скачать книгу бесплатно
– Да-да, – закивал я, – нужно.
– И журнал – лучший для этого способ. Журнал, в котором они могли бы без рамок проявить себя и как прозаики, и как публицисты, критики, полемисты… Да и нам, более или менее, так скажем, известным, участвовать было бы полезно… Понимаете ли, эффект сжатого кулака…
Я смотрел на Ангелину и удивлялся – что-то такое мощное было в этой тонкой, слабой девушке, что становилось жутковато. И, послушно слушал ее лекцию, согласно двигая вверх-вниз головой.
– Мы присутствуем при первом выступлении нового поколения писателей, идеологов, философов. Это – поколение двадцать первого века! И необходимо развить это выступление, ввести талантливую и активную молодежь в общественную жизнь.
«Интересно, сколько ей лет? На вид лет двадцать, а тон, как у учителки, – думал я. – Надо не забыть спросить у Свечина».
Постепенно почти все фуршетники окружили нас; наперебой заговорили о литературе, ее значении, о читателях, о том, что нужно писать яркие, раздражающие тексты… Кто-то предложил собраться и поехать за город: «Шашлыки устроить, воздухом надышаться!»
Ангелине эта мысль понравилась:
– Отлично! А у кого-нибудь есть машина? У меня мечта – мчаться на спортивной машине…
– Ха-ха-ха! – засмеялся уже прилично пьяный Свечин. – Как героиня «Курьера»! У нее тоже такая мечта была…
– Вполне нормальная женская мечта, – посуровела Ангелина. – Не нужно меня обличать в мещанстве, Олег.
Оказалось, что машин ни у кого нет. Ехать за город, на какую-то речку Злодейку в Ступинском районе решили на электричке.
– Со станции километра три полями и перелесками, – объяснял высокий, костистый парень, на вечере читавший свой текст про охотников. – Места сказочные… Цапли водятся!
Мне понравилось, что писатели оказались безмашинными. И я уже почти не вслушивался в гам их голосов, а думал, как бы побыстрей купить хороший, оригинальный автомобиль… Посадить Ангелину и рвануть по пустой, ровной трассе…
– Никита, – окликнула Ангелина прилизанного почти мальчика с перепуганным лицом. – Никит, подходите к нам! Что вы там, как маргинал?
Тогда я не придал этому оклику особого значения.
Мое знакомство с Ангелиной случилось очень вовремя – иначе я названивал бы Наталье и требовал объяснений того ее резкого ухода, прощального взгляда… Но я влюбился в Ангелину, и прошлое побледнело, почти растворилось.
Я мечтал о новой встрече, вспоминал ее слова, твердый, уверенный голос… На вид былинка, а в душе – крепкая, со стержнем, что называется… Купил книгу «Выжженное пространство» – пятисотстраничный внутренний монолог молодой женщины, разошедшейся с мужем, не видящей будущего, не имеющей друзей, задыхающейся в пустоте пошлого мира. Лишь в финале героиня встречается с интересными ей людьми – начинающими поэтами, художниками, философами – и обретает смысл жизни. Она вместе с ними стремится изменить этот пошлый и несправедливый мир. На этом книга закончилась.
Финал был несколько надуманный, вроде «Воскресения» Льва Толстого, – нужно автору показать преображение героя, и он сочиняет. На самом же деле Ангелина явно несчастна, поэтому так рьяно занимается литературой, выступает на собраниях. Просто нет ничего более интересного. Бедолага… Хотелось взять у Свечина ее телефон. Пригласить в дорогой – вообще дорогущий – ресторан, поговорить с ней один на один.
Но я сдерживал себя – решил, что в следующий раз она увидит меня пусть не в спортивном, но уж точно в незаурядном автомобиле. Я открою дверцу, она сядет, и мы помчимся…
Автомобиль нужно было покупать в любом случае. Я очень неуютно чувствовал себя в метро, тосковал без пространства салона, без движения по Садовому, без туннелей и эстакад. Убежденному пешеходу это, конечно, покажется смешным, но я вздыхал даже по пробкам.
После работы заходил на авторынок рядом с «Кожуховской» и разглядывал выставленные машины.
