Фронтир Индикона. Часть I

В то время пока мы занимались раскраской и обжигом посуды, Мартин и Павел Петрович озадачились изготовлением приборов для съёмки местности. Поскольку в этом деле нельзя было обойтись без фанеры то для получения шпона они изготовили лущильный станок на кривошипе.  Данному станку я немедленно нашёл применение – намагничивание стрелки компаса, поскольку попытка намагнитить стрелку с помощью одной багдадской батареи ни к чему не привела, слишком малое напряжение она выдавала.

Было у меня одно смутное подозрение насчёт последнего пункта инструкции. Джон о мой просьбе помочь разобраться подзабыл, но как только я ему напомнил, мы в тот же вечер заправили батарею свежей кислотой. Уж очень было интересно проверить, что это за дублирование инструкции. Джон, хотя и не был радистом, но курсы всё же окончил и без проблем полученный сигнал записывал в текст несмотря на то, что буквы были в русской транскрипции. Ранее я опробовал команду 25 – печать инструкции и выяснил, что скорость вывода информации ровно сто двадцать знаков в минуту.

Привычно отстучал прерывателем две точки три тире, три точки два тире и задал номер порта, который выявил, последовательно подключая провод к выходу сигнала на шлейфе. Задал напряжение выводной линии в пять вольт и подсоединив накрутил проволоку на указательный палец Джона. Будем вместо звуковых сигналов непосредственно работать со слабыми импульсами тока. Я уже выяснил, что другой человек, если не касается непосредственно Ключа, то и удар током не получает. Так что Джон был в безопасности. Оставив его записывать инструкцию, я занялся другими делами, однако, спустя пару часов, с живым интересом вглядывался в наполовину исписанную книжку.  Ключ выдал расширенную версию инструкции, где было пятьсот пятьдесят координат со всего мира, на этот раз с широтой и в самом конце небольшая строчка: Дельта-режим для активации ИИ – 3350 кВт/ч-2,2 (Lu ≥ 2-Au≥48-Co ≥ 1248) – HF ≥720-85-96.

Если координаты меня несказанно обрадовали, так как я планировал начертание карты Восточной Африки, то требования для последнего режима выглядели откровенным издевательством. Если плавиковую кислоту, полцентнера золота и тонну кобальта с большим трудом, но можно было получить то Лютеций… Лютеций, Карл!

Никаких идей по этому поводу не приходило в голову, ничего, кроме нецензурных слов в адрес Ваньки. Брань стояла такая, что весь наш дружный коллектив, все мои товарищи по приключениям, оставив свои инструменты смотрели на меня в недоумении. А я кричал, и было отчего – мало того, что лютеций является самым дорогим из редкоземельных металлов, так он ещё очень редок. К примеру, в богатом оксидом лютеция бастензите* его в лучшем случае содержится два десятых процента, а про трудности его выделения из смеси редкоземельных элементов я вообще молчу…

***

К походу я изготовил более толстый картон, чем прежде, выдержав под прессом сразу пятнадцать листов папируса. Используя как верхний слой картона изысканную кожу страуса с перьевыми фолликулами, сохранившимися после обработки, я изготовил прочные и красивые обложки для записных книжек, тубус с ремешками для карт и чертежей, а также офицерский планшет с эластичной резинкой-держателем и отделениями для карандашей. Пеналы с крышкой для карандашей, красок и плоскую тушенницу мне изготовил Мартин. К тому же из оставшейся золотой полоски, на медной литой оправке я изготовил три тонких пера: капиллярный разрез сделал шпинелью, само перо обрезал вручную и формировал по оправке. Без твёрдого шарика из иридия на конце они долго не прослужат, но всё же писать ими гораздо приятней, чем перьями из страуса.  Помимо этого, в последние дни я перековал одно тесло и остатки железа в геологический молоток и собрал долгострой, для точного измерения пройденного расстояния, механический счётчик оборотов, устанавливаемый на колесо.

Обработка камня не простаивала, и каждый день мы изготавливали сто двадцать-сто сорок шариков. Полный цикл изготовления бусины составлял не менее трёх часов для кварца и от часа до полутора часов для волконскоита и агата. Последний изготавливался из шарообразной гальки, подходящего размера и требовал минимальных усилий для придания ему нужной формы.  К большому сожалению, подлинно голубых агатов было очень мало, а вот блеклых и серых после изготовления помольных шаров осталось изрядно. Чтобы продать их получше, я предложил улучшить их методом кракелирования.  «Кракле» – слово французского происхождения и означает трещины, что в декоративных целях наносились на фарфор. Позже, их стали наносить и на агат путем резкого перепада температуры. Камень сперва нагревали, а после чего опускали в холодную воду. До или после этой процедуры агат окрашивали, а полученные трещины приобретали разный оттенок.

