Сквозняки времени. Книга вторая. Перекресток тупиков

Ротмистр посмотрел на спины Ванятки и Ефима. Как странно: его в детстве мама тоже звала Ваняткой, только она и кормилица его так называли. Он уж и забыл, так давно это было. Словно почувствовав его взгляд, мальчик обернулся и застенчиво улыбнулся ротмистру. Потом, подняв глаза, посмотрел вдаль на дорогу и тут же встревоженно воскликнул:

– Дядька Ефим, смотрите – вот там на горе конные!

Все обернулись назад, Лыкину для этого пришлось развернуться из полулежачего положения. По дороге верстах в полутора от них действительно скакало двое конных.

– Башкиры! – наконец рассмотрел Ефим. – Все-таки почуяли нас!

Конный отряд из восьми башкир въехал в деревню вскоре после того, как телега с Лыкиным, Катунькиным и Ваняткой из нее выехала. Всадники начали рыскать вокруг деревни, надеясь разыскать следы драгун. Кто-то из них заприметил ехавшую далеко вдали телегу. Поскольку башкиры искали драгун, на телегу сначала никто не обратил внимания, однако тот молодой охотник, что заприметил конский навоз и съездил за подмогой, теперь вызвался проверить, кто уехал на этой телеге. Охотника звали Рахим. С самого детства отец учил его делать все неспеша, но обязательно доводить до конца. С четырнадцати лет мальчик начал приносить домой подстреленных из лука зайцев и лисиц, а к семнадцати годам отец купил ему тульское ружье, не пожалев за него двух кобылиц. С тех пор Рахим охотился и с помощью лука, и с помощью ружья. Теперь охотник, взяв с собой одного из товарищей, скакал вслед уехавшим и быстро нагонял их.

– Ванятка, держи вожжи! – скомандовал Ефим. – Нахлестывай посильнее, конь у меня справный, а я попробую отбиться на Булате!

Драгун взвел оба пистолета, один отдал ротмистру, а второй сунул себе за пояс. Отвязав от телеги повод Булата, он вскочил на него и, обнажив палаш, поскакал навстречу башкирам. Ванятка принялся нахлестывать драгунского коня, и телега начала набирать ход, подпрыгивая на каменистой дороге.

Завидев, что им навстречу скачет вооруженный драгун, оба башкирина выхватили сабли и воинственно закричали. Ефим по рысьей шапке узнал в одном из них того воина, которого он видел утром у дома Лукерихи, за спиной у него по-прежнему висело тульское ружье. Как и утром, драгун решил, что из двоих это наиболее опасный противник и первым атаковать надо его.

Когда от бешено скачущего Булата до коня башкирина оставалось несколько саженей, Ефим ловко перекинул палаш из правой руки в левую, выхватив из-за пояса пистолет, направил его на всадника с ружьем. Однако тот, не растерявшись, быстро осадил своего коня и, прикрываясь, поднял его на дыбы одновременно с выстрелом драгуна.

Драгунская пуля угодила в коня и тот, жалобно заржав, заметался и скинул с себя ездока. По инерции проскакав мимо второго башкирина, Ефим заткнул бесполезный теперь пистолет за пояс и, развернув Булата, начал атаковать второго башкирина. Молодой, лет семнадцати, батыр сильно растерялся после выстрела и ранения лошади товарища, и теперь, когда на него несся драгун, он только неуверенно попробовал защититься саблей. Первый же удар Ефима сильно рассек ему левое плечо. Прижимая разрубленную руку, юноша поскакал назад по дороге в сторону деревни.

Ефим посмотрел ему вслед: на таком коне, как Булат, ничего не стоило догнать батыра и добить ударом палаша сзади. Однако драгун вовсе не был жадным до крови. Теперь, когда их присутствие в деревни было раскрыто, в убийстве этого юноши не было бы никакого смысла.

Драгун развернул Булата в сторону уехавшей телеги и только тут увидел первого башкирина с направленным в его сторону ружьем. Ефим успел пригнуться к шее коня, когда пуля сбила с него треуголку, при этом больно царапнув голову. Надеясь достать пешего противника палашом, драгун направил коня на него, но тот по-кошачьи быстро прыгнул в придорожные кусты и, словно бы обернувшись рысью, мгновенно растворился между деревьев.