Все эти банальные «Фольксвагены», «Форды», «Лады» мне не нравились, внедорожники и «Мерседесы-купе» были дороги, да и они тоже вряд ли могли претендовать на оригинальность. Хотелось чего-то необыкновенного – чтобы с первого взгляда поразило.
Специально я автомобиль не искал – не шерстил Интернет, не объезжал рынки. Понимал, выкладывать сейчас тысяч пятнадцать долларов рискованно – нужно было иметь резерв для выплаты процентов за квартиру. К тому же дел было полно. Хорошо, что дела эти приносили кой-какие денежки…
Вообще, весна и лето две тысячи шестого запомнились мне бурными и яркими.
Люди в Москве заметно богатели, расслаблялись, добрели; самым популярным словом стало – «гламурненько». В метро, на работе читали книги Робски и «Духless» Минаева, а потом за чашкой мате обсуждали их. Из советского прошлого вернулась мировая, в общем-то, мода ходить в кинотеатры. С особым нетерпением народ ожидал фильм «Омен», на день премьеры которого – 6.06.06 – был назначен конец света. Когда он не произошел, многие были даже как-то расстроены.
В клубах листали бесплатные журнальчики «Где», «Акция», «Большой город», из которых можно было узнать не только о том, что где происходит в Москве, но и что думает о том-то и том-то более или менее известная (и, желательно, молодая) персона, каковы вообще настроения в обществе.
Большой популярностью пользовались клубы. Но не те шумные ночные, куда ломился молодняк девяностых, а такие, где можно было и вкусно поесть, и побеседовать, и живой концерт интеллектуальной группы послушать, и поприсутствовать на поэтическом слэме, и книги полистать в находящемся тут же книжном магазинчике. Таких клубов было в центре Москвы штук десять – «Проект ОГИ», «Жесть», «Улица ОГИ», целая сеть «Пирогов», «Билингва»… Некоторые позже закрылись, хотя пользовались, по-моему, большой популярностью.
Популярно стало и некогда милое мне левачество. Правда, не агрессивное, не фанатичное, а скорее веселое – почти такое же, какое уже лет около сорока (пожалуй, с Красной весны) существует в Западной Европе. Да нет, мягче, конечно. Никаких особо экстремистских лозунгов, битых витрин, летящих в ментов камней… Монетизацию льгот, вызвавшую бурное негодование пенсионеров и всяких нацболов в начале две тысячи пятого, фактически отменили, а практически провели потихоньку, постепенно. Хотя, конечно, антиправительственные настроения (непременные почти в любом государстве) сохранялись.
В клубе на Брестской проходили политдебаты, судя по отчетам в Интернете, довольно острые и собиравшие много зрителей, участились митинги, образовывались различные партии и движения – незарегистрированные, карликовые, но все же слегка повышавшие градус общественной жизни.
И все же это было скорее развлечение некоторой части населения, чем серьезная позиция; и такое левачество (в которое странным образом влились и правые силы) только усиливало ощущение общей бодрости и побеждающего позитива.
Как я уже говорил – человек я достаточно осторожный, особенно в общении с противоположным полом. Поэтому сближения с Ангелиной я хоть и хотел, но побаивался действовать слишком напористо. Конечно, сказал Свечину при первом удобном случае, что она мне всерьез понравилась, выяснил, что ей двадцать шесть лет. Даже не поверил; Свечин усмехнулся:
– В этом возрасте девушки часто выглядят на шестнадцать, а потом – бац! – и уже на тридцать шесть.
– Да, бывает, – пришлось согласиться.
– Так что торопись. Соблазни и делай предложение.
– Что значит – предложение? Я вообще формально еще осупруженный.
– Ну так разводись. Там тебе ловить стопудово нечего, а здесь – вполне. Девушке замуж надо, ребенка. К тому же – умная, не как основная масса.
– Ладно, – перебил я. – Я сам знаю, что и где мне ловить. Кстати, на природу-то ездили?
– Что? – Свечин привычно насторожился, будто почувствовал в вопросе опасность.
– Вы договаривались в музее Маяковского ехать куда-то, на шашлыки.
– А-а, – он отмахнулся, – так это болтовня На каждом фуршете договариваемся… Тянет из Москвы… Мы как-то по пьяни с Ангелиной в Братск собирались – у нее тетка там. Все обговорили, решили, а утром протрезвели и не созвонились. Поняли, что никуда нам отсюда не убежать.
