Искупление – Дорога к жизни

Я отошел от окна, сел за кухонный стол, так просидел еще немного, затем вернулся в комнату, где лег на диван и попытался уснуть. У меня это даже почти получилось, в полусне я вдруг снова увидел себя за рулем своей крутой тачки. На ней я на огромной скорости лечу по ночному городу, навстречу мне тускло освещенные улицы, яркие огни витрин. Все это пролетает мимо меня как звезды перед космическим кораблем. Куда я еду и зачем пока неясно. Я просто лечу по городу в поисках приключений. Вдруг я захожу в резкий поворот и на выходе из него, внезапно, меня ослепляет встречная машина, а затем, прямо перед моим капотом в свете фар появляются какие-то темные фигуры людей. Все они как по команде поворачивают свои головы в мою сторону, а в их глазах очень ярко отражается свет фар моей машины. В тот момент я понимаю, что они даже не собираются уходить с дороги. Не в силах избежать столкновения, я быстро приближаюсь к ним. Еще для секунды и сильнейший удар сотрясает корпус моей машины, осколки лобового стекла летят во все стороны, подушки безопасности раскрываются спереди и с боков, одна из них ударяется в мое лицо, а в мою грудную клетку с тупой болью врезается ремень безопасности. Внезапно все стихает, наступает тишина, а затем звучит противный, назойливый звук, это сигнал будильника, извещающий о том что мне пора на работу. Я снова один в пустой комнате и телевизор вещает новости очередного дня. Нужно вставать, одеваться, умываться, и снова идти на работу. Замкнутый круг из которого нет выхода. В первую минуту я подорвался и резко вскочил с дивана, а затем вспомнил: «Бля , так сегодня же суббота, можно было спать дальше, как же я мог забыть. Чертыхаясь, я вырубил будильник и снова погрузился в сон. Но нахлынувшие на меня мучительные воспоминания окончательно похоронили мою надежду хоть сколько-нибудь отоспаться. Почему-то теперь мне вспомнилось, как когда-то давно на моей руке появился нарыв, который очень долго не заживал, поэтому я пошел к врачу. Пожилой, опытный хирург все внимательно посмотрел, а затем произнес какое-то незнакомое мне слово – абсцесс, и стал писать что-то в медицинской карточке. Я насторожился, ведь не каждый день слышишь подобные страшные, незнакомые слова. Больше всего в тот момент я боялся, что это значит – отрезать мне руку, поэтому в ужасе сидел молча, не смея пошевелиться. Закончив свои записи, пожилой врач-хирург начал ковыряться в своих инструментах. Звуки гремящего металла приводили меня в ужас. Но затем, немного осмелев, я все же осторожно спросил у него: «Доктор, а что такое абсцесс? Это сильно плохо?». Врач насмешливо посмотрел на меня, а затем ответил: «Абсцесс это наоборот хорошо, значит организм у тебя защищается, не дает той гадости что есть там расходится по телу. Скажи-ка мне лучше, что ты колол себе в руку или что тебе кололи?». А я не знал что ему ответить. Тогда я еще качался в зале и мне было мучительно стыдно признаться врачу, что это я сам не слишком удачно попробовал вколоть себе дозу «данабола», после чего наверное в рану попала инфекция. Возможно я забыл толком продезинфицировать иглу или попал не туда. Хорошо что человеческое тело имеет способность закупорить ту гадость, что попала внутрь, создавая прочные стенки вокруг, не давая ей разойтись по телу. Почему же мозг не может делать так же? Закупорить все плохие воспоминания и боль где-то глубоко внутри, чтобы никогда их не вспоминать. Нет, это невозможно. Хотя может быть все это наоборот к лучшему – ведь без боли не было бы радости. Боль помогает нам оставаться теми, кто мы есть. Самое главное только не переборщить с ее дозировкой иначе можно легко съехать с катушек и выйти в окно. «Почему же в моей некогда вполне счастливой жизни все вдруг так резко стало плохо?» – думал я. Ведь все было нормально до какого-то момента…… но до какого? И вдруг мою голову будто бы пронзило молнией. Я понял причину своих бед и от осознания этого мне захотелось заорать, завыть, застучать руками так сильно, чтобы все услышали. Да, я хочу вернуться назад и все исправить. Но как? Машину времени пока еще не изобрели. Остается только найти их сейчас и просто покаяться? Ничем другим я им помочь не смогу. А может быть пойти и сдаться в