Иллирия. Свет утра

Мама покачала головой.

– И ты никого из нас не потеряла! – рассержено возразила я. – Мы все живы. Отец, Рамиель, я, Майя! Да, то, что происходило с нами – опасно, сложно, больно, но мы стали сильнее. Я понимаю, выбор Астрель стал для тебя последней каплей…

– Выбор Астрель? – тихо спросила мама.

Я прикусила язык. Значит, Астрель ей еще не сказала, что она собирается уйти с Ариоком и превратиться в георгика…

– Но как насчет меня? Ты же мечтала о том, что я останусь с Макковеем, выйду за него замуж. И твоя мечта исполнится через два дня. К тому же, тебе не кажется, что папе пора перестать опекать Рамиеля? Он уже большой мальчик. Роза не смогла защитить Изру, ты думаешь, отец сможет защитить Рамиеля? Ему пора вернуться сюда, к тебе.

– Отец – не Роза! – с досадой воскликнула мама, и, всплеснув руками, ушла в дом, вероятно посчитав этот разговор законченным.

А я ведь никогда не придавала значения тому, что волосы Рамиеля были краснее наших. Тому, что в его глазах не было зеленых крапинок, и он был скорее похож на мага огня по рождению…

Все это время меня окружали георгики, а я жила в блаженном неведении о происходящем вокруг.

Я ,стараясь справиться с вновь нахлынувшими чувствами и мыслями, отправилась на полянку с камнями, туда, где меня спас фиолетовый дракон.

Не успела я додумать эту мысль, как в голове странно зазвенело. Голова закружилась, и я даже слегка потеряла ориентацию и споткнулась. Конечно же, получение двух уровней не могло пройти незаметно.

Время шло к вечеру, и воздух уже начал остывать. Я встала в центр поляны, сняла ботинки. От ощущения мягкого, влажного мха и травы под ногами мое тело мгновенно покрылось мурашками, но я продолжила. Мне хотелось напомнить себе, что, несмотря на то, что происходило снаружи, я – всегда буду я.

Вдохнув запах влажной земли, я спустила вниз одну лямку сарафана. А за ней и другую, уже смелее. Платье цвета ягодного варенья с легким шелестом опало вниз.

Я протянула руку, и из-под моих пальцев потянулись темно-зеленые лозы глицинии. Они обвивали мои ноги, талию, сплетаясь в живой, причудливый корсет. На них распускались один за другим розовые бархатные цветы. Моя Земля.

Затем я призвала тепло внутри себя. Ту самую крошечную искру Lumen Aurorae – рассвета. Искра разгорелась, затопила меня изнутри золотисто-лиловым цветом и выплеснулась наружу. Лепестки цветов замерцали в рассветных лучах. Тончайшие нити чистого солнечного света сплелись вокруг цветов в ажурный узор, делая платье объемным и сияющим. Моя Заря.

И, наконец, я отпустила самое сокровенное – ту часть себя, которая соединяла меня с Анорионом. Я выдохнула, и мой выдох превратился в сияющую дымку. Крошечные бриллиантовые пылинки эфира закружились вокруг меня, оседая на волосах и плечах, не тая. Они создали легкий, полупрозрачный ореол, окутывающий мою кожу. Мой Эфир.

– Я никогда не видел ничего прекраснее, – прозвучал тихий, полный изумления голос.

Я вздрогнула и резко обернулась. Между елей, на входе на полянку стоял Анорион. Он смотрел на меня так, словно чувствовал настоящее благоговение. Словно я впервые показала ему звездопад.

– Ты… Как ты… – Я вспомнила, что еще пару минут назад стояла здесь абсолютно обнаженной, и моя рука инстинктивно прижалась к цветам на груди. – Разве ты не должен быть в Страже Эфира?

Его губы тронула улыбка, но взгляд не стал менее серьезным.

Он медленно подошел ко мне, будто боясь спугнуть видение. А потом протянул руку – к сияющей эфирной дымке, окружавшей меня. Его пальцы прошли сквозь мерцающие частицы, и они вспыхнули ярче, словно узнав его. Я задрожала. Это было приятно. Очень приятно.