Неокрашенный агат имеет полосатую структуру, полосы могут быть как полностью прозрачными и бесцветными, так и непрозрачными, причем их чередование происходит в произвольном порядке, создавая неповторимую текстуру камня. Полосы образованы множеством тончайших слоев халцедона, число которых в одном миллиметре может доходить до восьмисот, настолько они тонки.  Поскольку такие тонкие прожилки пропускают и многократно преломляют свет, агат имеет характерный, радужный блеск.

Существует великое множество способов окрасить агат, от вываривания в мёде до облучения радиоактивными изотопами и последующей обработкой различными кислотами и щелочами. Однако, у нас выбор химии весьма ограничен, и поэтому мы смогли получить всего несколько цветов.

Красный и оранжевый цвет мы получили путём выдерживания агатов в растворе солей уксусной кислоты – ацетата железа два и три. Синий и бирюзовый цвет дал ацетат меди два. Поскольку способность к окрашиванию у полос агата неодинакова и определяется пористостью, скрытой трещиноватостью и толщиной волокон халцедона, то мы подбирали для каждого оттенка свою концентрацию уксусной кислоты и щелочей.  В ходе отжига с помощью точной регулировки температуры, нам удалось получить несколько различных оттенков красного цвета. Изменение цвета при нагревании было обусловлено обезвоживанием тончайших примесей гётита и переходом его в интенсивно-красный тонкодисперсный гематит, который происходил уже при ста пятидесяти градусах. Жёлтого окраса также добились с помощью оксида и солей железа, а зелёный получился пропитыванием бусин ацетатом хрома три с последующим сильным нагреванием до появления требуемого оттенка.

После окрашивания бусины агата тонировали, погружая камни в кипяток, отчего образовались красивые светлые трещины, а агат стал больше напоминать растрескавшуюся вулканическую породу. Такие агаты называют африканскими. Некоторые камни мы сперва тонировали, а после окрашивали и тогда прожилки выходили темными и напоминали венозный рисунок. Подобный окрас камней так и называется – «вены дракона».

Квеле самым внимательным образом следил за нашими операциями по окрашиванию и окончательно убедился, что мы с Иваном великие колдуны, что кардинальным образом повлияло на наши отношения с ним. Особенно после того, как мы подарили ему несколько приглянувшихся бусин.  Изготавливая и камни, и керамику, мы, в основном, ориентировались на вкусы наших друзей аборигенов и всегда спрашивали их мнения, что именно понравится их женщинам  или  сколько по их мнению мы сможем выручить за ту или иную нашу поделку. Джон даже составил перечень товаров кевенги и их примерную цену относительно друг друга, а также стоимость связок железных денег и брусков соли, служивших там эквивалентом денег. По словам Квеле, досконально знавшего цены на рынке, за большой шарик из розового кварца можно было получить целого быка или небольшой отрез ткани, а за ожерелье из таких камней приобрести у родственников молодую и красивую женщину.

Нганго и Меринго после того, как собственными руками изготовили и получили от нас первые бусины, так рьяно принялись за дело, что работали даже ночами. Как пояснил Нганго, он давно присмотрел двух красоток, но родственники запросил за них слишком высокий выкуп. Только за одну ему бы пришлось целых два года охотиться и собирать шкуры. Чтобы избежать соблазна отобрать у нас силой бусы, я решил выплачивать Квеле десятую часть от каждой продажи, если он замолвит за нас слово перед вождём и поможет расторговаться.

К походу почти всё было готово. Однако, Мартин и Павел, словно сговорившись, отказывались уходить пока не получат достойные штаны. Они больше всех из нас тяготились нашими «нарядами дикарей», видите ли, страдали от, по их мнению, варварских условий быта. Хотя какие там варварские – я в поисках, намного хуже жил. Живём как у бога за пазухой! Умывальник, ароматическое мыло, супница, фарфоровые тарелки и чашки, мыльницы, солонка, ложки и ручки для вилок и ножа – всё это из фарфорового шликера. Деликатесы, опять же! Из порошка плодов дум научились делать изотонический напиток, превосходным образом утоляющий жажду на жаре не хуже, чем лимонад из баобаба. Обычно делали порцию на всех и разливали в высокие бокалы с соломинкой, наполовину полные льдом.