полицию? Искупить как говорят кровью. Думаю не выйдет, то уголовное дело уже давно закрыто за истечением срока. Все, что я так усердно старался забыть и заглушить все эти годы, опять вернулось ко мне с такой чёткостью будто это случилось буквально час назад. Вот женщина идет по дороге, а рядом с ней ребенок, наверное это мальчик. Он держится за ее руку. Затем, после удара о бампер машины они летят на обочину, мне кажется что я даже слышу хруст их костей. Я управлял той машиной. И тогда я не остановился сразу, проехал на большой скорости еще пару километров по трассе, затем свернул на проселочную дорогу, ведущую в какой-то поселок и ударив по тормозам, вышел из своей машины. Стояла ночь, поэтому в свете фар мне было трудно оценить всю степень повреждений моей машины, но стало понятно что бампер и левая фара разбиты вдребезги, а также помято левое крыло. И хуже всего что переднего номера на бампере теперь не было, он остался там, на месте аварии. Это было хреново. Мои руки тряслись как у алкоголика. В тот момент, все мои мысли были конечно же не о сбитых мною людях, а только о том как бы побыстрее добраться до местных капитальных гаражей и спрятаться там. Для этого я решил отправиться в одну гаражную мастерскую, которая находилось неподалеку. Какой-либо вывески или рекламы там сроду не было, работали они только через знакомых по сарафанному радио, в общем для очень «хороших» людей по спецзаказам. Чтобы не нарваться на патруль полиции, я поехал туда в объезд, через проселочные дороги. Я знал что в той мастерской постоянно дежурил и жил невзрачный, вечно небритые и немытый мужичок непонятного возраста, которого звали Степа. Мне трудно было сказать сколько ему – 40-50-60, некоторые говорили что ему вообще 30 и что он вроде бы родился и вырос на зоне, а потом завалил там местного начальника, поэтому сразу же сел очень надолго. Когда я подъехал к воротам этой мастерской и посигналил, Степа открыл дверь гаражного бокса и посмотрел на мою разбитую машину с абсолютно равнодушным выражением лица, видимо такие сцены ему приходилось видеть не в первый раз. Я заехал в гараж, вышел из машины и первое что увидел, это то, как Степа молча взял железное ведро, наполнил его водой из ближайшей батареи, а затем, намочив какую-то старую тряпку, стал смывать следы крови с передней части моей машины. Мне же в тот момент нужно было как можно быстрее позвонить своему отцу. Я знал что он должен помочь, да и другого выбора у меня не было. Да, иногда так случается в жизни, что ты стоишь посреди какого-то мрачного гаража и судорожно ищешь в своих карманах мобильный телефон, смотря на то как другой человек равнодушно смывает кровь с капота и бампера твоей машины. Я уже не помню сейчас, как звонил своему отцу, и что ему говорил, но очень скоро в тот гараж приехали какие-то люди. Они посадили меня в свою машину и повезли домой. Некоторое время я прятался там. По номеру моей машины, оставленному на месте происшествия, меня начала искать полиция. Они вскоре приехали в дом к моему отцу, но меня там не нашли, так как я тогда отсиживался у знакомых. Через два дня, после основательной консультации с адвокатом, я сам пришел с повинной в местное отделение полиции. Несмотря на большую шумиху в местных газетах, вскоре, мое уголовное дело закрыли. Причиной тому стал тот факт, что мой смертельный наезд на пешеходов случился за несколько метров до перехода и это дало лазейку для адвокатов, чтобы меня отмазать. Думаете это я такой умный и сам все это придумал? Конечно же нет. Вначале я и помощник моего отца тайно приехали к одному из самых дорогих адвокатов нашего города, который специализировался на подобных делах. Помню, что мы тогда сидели в какой-то приемной, открылась дорогая деревянная дверь и перед нами появился невысокий, полный человек в сером костюме с очень длинным галстуком, торчащим из под его пиджака. Я не знал его имени, но это был один из лысеющих слизняков-юристов с чемоданами бумаг в руках, которые постоянно ловили любые крохи со стола моего отца. За это я часто называл их «студни». Усевшись за стол напротив меня, этот «Студень» несколько минут пристально смотрел на меня своими маленькими свинячьими глазками из под очков, затем начал говорить нагло и насмешливо:

