скачать книгу бесплатно
Зашёл. Неожиданно зазвонил телефон.
В трубке громко:
– Это Черняк?
– Так точно, капитан 2-го ранга Черняк!
– Говорят, что Черняк – чудак!
– Это кто говорит?
– Это все говорят…
Далее короткие гудки, положили трубку на другом конце.
Капитана 2-го ранга Черняка мы за глаза звали просто Ваня. По мудрёному замыслу командования, после первого курса гения воспитательной работы перевели с минно-торпедного факультета на штурманский. Бывшие его подопечные продолжали подшучивать, а шутки у минёров, сами догадываетесь, на грани фола. А Ваня по душевной своей простоте, ни в коем случае не глупости бесподобной, периодически попадал во всяческие мыслимые и немыслимые неприятности.
Вызвал Ваня меня по делу. Объявил, что места мне на УК «Смольный» с заходом в Хельсинки не досталось. Разрядка международной напряжённости, о коей нам сейчас и не снится, наводилась на высоких уровнях власти. Генсеки активно менялись, а линия на добрососедские отношения сохранялась. Ядерной дубинкой потряхивали, однако оппоненты холодной войны не хотели войны ядерной. Выпал нам плановый поход на международном уровне, влекущий дружественный заход в иностранный порт капиталистического государства. Набрали туристов с ЛенВМБ: ансамбль песни и пляски, оркестр. Сборные по волейболу, водному поло и баскетболу. Части курсантов банально места на корабле не хватило.
Ваня окончательно вывел:
– Особисты решили, что ты неблагонадёжен, пойдёшь в поход с нахимовцами, потом присоединитесь в Кронштадте. А уж затем все вместе вокруг Европы – в Севастополь.
Таких разгильдяев, кому билета не хватило на заход в капстрану, с трёх факультетов набралось сотня, не менее.
Если кому проронить, что дважды фланировал маршрутом похода юных нахимовцев по Балтике, мало поверят. Причём первый раз в 1981 году на УК «Хасан» в качестве нахимовца, другой в 1984 на УК «Гангут» курсантом штурманского факультета.
Эдак завязалась романтическая история, возымевшая продолжение в нынешние дни. На финском русскоязычном информационном портале Gazeta.fi появился репортаж о найденной бутылке с письмом. Послание, плотно замотанное тряпками и целлофаном, выловила в западной части Финского залива яхтсменка из Финляндии Туула Саарентаус. Она берегла привет из прошлого почти 40 лет. Интернет-издание «Фонтанка.ру» в нынешней действительности без труда отыскало авторов этого письма. Их всего пятеро.
Москвич Лев Крошкин вкушал с детства своё предопределение. Дед по материнской линии – контр-адмирал.
Дима Санченков из Воскресенска восьмой класс школы завершил с отличием, благодаря этому при поступлении в нахимовцы сдавал не четыре, а один экзамен. И дядя у него моряк.
Ленинградец Коля Зарубо решение стать военным моряком принял в детском саду, после утренника в бескозырке. Страсть к морю оказалась такой силы, что инфицировала и старшего брата. С разницей в два года они окончили Нахимовское, позже – училище им. Дзержинского, служили оба на Северном флоте.
Внук моряка-подводника, участника Таллинского перехода в военном 1941-м, Алексей Комиссаров тоже не видел иной судьбы, чем море.
И только Витя Демьянов моряков и прославленных флотоводцев в роду не имел. После смерти матери в Нахимовское отправила тётка. Его военно-морская жизнь оказалась самой короткой и потому, наверное, самой яркой.
На первом году обучения нахимовцев называют карасями. Переходя на второй курс, караси «смывают с себя чешую», превращаясь в питонов. Почему караси трансформируются именно в питонов, однозначного объяснения нет. Самая распространённая версия связана с лингвистическим рядом: воспитанник – воспитон – питон.
Строгих правил у традиции не существует – главное, облиться водой. Кто в гальюне из шланга, кто в прудах ЦПКиО – кому как повезёт.