На неделе навострился, на винтовом прессе, каждое утро выдавливать из плодов баобаба ярко-рубиновый сок, освежающий не хуже граната. Им обычно поливали шарики из мороженного, точнее сорбента из смеси фруктов пальмы дум и тамаринда, который всех научил делать Джон: плоды растереть, приготовить медовый сироп, медленно доведя его до кипения, после остудить и соединить с пюре. Массу размешать, перелить в формочки и положить на лёд, в термос, собранный из двух реторт, между стенок которых засыпали перлитовые шарики. Вихревой холодильник при полной загрузке вентилятора видывал чуть больше килограмма льда в час, на прохладительные напитки и мороженное хватало. Для получения кремовой консистенции добавить слабый раствор гуммиарабика. Через крышку продеть лопатку и каждые полчаса интенсивно перемешивать чтобы убрать крупные кусочки льда, как масса остынет деревянной ложкой сформировать шарики и подать в креманке. Умм… Пальчики оближешь!

Если же положить пару листков мяты, которую я по случаю стащил из запасов Квеле, полить сгущенным соком, да присыпать «псевдо-кешью» – обжаренной сердцевиной из косточки пальмы дум, да присесть на шезлонге, в тени, то чувствуешь себя как на курорте. Жаль моря нет поблизости, я бы не отказался окунуться. Так что Джон, кажется, нашел себе занятие по душе, и как выдаётся свободный вечер экспериментирует, добавляет в сорбент мякоть баобаба, взбивает миксером белок и посыпает его порошком кэроба. Вкусно, а главное, всех радуют сладости, даже нашим гостям пришлись по вкусу ледяные шарики.

Вроде всё хорошо. Едим как белые люди, но нет, всё им мало. Павел каждое утро до синевы брился остро отточенной бондарной скобой, приспособившись использовать пену для флотации, оставлял лишь роскошные, слегка подкрученные усы. Мартин же хотя и не рискнул воспользоваться столь экзотичным способом, в итоге выточил из акации очень качественные лезвия ножниц с держателями двух размеров и лезвие опасной бритвы. По образцам я изготовил формы для литья, а Мартин нарезал медный винт и обеспечил всех раскладной бритвой и ножницами.

Более того, эти хитрецы за месяц обмозговали и изготовили детали педального ткацкого станка с батоном, валами и челноком Кея. Хотя в плане его не было, ведь не было же! Они, правда, уверили меня, что это никак не повлияет на их основные занятия.  Ну-ну посмотрим.

Когда же их станок собрали, результат превзошёл все ожидания. Скорость и производительность изготовления ткани возросла в восемь-десять раз – только успевай нити навивать на катушки. В итоге два дня мы потратили на обмундирование.

На кульмане я сделал выкройки тактических брюк с отстегиваемыми штанинам и шестью карманами по бокам и сзади, а также жилета-разгрузки. По болвану сделали широкополую панаму афганку с пристёгиваемой накидкой на шею и плечи. Для изготовления пуговиц выточили из рога цилиндра и нарезали пилой кружков. Вручили заготовки Меринго, который делал в них отверстия, стачивал вручную края и полировал. На штаны я нашил кожаные лоскуты из буйволовой кожи для защиты колен, отдельно сделал неплохую альпинистскую обвязку. Нововведения оценили, особенно когда я изготовил пружинную швейную машинку для обмётки. Штаны и жилеты, дабы опробовать красители из солей, окрасили, применив шаблоны в камуфляжную окраску жёлто-болотного цвета.

Пока народ занимался кройкой и шитьём, воспользовавшись линейкой Дробышева, я строил карты и посматривал на небо. С каждым днём Солнце в своём движении по эклиптике всё приближалось к небесному экватору, пока наконец оно не пересекло его, а затем переместилось в северное полушарие. День стал равен ночи, и я смог определить координаты точки осеннего равноденствия и высчитать звёздные сутки. Наконец, я смогу измерять прямое восхождение звёзд, то есть, угол между направлением на точку весеннего равноденствия и плоскостью круга склонения светила, а значит, уже завтра можно начинать вводить координаты звёзд в Ключ. Появилась точная дата – двадцатое марта. Согласно зарубкам мы тут ровно девяносто один день, а значит, что перенесли нас аккурат восемнадцатого декабря. Точная дата также позволила уточнить широту.

