Диалог о Стене. Любимые песни гуннов

– Как раз в свете этого другого и не было выбора с самого начала. Его не было при любом исходе.

– Тогда все еще хуже, чем я думал.

– Лучше подумать, что можно сделать.

– Если больше некому. Это как раз то, зачем мы здесь. Русский режим – болото историческое: все носители разума держатся от него на расстоянии в несколько парсеков – и нам нужно тоже. Его касательство к нам нужно любой, совершенно любой ценой свести к минимуму. Режим мурзилки – топь локальная. Чтобы ни вплавь перебраться, ни ногами выбраться, тебе все можно, но ничего нельзя. Но как раз на ней, на локальной топи, у них все держится. Весь их ненормальный Кусок. Как из него выбраться – это не только наши трудности, но похоже, решать их больше некому. Что еще не съехало, они замочили. Что не замочили, пустая порода. Держатся друг за друга, как кирпичи в стене. Смоешь одно – остальное смоется само собой.

– Снимешь одну куклу – они тут же посадят другую. Система.

– Система. Поэтому надо сделать так, чтобы другую посадить не успели.

– И как ты это сделаешь? Мне просто интересно. Я двумя руками поддерживаю мнение, что делать что-то надо, и даже знаю, что, но как ты это сделаешь в условиях, которые тебе навязали? Как много тебе дали издать своих книг и как много о них слышали? Как много было обсуждений на телевидении и как много компетентных рецензий? Друг мой, если ты не сдвинешь камень сознания, не сдвинется ничего. А именно этого пни сделать тебе не дадут. Причем не один Мелкий, а все они. Вроде бы прямое нарушение их же конституции, превалирование одной идеологии над всем-всем-всем остальным, но кого это ужаснуло и кто от этого проснулся в холодном поту? А в мягком кресле окажется только один зад, и мы оба знаем, какой. Та же самая кукла тоже будет открывать рот и все будут слушать. Не сомневайся, будет точно такая же, даже фамилию подберут с учетом местных особенностей.

– То есть выбора нет?

– Я даже не глядя попробую предсказать, что они сделают дальше: ничего нового. Что делали раньше, это же лежит на поверхности. Теперь они проведут свою обычную селекцию и сосредоточатся на наиболее негативных точках своих войн с горцами, где хорошие лица русской национальности с мужественными лицами будут мужественно противостоять нехорошим лицам с недостаточно русскими фамилиями. О том, что их всемирно-историческая миссия опять идет при их историческом соотношении 10:1, что оно опять на территории иной этнокультуры, о чужой нефти и 50 000 мертвых детей они не вспомнят. И тебе не дадут тоже.

Все это понятно и разумеется само собой, другое дело, зачем им это нужно. Здесь не столько обычное их желание показать коренному населению, как нужно правильно думать, сколько всего лишь инстинкт: что-то вроде бессознательного захвата психотерапевтического эффекта – синдром изживания негативных связей. Проекция собственного прошлого на свое будущее. Они снова постараются убедить себя, что «на самом деле» они «хорошие». И у них это, конечно, в конце концов получится. Как всегда. Именно данный элемент на бессознательном уровне имел в виду доисторический способ мышления, после трудной работы танцуя вокруг огня с костями врагов в руках. У мышления, понятно, нет рук, но я сказал, что хотел сказать: это аксиомы психологии, такой тип мышления ставит психическую активность выше реальной, у него нет резкого различия между мыслью и действием. Поступок тут заменяет мысль.

– Например, Борис Березовски.

– Например, Борис Березовски. Объект как раз по теме. Совершенно ничего не могу сказать об этом человеке. Тот случай, когда говорят о нем все, а мне о нем сказать нечего. То есть не могу сказать ничего совсем, кроме того, что он плохо выглядит. Дело не в том, что тут какой-то особенный случай непроницаемости.

