скачать книгу бесплатно
– Но твои люди разыскали его хотя бы? Паренек жив и здоров, надеюсь?
– Да. Вполне. Сказал, претензий у него не имеется. Подписал все необходимые документы. Сказал, что на похороны не приедет, и мы все можем катиться к чертям. Маленький Дэнни. Вот свинья. Надеюсь, он скоро сдохнет и сгниет в сточной канаве.
Гордон приоткрыл рот, но, секундочку поразмыслив, благоразумно решил воздержаться от дальнейших расспросов.
Кит включил радио, и они в поистине гробовом молчании прослушали выпуск последних – как обычно скверных – новостей, и массу популярной – как обычно скверной – музыки.
Едва они вошли в дом, еще в холле их встретил заливистый детский плач. Гордон перекривился, затрясся, принялся лихорадочно сдирать пальто и впопыхах чуть-чуть не удушил себя шарфом.
– Прекрати, – сказал Кит сурово, – во-первых, младенец с няней. Во-вторых, подумаешь – зуб режется. В-третьих, если ты будешь постоянно с ним носиться, младенец вырастет эгоцентричным монстром, и тебе придется выгнать его из дому, а потом ты умрешь, и он не приедет на твои похороны.
– Во-первых и в-последних, – ответил Гордон сердито, – вот зануда ты! Это тебе не какой-то там младенец, а мой родной сын и твой родной племянник, между прочим. К тому же, няня – это одно, а папа и мама – совсем другое. По-твоему, головастик просто так вопит, от нечего делать? Ему больно!
– Гордон, ты страус.
– Кто?
– Такая смешная птичка, вечно прячет голову в песок.
– А ты – живодер.
– Остроумный страус.
– Бессердечный живодер.
– Давай Максу в бутылочку вместо молока нальем бренди, он будет спать, как убитый, и перестанет нас донимать своими воплями, – предложил Кит, снимая пальто и закуривая.
– Помогает?
– А то, – серьезно сказал Кит, пыхнув сигаретой, – бутылочка бренди от всех детских хворей помогает, папаша.
Гордон в сердцах обозвал шурина бесчувственной скотиной и ушел к сыну. Кит пожал плечами, направился в гостиную, подошел к бару, налил себе спиртного и выпил одним глотком. Потом ослабил узел галстука, налил себе еще, на сей раз добавив два кубика льда, сел на диван, подождал, пока лед в стакане чуть подтает, и сделал медленный, тягучий глоток. Сделав второй, он немедленно провалился в сон. Кто-то деликатно растолкал его.
– Милорд?
С трудом разлепив слипающиеся глаза, Кит увидел отцовского поверенного.
– Добрый день, милорд. Примите мои искренние соболезнования.
– Весьма признателен, – ответил Кит машинально, – у вас ко мне какое-то дело?
– Да. Я должен вам кое-что передать.
Поверенный щелкнул замками портфеля, открыл его, извлек оттуда большой желто-коричневый конверт, запечатанный сургучом, и протянул Киту. Надпись, сделанная на конверте красными чернилами, гласила ровнехонько следующее:
ПРИЧИТАЮЩЕЕСЯ
ВСКРЫТЬ В СЛУЧАЕ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ
– Причитающееся? – недоверчиво переспросил Кит, изучив надпись на конверте. – Что это? Какая-то шутка?
– Нет, сэр. Ваш отец настоятельно просил передать вам это в руки, милорд. Лично. Без свидетелей.
Кит изумленно поглядел на поверенного. То был чрезвычайно серьезный, компетентный и профессиональный юрист. Это о нем Кит знал наверняка. Больше о поверенном сказать было нечего. Главным образом оттого, что тем же вечером, вернувшись домой, поверенный без всяких видимых причин раскромсал себе горло опасной бритвой…
– Не понимаю. Это финансовые документы? Дополнение к завещанию?
– Нет, милорд. Это личное. Ваш отец просил меня передать это вам непосредственно в руки в случае его кончины.
Кит повертел письмо в руках. На ощупь конверт был сухой, плотный, чуть зернистый, но ему вдруг показалось, что он держит в руках склизкую змеиную кожу.
– Да ну? А что это все-таки такое?
– Милорд, я получил конверт уже в запечатанном виде, и не имею ни малейшего представления о его содержимом.
Храните конверт в надежном месте. Вскройте в случае крайней необходимости. Ваш отец сказал, вы поймете, когда именно. Понимаю, звучит весьма необычно, но таковы были распоряжения вашего отца, я передаю их вам слово в слово.
– А давно он вам отдал этот конверт?
– За день до… несчастного случая.
У Кита противно засосало под ложечкой.
– Ясно. Передать мне. И это все, что он вам сказал? Больше ничего?
– Нет, сэр. Больше ничего.