Иван же, как только была собрана ратификационная колонна, быстро получил спирт высокой чистоты и сейчас занимался изготовлением пигментов на продажу. Однако, о своём любимом деле тоже не забывал и получил из браги отличного качества мягкий самогон. Большую часть он пустил на настойки – сушеные бутоны цветов, корешки от Квеле, плоды пальмы дум и баобаба, тамаринд, мёд, хурму, пажитника чтобы снизить резкость запаха. В этом деле он был настоящий профессионал, к тому же он использовал какой-то лечебный корень, придающий настойке насыщенный чёрный цвет, и, несмотря на мой запрет, сделал настой на фиолетовом мхе и даже опробовал его, в чём не сразу признался. Оказалось, что в малой концентрации он вызывал эйфорию, повышение трудоспособности, ощущение счастья, смех, освобождение от чувства угнетённости. Если увеличить концентрацию, то появляются слуховые и цветовые галлюцинации, исчезает ощущение пространства и времени и возникает чувство, что душа покинула тело и наблюдает за ним со стороны. Иван всё это старательно у себя в журнале записывал, я случайно увидел и вставил ему по первое число. То-то я смотрю Квеле к нему зачастил, он оказывается дегустатором заделался, а в ответ предлагал для настоя самые разные корешки. Он, кстати, мне уже сказал, что желает в подарок настой усумби, так он фиолетовый мох называл, для себя и для вождя.

В итоге, стопарик настоя мха, я всё же накатил. Часа два держало, потянуло на творчество, и я разродился картиной по мотивам творчества Ван Гога – «звёздная ночь». Рисовал деревушку Мартина, подробно описанную им, часовня, мельница и силуэт мужчины и женщины на берегу реки, державшие за руки маленького мальчика. Всем картина пришлась по душе понравилось, особенно Мартину, который был растроган до слёз и попросил оставить её себе.

Последнюю неделю, долгими вечерами мы занимались лишь раскраской ваз, и только Павел всё чаще задерживался у верстака, пытаясь изготовить гитару. Порой, когда мне надоедали простые рисунки на вазах, и тянуло на творчество я, закрепив лист, рисовал. В итоге разродился на две картины – зал Телепорта и намного более детализированный вид саванны днём с высоты нашего убежища. На наших африканских друзей картины производили не меньшее впечатление, чем окраска шариков, и Квеле запросил себе картину со слоном. Жадный, все тащит до чего руки дотянутся.

Несмотря на накопившуюся усталость, мы стиснули зубы и в последние три дня изготовили средства защиты и нападения: копья, болты, щиты, пять ручных и один стационарный арбалет, установленный на шарнир. Из оставшихся от изготовления лопастей кусков циновок, соорудили тент, для чего платформу оснастили дугами. На платформу буера потихоньку начали загружать керамику для продажи, оборудование для флотации, мельницы, доски, инструмент, дистиллятор, запасы продуктов. Теперь необходимость изготовить тару и переделать оборудования для обогащения сдерживала наш отход.

– Несколько дней назад я предложил разделиться, но многие из вас не имеют достаточный опыт в экспедициях, к тому же мы сделали далеко не всё из запланированного, да боюсь, Джон дорогу не осилит, так как его нога ещё не зажила, а в ботинках он едва ли два-три часа за день сможет идти.

– Я могу идти с костылём! – тут же встрепенулся Джон.

– Не оставлять же нам его одного! – возмутился Мартин.

– И в самом деле, – пробасил Павел, – Ярослав Александрович, не дело это! Мы же всё обсудили намедни. Вместе сподручней будет и от врагов сможем отбиться. Тем более, парусом и тормозами надо кому-то управлять.

– Хорошо, будь по-вашему! Так и быть, я подчинюсь решению большинства.

– Герр Ярослав, может не надо нам котлов и ящиков с колбами и трубками? Разом быстрей пойдём!

– Возражаю! – встрепенулся Иван. – Вы же не думаете, что, встретив какой-то из нужных нам элементов, мы сможем вот так, запросто его получить? Редкие металлы чрезвычайно рассеяны.

