дождались, пока папу погрузят на носилки и осторожно вынесут из самолета. Катя взяла Персика. Борис тоже вышел к нам, и мы, наконец, одними из последних, покинули самолет. Один мужчина, которого опрашивал полицейский, указал на меня, и служитель порядка подошел ко мне.

– Это Вы предотвратили террористический акт? – обратился ко мне полицейский с небольшим акцентом.

– Да… – ответила на его вопрос я, и мне казалось, он не до конца верил в то, что я на такое способна. Я и сама не верила в это. Скажем так, то, что я ощущала в момент, когда самолет захватили террористы, было сравни состоянию аффекта.

– Вам нужно проехать с нами, чтобы мы составить подробный протокол, – на его слова мой парень сразу нашел что ответить.

– Вы в своем уме? Лучиана настоящий ад пережила, а вы с нее какой-то протокол требуете.

– Все в порядке, Ник, я смогу ответить на все вопросы полицейских, а ты поезжай с папой.

– С ним Катя и Борис, а мы в полицию вместе поедем. Не оставлю я тебя больше одну. Даже не думай.

– Никита, ты зря паникуешь. У меня нет никаких дурных предчувствий, – а в следующий момент я отшатнулась, и учитель придержал меня за плечи и обнял.

– Уважаемый полицейский, я настаиваю на медицинском обследовании своей невесты. Все допросы прошу перенести на завтрашний день.

– Я могу приехать в больницу к вам, – он посмотрел на Никиту, который готов был его испепелить сейчас своим взглядом, – конечно, после того как Вас осмотрят, и Вы отдохнете, – заключил полицейский.

– Нас это устраивает? – обратился Ник ко мне, и я неопределенно кивнула.

– Ты что, хочешь меня в больничку определить? – удивилась я.

– Именно. Тебя надо обследовать. Стресс – это тоже очень серьезно, я буду рядом.

– Никита, хорошо я обследуюсь, а ты поезжай в гостиницу принесешь мне что-нибудь вкусненькое.

– Ты постоянно ищешь повод, чтобы избавится от меня. У меня закралось подозрение, что ты от меня что-то скрываешь, Лучик. Это так?

– Нет, не скрываю. Хорошо, едем в больницу. Я все равно хотела узнать, как там мой отец. Позвони Борису, узнай, в какую больницу их отвезли.

– Ну вот, это я понимаю, разговор двух взрослых людей.

– Что ж так жарко-то здесь? Где мы, Ник, повтори? – я нахмурилась. Голова снова закружилась, и тошнота давала о себе знать.

– Махачкала, Лучик. Это Махачкала.

– Да, вот тебе и Флоренция, – я вздохнула и осмотрелась. Вроде бы другой город, наша страна, а такое ощущение, что я в параллельную реальность попала. Люди другие. Все как то не так. Якорем в моей жизни теперь был Никита. Он рядом и все, для счастья больше ничего не надо, а Флоренция, Махачкала или еще какое-нибудь странное и необычное место на нашей земле, это не важно.

Такси не заставило себя долго ждать. Когда мы шагнули на улицу из здания аэропорта, в лицо ударило жаром. Воздух раскалился от высокой температуры. Небо напротив, казалось ярким. Было непривычно. Я скинула с плеч свою ветровку и вытерла лоб тыльной стороной руки.

Расположившись на заднем сиденье такси, я сразу же оказалась в объятиях Никиты. Он явно волновался за меня, а вот мне становилось все хуже. Жара была явно не на пользу. Мне хотелось пить и теперь съесть чего-нибудь кислого и сочного.

– Я хочу киви, – вдруг отозвалась я, а Ник слегка улыбнулся.

– Не уверен, что поможет, но я найду. Моя мама, когда была мной беременна, постоянно киви ела.

– Что, Ник?

– Ну, я о том, что киви от тошноты плохо помогает.

Я выдохнула. Странную параллель провел Никита, но вероятно это просто неудачный пример, а на первый взгляд мне показалось, что он обо всем догадался. Может сказать ему сейчас. Да нет в такси, точно нет. Момент подходящий нужен.

***

Наконец мы оказались в клинике. Ник придержал двери, и я прошла первой.

В просторном прохладном светлом холле я почувствовала себя намного лучше. Я заметила Дакоту с Персиком на руках. Девушка пила сок из стеклянной бутылки и второй рукой держала нашего кота.

– Пикассо, вас уже отпустили? Идите к нам. У нас для вас сюрприз, – отозвалась Катя.

Мы поспешили к мягкому диванчику, на котором расположились наши друзья.

– Так, Лучик, вы тут посидите, а я попытаюсь записать тебя на прием к врачу, – серьезно проговорил Никита.

– Да, запиши ее, а то бледная она что-то. Представляете, а я беременна, – отозвалась Катя.

– А я все думаю, почему моя Катёна все время что-то жует. Проявления беременности. Обычно токсикоз у девушек случается, а у нас отменный аппетит, – с гордостью заключил Борис.

– А как вы узнали? – поинтересовалась я.