– Значит так , ты сейчас в полной жопе, поэтому делай только то я скажу. Сейчас мы вместе напишем признание, а ты потом идешь и отдаешь его ментам. Только оденься попроще, сделай слезливое лицо».

На этой фразе я пристально посмотрел на него и задал дурацкий вопрос:

– А как мне это сделать?

«Студень» наклонился поближе ко мне, так что я почувствовал его мерзкое дыхание и ответил:

– Не знаешь как? Ну посмотри грустные фильмы, не знаю там, лука порежь или чеснока. Главное чтобы у тебя глаза были красные. Нам сейчас нужно выгадать время, чтобы унять гнев народа и дешевых «журналюг».

Затем «Студень» перешел на более дружелюбный тон:

– Да не парься ты так, ну сбил «кеглю» с кем не бывает. Она, если что рсп, одиночка с прицепом, родственников у нее толком нет, мужа тоже, только ребенок непонятно от кого. Он жив. Повезло тебе. Но нужно немного выждать, пока народ остынет и все забудется. Неделю, две будет шумиха в газетах, потом она стихнет и всем опять станет на все насрать. Поверь мне, у наших людей память короткая, поэтому очень скоро они найдут себе новый объект ненависти. Вот сейчас они хотят тебя линчевать, прямо разорвать, а завтра скажут да ладно он молодой зачем ему жизнь ломать. Такой у нас народ. Ты самое главное не очкуй, когда поедешь отдавать признание, если что тебя подстрахуют наши парни из охраны. Тебе главное быстро выйти из машины, дойти до отделения полиции, отдать «заяву» и назад.

«Студень» хорошо знал свое дело и рамки дозволенного, поэтому не стеснялось говорить со мной грубо и нагло. К тому же он отлично знал многие особенности людской психологии. Что было неудивительно, ведь мой отец не стал бы платить деньги непонятно кому, а это значит что мне ничего не оставалось как во всем ему подчиниться. Был ли у меня тогда другой вариант? Да – пойти и честно во всем признаться, а затем попасть на зону, где скорее всего, меня бы сразу же опустили и мое утро начиналось бы с минета главному урке в хате, а вечером я бы стоял раком посредине камеры, изображая журнальный столик. Я конечно же не хотел для себя такого финала, поэтому выполнял все указания этого получеловека-полусущества по кличке «Студень».