– А что, она пьет? – не поверил я.
– Ну так, иногда… Но ей много ли надо при такой комплекции, сто граммов вина и – готова.
– Понятно…
Хоть я и перевел разговор с необходимости побыстрей завязать серьезные отношения с Ангелиной, мысль развестись и тогда уж, свободному, с чистой совестью начать ухаживать за ней не давала покоя. Каждый день я собирался подать заявление и каждый день откладывал. Было как-то стыдно начинать эту процедуру…
Наталья опередила меня – в середине июня прислала эсэмэс: «Побывала на родине, подала на развод». Я ответил тоже коротко, но внутренне радуясь: «Ясно». Хотя радость быстро сменилась новой волной обиды. Всю ночь вспоминались хорошие моменты нашей жизни, опять подробно прокручивалась в голове поездка в Париж – отель на бульваре Клиши, теплоходик по Сене, Лувр, Сакре-Кёр, ночные ресторанчики на Монмартре, мы – веселые, счастливые, любящие друг друга… И вот чужие, почти что враги…
И досада крутила – надо было первому заявление написать, а то теперь так выходило, что я – человек, с которым жить нельзя, и развод – единственный выход.
Я ворочался на диване, то включал, то выключал телевизор, DVD, уговаривал себя уснуть – «завтра на работу», – а мысли кусали, дергали, душили…
С другой стороны, я показал, что готов сохранить семью, держался. Рано или поздно я встречусь с ее родственничками и все им выскажу. И не верю, что у нее там с этим членом правления получится. Потрахает ее и выбросит. И будет тут, тварь, под дверью скулить…
Выходил из этого очередного депрессняка долго и без помощи водки. Пил вообще в то время мало совсем. Но одна пьяночка тех дней запомнилась.
Вскоре после получения известия от Натальи я решил справить полноценное новоселье. Пригласил Максима, Ивана, Свечина. Хотел позвать и Руслана, чтобы наша пирушка в глазах Лианы, Марины, а значит, и Натальи (даже узнав о заявлении на развод, я в глубине души на что-то надеялся) выглядела вполне пристойной, но он с женой уехал на выходные в пансионат под Звенигородом…
Макс приперся с какой-то девкой. Не девкой, точнее, а женщиной, хоть и ухоженной, подтянутой, но явно взрослой. Далековато за тридцать.
Она представилась: «Анжела», я выдавил в ответ: «Очень приятно» и при первой же возможности уволок Макса в другую комнату.
– Ты на хрена ее притащил?! Кто это вообще? И как я Лианке буду в глаза смотреть?
– Не надо ей никуда смотреть – она никто уже, – с несвойственной для себя твердостью ответил Макс. – Мы расходимся. Все: привет, подружка.
– Кончай чушню молоть.
– Я серьезно. У нее, оказывается, бойфренд полгода, и я вот Анжелу завел.
– Да? И где живешь?
– У Анжелы. Уже две недели почти. Ты же меня не пускаешь.
– И ты ее любишь?
Макс ухмыльнулся, и мне пришлось подкорректировать вопрос:
– Ты с ней, ну… трахаешь ее?
– А что делать? Симпотная, без истерик… Разберусь тут с делами и домой свалю, к Лене.
Теперь уже ухмыльнулся я:
– Ло-овко.
– Ну, вот так получается. По вашим с Натальей стопам пошли. Вы разбежались, и мы разбегаемся. То есть… – Максим поежился, – я думаю, они это одновременно замутили.
– Кто?
– Наташка с моей. Я так подсчитал, что в одно время у них мужики появились. То есть у Лианки не мужик, ему лет двадцать… Сучку в соку удоду захотелось… Ну, короче, договорились и подзавели себе любовничков.
– Что, думаешь, они прямо сидели, обсуждали это? Стоит – не стоит…
– Ты, блин, как ребенок! Да все бабы так свои вопросы решают. Сто раз созвонятся, мозги друг другу выжрут своими проблемами, в данном случае – какие у них мужья мудаки, и в итоге находят тех, кто их облизывает… Ну и пускай. Меня тоже есть кому облизать.