– Да у меня задержка небольшая, я и сделала тест. Здесь купила. Вдруг закрались подозрения. Вот так-то, Пикассо.

– Ага, здорово, поздравляю, – как-то сдержанно поздравила я подругу, а Никита услышал признание Кати, но лишь улыбнулся и поспешил в сторону регистратуры. Борис такими глазами на подругу смотрел, что и самой захотелось признаться.

– Лучик, подержи котика, а то Катя беременно и, наверное, устала этого пушистика таскать, – отозвался Борис и протянул мне на руки Персика.

Неожиданно откуда-то донесся запах лекарств, и мне срочно нужно было в туалет. Кота вернула Борису и поспешила вдоль коридора в поисках спасительного помещения. Нашла. Снова приступ тошноты и рвоты. Чувствовала себя ужасно. Умылась, отдышалась и почувствовала слабость. Было легче, но идти не могла. «Почему мне так плохо? Вот Дакота прекрасно себя чувствует. Хорошо питается и вообще не переживает, а я. Долго я так не протяну». Достала телефон позвонила Нику.

– Ты где, Лучик? Врач ждет тебя. Я попросил ее подождать.

– В женском туалете. Я срочно хочу на ручки. Батарейки сели.

– Понял, сейчас, – вскоре двери распахнулись, и Ник тут же подхватил меня на руки. Вскоре я оказалась в кабинете врача.

У меня тут же взяли анализы, а потом Никиту попросили выйти. Осмотр врача гинеколога в соседнем кабинете и все. Мне выписали витамины. Подтвердили беременность и отпустили с миром. Рекомендации те же. Больше отдыхать и не волноваться. Я осторожно выглянула в коридор, в надежде, что Ник куда-нибудь отошел, но нет, стоит, ждет и уже заметил меня. Никита тут же подошел ко мне.

– Что сказал врач? – я успела спрятать записи врача в сумку, а протянула своему учителю только рецепт, в котором были прописаны витамины и больше ничего.

– Стресс, вот на фоне стресса головокружение. Сказали пить витамины.

– Странно все это, а больше врач ничего не сказал?

Никита подошел к двери, но она оказалась закрытой.

– Врача вызвали куда-то там, на планерку, кажется. Его нет, – пожала я плечами.

– Ладно, сейчас позвоню тому врачу, который еще в Брянске тебя осматривал, – и Ник тут же набрал номер доктора, но телефон женским голосом проговорил, что абонент сейчас не доступен.

– Ну, все, я хочу к папе. Его наверняка уже прооперировали.

– Хорошо. Сейчас отведу тебя к отцу, и куплю витамины, – отозвался Ник.

В реанимацию пустили только меня, и я осторожно пошла за медсестрой в стерильное помещение. Мне тоже выдали белый халат и бахилы, и я помахала рукой Борису, Кате и Нику.

Мне хотелось быть рядом с папой, когда он придет в себя. Еще в кабинете врача мне дали необходимые лекарства и какой-то жидкий напиток, после которого тошнота прекратилась, и появился аппетит. «Господи, как же я хочу киви. Все бы отдала за маленький зеленый фрукт».

Мой папа ровно дышал и я, сидя у его постели, осторожно держала за руку. Время словно остановилось. Множество приборов показывали, что с моим папой все в порядке. Давление, сердцебиение. Прохладное помещение и мягкое кресло сделали свое дело. Я, наблюдая за папой, сидя в кресле, которое предусмотрительно придвинул медбрат, забылась сновидениями. Теплая рука папы так успокаивала. Мой родной человечек. Досталось же тебе, мой хороший…»

Глава 26. Признание…

Проснулась я от итальянской речи моего папочки. Он приходил в себя и что-то говорил своему отцу, моему дедушке, вероятно. Он явно еще не вернулся к реальности, а пребывал в каком-то своем мире.

– Папочка, проснись, – осторожно проговорила я, и он тут же раскрыл глаза и осмотрелся. Сейчас его дыхание было ровным и глубоким. Он выглядел растерянно, вероятно пытался вспомнить события до того, как оказался в больнице. Потом взглянул на меня и замер.

– Лучиана, мы уже мертвы? – с ужасным акцентом, но на русском проговорил отец.

– Па, тебе ведь больно, а на том свете больно не бывает. Мы в Махачкале.

Он, наконец, выдохнул и еще раз осмотрелся. Палата была стерильной. От белизны и неонового освещения глазам было неприятно. Приборы и проводки тянулись от груди и рук моего отца.

– Дочка, это ведь ты убила террористов? – осторожно проговорил мой папа, не выпуская моей руки из своей теплой ладони. Я присела теперь на край его больничной койки.

– Папа, да. Твоя дочь – убийца, – немного неуверенно прошептала я, а потом чуть громче добавила, – но Никита говорит, что я спасла больше жизней, чем отняла, а значит, вроде как, убийцей не считаюсь.

– Лучик, я бы и сам их убил, но они оказались быстрее. Я восхищен тобой, моя маленькая героиня.

