Полная версия:
Примечания
Евгения Середа
Примечания
© Середа Е.В., 2023
* * *Куда бредешь без страха и отчаянья,
Двенадцать подвигов исполнивший герой[1]?
Эриний[2] почерк, зримый в примечаниях,
Не пустит от себя тебя домой.
Слово от автора
«Когда-то, много-много лет назад…» Именно так, возможно, и должно было начаться предисловие к данному сборнику. Однако мне, автору-женщине, крайне не хочется осознавать, что всё это происходило действительно много-много лет назад. Поэтому начнем иначе…
Когда я училась в школе, наш невероятно строгий, но вопреки этому оставшийся в памяти самым лучшим учитель русского языка и литературы, Ирина Николаевна Бочкарева, дала нам на лето расширенный список чтения. Среди прочих произведений значилась «Божественная комедия»[3] Данте Алигьери.
Эта «макулатурная»[4] книга с острым профилем Сурового Данта[5] на обложке к тому моменту уже давно подманивала меня к своим страницам, поэтому список летнего чтива был закономерно со всей торжественностью открыт именно этим шедевром Мировой литературы. Открыт и… возведен в ранг кумира.
Мне, 15-летнему подростку, тогда впервые открылся мир Примечаний! К одной лишь «первой песни» первой книги Комедии «Ад» мелким, едва ли ни 8-ым, кеглем прилагалось более 130 примечаний М. Лозинского!
Тогда я впервые осознала, что мир вокруг нас един, и что ткань художественного произведения неразрывно связана со всей махиной и всей мощью истории, контекста, обстоятельств, литературных и культурных аллюзий, и, что самое главное, незнание даже самой мало-мальски незначительной, «попутной» детали может существенно обеднить наше восприятие текста: не зная чего-то, мы недополучаем то, что автор щедро протягивал нам, своим читателям. Тогда, в 15 лет, меня «ошарашило» осознание того, что на аккуратненькую, компактную терцину[6] может прийтись до 5–6 примечаний, а следовательно, значение тех строф без помощи М. Лозинского читатель в эпоху «до Интернета» мог бы в полной мере и не осилить!
«Божественная комедия» влилась в меня тогда взахлеб. Примечания М. Лозинского кололись, но поддавались нескончаемым списком оживавших недоброжелателей Данте и не благоволивших великому флорентийцу[7] Пап Римских[8]. Этот симбиоз Данте и его «пояснителей» навсегда научил меня читать книги с карандашом в руках: незнакомые или смутно осознаваемые как многозначные слова и выражения автоматически тянут теперь к словарям и энциклопедиям…
Появление Интернета в зоне постоянного доступа на расстоянии вытянутой руки сделало поиск информации «ручным» – знание перестало быть привилегией избранных и печатью вхожих в библиотеки. А примечания все так же помогают любопытным расширить границы видимого мира.
Он рядом – только загляни.
Выбор
– Господь, Спаситель мой! Осанна в Вышних[9]!
Не хватит силы, вновь упав, восстать…
Один лишь Ты молчащую услышишь!
Подай совет – верни мне ум и стать!
– Дитя Моё, ведь выбор – это сложно:
Слаб человек – прими это, любя.
Весь Мир и Жизнь отдать ему ты можешь,
Но трижды выбирают не тебя[10].
По чести
Жить по чести или честнее,
Не впадая в самообман?
Сердце пылкое – ум вернее:
Точно ль Богу несешь корван[11]?
Честь – достоинство, честность – правда…
Кто сказал нам, что путь один?
Кто сказал, что не будет завтра?
Кто не судит, тот не судим.
Есть мужчины…
Есть мужчины, которые прикосновеньем
Вживляются в ДНК.
Есть такие, которые взглядом мгновенье
Растягивают на века.
После них ты пуста – разыграют в орлянку[12],
Иль тело пойдет ко дну…
Отчего же не дал мне Морфей[13], мой Ангел,
Таблетку выбрать одну?
Ах, принцессы…
Ах, принцессы бывают разные:
Кто-то с туфелькой, кто-то с яблоком…
Ну а мне бы горох с матрасами[14],
Чтобы в них залечь с тобой рядышком,
Чтоб травить всю ночь байки дивные,
Хохотать в зарю да соседей злить
И без повода чтоб с причиною
Из гороха суп нам потом сварить.
Пугио[15]
Вытерла Ночь астероидов слёзы –
Что сверху видит Она?
Пугио рвет виноградные лозы:
Выпей-ка, путник, вина.