На следующее утро я появился в местном отделении полиции. Я был одет в старый спортивный костюм, небрит и с красными глазами, в отделе я сразу же написал явку с повинной теми словами, которые мне наизусть надиктовал «Студень». Кто-то из полицейских по-видимому сообщил о моем появлении журналистам, поэтому у входа в отделение полиции собралась приличная по количеству группа людей. Многие из них принесли с собой плакаты и громко кричали: «Отдайте нам его. Это убийца. Позор», а также другие более неприличные слова. Скорее всего это были люди от конкурентов моего отца, которые пытались использовать мой проступок в своих целях. Так совпало, что мой отец в то время должен был идти на выборы от своего района и после всей этой шумихи с моим делом, его шансы стали почти равны нулю. Если бы я был обычным алконавтом, который сбил кого-то по синьке, меня бы по-быстрому закрыли в тюрьму на несколько лет, а народ бы немного повозмущался в стиле: «Да как же так, блять, но что с него взять, он же ведь просто алкаш, быдло», а вот сыну без пяти минут депутата парламента страны, не избежать общественной порки. Так уж вышло что народная ненависть ко всем кто хоть немного выпячивается и живет чуть лучше других, в этой стране поистине безгранична. Что бы я выбрал сейчас? Сбежать от правосудия и до конца жизни бороться со своей совестью, или честно ответить за свои действия, чтобы искупить свою вину, но пострадать физически, отдав свое здоровье, молодость и годы жизни взамен. Легко говорить об этом, когда ты уже пожил и попробовал эту жизнь вдоль и поперек. С возрастом жажда жизни постепенно угасает, на ее место приходит желание сделать что-то яркое, значительное. Старик легко пожертвует собой ради того во что он верит. А вот молодой хочет жить, любой ценой, ему нужно выжить, чтобы выпить из чаши жизни столько сколько он сможет. Так поступил и я. Хотя, формально стал убийцей. Но настоящий убийца идет убивать, потому что он хочет и готов к этому, я же не хотел никого убить, но в итоге убил. В местных газетах конечно же пытались сделать из меня монстра и вначале писали, что я ехал пьяный с огромной скоростью и специально задавил двоих, мать и сына, но потом исправились, указав, что ребенок все же выжил, но станет калекой. Судьбе его не позавидуешь, инвалид с детства, да еще и живущий в детском доме.

«Хватит», – громко вслух сказал я себе, чтобы наконец проснуться. А затем сел за письменный стол, включил ноутбук и набрал в строке поиска «детский дом видео». Интернет поисковик выдал мне кучу ссылок на видеоролики различной степени терпимости, здесь были и хвалебные оды со счастливым концом и грустные истории про тюрьмы с решетками на окнах, где умерших хоронят как собак. Я смотрел все эти видео одно за одним, борясь с приступами плача, жалости, радости и даже тошноты. Все эти чувства чередовалось в каком-то одном безумном наборе. Конечно же мне лучше заранее узнать что меня ждет впереди, ведь то что я задумал это преступление, но ради другой более высокой цели, поэтому мне нельзя отступить, сдаться или уйти в сторону. Начав все это, дороги назад у меня уже не будет.

Глава 8 Детдом

Я никогда специально не просил Ивана рассказывать о своем прошлом. Все это случалось спонтанно, чаще всего за ужином или когда мы вместе гуляли или ходили по магазинам. Конечно же я по большей части старался избегать таких, не особо приятных для меня разговоров, но не всегда мог избежать этого. Все это могло случиться в контексте любой ситуации. Человеческое подсознание часто непроизвольно дергает какие-то нити в нашей памяти, заставляя оживать уже порядком подзабытые призраки прошлого, на короткие мгновения делая их реальностью. Я как-то даже ловил себя на мысли, что боюсь лишний раз что-то сказать или показать Ивану, чтобы случайно не вызвать у него волну воспоминаний. Обрывки его фраз вскоре прочно засели у меня в голове, оставляя болезненные воспоминания, но моя боль конечно же была другая – всего лишь сочувствующая, потому что я никогда не смогу пройти через то что прошел он, мне оставалось только представлять все это в своей голове.

……У тебя свобода , а там жизнь по расписанию . Даже в туалет надо ходить по графику…вставать по команде…

….. Пить давали мало, чтобы в туалет не ходили……..

…… А еще делились на ходячих и не ходячих. Ходячие могли утром умыться и даже воду потрогать. А лежачие никогда, у нас была одна медсестра на всех, иногда она выносила лежачих в умывальник, чтобы они могли прикоснуться к воде. Потом она уволилась, а они все лежали и руки тянули из-за решеток…..

…… Кровати такие, со стенками, решетками железными , их поднимают повыше чтобы не вылезли…..