– Но все равно не верится, что так синхронно. – Расклад Макса меня действительно удивил, хотя вроде бы чему тут удивляться…
– А мне, наоборот, все ясно, – пожал он плечами. – Лианка на Наталью посмотрела с ее мужиком и тоже решила объявить. Тем более у нас давно не клеится… А чем она рискует, если мы разведемся? Квартира на нее оформлена, и она уверена, что я с ней судиться не стану. Если вдруг даже стану, то меня ее папаша быстро на место поставит… Собрал, короче, вещички и смылся. И – рад. Кстати, – сменил он интонацию, – ты квартиру на себя оформил?
– Естественно.
– Не боишься, что Наталья претендовать начнет?
– Чего? – Я, помню, чуть не захохотал тогда – нелепым показалось, что женщина, изменившая мужу, ушедшая к другому, по-настоящему богатому человеку, может претендовать на купленную уже после ее ухода жилплощадь… Да идиотское просто предположение!
– Ладно, – хлопнул я Макса по плечу, – пошли к остальным. А то наше отсутствие не так поймут.
Анжела сидела в уголке, тихая и забытая, Свечин с Иваном (знакомые давно, но слабо – мельком встречались) горячо обсуждали рок-музыку. Какие раньше были классные группы и какая пустота теперь… Даже о водке забыли, кажется.
Максим подсел к Анжеле и стал сюсюкать:
– Соскучилась, рыбка? Извини, разговор был. Проблемы. Давай выпьем вина. Тебе сливового, птичка?
Лет семь назад он так же общался с Лианкой, а в последний примерно год даже и не замечал ее в общих компаниях. Впрочем, то же и у нас с Натальей… Неужели у большинства складывается по подобной схеме?…
Еды и выпивки было полно – я утром принес два пакета из «Пятерочки». Кое-что прикупили парни. Но ели и пили мало – Максим окучивал пожилую девушку, Иван и Свечин с удовольствием спорили, я скучал.
Послушал одних, других и примкнул к разговору о роке. Нашел подходящий момент, задал вопрос:
– А сейчас вообще, что ли, нет настоящих рок-групп?
Свечин, не задумываясь, ответил:
– Последней рок-группой была «Чиж и компания». Потом – рокопопс.
– Нет, не согласен, – замотал головой Иван. – «Запрещенные барабанщики»…
– Да ну, фигня.
– А ты их песню «Шаурма» слышал? – И Иван стал бормотать речитативом: – «За окном чуть свет начинается бред, а денег нет и не предвидится. И счастья тоже нет, и сразу ясно и понятно: я попал, я попал, сразу ясно, кто в кармане ночевал…»
– Ну да, хорошая песня, – признал Свечин. – Потому что социальная. Но это исключение, можно считать. Все наши группы, как ни крути, были социальными. Кончилась социальность, кончился и рок.
– Да надоела эта социальность, – сказал я. – Глубины хочется, а не этого вечного: «Время есть, а денег нет». Для меня сейчас лучшие группы – «Сансара», «Мельница», «Ботаника», несколько вещей «Люмена».
Иван улыбнулся:
– «Сид и Нэнсе» у них – хорошая тема. – Напел: – «Мы никогда не доживем до пенсии».
– Ну, надоела или нет, это каждому для себя решать, – сказал Свечин мрачно. – Но социальность всю нашу жизнь пропитывает, и никуда от нее не денешься. Я как квитки на коммуналку получаю, у меня такое социальное раздражение возникает! Сразу хочется «О, да пошли вы все на хуй!» орать.
– Работу надо найти нормальную, – отозвался я, – а не орать. Конечно, если семь тысяч получать…
– Не семь, а двенадцать. И я считаю, что это нормальная, в принципе, зарплата. Деньги не должны быть бумагой… Да и не на нее в основном моя семья живет, а на мои гонорары… Но не в зарплате вопрос. Понимаешь, скоро такая катастрофа шибанет, что никаких зарплат не хватит.
– Какая еще катастрофа?
– Социальная.
– Ладно каркать. Ее каждый год предрекают. Три года назад еще все рухнуть должно было – как-то не рухнуло.
– Нет, – сказал Иван, – что-то приближается. Вон Илларионов от Путина убежал.
Я отмахнулся:
– У них давно конфликт был, еще с посадки Ходора. Это ни о чем не говорит.