Катунькин не стал преследовать и этого противника – лес по краям дороги был довольно густой, и обмануть в нем опытного вооруженного ружьем охотника было не самой простой задачей. К тому же, неизвестно, сколько еще башкир вокруг. Нужно было как можно быстрей добраться до завода.

Драгун нагнал телегу, когда впереди уже маячили крайние избы Катав-Ивановского завода.

– Ты ранен? – встревоженно спросил его ротмистр, увидев следы крови на голове.

– Так, царапнуло ружейной пулей, дешево отделался! – ответил Ефим.

– А с этими двумя что? – уточнил офицер.

– Одного спешил, второго в плечо ранил! Первый после этого в меня из ружья пальнул! Эх, треуголку жалко!

– Ничего, Ефим! Была бы голова цела, а шапка по ней найдется! – успокоил его Лыкин. – Опять ты меня от беды спас! Благодарю за службу!

– Рады стараться, вашбродь!

Когда телега с Ваняткой и Лыкиным в сопровождении ехавшего верхом на Булате Ефимом подъезжала к воротам завода, то их со стены удивленно рассматривало человек пять вооруженных чем попало мастеровых.

– Да это ж Ванятка, Никифоров сынок! – узнал кто-то мальчика. – А кто это с ним? Никак солдаты!

Тяжелые ворота Катав-Ивановского завода, пропустив телегу с раненым офицером и конного драгуна, закрылись. Ванятка направил лошадь к большой избе, где временно расположился управляющий заводом. Предупрежденный кем-то Абаимов уже ожидал на крыльце; он сразу понял, что лежащий на телеге является офицером, следовательно, относится к дворянскому сословию. Сам управляющий относился к мещанам.За телегой драгун вел под узцы коня, в котором сразу угадывалась порода.

– Добрый день, сударь! – Абаимов, спустясь с крыльца, обратился к приехавшему. – Позвольте приветствовать вас на Катав-Ивановском заводе, коим мне доверено управлять в отсутствии хозяев. Никита Абаимов к вашим услугам.

Офицер, поморщившись от боли, сел в телеге и отрекомендовался:

– Ротмистр Лыкин, командир отдельного эскадрона драгун, приданного деташементу подполковника Михельсона! Впрочем, в данный момент я имею весьма смутное представление о том, где находится мой эскадрон да и весь отряд Михельсона, поскольку я был ранен несколько дней назад…

– О, мы наслышаны о вашем отряде! – продолжил Абаимов. – Несколько дней назад он освободил Симский, а потом и Усть-Катавский заводы, которые, как и Катав-Ивановский, принадлежат кумпанству Твердышевых и Мясникова!

– Да, мне раньше приходилось бывать здесь, и я знаком с Яковом Борисовичем Твердышевым! – ответил на это Лыкин. – Что касается нынешней военной кампании, то в освобождении Симского завода мне довелось принимать участие, а вот Усть-Катавский брали уже без моей персоны…

– Конечно, конечно! – закивал управляющий. – Вы ранены, и вам сейчас готовят комнату в этом доме – здесь раньше была столярная мастерская, а теперь располагается заводская контора и моя квартира.

Лыкин выбрался из телеги и придерживаемый Ефимом пошагал к крыльцу. Около ступенек он остановился отдохнуть и оперся рукой о крылечный столб.

– Позвольте поинтересоваться! – продолжил разговор управляющий. – Как скоро можно ждать ваш отряд здесь на Катав-Ивановском заводе?

– Видите ли, сударь, – ответил офицер, – у Ивана Ивановича Михельсона нет цели освободить от бунтовщиков все заводы, но ему нужно разбить и по возможности пленить главного злодея – Пугачева, который, по слухам, идет к Сатке для соединения со всеми отрядами башкир. В помощь же Михельсону со стороны Челябы должен двигаться еще один отряд под командованием Декалонга. Чем быстрее они прищучат самозванца, тем быстрее на всех заводах наступит спокойствие!

– Значит, нам не стоит ждать солдат в ближайшие дни? – уточнил Абаимов.