Чтобы начать столбить что-то определенное, а не просто сплетничать, не говоря уже о том, чтобы ставить решительные диагнозы где-нибудь уровня мыслителей русской федерации, мне нужна хотя бы пара фраз-ответов на любой из вопросов, человеку интересных, которых у меня нет. Фраза, которую я слышал с чужих слов, относительно того, что вначале с Мелким они чувствовали себя в меру удобно, а потом чувствовать себя удобно перестали, «разойдясь во мнениях», мне не говорит ничего. Я не знаю, по какому из вопросов они разошлись. Могу только догадываться, что это касалось независимости горцев. То есть примерно понятно, куда я клоню. Редко бывает так, чтобы появился хороший повод помолчать. Когда п.н. и их информ-каналами вдруг поднимается большой-большой шум с очередной охотой и травлей вокруг какого-нибудь еще одного врага русского народа, я уже рефлекторно встаю повыше и начинаю осматриваться по сторонам внимательнее: они никогда не делают этого просто так.

Если тут не симптом общеизвестной на планете русской истероидности, то или их что-то сильно напугало, или где-то что-то стало другим – и в любом случае это делается для того, чтобы всех отвлечь. А вот от чего всех отвлечь – если бы удалось выяснить хотя бы в первом приближении, то последствия могли бы оказаться такими, к которым у них не готов никто.

Вполне конкретный не слишком приятный на вид человек говорит, что расходится с «президентом» Русской Федерации во мнениях. Нетрудно предсказать, что бывает у них в Кормушке с тем, кто там не сходится с ними во мнениях. Мне тут уже невольно становится приятнее даже совсем неприятный человек, который с их «президентом» осмелился не сойтись во мнении. Вначале был Ахмед Закаев, следом потом должна идти Англия. И, действительно, несходство во мнениях достигает таких географических границ, что и тот и другой в живом качестве оказываются лишь на Британских островах. Один сажает кустарник, другой качает на качелях подрастающее поколение международных террористов. Далее: кроме этого сказать вроде бы больше нечего. А все только и делают, что говорят. Примерно понятно, что я хотел сказать. Когда доктор физико-математических наук, автор более сотни научных работ, обладатель их переводов не то на пять, не то на семь языков мира и просто явно не глупый человек не сходится с приоритетной нацией и ее маленьким диктатором во мнениях, мне все больше начинает нравиться Англия.

– А что сделал Мелкий.

– О чем и разговор. Нескончаемый русский сериал «Будем мочить».

– Поступок, заменяющий мысль. Мне что сказали, я вначале не поверил: идут, говорят, там у себя по широкому проспекту русские – и держат во всю ширину над собой здоровенный плакат: «Идут русские». Мамой клянутся. Все так и было…

5

– Куда они идут?

– А хрен их знает. Там сами толком ничего понять не могут.

– Что, серьезно что ли?

– Не знаю. Говорят: в развернутом виде. Сами, конечно, ничего своего придумать не могут, барабаны содрали с Запада, палки эти, которые вверх-вниз, руки на пояс. Юбки шотландские, шапки грузинские. Водка только своя. И все идут. Мелкими шажками. Опять во всемирную историю, надо думать.

– Вот жизнь у людей. Это до чего же нужно довести. Идя по улице, нести еще объявление, что они по ней идут. Такого, кажется, больше нигде не было. «Идут китайцы». Никогда не слышал. Беспрецедентный случай в истории. Это они молодцы.

– Что по данному поводу говорит мировая сравнительная этология?

– Мировая прикладная этология по данному поводу говорит, что так они метят территорию.

– Какую территорию?

– Свою.

– Вот, елки. Что – девки тоже?

– Даже не спрашивай.

– В смысле, что они разрешают как можно скорее покинуть их страну?

– В смысле, что они разрешают нам наконец ставить у них свое посольство.

– Елки с палками, нельзя было прямо сказать, что ли. Вот народ…

– Вообще, это они хорошо делают, правильно. А то тут тоже – ничем их не раскачаешь. Заелись… Берут виллу с BMW, и все – жизнь остановилась. Уж прямо не знаешь, в какую еще позу встать и как перед ними сплясать, широко раскинув в стороны руки…

– Что бы мы делали без сравнительной этологии.

– В действительности, конечно, анекдот лежит глубже: это агония подсознания. Когда распухшее Сознание Значимости однажды вдруг обнаруживает, что в нем ничего нет, оно пусто, как трусы на ветру, и без права обжалования, да не просто пусто, а так, что остальному свободному миру туда на несколько астрономических единиц вперед наплевать и ничего от них не нужно, остается только ходить под большими объявлениями, что они вышли и куда-то идут. Обычная русская истероидность, женская рефлексия производить впечатление и привлекать внимание.