…..Она умерла и один из нас подошел к ней, подергал и громко крикнул на всю комнату «Померла» и все мы вслед за ним стали плакать и кричать. А она лежала еще сутки рядом с нами в одной комнате, только потом ее вынесли и положили в ящике внизу под лестницей…..А я ей завидовал , думал как же ей хорошо, свобода ….

…. Ты ни разу меня еще не ударил , а ведь я бывает, веду себя очень плохо…..

…..Положили спать на пол, чтобы наказать….

….Лежал месяц – начались пролежни , возили на процедуры , мыли…боль адская была..

…В глаза всегда заглядывали , когда кто-то приходил чужой…..

….Провожали все вместе , завидовали очень…..

….А она выбежала к женщине обхватила ее ногу руками и закричала моя мама приехала , а это была медсестра прививки приехала делать…..

……Считать не умел – пальцами показывал сколько лет……

…..Считал листья на дереве за окном, затем начал трещинки на потолке , на стенах……

…..Пришли с какой-то маской для дыхания, одели ее одному, а он верещит от страха. Они его держат, а ты лежишь рядом и трясешься под одеялом, думаешь может не заметят тебя…

…..Помню пришел один к нам на новый год и мне подарил конструктор, а я не знал что с ним делать, вертел его в руках, не зная с чего начать…..

….Снилось что ноги снова ходят , перелажу через забор и бегу через поле к дороге….

Слушая все это, я часто думал о том почему так вышло, что одному жизнь дала все, а у другого наоборот забрала последнее, даже здоровье. Тяжело наверное остаться совсем одному в 10 лет. Я чем-то в этом плане был похож на Ивана, тоже остался один примерно в том же возрасте. Так вышло, что моя мать уехала из страны, а отцу нужно было делать бизнес, поэтому моим воспитанием в основном занимались бабка с дедом.

«Не живи прошлым, живи настоящим», – часто говорил я Ивану. Я был лицемерен, учитывая причины по которым он стал таким. Но вернуть назад время было уже невозможно, в моих силах только лишь попробовать что-то изменить. Я мог бы придумать себе еще тысячу оправданий , но глядя на Ивана, я понимал что пытаться что-то исправить это все равно, что пытаться склеить разбитую чашку – внешне будет выглядеть нормально , но в целом останется такой же разбитой и бесполезной. От этих мыслей у меня иногда опускались руки, но что-то все же заставляло меня двигаться дальше несмотря ни на что.

Глава 9 Боль

Иван часто болел. Бывали дни, когда температура на его градуснике доходила до отметки 39, а мокрый платок высыхал на лбу, как на батарее. При этом Иван часто проваливался в забытье, поэтому в своих снах видел череду странных воспоминаний, перемешанных с кошмарами. Все это выглядело так будто бы кто-то взбил миксером все события из его в жизни, образовав безумный коктейль из всего самого мерзкого и постыдного, что он когда-либо видел. Так, в последнее время, Иван снова и снова видел себя лежащим на жесткой, холодной больничной кушетке. За долгие месяцы пребывания в клинике, он уже настолько привык к постоянной боли и мучениям, что почти не реагировал на происходящее. Иван быстро усвоил простую истину больного – не сопротивляйся, пропусти боль сквозь себя и экзекуция будет быстрой и легкой. Что же ему было уготовлено сегодня? Вариантов могло быть много, но итог всегда один – боль. Она могла быть сильной, но быстрой или наоборот слабой, но долгой, отдающей во все части тела или внезапной, острой как пронзающая все тело насквозь игла. Местные врачи очень не любили, когда больные кричат и плачут, от этого для них все становилось только хуже – процедуры затягивались, превращаясь в долгую, мучительную пытку. Иван же стойко терпел все экзекуции, хотя от боли он часто вытягивался в струну, изо всех сил сжимая свои зубы, чтобы не кричать и не выть. Ему казалось, что за долгие месяцы своего нахождения в больнице, он уже познал все виды и разновидности боли и даже научился отключать свое сознание в момент особо жестоких процедур, которые с ним здесь проводили. В этой больнице с Иваном особо не церемонились, все врачи и медперсонал знали что он сирота, без родных и близких, а значит жаловаться ему некому и никто не сможет его защитить. Как-то раз Иван чем-то рассердил медсестру, которая делала ему ежедневные перевязки. В отместку та начала сдирать бинты с его ран резкими рывками. Иван весь трясся и корчился от боли, но стиснув зубы, молчал. Увидев это, медсестра нарочно, словно возжелав услышать его мольбы, стала дергать бинты еще сильнее, до тех пор пока с одним из них не оторвался кусок кожи и на пол обильной струей не полилась кровь. Тогда медсестра бросила мучать Ивана, и чертыхаясь пошла в подсобку за тряпкой, а затем бросив ее на пол, только после этого, наконец, заново перебинтовала ему раны.