– Иван прав. Ситуация у нас, прямо скажу, поганая. Нам нужны минералы бора, дисульфид молибдена, золото, кобальт, селен, плавиковая кислота, церий либо иттрий и, что самое хреновое, чрезвычайно редкий и тяжёлый в получении лютеций. Вы даже понятие не имеете…

– Да слышали уже, слышали! Что конкретно вы предлагаете?

– Идти не по реке, а северней, вдоль подошвы вулканических холмов. Возможно, это несколько дольше и тяжелей, но позволит обнаружить хотя бы часть потребного. В голой саванне точно ничего не найдем! Мы, по сути, за три месяца так и не добились результата. Кроме спирта и угля у нас по нолям, а времени осталось всего девять месяцев. Вероятность найти богатые россыпи минералов, содержащих нужные нам элементы крайне мала, а значит, нам нужно взять походное обогатительное оборудование: шаровую дробилку, флотационную установку с вентилятором и винтовой сепаратор. По моему скромному мнению, главная цель похода не торговля с кевенги, а поиск минералов.

– Ну, надо, так надо. Хватит уже об этом. С божьей помощью сдюжим. Вы вот что скажите, не обманут? – Павел с прищуром посмотрел на меня.

– Ты про Квеле?

– Так точно-с.

– Не должен. Всё же мы не только спасли его и родственника вождя, но и заинтересовали материально, что, по-моему, значительно важней.

– Дай-то бог! Я тут вот ещё что подумал, местность то нам незнакомаа, а ну как заплутаем?

– Исключено! Во-первых, вашими силами, у нас теперь мензульный комплект и карты, во-вторых, всё же я составил представление, где проживают наши гости, так что выйдем к ним плюс-минус пятьдесят километров. Нганго уверил, что он хорошо знает местность. Я тут прикинул, от нас до границ кевенги всего сто-сто двадцать километров.

– Ого!

– Неделя пути, в крайнем случае, десять дней. Тут всё же не джунгли.

– Всё, господа, полно вам, полно! По второму кругу пошли. Предлагаю немедленно отпраздновать это дело. Кхм, Иван Сергеевич, ну, где же ваша настойка? – Павел подкрутил ус.

– Какая из них? – озорно отозвался Иван.

– А та, что черна, как мои усы. Весьма недурна на вкус. Другим не наливайте!

Пир удался на славу. Мы также, как и в первый день встречи, горланили, весело плясали у костра и вспоминали самые лучшие смешные истории из своей жизни. Вспомнилась история, что случилась с моим другом во время экспедиции в Бурятии:

– Ребятам как-то попался каменистый пласт и у них надломилась чугунная баба для забивки свай. Александр, мой друг, после работы имел свойство с коллегами слегка поддавать, а тут ещё у рабочего жена родила. Как не отметить?! Празднуют час, празднуют два и вспоминают, что про бабу-то совсем забыли! Соответственно, тут же стажёра на почту посылают, чтобы он отправил телеграмму и вызвал ремонтников, но при этом много слов не тратил. Так этот дурень не нашел ничего умней, как надиктовать телеграмму следующего содержания: «Сломалась баба. Срочно пришлите мастера.» Опытная телеграфистка косо посмотрела на поддатого парня и тут же поменяла: «Заболела женщина. Срочно нужен доктор.» Представьте себе, что случилось в тресте, когда туда такая телеграмма пришла?

Павел так же не отставал в «травле баек», жёг напалмом про французов и гусар. Старик Квеле дрябнул настойку из мха и сидел с блаженным видом у костра. Джон напевал какую-то песню, а Нганго, выпив залпом рюмку, стал показывать, как кевенги умеют танцевать и веселиться.

Зной мёртвого озера

Спустя три месяца титанических усилий мы собрали оборудование, запас еды и товаров на продажу и двинулись в сторону восхода солнца. Не прошло и года… Общий вес груза всё-таки превысил тонну на целый центнер – буер загрузили «под завязку». Несмотря на приличную тягу паруса, по большей части мы тянули буер парами, первыми Нганго и Иван, а как они выбивались из сил их сменял Мартин и Павел Петрович. Меринго, когда буер приходилось тащить, шёл впереди, разведывая путь без расщелин, высокой травы и кустарника, Квеле чуть в стороне, то отставая, то вновь нагоняя буер. Джон же постоянно ехал наверху, где следил за парусом и тормозил на спусках. Моей же задачей был поиск минералов и картографирование местности, поэтому я часто отлучался в сторону, завидев какой-либо выход пород или россыпь камней. Однако, я всегда держал буер в поле зрения.