Когда тебе нечего планете дать, остается только ее пугать. Если там были кинокамеры, то я не глядя предскажу, что теперь они не остановятся. Суть их пресловутой «загадочности». Размер географии; размер самолета; размер гуманитарной помощи после тайфуна – вначале посылается один дирижабль, потом, когда выясняется, что размер явления становится в мире предметом обсуждения дня – Breaking News, нет, надо еще десять; размер погашения своего внешнего долга и т. д. Горцы были единственным из современных маленьких этносов, кто на их размеры наплевал, – и реакцию пней видели все. Даже трудно поверить: вот прямо сегодня, прямо на глазах у всего мира сломали целую этническую группу. И никто ничего не сделал. Последствия неизбежно должны сказаться, и совсем скоро.

Никогда не обращал внимания, с каким наслаждением в Москве катают во рту свое слово «регионы»? То самое наполнение Сознания их исторической Значимости. Достаточно взгляда на их пахана без подбородка. В симптоматике поведения это все объединено под термином «истероидная акцентуация». Такого нет больше ни у кого, ни у австралийцев, ни у башкир, ни у эстонцев, американцев, индейцев, норвегов, чеченцев, прибалтов и т. д. Есть еще только у китайцев. Никто не замечает, но корни в точности те же, что и у их «культурной революции». Жаль, нет возможности узнать, что по этому поводу могли бы сказать сами западники.

– Да, по-моему, им давно уже пофигу. Других занятий нет, что ли.

– Поэтому где только их механизмы информации хором на все свои чудовищные мощности принимаются шумно намекать, что «жители Крымской области выступили с решительными протестами против захода в их порт военных кораблей НАТО…» или что «жители Крымской области вышли под телекамеры, чтобы сожжением флага НАТО выразить свой общий протест…» или что «жители Таллинна и городов Эстонии общим гудением личных автомобилей решительно потребовали отставки эстонского президента…» – то у себя в республиках, совсем далеких от Таллинна и гудения, нужно тут же в автоматическом порядке прибавлять: «…русские жители Крыма выступили с решительными протестами…», «…русские жители Крыма вышли под московскую телекамеру с решительным сожжением флага НАТО, потому что это все, что им под силу у НАТО сжечь…», «…русятина Таллинна и городов погудела, пробуя пометить себе новую территорию…». Необходимо что-то вроде всеобщей вакцинации сознания коренного населения.

– Я понял. Программа мероприятий: посреди самого жирного города их федерации надо потребовать поставить памятник воину-освободителю Тохтамышу. Зря, что ли, жег Москву. И 1382 год с серединой июня – День Летнего Солнцестояния сделать национальным праздником. С песнями, плясками и распитием напитков. В честь освободителя. А начнут выступать – замочим гудками и потребуем поставить вопрос на Ассамблее ООН.

– Вопрос много серьезнее, чем кажется. Памятник должен стоять. За счет любых фондов и любой ценой. Необходимо также переименование ряда центральных проспектов с прежних навязанных русских наименований. Человек зря, что ли, старался. И его лошади тоже, кстати. Историческая личность.

– Нет, так вопрос тоже неправильно ставить. Если мы начнем воздвигать памятник каждой лошади, которая к ним скакала, и подсчитывать каждый заезд и выезд, кто сколько раз пускал на пепел одни и те же их города, то больше ни на что не останется времени.

– Ну хотя бы отдельным лошадям, наиболее выдающимся. Я же не говорю – всем. В символическом смысле. Лошади-освободителю.

– От благодарных потомков.

– Это уже лишнее. Ведь вообще же ни одной нет, как их не было. Это тоже нельзя назвать корректным политически и исторически. А потом, если они попытаются с этой лошадью что-нибудь сделать, поставить вопрос на соответствующей повестке дня. Чтоб больше не захотелось. В общем, что-нибудь придумаем. Главное начать. То есть я уже в общих чертах обрисовал себе будущий комплекс, загибай пальцы. Во-первых, каждому хану-освободителю. Это раз. Поименно. Каждой необъезженной лошади без клейма, это во-вторых. Их, я так понимаю, всегда было мало, только по чьему-то недосмотру, кто-то где-то что-то недосмотрел. А то это что же получается: у них там скотина на скотине, памятник на памятнике и сапог на сапоге, с предложением его целовать, а у нас даже нормальной лошади лишний памятник нельзя поставить.