– Катав-Ивановский завод стоит в стороне от Сибирского тракта и деташемент будет направлен сюда только в том случае, если на завод явится сам Пугачев!

– Выходит, нам не стоит ждать помощи от войск?

– Не стоит, вам приходится рассчитывать только на себя! – поддтвердил ротмистр. – А еще на то, что Михельсон и Декалонг покончат с самозванцем в ближайшие недели!

Глава 8. 1918-й

Захлебывающийся колокольный перелив разлетался по присыпанным первым снегом улицам. Звон шел сразу с двух колоколен храма Иоана Предтечи, и жители Катав-Ивановска выбегали из домов и тревожно прислушивались к нему, уж не пожар ли? Но к всеобщему удивлению сигнал не был сполошным, наоборот, перезвон был торжественным, какой бывал раньше на Рождество или Пасху, и озадаченные горожане потянулись к храму.

Быстро собравшись, Антон поспешил в центр города, где на площади перед храмом уже собралась довольно большая толпа зевак. Около церкви сновали вооруженные солдаты в форме со знаками различия, похожими на знаки царской армии, которые Гнедых довелось много раз видеть на фронте. Не забывая задание Тараканова, Антон быстро пересчитал стрелков.

Вскоре к солдатам подъехало двое конных, на одном были офицерские погоны, издалека не разобрать, кажется, капитанские. Второй всадник был заметно старше первого и что-то почтительно ему говорил, указывая на особняк Белосельских-Белозерских. Погоны на нем были унтер-офицерские, и Антону его крупная фигура отчего-то показалась знакомой.

Офицер отдал несколько команд, и человек десять солдат направились в здание особняка. Вскоре из труб на крыше потянулись дымки, видимо, солдаты затопили печи.

Люди в толпе не без удовольствия комментировали происходящее:

– Смотри-ка, как хозяйничают!

– Ежели офицер прибыл, глядишь, и власть установится!

– Давно пора! Большевиков еще летом сковырнули, а нормальной власти все нет, постоянно какие-то шаромыжники наведываются!

– Да это не шаромыжники, а чехи!

– Может, и чехи, но ведут себя хуже цыган! Только и зыркают, чего бы стибрить!

– А ты как хотел? Русский с русскими воюет, чехи сахаром торгуют!

– Мужики, да это же Куницын!

– Который? Где?

– Да вон тот, на кобыле, с погонами!

– Батюшки! И впрямь Алексей Антипович! Мы ж кумовья с ним! Ну теперь к нему на драной козе не подъедешь – офицер!

– Не офицер, унтер пока что! Вот он куда, значит, от красных убежал!

Антон теперь тоже узнал Куницына, который из седла внимательно рассматривал катавскую толпу, изредка кивая головой знакомым. Слесарь на всякий случай надвинул на глаза шапку и отшагнул немного назад.

– Едут! Едут! – вдруг раздалось с колокольни.

Колокола вновь принялись торжественно звонить, из храма вывалилось несколько попов в праздничных одеждах. Вместе с ними вышел разряженный в сюртук Иван Котенко, которому сунули в руки длинное расшитое полотенце с караваем хлеба.

Послышался конский топот, и на дороге со стороны плотины показалась идущая легкой рысью казачья полусотня, служившая конвоем для группы офицеров. Самый важный из них имел закрученные усы, на плечах поблескивали полковничьи погоны. Когда отряд подъехал к церкви, полковник, несмотря на приличное брюшко, молодцевато соскочил с коня и, гремя шпорами, направился к ожидавшим его духовным и гражданским лицам.

– Добро пожаловать, господин комендант! Хлеб-соль! – Котенко с поклоном преподнес каравай.

Какая-то тетка выперлась вперед с подносом, на котором стояла рюмка хлебного вина и лежал калач. Полковник снял фуражку и широко перекрестился на кресты колоколен, после чего изволил выпить водки и закусить. Все офицеры тоже поснимали фуражки и стали креститься, а затем двинулись внутрь храма. За ними последовала часть казаков, вслед за которыми в церковь повалили многие из стоявших в толпе.