В кесарей так же вонзались кинжалы,
Как и в солдата плечо.
Руки предатели намертво жали
Холодно и горячо.
Девичьи слезы – подпитка морская –
Тянут собою на дно
И если кровь не водица людская[16],
То это точно вино.
Утро
Твое утро с другой, Милый?
Твое утро с чужой, Родной?
Я же снова ревную нехило
И борюсь с накатившей волной.
Вижу статус «в сети» – маюсь
И разбить зеркала боюсь…
Как убить тебя хочется – каюсь!
Но… «Обнять бы опять!» – молюсь.
Ритуал
Не пылает дракон на ципао[17],
В сундуках все подарки давно…
С моего же согласия дали
Свахе полное имя моё.
Что ж о письмах жалеть и обрядах,
Иероглифы «Си» рисовать?
Не примерить девичьих нарядов,
Вазу из черепков не собрать.
Видно, было петард маловато,
Взяли дату не ту невзначай…
Я сама пред собой виновата,
И сама я налью себе чай.
С именем его…
– Почему ты не спишь, Красавица?
Что так рано открыла глаза?
– Захотелось к реке отправиться:
На осоке густая роса.
В ней омою я очи ясные,
Не оставив от сна ничего,
На устах своих Солнце красное
Чтобы с именем встретить Его.
Что ты снишься?
Что ты снишься мне, милый, тревожно?
Не решаешься что мне сказать?
В мои мысли вошел осторожно
И остался в постели лежать.
Нет ни шуток, ни прикосновений:
Нужно что-то другое успеть…
Твоя очередь – лечь на колени,
А моя – колыбельную спеть.
Вкусом слёз не расстрою солёным,
А приглажу за прядию прядь,
Чтоб ты встал от меня окрыленным
И чтоб снился с улыбкой опять.
Знаю…
Знаю, что снова я буду плакать.
Знаю, что снова паду к иконам.
Знаю, что снова вернутся страхи.
Знаю, что снова мне будет больно.
Но Несмеяной[18] совсем уж тошно
Стоя глядеть на тебя в окошко.
Дай прикоснуться – скажи, что можно!
Дай не «дожить», а «пожить» немножко!
Желания
В век скоростей желаний много –
До Солнца хочется достать,
Жар-птицу, рог Единорога[19]…
И часть себе – царям под стать.
Но обретя, что будем делать:
Как сохранять и чем кормить?
И на того, кто нам поверит,
Души ли хватит, чтоб любить?
Не стоит брать всего, что хочешь,
Не нужно пробовать всего:
Балют[20] не стану есть я точно,
Не сдам младенца в Гришнешвор[21].
И, чтобы не попасть в инферно[22],
Не стану убивать котят.
И не попробую, наверно,
Ни джанк, ни лизер[23], ни… тебя.
Нет
На все желания твои кивала: «Да!»
Во все фантазии вплеталась горячо
И никогда (ты слышишь? Вспомни!), никогда
Не убирала своё верное плечо.
Я соглашалась; даже в дни больших потерь
Отказа не было. «Мы сдюжим!» – был ответ.
И лишь когда закрыть хотел ты дверь,
Моё незыблемое вдруг услышал «Нет».
«Да, я всё муз терзаю…»
Да, я всё муз терзаю –
Покоя не даю,
Их триггером пугаю,
Мотивами кормлю…
Резвятся мои музы,
Шершавят пальцекисть…
А мне б у дяди Фрунзе[24]
Гранит науки грызть.
И что ни стих – молитва,
Акафист и кондак[25].
Мне в Шамордино[26] жить бы…
Прости, но как-то так.
«Вы замечали, что вода по трубам…»
Вы замечали, что вода по трубам
Скребется мышью, загнанной за печь,
Иль домовым, ворчащим и угрюмым,
Что обречен огонь в печи стеречь.
Иль стук в ведро молочных струек утром,
Что злит того, кто смог чуть свет прилечь…
Непросто дать воды горячей людям,
Еще сложнее то тепло сберечь.
Ссоры
Вижу, как будто бы прямо сейчас,
Гумилева с Ахматовой:
Полуподвальный семейный Парнас[27],
Эти ссоры как шахматы…
В брани смешались и солнце, и мрак,
И мольба о Спасении…
Слышен уже и над ними кондак
Об упокоении.
Скучай…
Скучай, пожалуйста, по мне:
Не забывай нравоучений,
Моих попыток попеченья…
Скучай, пожалуйста, по мне.