– У нас, кажется, было в умывальнике. В личное время собрались, смыли с себя чешую, – вспоминает Алексей Комиссаров.
Свою подпись на том письме уверенно узнать он не может, но помнит рисунок с тремя лычками и надпись «Питоны 62 класса».
– Вечером, после отбоя, кто-то крикнул: «Вперед!» Старший офицер уехал домой, дежурный спал, а мы в гальюне подсоединили шланг и водой поливались, – вспоминает Николай Зарубо.
Смыв чешуи распорядком Нахимовского не был предусмотрен, но традиции на флоте зачастую священнее Устава. Начальник училища, Герой Советского Союза контр-адмирал Лев Николаевич Столяров, спросил потом у старшего воспитателя:
– Ну что, твои-то смыли чешую, в питоны посвящены?
Поставив подчинённого в тупик своим вопросом, продолжил:
– Они что, у тебя до сих пор караси, что ли? Водичкой обливались точно.
Вот такой у нас был начальник училища. Уважаемый человек.
В июне 1984 года повзрослевшие караси приступили к прохождению летней практики. Проявить себя настоящими питонами предстояло на учебном корабле «Гангут». Это была плавучая база. В 1970-м со стапелей Черноморского судостроительного завода спустили на воду две плавбазы пр. 1886У: «Бородино» и «Гангут». Конструкторское бюро внесло коррективы в проект, чтобы корабли можно было использовать в учебных целях. Они служили верой и правдой и остались в памяти многих поколений будущих военных моряков. «Бородино» списали с Тихоокеанского флота в 1996 году, через два года на Балтике педагогический путь завершил «Гангут». Но в тот день, когда наши мальчишки ступили на первый в своей жизни корабль, «Гангут» был полной сил единицей советского военно-морского флота. Это был настоящий морской поход: из Кронштадта в калининградский Балтийск с заходом в латвийскую Лиепаю и обратно.
Два учебных корабля стоят рядышком в Кронштадте: УК «Гангут» и «Смольный». Последние штрихи перед походом. На «Гангут» грузят стадо некогда рогатых животных, каждое аккуратно разрублено на четыре части, а также соки, овощи, крупы, шоколадные конфеты. Говядину – курсантам, которым не хватило билетика на заветный рейс в Америку. Извините, перепутал, в Финляндию. Сладости – нахимовцам, в море идут вместе. На «Смольном» тем временем идёт тренировка почётного караула ВВМУППовцев, коим Родина доверяет погулять по городу Хельсинки. Ваня Черняк, начальник курса будущих штурманов, изгаляется, показывает, насколько высоко следует поднимать ногу.
– Нога пошлааа! – и, звучно ударяя подошвой по палубе: – Вот так надо!
В этот момент по громкой трансляции зычно звучит:
– Капитан второго ранга Черняк!
Ваня чётко, как положено:
– Я!
– Встать к борту!
Ваня командует:
– Рота! Встать к борту!
Почётный караул становится вдоль борта. Ваня вытягивается.
Следующая команда из динамиков не удивила только Ваню:
– Капитан второго ранга Черняк, прыгать за борт!
Ваня нервно поправляет свои большие очки и закидывает ногу за леер…
В это время из динамиков полилась песня в исполнении Татьяны Дорониной «Я мечтала о морях и кораллах».
Почётный караул, забыв о золотых погонах и аксельбантах, временно выданных для важной миссии в зарубежье – очаровать мэра зарубежной столицы, начал громко ржать, подпевая второй куплет:
То одна зима идёт, то другая.
И метели за окном завывают,
Только в клетках говорят попугаи,
А в лесу они язык забывают.
За представление для экипажей двух красавцев-кораблей шарового, военно-морского, цвета курсант Верх, один из репатриантов, оказавшихся на «Гангуте», решением Вани Черняка угодил в карцер, хорошо, не в концлагерь. Игорь перед самым построением пробрался в радиорубку, исполнил незабываемую концертную программу, за что неминуемо угодил в заточение. Знал, на что шёл, но это его не остановило. За смелость и творческий подход Игорьку сочувствующие подтаскивали в темницу бутерброды и компот. Он даже успел потолстеть за три дня.