– Что ж, благодарю, – промолвил Кит, – еще что-нибудь?
– Нет, сэр. Позвольте откланяться…
Поверенный протянул руку, и Кит пожал ее. Рука была сухой и теплой, но Киту на мгновение почудилось, будто он прикоснулся к чему-то холодному, вязкому, влажному, дурно пахнущему, разлагающемуся. Ноздри его опалил запах разлагающейся мертвечины и крови и, ощутив внезапную вспышку паники, Кит отдернул руку куда быстрей, чем полагалось законами светской вежливости. Он снова поглядел на конверт, затем поднял взгляд, но поверенный уже исчез, как сквозь землю провалился.
Недоумевая, как в дурном сне, Кит посмотрел на стакан со спиртным. Кубики льда давно растаяли. Он бросил взгляд на наручные часы и понял, что задремал не на несколько минут, а проспал почти полтора часа, прежде чем визитер разбудил его. Конверт обжигал пальцы. Кит положил конверт обратно на столик, но тотчас снова взял в руки. Наверняка то была просто какая-то дурацкая, безумная, пьяная отцовская причуда, и лучшим способом убедиться в том было вскрыть конверт немедленно, но неведомая сила удержала его от этого поступка.
– Отлично, – пробормотал он, – просто запихну эту дрянь куда подальше, вот и все.
– Кит…
Он обернулся и увидел Гордона с младенцем на руках. С племянником произошла разительная перемена. Из Божеского Наказания он превратился в Сущее Умиление, пухленькое, розовое, в смешных младенческих складочках, хихикающее и пускающее пузырики.
– Все же, не стоило угощать младенца спиртным, – усомнился Кит.
– Да нет же, мать-природа взяла свое – зуб прорезался.
– Неужели? Дай посмотрю, – сказал Кит, поспешно сворачивая и заталкивая конверт под траурный пиджак.
Если Гордон и успел заметить конверт и перекошенное лицо дражайшего шурина, то промолчал и молча отдал Киту ребенка.
– Что? И все? Из-за этого было столько слез и воплей? – спросил Кит у Макса, усадив племянника на колени и полюбовавшись новехоньким, с иголочки, зубом.
До невозможности довольный тем, что его страдания прекратились, Макс принялся что-то взволнованно рассказывать дядюшке на своем малышовом языке. Кит послушал, давя улыбку, которая, вообще-то, не так уж и часто появлялась на его суровом северном лице, пощекотал младенцу упитанный животик и поглядел на зятя.
– Понимаете, папаша, к чему клонит ваш сынок.
– Бутылочку требует?
– Точно.
Часа через три Ричард привез Терезу и Викторию с похорон. Их мужья, совершенно счастливые и совершенно пьяные, сидели в гостиной, болтая о том, о сем, а Макс устроился между ними с бутылочкой. Завидев красавицу мамочку, он выплюнул бутылочку, скатился с дивана и резво пополз к ней, повизгивая от счастья и удовольствия. Виктория подхватила сына на руки и полюбовалась первым зубом.
– Ой, какая прелесть. Посмотри, Ричард.
Торнтон неосмотрительно заглянул в рот ангелоподобному младенцу и немедля схлопотал чувствительную плюху по носу. И немедля еще одну – по уху.
– Эй! Полегче!
– Ты уж прости его, Ричард, – сказала Виктория без тени раскаянья, – головастик у нас такой невоспитанный и все время дерется. Весь в отца.
– Вылитый папаша, верно, – пробурчал Ричард, потирая нос. И ухо.
– Вылитый, – подтвердил Кит, улыбаясь.
Гордон слегка заплетающимся языком заметил, что не видит ничего странного в том, что сын на него похож.
– А вот был бы не похож – вот это было бы и впрямь странно, парни. Вот уж тут я бы удивился. О-очень удивился. А потом бы перестал удивляться, взял бы свой дробовик и вынес кое-кому мозги. Бац!
– Бац! – сказал Кит и рассмеялся.
– Бац! – повторил и Гордон и тоже расхохотался. – Бац! Бац! Нет, нет. Ведь не может это быть так смешно, как мне сейчас кажется почему-то.
Кит налил им с зятем еще по стаканчику.
– Виктория, надеюсь, вы проследили, чтобы старика хорошенько закопали, утрамбовали и сверху присыпали землей?
– Да, милый, не беспокойся, мы проследили, папе не выбраться, – ответила брату Виктория, – пойдем, головастик, мама уложит тебя в постельку. А потом присядет и выпьет стаканчик с твоим глупеньким папочкой и твоим богатым дядечкой.
Максимилиан выслушал мамочку очень внимательно, почему-то испугался и попробовал сбежать, но у Виктории была железная хватка. Она мигом превратила его распашонку в чудную смирительную рубашечку, и крепко прижала строптивого младенца к любящей материнской груди.