Но в этот раз Ивана ждало что-то другое, еще более неизвестное и страшное. Первым делом они зачем-то закрыли его глаза плотной повязкой. Это было неожиданно, поэтому Иван в страхе заметался из стороны в сторону и попытался снять ее руками. Но внезапно кто-то большой и сильный схватил его за руки и прижал их к больничной кушетке. После этого Иван затих и вжался в кушетку, схватившись руками за ее края. Затем он услышал, как еще кто-то вошел в кабинет и сел рядом с ним. А затем чужие, незнакомые руки стали трогать Ивана в тех местах, где обычно не нужно было, ведь у него там никогда ничего не болело. В ответ он зашевелился и снова начал мотать головой из стороны в сторону, снова пытаясь снять плотную повязку со своих глаз. Строгий голос большого и сильного человека, того кто сидел рядом с Иваном и держал ему руки, приказал ему не снимать повязку и ничего не трогать своими руками, иначе ему будет очень больно, поэтому Иван замер от страха. Когда все было закончено, тот же большой и сильный человек вколол Ивану большую дозу успокоительного, и его привезли обратно в палату, но лекарство почему-то быстро закончило свое действие, поэтому всю оставшуюся ночь он трясся и плакал от страха и беспомощности в своей койке. Он хотел умереть, но не знал как сделать это быстро и просто. У него даже не было сил встать с кровати.

Эту странную процедуру в той больнице с Иваном проделывали еще несколько раз, пока наконец его не выписали и не перевезли в приют. Иван никогда и никому не рассказывал об этом. С течением времени воспоминания о тех событиях превратились в его памяти в полусон, полукошмар, возникавший в подсознании только в минуты наиболее тяжелых испытаний. Но до сих пор, часто один только вид белого халата или разговор о больнице заставлял его съёживаться внутри. Унижение и страх никуда не исчезли, просто притупились в памяти. Словно старые шрамы, эти воспоминания иногда мучали его. Избавиться от этого к сожалению было невозможно. Разве что сделать себе лоботомию и превратиться в бесчувственного овоща, без цели и желаний.

*******

Я видел странные перемены в поведении Ивана, каждый раз когда мы оказывались в больнице. Делать это нам приходилось не так часто, как минимум пару раз в месяц. Чувствовал я себя при этом странно, словно охранник концлагеря, отправляющий заключенных на пытки.

«Что за тайна мучала его, и почему он не может мне об этом рассказать?» – этот вопрос не давал мне покоя. Я мог бы конечно расспросить Ивана, но выпытывать что-то могло вообще сделать его еще более замкнутым. Я не хотел разрушить все то чего мне удалось добиться в общении с ним. Возможно он сам расскажет мне все когда придет время. По крайней мере хотелось в это верить.