Учебные корабли разошлись, как в море. «Гангут» взял курс на Балтийск, «Смольный» – на Хельсинки.
Юных нахимовцев, воодушевлённых первым дальним походом по седой Балтике, осенила замечательная идея. Отправить в воду бутылку с посланием потомкам, как в полных романтики приключениях пиратов и отважного Робинзона…
Спустя почти 40 лет уже никто не может сказать, кому именно принадлежала эта идея. Лев Крошкин помнит, что дело было днём. Питоны 62-го класса пробрались на верхнюю палубу и, прячась между трубами, сочиняли «Послание нахимовцев». Кто-то заливался хохотом от придуманной затеи. Серьёзное же дело – меньше суток на корабле, а уже нарушают не по-детски. Так как спецоперация была спонтанной, текст тоже заранее никто не продумал. Минута на лихорадочное размышление – что сказать потомкам?
Ну и написали: «Того, кто найдёт эту бутылку с посланием, просим занести в Ленинград, в Нахимовское училище».
Ниже адрес и подписи – восемнадцать плюс одна. Самая последняя и самая читаемая принадлежала не нахимовцу, а матросу срочной службы, невольному свидетелю с УК «Гангут». Этот затесавшийся среди школьников матрос впоследствии сбил с толку портал «Фонтанка» и осложнил поиски авторов записки.
Дмитрий Санченков не помнит эпизод с бутылкой, хотя подпись свою нашёл. Он в том походе больше всего запомнил море:
– Когда вышли из Маркизовой лужи[2 - Так иронично называют часть Финского залива от устья Невы до о. Котлин], морская гладь становилась шире и шире. Потом берега и острова остались только на картах. Затем началась штурманская практика, это безумно интересно!
У нахимовцев свободного времени было немного: несли вахту, изучали штурманское дело, драили палубу, в конце концов. Несмотря на старания офицеров, силы на изобретательность и шалости оставались.
– Я помню, как мы привязывали носки к верёвке и бросали за иллюминатор – стирали в Балтике, – говорит Виктор Демьянов, вспоминая также, как в трюме на нижней палубе устраивали стрельбы по крысам. – Они же могут передвигаться по вертикальной поверхности. Вот ботинком в неё кинешь, а она ещё и не уходит. Весёлое занятие.
Курсанты, поняв, что они люди второго сорта, «назначенные неудачники», всем своим видом и отсутствием поступков, согласно уставу, доказывали, что именно они полные разгильдяи. Себя лично причислял к политическим, поскольку был круглым отличником и умудрился оказаться среди лучших, как потом время показало.
Заход в Лиепаю! Первая заграница в жизни. Для меня, второй раз засланного по маршруту, дарованному судьбой, стоит дорогого. Плюс свобода – в кармане увольнительная записка! В питонском походе тремя годами назад на УК «Хасан» ходили по городу исключительно строем.
На сушу вышел с освободившимся из карцера Игорем Верхом, душой компании и юмористом. Сходу прославился незабываемой фразой: «Я всё понимаю, любовь и всё такое. Но как можно иметь живого человека?» Игорь малопьющий, срочную служил танкистом, там и понял – надо держать себя в руках, а горло беречь, ещё песню петь. Двинули искать волшебное лиепайское пиво: янтарное, бархатное. Одни названия чего стоят! Мы тогда таких и не слыхивали. Набрались вкусного от пуза. Как на корабль идти?