– И не пытайся, сладкий. Пока тебе не исполнится восемнадцать, ты будешь у меня вот здесь. Скажи всем спокойной ночи.
– Я тоже лягу, – сказала Терри тихо, – а завтра мы с тобой поговорим, дорогой.
– О чем, дорогая?
– И об этом же, – шепотом проговорила она, поглядев на рюмку в его руке.
А вот это она напрасно. Кит знал, что ни о чем они не поговорят, потому что завтра он будет на работе. Как и послезавтра. Как и ближайшие тридцать или сорок лет… или пятьдесят… пока хватит сил.
2
Официально самое высокое здание Империи именовалось «Ланкастеровский Деловой Центр», но так его почти никогда никто не называл, даже сами Ланкастеры. Официальное название, с одной стороны, было чересчур длинным и безвкусным, а с другой стороны, никак не передавало сути тридцати тысяч футов[2 - 9 км.] закаленной ультра-стали, камня, стекла, мрамора и бетона, стрелой устремленных в искусственные небеса столицы Империи, Форта Сибирь.
Официальное название здания было не в силах передать величественной, как подлинный гений, и простой, как подлинный гений, классической красоты здания, его строгой, горделивой целеустремленности, неотразимого сочетания прагматизма и возвышенной поэзии, роскоши и аскетизма, уютной обыденности и неповторимой оригинальности, экстравагантности и блеска, которое и превращало это здание, известное каждому жителю Империи, растиражированное миллионами миллионов путеводителей, иллюстраций и картин, не просто в достопримечательность, не просто в архитектурный шедевр, не просто в памятник несгибаемому человеческому духу и мысли, но в нечто большее – в вечный символ.
В символ – буквально – головокружительного успеха, процветания, триумфа и власти; не просто в символ, а в синоним…
Синоним слову «деньги».
Поэтому Ланкастеровский Деловой Центр назвали Копилкой.
Осталось неизвестным, кто первым дал зданию это меткое прозвище, впоследствии превратившееся в имя нарицательное. Легенда приписывала авторство августейшему монарху, Императору Константину Четвертому, при котором здание, начавшее строиться при его прадеде, великом Константине Первом, и обрело свой законченный, совершенный вид, – но так ли это, никто доподлинно не знал.
Копилка… ну, что ж, кажется, она всегда была Копилкой. В слове не было ничего уничижительного, напротив – оно произносилось с уважением, может быть, с известной долей иронии, но никогда с презрением или насмешкой; вдобавок, слово необычайно точно и емко описывало саму суть здания.
В стенах Копилки располагались десять крупнейших мега-маркетов и неисчислимое множество маленьких магазинчиков, торгующих всем на свете; фешенебельные рестораны, клубы, нотариальные конторы, бильярдные, чайные, кофейни, аптеки, картинные галереи, парикмахерские, крытые катки, бары, кафе, пиццерии, устричные, банки, зимние сады, оранжереи, обсерватории; одна из самых прославленных достопримечательностей столицы – Большой Аквариум, где, среди прочего, можно было полюбоваться на редкостную диковинку – людей-рыб с планеты-океана Северная Венеция; а еще отель Всеимперской сети отелей «Комфорт и Блаженство», расположенный на верхних этажах Копилки – с девятьсот двадцатого по девятьсот девяносто первый включительно, что сполна позволило администрации отеля обыграть нехитрый рекламный лозунг «Наш Комфорт Всегда на Высоте».
Самое важное, что именно в этом здании, – а где же еще! – располагалась главная штаб-квартира промышленной Корпорации «Ланкастер Индастриз», которой и принадлежал Деловой Центр.
Корпорация являлась ровесницей Империи. За пять столетий существования сложная сеть ее филиалов, отделений и дочерних обществ плотной сетью оплела Два Имперских Кольца и Особые Территории. Корпорация производила, продавала, поглощала и – владела, владела, владела. Сферы деятельности Корпорации были необычайно широки, начиная от производства детских игрушек и мебели, и заканчивая грандиозными строительными проектами вроде сверхсовременных Би-портов. Все же, главной и основной областью деятельностью «Ланкастер Индастриз» вот уже много лет оставалось производство портативных спин-передатчиков ближней, дальней и сверхдальней связи.
Спин-связь была открыта гениальным изобретателем-самоучкой Стефаном Торнтоном – знаменитым пращуром лорда Ричарда Торнтона. Впрочем, в те далекие времена, когда это произошло, Стефан был абсолютно безвестен и, что гораздо хуже, нищ, как церковная крыса. Он отчаянно нуждался в человеке, который будет финансировать его исследования, и оттого обратился к величайшему герою всех времен и народов. То есть, лорду Джеку Ланкастеру.