Скучай, пожалуйста, по мне:
По поздравленьям новогодним,
По сообщеньям неугодным…
Скучай, пожалуйста по мне.
Скучай, пожалуйста, по мне:
По байкам, шуткам и гримасам,
По без вина безумным танцам…
Скучай, пожалуйста, по мне.
Скучай, пожалуйста, по мне:
По этим строчкам стихотворным,
По секстам писем сумасбродным…
Скучай, пожалуйста, по мне.
Скучай, пожалуйста, по мне:
По пирогам, ночным советам,
Как я по мартовским букетам…
Скучай, пожалуйста, по мне.
Но коль не станет сил скучать,
И мои скрепы растворятся -
Не стоит этого бояться.
Вернись, чтоб рядом помолчать.
Наверняка
Ты приближаешь его губы на экране
И как в болоте вязнешь в пикселях зрачков,
И ноготками, как Кит Мун[28] на барабане,
На телефоне пишешь Новый Часослов[29].
Эльфийских ушек не достигнут эти строки,
Не ранит пальчики небритая щека.
Как на проверочной работе на уроке,
Ты жизнь списала… Чтоб «наверняка».
На пальцах – пальцы
На пальцах – пальцы, на щеке – рука,
Та ночь – Эдип, загадку разгадавший[30].
Моё «Нельзя» меж нами как река,
Как меч, Изольду от Тристана отделявший[31]…
Я не коснусь твоих уставших стоп,
Не заберусь под куртку и под поло,
Но верь: смогу в краю безгрешных снов
Твоею Галой стать и Айседорой[32].
Не ревнуй
Уходит Август, скор и молчалив.
Хочу уйти за ним по Млечному пути,
На холм Венеры очи опустив,
Щекой прижавшись к линии Судьбы[33].
В его ладони в душный летний день
Оставить нежный долгий поцелуй
И, облачась в сентябрьскую тень,
Себе сказать: «Не жди и не ревнуй».
Грею руки
Грею руки над жидким азотом,
Сургучом заливаю глаза,
Прячу ноги под мраморным гнетом,
Пока не миновала гроза.
Где украдкою, где-то открыто,
Где воочию, где-то тайком
Я разбитые с дуру корыта
Крою бранью и акростихом.
Дидона
(акростих[34])
«Ты слышишь: ветер завывает в парусах?
Ты слышишь зов Дидоны, мой Эней[35]!»
Да только зря: ведь Рим в его мечтах,
И жалость вряд ли испытает Странник к ней.
Она всё знает и сама в огонь идёт.
Не так ужасен меч, как едкий яд измен.
И даже если б не уплыл троянский флот,
Сегодня вновь разрушен будет Карфаген.
Тереза Авильская[36]
Она шла по камням, как по острым ножам,
И в душе так боялась упасть.
Даже «Страсти Христа»[37] на цветных витражах
Не могли погасить эту страсть:
Эту желчь, эту злость, эту боль под ребром,
Ярость словно с цепи сорвалась…
Где тот Ангел, пронзающий сердце копьем?
Где Терезы Авильской экстаз?
Надиту[38]
Сидит надиту
В шумерском храме –
Ты жди,
Жди
Жди…
Придет с монетой
Посол Милетты,
И жги,
Жги,
Жги
Огонь алтарный.
И долг богине
Отдай,
Дай,
Дай..
На стол для жертвы
Взойди, надиту:
О, да!
Ах!
Ай!
И может статься
Экстаз охватит
Сильней
Других
Во сто крат!
И где взять силы,
Чтоб не возвратиться
На паперть
В тот
Зиккурат?
Цитоплазма
От него не спасает прививка,
И лекарств от него не пропить,
Не нужна с группой крови нашивка –
Его донорски не перелить.
Вы прокапайте мне оксиданты[39]
Иль введите уже антидот[40].
«Все пройдет,» – говорят фолианты[41].
Может, он тоже так же пройдет?
Обескровьте меня, обезводьте,
Обезлимфите, зов чтоб затих!
Только чувствую: нет, не спасете –
Цитоплазма он в клетках моих.
Предостережение
– То трепещет листва на березах?
– Не трепещет на ветках листва…
– Лепестки все пожухли на розах?
– Здесь годами росла лишь трава.
– Отчего я под ливнями с громом?
– Это новый осенний рассвет.
– Кто зовет меня ночью из дома?
– Ты запутался: дома здесь нет.
Подражание Б. Ахмадулиной[42]
Прошу, Январь, колдуй,
Задел чтоб щеку снова
Целебный поцелуй
Красавца-Водяного.