Зря переживали, мы с Игорьком выглядели девственниками, в сравнении с минёрами. Те при перемещении на борт учебного корабля сыпались с трапа гроздьями. Высокорослый Коля, в будущем крупный военачальник, был задержан старпомом корабля, на своих двоих ещё держался, но был на грани. Карцера на всех задержанных не хватило, поэтому им старпом закрыл сход на берег до конца похода…
Вернувшись в Нахимовское, питоны 62-го класса поначалу ждали «почтальона» с посланием в бутылке. Потом потеряли надежду, а вскоре и забыли. Весточка прилетела, откуда не ждали, в лице гражданки Финляндии, возвратив нас во времена юности и веры в чудеса и морскую почту, в другую страну. О жизненных путях участников составителей питонского послания можно не уточнять. Впрочем, как у многих из нас, до сих пор живущих во времена перемен.
У курсантов, волею командиров оказавшихся в походе с только что вылупившимися питончиками так же, как у всех: кто до пенсиона мучался, кто уволился капиталистический хлеб поедать или авторитетом стал. Есть и депутаты, и главкомы, и ваш покорный слуга, который пишет о добрых временах и никогда не жалуется на судьбу.
Перед приходом в Кронштадт, знаменующим воссоединение с однокашниками «первого сорта» и последующим походом вокруг Европы в Севастополь, Игорь Верх спел под гитару песенку, которую сочинил в карцере:
Я мечтал и о морях, и кораллах,
Посетить хотел я порт иностранный,
Я вступил на корабль, а кораблик
Оказался «галошею рваной».
Десять дней мы Балтийское море
Своей грязной кормою терзали,
По пути заходили в Лиепаю,
И в Балтийске мы тоже бывали.
Финский берег я видел в бинокль —
Корабли половины стран мира,
Но мне было всегда одиноко
Без родного Отца командира.
На борту старикашки Гангу?та
Эти дни бурным сном пролетели,
Только спины болят почему-то —
Мы, наверное, их отсидели!
А теперь я судьбою довольный,
Захмелев от Лиепайского пива,
Переводят сегодня на Смольный,
Где для нас заготовили мыло.
ПОХОД ВО ФРАНЦИЮ
Пошли походом курсанты 2-го курса доблестного КВВМУ, что в Калининграде, во Францию с официальным визитом на учебном корабле. Всё на высоком международном уровне: оркестр, рота почётного караула с участием дипломатов и военных атташе.
За многие годы между Россией и Францией сложилась нежнейшая любовь. Французы шутят, что у них после войны 1812 года появилась частица русской крови. Когда армия Александра I Павловича после уничтожения полчищ Наполеона стояла в Париже, русские воины спускали всё своё жалование в тавернах и щедро делились любовью с местными красавицами. Причём встреча французов с победителями была настолько тёплой, что после ухода казаков и бравых гренадеров на берегах Сены появились на свет славные младенцы – потомки русских солдат и офицеров.
Неудивительно, курсантов принимали как близких родственников. Экскурсии, народная дипломатия – приёмы в семьях. Апофеоз приключился на коньячно-винном заводике графа, эмигранта первой волны из России. Произошла стратегическая ошибка устроителей сродни поражению битвы при Ватерлоо. Сказать, что курсанты накачались в хлам – ничего не сказать. Роскошные автобусы, оснащённые кондиционерами, под музыкальное стереосопровождение везли тела павших в «Бородинском сражении» на территории дружественной Французской Республики.
Артиллерист-второкурсник Саня был в числе пассажиров. Он слыл крепким малым со Среднерусской равнины, мастер спорта по плаванию. В то время как все организмы транспортировались в состоянии анабиоза горизонтально, Саня удерживал туловище вертикально, однако его неминуемо укачало, и подошли характерные позывы. Гардемарин не испортит интерьер автобуса, который сродни круизному лайнеру. Саня на очередной остановке на светофоре открыл заднюю дверь и вывалился на душную улицу. Оправившись за деревом, вырубился богатырь Земли русской, потерял сознание. Перепад температуры между прохладным воздухом в салоне и уличным зноем вкупе с количеством выпитого его добил.
И видится ему такой славный сон: лежит Саня в шёлковых простынях на просторной кровати в уютной спальне роскошной виллы с видом на море и романтичным закатом.