Гнедых внутрь не пошел, смотреть на то, как богобоязненные офицеры бьют покаянные поклоны, ему не хотелось. К тому же, в храме полагалось снимать шапку, и тогда было больше шансов попасться на глаза Алексею Антиповичу. Молебен, однако, продолжался недолго, не прошло и получаса, как все стали выходить из церкви. Звонари опять принялись выколачивать из меди благовест, но пришедшие на площадь люди уже начинали чувствовать приторность встречи нового начальства, и колокола затихли. Один из офицеров свиты, обращаясь к толпе, громко прокричал:

– Господин полковник Христофор Аркадьевич Носарь назначен военным комендантом Катав-Ивановска!

Наверное, в этот момент было бы уместно, если заиграл оркестр, но на площади не было музыкантов. Жители города не очень понимали, что полагается делать в таком случае и попросту промолчали, солдатам и казакам тоже никто не подсказал кричать ура, и, чтобы заполнить неловкую паузу, полковник стал громко прокашливаться, после чего сделал два шага вперед и начал свою речь:

– Граждане! Как вам всем известно, в то время как верные Отечеству сыны вели тяжелую борьбу против врагов России, кучка немецких наймитов, называющих себя большевиками, попыталась устроить вооруженный переворот и захватить власть, а чтобы расплатиться со своими хозяевами, эти предатели, эти каины русского народа добровольно отдали нашим врагам исконно русские земли!..

Полковник перевел дух, заодно используя паузу для того, чтобы понять, какое действие производят его слова на собравшихся на площади людей. Однако понять что-либо было сложно: толпа молчала, и от этого было непонятно, то ли молчавшие люди стремятся поймать каждое слово новой власти, то ли просто не понимают, о чем им говорят. Не дождавшись реакции, Носарь продолжил ораторствовать:

– Но у Святой Руси нашлись заступники, которые не вытерпели издевательств над страной и народом и выступили против большевисткой заразы! Чувствуя приближающуюся агонию, красные палачи подняли руку на самое святое для каждого русского человека – на членов царской семьи! – полковник обвел глазами толпу и усилил интонацию. – Теперь сама кровь наших монархов требует отмщения! Верховный правитель России адмирал Колчак призывает всех патриотов принять участие в борьбе против красной чумы, чтобы как можно скорее вернуться на путь всеобщего процветания!

Закончив свою речь, полковник в сопровождении офицеров и гражданских направился в стоявший рядом с церковью особняк. Толпа стала медленно расходиться, переваривая услышанное и прикидывая, чего следует ждать от новой власти. Немного потоптавшись между людьми, Антон направился в сторону дома.

Носарь подтвердил ходившие с лета слухи о расстреле в Екатеринбурге царской семьи. Почему-то это особенно злило белых, может быть, кто-то из них надеялся на восстановление монархии? Вряд ли. Антон по фронту знал, что многим офицерам происходящая тогда война была не по душе, особенно возмущало бездарное командование царских генералов, многие из которых приходились царю близкими родственниками. Значит, большинство восставших против советской власти людей просто не смогло принять того, что теперь все решения принимаются рабочими и солдатами, людьми, которые еще вчера стояли ниже их по своему социальному положению.

Так или иначе, за восстанием чешского гарнизона последовали выступления многочисленных отрядов под командованием офицеров, и теперь в Сибири и на Урале хозяйничала армия адмирала Колчака, с юга на молодую Советскую Республику напирала армия генерала Деникина, а с севера угрожали интервенты Антанты.

Однако оставшиеся в тылу белых большевики после разгрома не смирились и продолжили свою борьбу, во многих местах стали возникать небольшие партизанские отряды. Скрывающийся в лесу недалеко от города Дмитрий Тараканов хотел через Гнедых выйти на связь с ближайшими отрядами и наладить координацию общих действий. Неделю назад ночью к Антону приходил человек от Метелина, и теперь Гнедых знал, что Ероха не просто жив – машинист сумел собрать небольшой отряд и ищет связи с Таракановым.

Полковник Носарь осмотрел обстановку особняка Белосельских-Белозерских и нашел ее довольно сносной. После того как ему закончили представляться остатки местного духовенства и купечества, он устроил небольшой военный совет со своими офицерами.