Соблазн устроит так,
Что обманусь доверьем,
Ресниц пытливый взмах
Сотрет мои сомненья.
И снова буду ждать,
С надрыва, с поворота…
И, завершивши ждать,
Прожду еще чего-то.
Сведу себя на нет,
Чтоб вызвать на экране
Не тень твою, а свет
Зажженный мне в тумане.
Артемида
«Когда богини мне дают детей,
Тебе подобных, дочка Артемида[43],
То Геры не пугаюсь я страстей.
Что пожелаешь – дам. Клянусь Фемидой!»
Так громовержец дочке говорил,
Держа малютку на своих коленях:
Тунику, лук и стрелы подарил,
Сопровожденье ланей и оленей.
Легка Охотница в ответах на мольбы
И целомудренна по Зевсову обету,
Но только для любви и красоты
Богиня ты иль нет – разбора нету.
«Свободна в выборе! – ей говорил отец. -
Проси, что хочешь – дам весь мир подлунный!»
Но с Орионом не сплести колец…
Коварны речи, тетива, как струны.
И не спасти любимого от ран.
Ты целомудренна – не смей о счастье грезить.
Не смотрит голубой Альдебаран[44],
Не плачет красным глазом Бетельгейзе[45].
Лесная царица[46]
Кто с дочкой несется по чаще ночной?
Как Ангел прекрасный, ездок молодой.
К отцу вся прижавшись, малютка дрожит;
Обняв ее, папа без устали мчит.
«Малышка, что бьется так сердце твоё?» –
«Родной, мне Лесная царица поёт:
Вся в белом, холодная, с острой косой…» –
«Да нет, это просто туман над рекой».
«Дитя, оглянись, не держись за отца,
Ведь с ним все равно не прожить до конца.
Ты даже не знаешь, как много всего
Есть в пышных чертогах дворца моего…»
«Ах, папочка, папа! Царица зовет,
Чтоб руки разжала, подарки даёт». –
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
«Двенадцать подвигов исполнивший герой». Геракл – герой древнегреческих мифов, наделенный невероятной доблестью и силой. При рождении же его звали Алкидом. Геракл – почетное наименование героя, по-гречески Ἡρακλῆς означает «прославленный герой». В Древнем Риме его называли Геркулесом. Геракл был сыном красавицы Алкмены и Зевса-громовержца, главного из богов. По указанию оракула Геракл поступил на службу к своему дяде – трусливому и слабому царю Эврисфею, правившему в Микенах. Есть версия, что герой должен был выполнить 10 поручений Эврисфея, но два подвига тот не засчитал, и Гераклу пришлось совершить еще два.
2
Эринии – в древнегреческой мифологии богини мести и ненависти. В римской мифологии им соответствуют фурии. По одной из версий мифа о Геракле, Гера, жена Зевса, ненавидевшая Геракла, договорилась с Эриниями, чтобы они отуманили мозг полубога безумной ненавистью, из-за которой тот убил своих сыновей и жену. Эринии требовали жертвы (мучить Геракла до скончания его земных лет), но с оговоркой, которую оракул в Дельфах озвучил разбитому горем герою: Геракл освободится от преследований Эриний, если отслужит 12 лет своему дяде Эврисфею.
3
«Божественная комедия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) – поэма, написанная Данте Алигьери приблизительно с 1308 по 1321 год. Изначально поэма называлась просто «Комедия», наименование «Божественная» в 1555 году ей дал Джованни Боккаччо, как дань восхищения. Признаётся величайшим памятником итальянской и мировой культуры. Поэма написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами, и делится на три части – «Ад», «Чистилище» и «Рай» – каждая из которых состоит из 33 песен.
4
«Макулатурными» в конце 80-90-х годов XX века назывались издания, которые можно было приобрести лишь в том случае, если у покупателя есть одновременно и деньги на приобретение книги или многотомного издания, и особые «талоны» (наклейки), которые можно было получить, сдав определенное количество макулатуры. «Макулатурная серия» не имела одинакового оформления, но на корешке большинство входивших в нее книг был изображен стилизованный значок дерева, а также признаком серии можно было считать тираж: если в выходных данных книги был указан миллионный тираж, значит это «макулатурная» книга. В серии издавались исторические, приключенческие, фантастические и другие интересные книги зарубежных и советских писателей. Без талона за сданную макулатуру эти книги можно было купить только «из-под прилавка» или на «черном рынке» и гораздо дороже.