О, ужас! Это не сон! Доблестного ракетного гардемарина одолел страх, в голове пролетела мысль, как снаряд в нарезном стволе главного калибра: «Выкрали, завербуют, вытрясут все глубокие знания за два курса ракетно-артиллерийского факультета, ТТД и ТТХ секретного оружия». Одновременно с горьким озарением неслышно впорхнула симпатичная женщина средних лет, как у Высоцкого:
Там шпиёнки с крепким телом,
Ты их в дверь – они в окно!
Говори, что с этим делом
Мы покончили давно.
Пролетел снаряд в башке, где-то ухнул, в ушах зашумело, а во рту стая кошек поселилась, нагадила. Состояние дрянное, последнее, что помнит – автобус.
Тем временем француженка ненавязчиво предложила шампанского. Саня подумал: «Не иначе со снотворным, в подвал унесут, будут пытать, яркой лампой в лицо светить и требовать Родину продать».
Дамочка прочла мысли пленного, искренне улыбнулась, оголив белоснежные зубки, пригубила из фужера и передала его русскому моряку. Саня с удовольствием принял холодненького с пузырьками, полегчало.
Вышли на террасу, незнакомка стала показывать на корабль и объяснять Сане план доставки дезертира поневоле на Родину (корабль в порту и нейтральных водах является территорией СССР). Возле виллы покачивался пришвартованный суперкатер, как у агента 007. Санёк незамедлительно был помещён в носовую каюту, вышли на рейд, подскочили к советскому борту, прошли вдоль учебного корабля.
На баке курили полупьяные курсанты – плечистые артиллеристы – а штурмана несли вахту ПДСС, охраняли от боевых пловцов НАТО. Штурманов брать на дегустацию – это самоубийство. Фортуна улыбнулась только строевикам-ракетчикам, и то с сокрушительным финальным фиаско. Саня обозначил присутствие: показался из каюты, жестами подал сигнал, дескать, свои. От увиденного суперкатера с Саньком на палубе и капитана за штурвалом – роскошной дамы в шёлковой косынке, похожей на актрису – все остолбенели настолько, что отдельные индивиды протрезвели.
Короче, приволокли штормтрап, изобразили массовку, француженка на бреющем скольжении филигранно провела катер вдоль борта, Санёк сродни матросу Кошка безоглядно метнулся на суверенную территорию СССР.
Инцидент исчерпан, Саня успешно вернулся на Родину.
На пути героя в кубрик встал командир роты. Пред его взором в отглаженной француженкой форме на фоне остальной братии анархистского вида Александр выглядел, словно сиятельный князь Болконский на великосветском рауте среди тел, полёгших от изысканных вин, коньяков, кальвадосов. «Отряд не заметил потери бойца». Надо отдать должное, никто Санька не заложил, а, может, не захотели раздувать скандал, дабы не влетело – нашёлся боец – и ладно.
Во время утренней сечи и материализации духа виноватым любителям Бахуса раздали слонов. Саше же объявили благодарность за великолепную строевую выправку и высокий моральный облик советского курсанта за рубежом. Всем было велено брать пример с Сашки.
Меж тем шикарной француженке Санёк приглянулся. Поэтому утром следующего дня она не замедлила прибыть на раздачу «пятёрок» (за рубежом все передвижения происходили группами по 5 человек), чтобы забрать Санину пятёрку на известную виллу на берегу. С изысканным удовольствием реанимировала бойцов и старшего группы.
По устойчивому стереотипу «Анжелики, маркизы ангелов» либо «Эммануэль», неминуемо должен был вспыхнуть кратковременный огненный эротический флирт с французскими поцелуями и не только… Но, по уверениям Санька, он лобызал лишь изящную ручку и гладкую щёчку, вдыхая неземной аромат пьянящих духов.
Нашлось поразительное совпадение. Француженку звали Мишель Мерсье, как исполнительницу главной роли в фильме про Анжелику.
