скачать книгу бесплатно
– Куда они поехали?
– К Синей реке. Верст шестьдесят уже отъехали… на одном коне не догонишь.
Мунго стряхивает пальцы мальчика со своей руки, пробирается сквозь толпу и просит одного из всадников:
– Дай коня, Дембрель.
– Меня ждет больной сын, Мунго. Я еду к нему.
Мунго обращается ко второму:
– Продай коня, друг.
– На чем я вернусь сам?
Человек, который стоял чуть поодаль, слышал и то, что мальчик сообщил Мунго, и то, как Мунго просил себе коня.
Он обернулся к двум своим спутникам и закончил тихо:
– Всем нашим передашь – место встречи – Кяхта. Оттуда будем начинать.
Трое его спутников дали коням шенкеля и умчались в разные стороны. Человек долго наблюдал за тем, как Мунго продолжал просить то одного, то другого:
– Одолжи коня! Продай коня! Одолжи коня!
Всадник чуть приподнялся в стременах и негромко сказал:
– Поди сюда, друг.
Мунго подошел к всаднику.
– Что у тебя случилось?
– Невесту гамины угнали. А здесь все… Как бороться, так Мунго, Мунго!
– Возьми коня.
– Сколько хочешь?
– После сочтемся.
– Кто ты?
– Меня зовут Сухэ Батор.
– Куда мне вернуть коня?
– Держи его при себе, придет время – вернешь.
СТЕПЬ РАЗРЕЗАНА ПОПОЛАМ МЕДЛЕННОЙ СИНЕЙ РЕКОЙ. Пять гаминов-кавалеристов гнали стадо баранов и кобылиц. Наперерез им с горы несся Мунго – голова на гриве, ноги впились в бока коня. Он приблизился к гаминам и крикнул:
– Где девушка?
Гамины засмеялись, о чем-то поговорили между собой, снова посмеялись.
– Где Дарима? – спросил Мунго.
Гамины продолжали смеяться, что-то быстро говорили по-своему.
– Верните людям их скот, – тише, сдержаннее сказал Мунго.
Тогда один из гаминов приблизился к Мунго и хлестнул его поперек лица тонкой витой нагайкой. Взбухла синяя полоса от лба к подбородку.
После длинной паузы в одно мгновение прозвучали пять выстрелов – в обеих руках Мунго по маузеру, стволы дымятся. Тихо. Только четверо гаминов медленно сползали с седел, а пятый, видимо раненный, крича что-то длинное, заячье, уносился прочь. Мунго пустился вслед за ним. Он гнал его по степи словно волка, а потом, выбрав какое-то, инстинктом учуянное мгновение, остановил коня, вскинул руку, выстрелил – и пятый повалился с седла.
Мунго объехал отару баранов, крикнул что-то гортанное коням и погнал их в обратную сторону.
Поздний вечер. Мунго подогнал отару и табун кобылиц к поляне, на которой так и стояли старики, женщины, мужчины и дети – на коленях, со связанными за спиной руками. Мунго медленно ездил на своем скакуне между связанными людьми и кричал:
– Жалкие трусы! Сами не могли за себя заступиться?! Тех было пятеро, а вас сколько?! Отдали Дариму?! Ну?! Мужчины! Вы рождены в юртах, умереть должны в поле. Что молчите?! Ах?! Мунго вас освободит, да?! Кто пойдет сейчас со мной за Даримой?!
Молчат люди. Белый от гнева Мунго еле сдерживает коня.
– Ну?
– У тебя нет детей, Мунго, – говорит один из мужчин.
– Ваши дети будут такими же рабами, как и вы! Освобождайте сами себя!
И повернув коня, Мунго понесся в горы, к юрте, где жила Дарима с матерью.
Возле юрты он спешился, отбросил полог. Увидел у себя под ногами маленькую сережку, гранатовую, – словно капелька крови. Оглядел сережку, почистил ее от пыли, продел в мочку левого уха, шагнул в юрту, позвал тихо:
– Мама.
Никто не ответил ему.
– Не отчаивайтесь, мама, я найду нашу Дариму.
Никто не ответил ему. Мунго запалил фитиль, осветил юрту и попятился: возле очага лежала убитая старуха и, оскалившись, глядела широко открытыми глазами на иконописного Будду.
Мунго вышел из юрты, долго стоял возле коня и незряче смотрел вниз, на поляну, где стояли люди на коленях со связанными руками, потом он вспрыгнул в седло, на всем скаку спустился вниз, не слезая с коня, острыми и точными ударами сабли перерезал веревки мужчинам и умчался в горы, в тугую багрово-синюю сумеречную темноту.
ПОЕЗД ОСТАНОВИЛСЯ НА ХАРБИНСКОМ ВОКЗАЛЕ.
Ах, Харбин, Харбин двадцать первого года! Кого здесь не было – русские академики, эмигрировавшие из Петербурга, ютились в одних подвалах с артистами Москвы и Киева; молодые физики снимали мансарды вместе с большими художниками, жили впроголодь, питались подаяниями спекулянтов, которые и тут, в далеком Китае, быстро акклиматизировались, сняли себе особняки, купили тупорылые американские машины и разъезжали от китайского банка к американскому, от французского консульства к эмигрантскому русскому посольству – и всюду лихо и быстро делали свои дела. А дела у них одни: перевести в зеленое долларовое золото российскую николаевскую, керенскую и колчаковскую дребедень.