– Хочешь сказать, надо вернуться к первоистокам.

– Хочу сказать, какой лошади можно ставить памятник и какой нельзя тут выбирает московский пень.

– Если бы только тут. Уже сколько столетий они из других народностей складывают своим памятникам жертвоприношения – этим сукам всё мало.

– В категориях их мышления вряд ли что-то способно меняться. Скажем, балтийское побережье. Маленькая народность, чужая независимая республика, не имеющая к п.н. и их истории никакого отношения, член EU и НАТО – они ставят там очередной памятник своей фамилии, а когда их просят забрать и то и другое куда-нибудь к себе домой, у них начинается приступ новой истерики с недержанием, истеричным «возложением цветов» и подробными съемками, как их у них может быть много. В рамках законов восприятия доисторического/пралогического мышления здесь все даже примитивнее, чем выглядит. Тотему родовой общины возлагают знаки внимания. Русятина метит территорию.

Смысл тот, что, если этот их дух куда-нибудь убрать совсем, территория чужой народности, которую они по традиции уверенно пометили как свою, уже как бы перестанет быть их. Абсолютно ничего нового. Функция точно та же, как и то, почему, вваливаясь на независимую территорию башкир или Сибирского ханства, пни, все бросив, первым делом торопливо колотили сарай под своим крестом. Метили территорию. Вроде бы элементарный вопрос, но как много за ним лежит: никто не замечал, что этот их крест ни при каких обстоятельствах не мог быть там католическим или протестантским. Даже не стоит сомневаться, что, будь у них малейшая возможность, сегодня вместо своих растений они начали бы возлагать туда к подножиям вместо цветов человеческие трупы той же маленькой народности – как складывали башкир, горцев или любых других. Законы тотемии, предметное замещение. Это питеки в самых интимных из своих рефлексов. И это не изменить.

– Видимо, в том все и дело, что территория – уже EU и НАТО. Они, «приоритетные», какие-то такие, даже не знаю, как сказать, не хватает словаря… очень несложные.

– Упрощенные.

– Достатые.

– Писюлькообразные.

– Последствия тяжелой истории.

– Тяжелой наследственной болезни. Ну стоит же вдуматься: вроде бы одна из наиболее примечательных страниц мировой истории. Ханов много, а памятников им я не нашел ни одного.

– Ну на один-два уж раскрутить начальство надо. Перед всемирной историей неудобно.

– Конкретный вопрос культуры.

– Любопытная связь.

– Когда руссияне и китайцы начинают есть, с ними просто невозможно находиться рядом. Я не про размеры их желудков, мне в общем-то абсолютно неинтересно, но это ведь выше всех сил. Честное слово, когда они начинают сосать свою вермишель прямо из кружки, то всей окружающей среде остается только куда-то исчезнуть. Они сейчас катаются по миру, как у себя дома. И ведь сказать ничего нельзя, просто не поймут, что не так. У меня в гостях проездом был один американец, давно уже, так я, разливая чай, демонстративно, чтобы он видел, достал из холодильника любимую свежую трехлитровку варенья – и две разные формочки.

– А, понимаю. Русский обычай хлебать из одной кастрюли.

– Лезут в общий торт со своей ложкой. Американцев, я слышал, прямо выворачивает. И ведь тоже ничего не объяснишь. Знаю по личному опыту, сталкивался в Москве.

– Теперь, наконец, всё встало на свои места. Понятно, откуда у них истоки патологии навязывать другим идеологии «Единого Куска». История Единой Тарелки…

– Об этом речь. Им пора начинать выходить из животного состояния. Перестать навязывать другим свою облизанную тарелку. В Германии даже школьники знают, что лживость и грязный рот – это такая национальная черта пней. Что, кстати, является не следствием данного истероидного типа акцентуаций в характерологии, а как раз составляет его симптоматику. Какой официально зарегистрированной западной организации в здравом уме придет в голову продавать свою репутацию, обменивая ее на деньги? Ведь ясно, что деньги получить так можно будет лишь один раз, да и то с рядом оговорок, потом даже те, кто сюжета не знает, станут держаться на астрономических расстояниях. А пни даже не понимают смысла вопроса. Я бы посоветовал иностранным студентам и нерусским малышам ясельного возраста по возможности перебираться в пределы Восточной Федерации. Пока ее иммиграционные власти держат въезд открытым.