История умалчивает о том, как Стефану удалось осуществить сей беспримерный подвиг, но, так или иначе, всеми правдами и неправдами, изобретатель прорвался на прием к лорду Джеку и добился практически невозможного: пятиминутной личной аудиенции. Так свершилась их эпохальная встреча.
Поначалу гениальный изобретатель произвел на лорда Джека впечатление отталкивающее, попросту удручающее. Торнтон был абсолютно одержимым, заносчивым, рыжим, веснушчатым, на диво помятым и неопрятным типом лет тридцати. Его несчастная жена и крошечная дочка перебивались с хлеба на воду, потому что все свое время и все свои деньги этот одержимый тратил на возню в своей мастерской. Полоумный, но удивительно настойчивый изобретатель рухнул перед лордом Джеком ниц и принялся рассказывать о своем грандиозном изобретении, перемежая рассказ славословиями в честь величайшего героя всех времен и народов.
В своем великолепном замке, окруженный охранниками и прислугой, лорд Джек в хмельной тоске слушал его путаные излияния. В пору знакомства со Стефаном величайшему герою Освобождения уже стукнуло хорошенько за пятьдесят. Джек поседел, расплылся и обрюзг, и так увлеченно прикладывался к бутылке, что прискорбный факт его запойного пьянства не сумели обойти молчанием самые лояльные из его биографов. Он смертельно устал от битв и сражений, политических дрязг, а больше всего – от немеркнущей славы, побочным эффектом которой являлось, в том числе, общение с толпами обожателей и почитателей. Среди почитателей, увы, зачастую попадались изобретатели – в основном, машин времени или вечных двигателей. Лорду Джеку это настолько надоело, что он всерьез подумывал удалиться на покой, перестать появляться на публике и посвятить себя скромному, но любимому семейному делу – торговле скобяными товарами.
– Так в чем состоит ваше открытие? – перебил он Торнтона, кривясь. – Вечный двигатель? Телепортация? Эликсир бессмертия? Машина времени?
– Машина времени, – изумленно ответил Стефан Торнтон, – но как…
– Пшел вон! – взревел лорд Джек с доподлинно ирландской страстью и яростью.
– Посмотрите чертежи, – только и успел прокричать на прощание Стефан, когда его вышибали вон.
Первым и естественным порывом лорда Джека было выбросить чертежи в мусорную корзину и позабыть обо всем. Так, между прочим, поступили все люди, которым прежде Стефан Торнтон показывал свои чертежи. Да только от всех прочих на свете людей лорд Джек отличался тем, что был самим собой, то есть, лордом Джеком. Чем-то Стефан задел его. Абсолютной убежденностью в своей гениальности. Или непередаваемой наглостью. Возможно, Джеку сделалось его жаль. Так или иначе, ни на что не надеясь, скорее, для очистки совести, чем по иным причинам, Джек показал чертежи людям, которые что-то в этом смыслили.
Вердикт оказался ошеломляющим.
Разумеется, никакой машины времени Стефан Торнтон не изобретал и в помине. Нет. Зато, пытаясь изобрести машину времени, он наткнулся на кое-что получше. Речь шла о принципиально новом способе сверхсветовой связи, причем в перспективе стократ более надежном, качественном и дешевом, чем кристаллическая фотонная ретрансляторная связь (КФРС), которой человечество пользовалось еще с далеких времен Первой Экспансии.
Сказать, что лорд Джек был потрясен, значило не сказать ничего. Синтез синих псевдокристаллических структур, которые использовались для производства КФР-передатчиков, даже по тем временам оставался удовольствием не самым доступным и дешевым. Сама по себе КФРС была далеко не совершенна, качество связи оставляло желать много лучшего, тем более, на сверхдальние расстояния. Тем не менее, ничего другого в области сверхсветовой связи человечество оказалось не в силах придумать за долгие столетия, вплоть до воцарения Черного Триумвирата, хотя над проблемой бились многие поколения ученых, лучшие умы человечества, у которых имелись огромные финансовые средства, умные машины и Бог знает что еще.
Черный Триумвират пошел чуть дальше и изготовил, правда, на основе той же КФРС, сверхимпульсные трансляторы, которыми оснастил захваченные у Старой Федерации Джет-корабли… те самые, что использовал во время Третьей Экспансии… но с трансляторами беда заключалась в том, что годились они исключительно для непилотируемых модулей, и найти им другое применение не представлялось возможным. Для людей трансляторы были смертельно опасны – излучение.
Ознакомившиеся с чертежами Стефана инженеры, математики и физики были крайне осторожны и сдержаны в оценках. Они были ни в чем не уверены. Если необразованный самоучка и впрямь случайно совершил гениальное открытие, понадобятся годы и годы трудной, кропотливой работы и громадные денежные вливания, чтобы довести его задумку до ума. Да и то, отнюдь не факт, что дело не закончится громким пшиком.