Верхняя точка мачты двенадцать метров, размер паруса и звуки ветра отпугивали буйволов и слонов, не рискующих атаковать нечто столь значительно превышающее их размером, и нашей единственной проблемой оказались носороги, не обращающие внимания на подобные уловки. Приметив их приземистые силуэты с двумя рогами, мы или останавливались, или обходили их по дуге. После полудня мы вышли за пределы обследованной зоны и Нганго, крутившийся вокруг, обнаружил небольшой куст с листьями, по виду напоминавшими листья клёна, и угостил всех сладкими, с ореховым привкусом клубеньками.

Ближе к вечеру мы приблизилась к невысокой гряде вулканического происхождения, у подножия которой медленно мигрировало стадо антилоп гну, растянувшееся до самого горизонта. Десятки тысяч… Павел, руководивший движением наземного корабля, решил обойти его подальше чтобы не столкнуться нос к носу с, сопровождавшими антилоп по пятам, львами и гиенами. Времени до заката несколько часов, и я отправился на север, где поднялся на гряду и следовал по верху, не упуская буер из виду.

Из минералов, встретившихся при осмотре, самым ценным оказался выход среднезернистого кремнистого песчаника. Подобного у нас не было. В остальном сопки не представляли собой ничего особенного – разрушенные эрозией магматические породы, сложенные пегматитами и базальтами, с очаговыми выходами шляп хлоритов. Я смог отбить пласт песчаника общим весом под семьдесят килограмм и воспользовался раскладными волокушами, чтобы к ночи дотащить добычу. Идеальный материал для мельничных жерновов и вальцов, куда как лучше нашего базальта. Зерном-то мы надеялись разжиться…

Геологический молоток показал себя самым лучшим образом. Он играючи разбивал и твердый песчаник, и мягкий туф. Для геологов молоток инструмент сакральный, как лоза у мастера-рудоискателя в старину. Чтобы свой молоток кому-то отдать, да ни в жизнь! После покупки его сперва перетачивали, а после всегда меняли рукоять. Потому как в СССР рукояти изготавливали ровно двух разновидностей – из бука и берёзы. Для палеонтологов или старателей они ещё годились, а геологам, как бы помягче сказать, если и использовали их, то только в качестве колышков для палаток.

Американские молотки, самыми разными путями попадавшие в наши цепкие лапки, тоже не блистали качеством и ломались после второго-третьего применения на правильных породах – шаровых лавах базальтов, диабазовых силлах, микрогаббро изотропных габбро офиолитах, не говоря о дунитах, перидотитах и их противоестественных потомках пердунитах. Более дорогие Estwing с цельнометаллическими ручками при постоянной работе отбивали руку так, что через пару часов уже невозможно было работать. Самым лучшим для рукояти считалось пружинистое дерево, самого высшего качества, хорошо поглощающее вибрацию – самшит, кавказская рябина. Длина рукоятки подгоняется под руку и рост, чтобы пользоваться им как опорой при передвижении по склонам. Я остановил выбор на пружинистом тамаринде, рукоять для лучшего демпфирования ударов оклеил в несколько слоёв каучуковыми полосками и кожей страуса. Подогнал под себя – шестьдесят два сантиметра и сделал отверстие для крепления петли. Многие считают настолько длинные рукояти неудобными, и я полностью с ними согласен, однако, в том случае, если на вас лишь разведка. А когда тебе нужно ещё пару центнеров скальной породы из массива вырубить, без длинной, как у кирки рукояти ловить нечего.

Геологический молоток насаживается обязательно снизу, как кайло – то есть прогоняется через всю ручку до полного заклинивания. И если всё сделать правильно, железко сидит на ручке вмёртвую. Однако, есть ещё проблема – рассыхаемость рукояти. В своё время, мне подсказали рецепт. Так представьте, чтобы молоток славно держался, я словно солдат из сказки, варил из него кашу. Брал поддон, наливал бензин и нагревал его, а после растворял в нём парафиновую свечку. Через несколько часов древесина пропитывалась парафином насквозь – и после этого ручке не страшны были никакие перепады влажности: железко сидело на ней, как влитое. В нашем случае, я заменил бензин скипидаром.