– Правильно, рюкзак в руки и вперед. Независимо от расы, цвета кожи и политических убеждений. Даже на языке приоритетных не обязательно говорить. Научим на своем. Я сам как загорю, так уже через два дня на итальянца похож.

– Это еще что. Я даже если не загорю, так на тротуаре ко мне маленькие школьницы подходят, на английском спрашивают сколько время. Вроде и одет в пляжные тапочки. Я что-то такое вспоминаю по ТВ из Руссии: бетонный бордюр, на нем крик души: «Смерть грузинам». Прямо буква в букву. Что интересно: вот этот свой пук души они у себя на каналах могут проворачивать днем и ночью, снова и снова. А как здесь какие-то международные террористы под карнизом на высотке прямо на проспекте метят здоровыми буквами: «Смерть русятине» – так у их информационной свободы отнимается язык.

– И после этого кто-то смеет еще говорить о равенстве прав печати.

– Даже не рассказывай.

– Только вот как быть с этими «великими русскими»? Я так понимаю, они и здесь попробуют как бы между прочим намекнуть нам и иностранцам, на чьей земле мы на самом деле живем.

– Мао Цзэ-дун сказал президенту Никсону, человеку совсем не глупому и посчитавшему нужным к совету прислушаться: «Вьетнамцы и руссияне – это скоты, которым доступен только язык силы». Не знаю, как насчет вьетнамцев, местами вполне нормальные люди, но вот там, где дело не касается внедрения новых технологий, я бы предложил последовать Никсону и понимать слова буквально. Причем в самой жесткой и грубой форме, с использованием наиболее эффективных средств обороны.

– А да, проходили. «Мне все можно». Большой и русский.

– По крайней мере история учит тому же. Не нужно даже уходить куда-то в глубь лесов и веков, достаточно вспомнить Карибский кризис и НАТО в Косово.

– 1950-ый. Северная Корея нападает на Южную. ООН дает Штатам санкцию помочь. Мероприятие длится до 1953-го. Закопано: 5 миллионов. Русятина хлопает, от радости сучя коленками. Я вначале не поверил, смотал назад. Весь день ходил под впечатлением.

– Это проблема.

– Заелись, суки, ничем их не достанешь. Как в спортзале – так все молодцы. Но не только заелись. Последствия русского рабства.

– «Да я за родную Башкирию жизнь отдам», – это я тоже слышал. Открытым текстом в Уфе по национальному ТВ. Жизнь он отдаст.

– Поэтому и делом заниматься некому. Отдают жизни.

– Я тоже готов пожертвовать жизнью за какое-нибудь доброе мероприятие, но предпочел бы сделать это не сразу, а постепенно.

– Разумный подход. Откуда?

– Макконнелл какой-то. Такой подход он сохранял за собой по отношению к науке. Против них нужны не доводы, а части НАТО. Им не имеет смысла объяснять, что от чуждых им латинских график свои концентрационные руки и свинорылые выражения нужно держать далеко в стороне. Наевшимся сынам русских гулагов лучше следить за своим анальным выходом. Просто вопрос не их рыла.

– Но вот что вызывает исполинское недоумение. Как разумно объяснить тогда пристрастие самой русятины к латинским буквам, которых ее алфавит не имеет?

– Следите за собой – предложение самое серьезное. Здесь нет разумного объяснения. Цивилизация насекомых. Просто берут, до чего дотянутся. С некоторых пор во мне такое убеждение, что от них есть только одно по-настоящему эффективное лекарство, знаменитый предок кочевников король гуннов Аттила, известный даже вермахту, в свое время доставший германские племена. И я даже знаю, кто превзошел бы его в хитрости и терпении.

– А я знаю, кто ему в этом поможет.

– Я сейчас работаю штатным авгуром, устроился в горах синоптиком – чисто номинально, вроде должности смотрителя пляжей южных побережий Гренландии. Свободного времени много, раздаю прогнозы. Я сейчас дам еще один, а вы на пару с родной республикой потом посмотрите, какой из меня синоптик. Русское правительство должно в этот момент работать над сюжетом к своему фильму на историческую тематику. И сюжетом тем будет Золотая Орда.