5
«Суровый Дант» – так с легкой руки А.С. Пушкина наименовали Данте Альгьери за аскетический профиль на всех изображениях и за трудную, суровую биографию. «Суровый Дант не презирал сонета» (А.С. Пушкин «Сонет»).
6
«Божественная комедия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) – поэма, написанная Данте Алигьери приблизительно с 1308 по 1321 год. Изначально поэма называлась просто «Комедия», наименование «Божественная» в 1555 году ей дал Джованни Боккаччо, как дань восхищения. Признаётся величайшим памятником итальянской и мировой культуры. Поэма написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами, и делится на три части – «Ад», «Чистилище» и «Рай» – каждая из которых состоит из 33 песен.
7
Данте был уроженцем Флоренции, пылко любил свой город, был приором в городском совете, занимал одно из видных мест в политической партии «белых гвельфов», хотел, чтобы Флоренция была независимой и от императора, и от папы. Но в 1301 году власть во Флоренции захватили сторонники папы – «черные гвельфы», которые поставили Данте перед выбором: заплатить огромный штраф или уйти в пожизненное изгнание. Умер Данте в 1321 году в Равенне, там же и похоронен. Во Флоренции Данте поставлена базилика, но это кенотаф, «пустая могила», над которой склонились мраморные фигуры безутешной Поэзии и гордой Италии, с надписью на постаменте: Onorate l’altissimo poeta («Почтите высочайшего поэта» – строчка из дантовского «Ада»). В 2008 г власти Флоренции предприняли попытку реабилитировать поэта, но за реабилитацию проголосовало 19 членов городского совета, а против высказались 5. Поэт по-прежнему сохраняет для родного города статус «изгнанника».
8
Историк Флоренции Роберт Давидзон подсчитал, что из 79 упоминаемых в «Аде» реальных исторических лиц 32 флорентийца и 4 Папы Римских.
9
Осанна в Вышних – торжественное молитвенное восклицание, в переводе с арамейского – «спаси Ты, Который в вышних». Согласно Евангелию, иерусалимский народ, ликуя, с такими словами встречал Иисуса, сотворившего чудо воскрешения Лазаря.
10
«Но трижды выбирают не тебя» – аллюзия на троекратное отречение от Христа его ученика Петра.
11
Корван – греческая транслитерация еврейского термина (korban), что значит «дар», то есть «нечто, посвященное или отданное Богу». Следовательно, «корван» – это жертвоприношение. Иудейский закон позволял людям посвящать Богу свое служение или собственность, чем регулярно пользовались фарисеи (дар Храму, отданный в пользование служителям, приравнивался к дару Богу и ставился выше закона почитать отца и мать), за что их осуждал Христос.
12
«…разыграют в орлянку» – аллюзия на финальные сцены драмы А. Островского «Бесприданница», в которых дальнейшую судьбу главной героини, Ларисы, Кнуров и Вожеватов решают игрой в орлянку (орел или решка).
13
Морфей – бог сна в древнегреческой мифологии. Здесь также аллюзия на антиутопию «Матрица» и одного из ее знаковых персонажей – Морфеуса, который предложил главному герою Нео выбрать одну из двух таблеток: одна помогла бы ему забыть все увиденное и продолжать жить прежней жизнью, а другая освободила бы от сна.
14
Реминисценции на принцесс из сказок «Золушка» (западноевропейская сказка, наиболее известная по редакциям Шарля Перро, братьев Гримм и Джамбаттисты Базиле), «Спящая красавица» (Ш. Перро) и «Принцесса на горошине» (Г.-Х. Андерсен).
15
Пугио – древнеримский обоюдоострый широкий кинжал, который использовался как личное оружие легионеров и младшего командного состава римской армии. Это холодное оружие было предназначено не только для прямого ближнего сражения, но и для скрытых убийств и самообороны. Так, в некоторых упоминаниях говорится, что именно им был убит Юлий Цезарь (кесарь).
16
«…и если кровь не водица людская» – аллюзия на пословицу, заложенную в название романа М. Стельмаха «Кровь людская – не водица». Гуманистический пафос романа раскрывается в убежденности молодых главных героев в том, что «Земля святая – за нее и убивать можно», т. е. поливать родную землю кровью, а не водой допустимо, если приходят люди, готовые выгнать из родных мест (петлюровцы, белогвардейцы-националисты), но лучше кровопролитий не допускать, т. к. кровь – не вода: ее может не остаться. В 1960 г по этому роману был снят один из знаковых советских фильмов.