Я вдруг почувствовала слезы на своих щеках, и папа заключил меня в объятия. Его тепло так успокаивало всегда. Рядом с ним я могла позволить себе быть маленькой слабой девочкой, которая нуждается в утешении. Я могла потерять его и Ника, и Катю, и ребенка, и свою жизнь. Осознание пережитого медленно возвращалось, и сейчас объятия отца помогли взять себя в руки.

– Тише-тише, Лучик. Тебе нельзя расстраиваться, подумай о ребенке, – отец слегка отстранил меня, и я всхлипнула, но уже успокаивалась. – Родители, вероятно, очень волнуются. Мы не прилетели вовремя, и нас наверняка все потеряли. На самом деле у меня много родственников. Дяди, тети, двоюродные братья и сестры. Нас собирались встречать очень не маленькой делегацией, и наверняка всех на уши подняли.

– Твой телефон, он у меня в сумочке. Сейчас, – я вытащила его, но он был разряжен. Не удивительно, ведь столько времени прошло. – Мой зарядник ведь подходит к твоему телефону, папа?

– Я не знаю, наверное. Ты знаешь, чувствую себя таким разбитым.

– Тебе пришлось перенести операцию, но сказали, ты будешь жить. Нужно время для твоего восстановления.

– Еще как буду. Нет, я не оставлю свою дочь, тем более в таком интересном положении.

– Ты про ребенка? Папа, я все еще Нику ничего не сказала.

– И как тебе удается это скрывать с твоим-то токсикозом? Вся в маму. Она тоже очень тяжело ходила, когда носила тебя под сердцем.

– Папа, да пока удается. На фоне всеобщих потрясений не до признаний, – неожиданно в палате появилась медсестра и тут же приступила проверять датчики. Что-то записывала. Поставила необходимые уколы, а потом удалилась.

– Похоже, мы тут задержимся на какое-то время. Тебя недели две точно продержат, а я тебя не оставлю. Так что придется сообщить нашим родственником, что мы в Махачкале, но сейчас все в порядке, и я буду ухаживать за тобой, пока ты не поправишься.

– Никите нужно в Штаты возвращаться. Он мне еще в Брянске об этом говорил. Думаю, тебе нужно последовать за ним.

– Исключено, папа. Ник в порядки и пусть едет, а я с тобой останусь.

Я понимаю, что планы у нас изменились, но ведь говорят же «Хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах на будущее».

С папой я пробыла до вечера, и когда он уснул, решила набрать номер телефона Никиты.

– Лучиана, как папа себя чувствует? – отозвался Ник.

– Лучше, но скорее всего мы тут останемся на какое-то время.

– Да, я понимаю, Лучик. Ты сможешь спуститься на первый этаж? Поговорить нужно. Я ждал, что ты мне позвонишь. Не хотел мешать тебе и твоему папе, но мне, правда, очень нужно с тобой поговорить.

– Сейчас спущусь, – я отключила телефон и поспешила в сторону лифта.

На первом этаже было достаточно безлюдно, и я заметила Никиту. Он стоял возле окна с телефоном в руках. Разговаривал он на английском, и его голос был серьезным. Вероятно, у моего учителя все-таки возникли проблемы на работе, как и говорил мой отец.

Заметив меня, он улыбнулся, и я шагнула к нему ближе. Чувствовала я себя сейчас вполне не плохо. По крайней мере, так мне казалось.

Никита отключил свой смартфон и окинул меня внимательным взглядом.

– Папа-то может и в порядке, а ты что-то совсем неважно выглядишь, – и в этот момент я увидела черные круги перед глазами и потеряла сознание.

Очнулась я на мягком диване. Резкий запах нашатырного спирта ударил в нос. Медбрат и Никита смотрели на меня, а в руках моего учителя были документы, медицинские, мои, из моей сумочки.

Ну вот, без лишних слов было понятно, что Ник все знает и сейчас разговор будет не таким уж и приятным. Вот такой взгляд Никиты я знала. Он словно говорил: « Ты попала, детка. Сейчас я устрою тебе допрос с пристрастием».

– Спасибо за помощь, думаю, дальше мы сами справимся. Верно, Лучик? – я неуверенно кивнула, и проводила взглядом медицинского работника. Очень боялась сейчас наедине с Ником остаться, а мужчина в белом халате отстранился, встал и, одарив меня загадочной улыбкой, поспешил удалиться.

Никита сел рядом со мной и сначала с шумом выдохнул, а потом многообещающим взглядом на меня посмотрел.

– Лучик, и почему я узнаю, что моя девушка беременна от врача, а не от тебя? Да, и еще, я дозвонился нашему брянскому доктору. Ты еще тогда все знала. Отравление, гемоглобин снижен. У нас малыш будет, Лучик, и ты молчишь. Почему молчишь? Неужели хочешь по-тихому избавиться от него? – вот последние слова как ножом по сердцу резанули, стало больно. Хотелось даже ударить Никиту сейчас, но я сдержалась. Отчасти ведь сама виновата в том, что такие мысли поселились в его голове. Но все равно неприятно такое услышать.