– Интересно будет посмотреть.

– Знаешь что, я подумал, что, пожалуй, тоже его посмотрю, сделаю исключение. Если баб будет не слишком много. Сделаю попытку, по крайней мере. Интересно посмотреть, как хан Тохтамыш разбирает у Москвы стены до уровня погребов.

– И какой будет сюжет?

– Сюжет будет хороший. Там все будет хорошее. Пейзажи будут хорошие, пленка будет хорошая, женщины будут очень хорошие, сволочи будут хорошие. Деньги тоже будут хорошие. Общий сюжет будет такой сдержанно-мужественно-правдивый. Так чтобы у международных террористов с длинными языками уже никаких шансов.

– Название порекомендуете какое-нибудь?

– «Русские разрешили».

– Интересное решение.

– Это не название. Это весь сюжет. От бюджета до послесловия. Даже титров не нужно.

– Ясно. Тогда, наверное, лучше не стоит.

– Наверное, лучше не стоит.

– Так и запишем.

– Ты никогда не замечал в их фильмах одинаковую программную заданность: если где-то у них по сюжету предусмотрено введение нерусской фамилии, то в оппозиции «он – она» данная фамилия в их изложении всегда, без исключений, занимает категорию женского начала? Любовь, значит, до доски и нежное единение самых далеких генотипов. Добрососедские отношения. Здесь дело уже не в том, что такое единение у них предусмотрено только в формате их букв. Как раз тот очень редкий, аномальный случай в анализе бессознательных реакций взаимоотношений двух полов, который на самом деле не имеет к сексуальности никакого отношения.

В виде совсем короткой формы то же выглядит как очень старая формула их пожеланий: функцию женского начала – коренному населению – любому, кто там из недостаточных; ну а функцию мужского начала – понятно кому. Приоритетным и их приоритетам. Ну, нормальный разумный человек, будь он Демокрит или австралопитек, задаст единственно возможный вопрос: WTF? И ведь вопрос разумный. Здесь затрагиваются самые древние, архаичные слои бессознательного мышления, уходящие прямо к организациям стайного типа приматов – к взаимоотношениям особей-доминантов и тех, кто ниже их. Дело в том, что в строгой иерархии таких стай женская особь всегда ниже самого «нижнего» самца. Как раз по этой причине исторические утверждения вроде о существовании периодов «матриархата» в становлении родовых общин нужно относить на совесть самих женщин и к категории древних эпических изобретений – пощекотать нервы своему времени острым неслыханным сюжетом. Поэтому где только на их экране должна объявиться пара носителей с разными генотипами, без труда можно предсказать, кто будет с «не той» фамилией и почему их мужская роль в том тандеме не будет и не может быть другой ни при каких обстоятельствах. То есть они распределили роли, кто кого в их исторической перспективе должен иметь. Как следует правильно думать.

– Ты весь аппетит отбил. Я сижу и думаю, что сказать. Начало, значит. Ладно.

– Поэтому чисто рекомендация постороннего наблюдателя: уважаемое коренное население Спорной Территории и Восточной Федерации. Не пачкайте свое сознание. Держите его и своих детей от ядохимикатов русятины как можно дальше всеми законными и незаконными способами.

– Да, аспект экологии мы как-то упустили из внимания.

– В фильме «Blade», кажется, и сразу еще в нескольких блокбастерах США на главной роли чернокожий актер с очень хорошей координацией, не помню имени. Фильм может быть детским и может быть не очень хорошим, но ведь играет он в нем очень хорошо, и не только в нем. Смотрел один древний фильм с ним и Эриком Штольцем в главной роли, про палату с больными-паралитиками. На «А+». Теперь представь ту же самую картину – в русском кино. Суть в том, что, если верить общепринятому чисто русскому мнению, доминирующая роль и функция активности не может быть за какой-то другой народностью. Тут у них оперирование категориями самого архаичного уровня: «много» хорошего как бы логичным образом предполагается лишь для нации, которой «много» – другим то, что после них останется. То, что другим после них не остается вообще ничего, и оказалось возможным узнать, лишь имея доступ к культуре Запада и ее носителям информации. Не нужно отдельно говорить, насколько мало вот эти чисто их предпочтения соотносятся с требованиями поприсутствовать за столом Большой Семерки.