Здесь же, в Харбине, можно было встретить на улицах тысячи штатских, но с такой военной выправкой, что было ясно – эти люди только ждут сигнала, когда же взяться за оружие.
И казалось, что здесь, в этом китайском городе, громадном, разросшемся за последние десять лет, европейцев больше, чем местных. И это не было обманчивым первым впечатлением. Когда приходил поезд и из вагонов выходили люди, казалось, сюда, в Азию, приехала Европа.
И на этот раз из вагона вышел высокий человек, сел в коляску рикши и сказал:
– В русское консульство.
Рикша провез человека по вечерней, плохо освещенной белоэмигрантской столице к зданию под Андреевским стягом, с двуглавым орлом над входом.
Человек расплатился с рикшей, вошел в здание консульства. Казак, сидевший у входа, спросил:
– Вам кого?
– Генерала Бакича.
– Как доложить?
– Доложите: из Парижа Сомов.
Казак ушел. Человек сел на диван, подвинул к себе пепельницу, закурил, огляделся. Он услышал где-то в пустом здании консульства гулкие шаги. Казак подбежал к нему и сказал:
– Генерал Бакич вас ждут.
Человек пошел вслед за казаком. Они миновали несколько пустых темных комнат, остановились возле оцинкованной двери. Казак нажал кнопку. За дверью громко и нудно прогудел звонок, оцинкованная дверь медленно отворилась. Человек вошел в комнату шифровальщиков. Навстречу ему поднялся генерал, протянул руку и сказал:
– Бакич.
Визитер пожал протянутую руку и ответил:
– Сомов.
– Весьма рад, – сказал Бакич.
Они пошли во вторую комнату, устроились в креслах друг против друга. Бакич протянул Сомову руку ладонью вверх. Сомов достал из кармана портмоне, вытащил оттуда половинку фотографии, положил ее на ладонь Бакича. Бакич отпер сейф, достал оттуда вторую половинку фотографии, сложил их, поднялся и трижды – по-братски – поцеловался с Сомовым.
– Наконец-то, – сказал он, – теперь, когда Париж включился в борьбу, мы прижмем красных и с Востока, и с Запада! Вы с Унгерном знакомы?
– Нет.
– Эрудит, востоковед, умница! С ним мы поднимем национализм Востока под лозунгами ненависти к людям иного цвета кожи, иного мыслия. Если Монголия станет нашим антибольшевистским плацдармом, полковник, через год в Кремле молебны служить станем. Кстати, как печень у графа?
– Вы имеете в виду…
– Графа Григория.
– Вы перепутали, генерал, вы все перепутали. Он страдал камнями в почках.
Бакич стал серьезным, посуровел:
– Простите, Сомов, не гневайтесь на двойной пароль. Уезжать вам к Унгерну надо сегодня. На днях он штурмом пойдет на Ургу. Это зависит от того, удастся ли ему на этих днях освободить императора из китайской тюрьмы.
– Я вижу, барон не только отменный востоковед, но и человек с младенческой душой: он любит обставлять войну подпорками рыцарских времен: Дюма, мушкетеры, император…
– В Азии это нельзя считать рыцарской подпоркой, полковник. Азия не может жить без императора. Поклоняться надо кому-то, обязательно надо азиату поклоняться…
Бакич хлопнул в ладоши, пришел казак, вытянулся в дверях.
– Чайку бы, Романыч, – попросил Бакич, – только не зеленого, надоел, спасу нет…
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – ответил Романыч и вышел.
– Да, совсем запамятовал, – сказал Бакич, подвигая Сомову пачку американских сигарет «Лаки страйк» в бело-красной металлической коробочке, – вам здесь письмо от вашего приятеля. Он просил вас немедленно связаться с ним, как только приедете.
– Это кто ж? – радостно удивился Сомов.
– А вот угадайте.
– Трудно.
– Кто из ваших давних приятелей сейчас на Востоке?
– Далькенброк из восемнадцатого уланского, брат Пысина, Валерьян Викторович в Мукдене… Погодите, погодите… Видимо, штабс-капитан Аросев?
Бакич, напряженно всматривавшийся в спокойное лицо Сомова, откинулся на спинку кресла и покачал головой. Улыбнулся:
– Профессор Юрасов здесь.
– Да? Где он?
– На море, верст десять отсюда. Едем?
– С удовольствием… Сегодня только каравана к барону нет?
Бакич наморщил лоб, вздохнул.
– Да, – сказал он, – ничего не выйдет. Караван уходит сегодня ночью. Черканите Юрасову несколько строк.
Бакич протянул Сомову перо и бумагу. Сомов написал несколько строк и размашисто расписался – точно, как Сомов, не зря он его заставлял это проделывать в Москве, на допросе.
Вошел казак с чаем. Бакич извинился и вышел. Он зашел к себе в кабинет и сказал одному из шифровальщиков:
– На графологическую экспертизу.
Медленно ползут в ночи три грузовика, груженные оружием. В первой машине возле русского шофера – Сомов. Фары машины утыкаются в воду.
– Снова река, – чертыхается шофер, – ни хрена мы к барону не попадем.
– Надо поспокойнее, – говорит Сомов. – Карта есть?
– Какие здесь, к черту, карты?! Нету здесь карт, господин полковник.