– Я почувствовал странный всплеск. И решил проверить, – Анорион покачал головой, не отводя от меня взгляда. – А это оказалась ты. Ты просто напомнила вселенной, как она прекрасна.

Я замерла, чувствуя, как пылают мои щеки. Вот уж где наверняка сейчас разливался рассвет.

– Я просто хотела отвлечься, – тихо пробормотала я.

– О, дорогая моя, это – не “просто отвлечься”. Это – расцвести посреди бури. И смотреть на это… Большая честь, – голос Анориона прозвучал с неподдельной нежностью и восхищением.

Мне показалось, или в его взгляде я разглядела надежду? Правда, уже в следующую секунду глаза Анориона игриво сверкнули.

– А переодевания еще сегодня будут? – промурлыкал он бархатным голосом, и я вся мгновенно снова покрылась мурашками, а сердце застучало так быстро, словно внутри топала ножками целая армия крохотных оловянных солдатиков.

Я хитро прищурилась.

– На какие цветы изменить?

Анорион ненадолго задумался.

– На ипомею пурпурную. Знаешь такие?

– Конечно! Обижаешь! – фыркнула я, и глицинии начали превращаться в ипомею.

– Не-а, – ответил Анорион. – Можешь быть уверена: я никогда тебя не обижу.

Я не знала куда деть себя с полянки от такой внезапной откровенности.

Анорион прочистил горло и протянул мне руку:

– Можно пригласить вас на танец?

– Но… Здесь же нет музыки, – смутилась я.

Анорион достал из кармана резонатор.

– Сейчас будет. Резонатор может работать и как ретранслятор.

Анорион подвесил вертушок на одну из ветвей ближайшей к нам ели и подошел ко мне. Почему-то я представляла, что он подхватит меня за талию, и мы будем кружить под вальс по поляне, но музыка, которая начала разливаться вокруг, подразумевала совсем другое. Медленная, трепетная, чувственная, плавная, лиричная мелодия. Скрипки, альты, виолончели и тихие переливы арфы – словно туман над водой на рассвете или тихое, мерцающее сердцебиение…

Анорион чуть наклонился, чтобы заглянуть мне в глаза, и снова протянул мне руку, в которую я, неотрывно смотря в его глаза, вложила свою.

Анорион тут же притянул меня к себе. Близко. Так близко, что наше дыхание перемешалось.

Мое сердце теперь громыхало где-то в голове, а в животе порхали те самые бабочки, что не давали мне уснуть ночью. Правая рука Анориона теперь едва касалась моей талии. Мы не кружились, мы медленно покачивались, говоря друг с другом только взглядами. Наше движение было настолько плавным, что казалось, будто мы парим, а не танцуем. И в этом парении я вдруг осознала простую и пугающую истину: я больше не представляла своего будущего без этого чувства. Без него. Не знаю, сколько прошло до того момента, когда я наконец решилась сказать:

– Кажется, ты теперь останавливаешь время?

Анорион тихо рассмеялся.

– К сожалению, только на пару секунд.

Больше всего на свете я сейчас хотела, чтобы он меня поцеловал. Но я не имела права подталкивать его к этому. Желание коснуться его губ своими губами стало почти невыносимым.

Эфирное сияние поднялось крохотными звездочками с моей кожи и теперь парило вокруг нас. Мы плавно раскачивались, боясь испортить магию момента, который у нас был.

Музыка смолкла так же внезапно, как и началась, оставив после себя лишь звон в ушах и гулкую тишину, наполненную биением наших сердец. Анорион не отпускал меня. Его рука все еще лежала на моей талии, а пальцы другой сжимали мои. Он смотрел на меня так проникновенно, что мне казалось, что он чувствует каждую мою мысль, видит каждую вспышку страха и надежды, которые, как волны, накатывали на меня.

– Боюсь, мои скромные способности стихии Времени иссякли, – произнес он наконец, и его голос, низкий и бархатный, гулко прокатился по поляне. – Кажется, вселенная требует свои секунды назад.

Он медленно, словно нехотя, разжал пальцы. Сияющие частицы эфира, кружившие вокруг нас, стали медленно оседать на траву, как алмазная пыль.