Глава 10 Друг

Я часто вспоминаю начало своего пути к новой жизни, вернее тот случай, который во-много определил все мои последующие шаги к новой цели. Началось все это как не странно тогда совсем обыденно. День был самый обычный, вернее дерьмовый. На работе у меня толком ничего не получалось. Я провалил активный тренинг и меня посадили за телефон на холодные звонки, поэтому целый день я как попугай говорил одно и тоже, в ответ наслушался от людей всякого, поэтому к вечеру уже был готов уволиться и разнести к чертям собачим всю свою гнилую контору. Тем не менее, в тот же день случилось еще одно событие, которого я ждал почти месяц – на мою карту наконец поступила зарплата. День этот, для меня обычно праздник, почти как новый год или день рождения, только с тем лишь отличием, что он случается не раз в год, а каждый месяц. Итак, получив заветную смс о пополнении счета на своей банковской карте, я начал вечер в баре, затем пришел домой и продолжил догоняться тем, что осталось в моем холодильнике c прошлого раза. Вскоре выпивка закончилось, а мне внезапно захотелось с кем-то поговорить. Все случилось спонтанно, я вызвал такси, доехал до местного автовокзала, где купил билет и сел в автобус. В салоне автобуса было темно и тепло, даже жарко, поэтому подогретый алкоголем я быстро уснул.

Очнулся я только ранним утром следующего дня. Я сидел на старой, железной лавке, в зале ожидания какого-то другого, незнакомого мне места, по всем признакам тоже автовокзала. Я еще не отошел от сильного похмелья, поэтому плохо соображал и сколько бы ни силился, но так и не смог вспомнить, как я доехал сюда и кто высадил меня из автобуса. Кроме того у меня жутко болела голова и ломило печень, а мои ноги затекли от долгого сидения на одном месте. Стараясь резко не крутить головой, я начал осматриваться по сторонам. Зал ожидания этого автовокзала был что называется стандартным для любого провинциального города. Остатки старой лепнины и красивые люстры с плафонами на потолке соседствовали с рекламными баннерами, табличками на стенах и следами ремонтов и переделок разных лет. Неподалеку от того места, где я сидел, сквозь большие окна почти во всю стену, ярко светило солнце, часть оконных рам в них были уже новые пластиковые, а часть так и остались деревянными с облезшей краской и мутными стеклами. Все это выдавало солидный возраст здания, построенного скорее всего еще в начале прошлого века. По правой стороне этого зала ожидания, вдоль стены стоял ряд киосков, с ценами в два, а то и три раза дороже чем в обычных магазинах. Больше здесь смотреть было особо не на что. «Мда, что за жуткая дыра» – подумал я , -надо выбираться отсюда, но как? А затем спохватившись, выругался: «Бля …. меня же наверное уже обчистили до нитки». Спешно похлопав себя руками по карманам в поисках хоть какой-либо наличности или банковских карточек я ничего не обнаружил. Все мои наличные деньги и сотовый телефон исчезли, по-видимому став собственностью кого-то из местных жителей этого города или пассажиров автобуса. Да, «щит хэппенс», так бывает, особенно когда пьешь в незнакомом месте. Некого винить в этом кроме себя. Ситуация была паршивой, но затем я вспомнил, что у меня должна была еще остаться запасная кредитка. Ту что я оформил совсем недавно, чтобы закрыто прошлые долги и еще толком даже не пользовался, поэтому на ней оставался льготный период. В поисках ее, я с трудом повернулся набок и начал проверять задние карманы своих джинсов. «Бинго»– обрадовался я, когда в левом кармане все же нащупал острые, пластиковые края своей карточки. Видимо, тот упырь, что украл мой телефон и деньги, не догадался или постеснялся искать что-либо в моих седалищных карманах. Что же тогда в моей ситуации все не так уж плохо, на обратный билет мне точно хватит. Но зачем я здесь? Не мог же я просто случайно сесть в первый попавшийся автобус и поехать в никуда? Все это было очень странно даже для меня. «Ладно, хватит, все равно уже не вспомню, – решил я, – Пойду хотя бы деньги с карты сниму и куплю билет обратно, если конечно я еще не забыл пинкод. Телефон наверное искать бессмысленно, заявление без паспорта местные менты у меня все равно не примут, скорее всего пошлют нахер или вообще самого закроют за что-нибудь».