– Спасибо за танец, Солнце, – сказал он, и в его голосе снова зазвучали те нотки, от которых по спине бежали мурашки.

– И тебе, – выдохнула я, чувствуя, как жар заливает щеки, а правую ладонь покалывает иголочками.

Я сделала шаг назад, и цветочное платье мягко зашелестело лепестками, напоминая о том, что я все еще стою перед ним почти обнаженной, одетая в одну лишь магию.

– Я… Мне пора, – тихо сказала я.

Если не уйду сейчас, абсолютно точно сделаю какую-нибудь глупость, потому что желание творить глупости выросло на сто процентов. Попробуй-ка остановить такую лавину!

Анорион кивнул, его взгляд стал отстраненным, почти холодным. И это меня больно кольнуло.

– Конечно. Послезавтра – важный день, и тебе наверняка нужно готовиться к обряду, – эти простые, донельзя логичные слова обожгли меня ледяным ветром.

Вероятно, этот танец… То, что сейчас между нами было… Анорион хотел попрощаться со мной. Окончательно и бесповоротно. Это был прощальный танец. Мои пальцы инстинктивно сжали цветы на платье, и оно на мгновение погасло, выплескивая вовне мой всплеск боли.

– Да, – прошептала я, опуская глаза. – Ты прав.

Я собралась было повернуться, чтобы уйти, потому что комок снова подступал к горлу, а реветь на глазах даже у Анориона мне не хотелось. Но его тихий голос снова остановил меня.

– Аврора.

Он подошел ближе. Дистанция между нами снова сократилась до опасной.

– Я хочу, чтобы ты помнила этот танец. И чтобы помнила, что даже самая хрупкая красота может быть сильнее тьмы.

Частицы эфира взмыли вверх, поднимаясь с травы и соединяясь в эфирный шар. Анорион коснулся его рукой, и в уголках его глаз заплясали знакомые чертики.

– И что ты, как минимум, в тысячу раз прекраснее, чем любая роза в садах Иллирии. Цветы увядают. Их красота – мимолетна. А ты… Я бы сказал, что ты – как солнце, несешь в себе рассвет, но это было бы неправдой. Потому что ты и есть Солнце, Аврора. И бросать такой свет в объятия тьмы – величайшая ошибка, которую только может совершить этот мир.

От его слов у меня перехватило дыхание.

– Почему ты мне это говоришь? – прошептала я. – Зачем?

Его лицо стало еще серьезнее.

– Я говорю это, чтобы ты знала. Чтобы ты помнила, кто ты, когда станет трудно. Чтобы ты не позволила никому – никому – убедить тебя в обратном, королева. Даже ему. Особенно ему.

Он снова посмотрел на меня с такой нежностью, что я почувствовала головокружение.

– А теперь иди. И попробуй поспать. Тебе нужны силы.

Он повернулся, чтобы уйти, и на этот раз его окликнула я, не в силах сдержаться.

– Анорион!

– Да, Солнце?

– Ты правда больше не сможешь принимать форму?

В глазах Анориона промелькнула тень, но он тут же скрыл ее под улыбкой.

– Иллиан ошибся. Я все еще могу принимать облик.

Анорион подмигнул мне.

– Не волнуйся. Я еще покажу тебе, как можно летать. Когда-нибудь.

И прежде, чем я успела что-то ответить, пространство вокруг него исказилось, и он растворился в воздухе.

На этот раз он точно ушел.

А во мне снова бушевала буря. Надежда и отчаяние, восторг и страх – все смешалось в один клубок, который душил меня и заставлял сердце биться с безумной скоростью.

“Ты и есть солнце”.

Эти слова горели во мне ярче любого огня. Они были лекарством и ядом одновременно. Анорион дал мне силы и окончательно лишил покоя.

Я стояла одна посреди поляны. В висках стучало, а по щекам текли предательские слезы. И все из-за этого противоречивого вихря эмоций, раздирающего меня на части.

Когда я, наконец, взяла себя в руки и, развеяв платье из ипомеи, надела свой сарафан, пошла домой, я все еще не могла не вспоминать то, как Анорион держал руку на моей талии, прижимая меня к себе. И внутри, вопреки всем доводам разума, все еще теплился тот самый трепет.