скачать книгу бесплатно
Все дивились его рассказу, а халиф сказал Джафару:
– Право, я не слыхал ничего, подобного этой истории, случившейся с этим нищим.
Тут выступил второй нищий и, поцеловав прах, начал свой рассказ.
Второй царственный нищий
– О госпожа моя! Я родился не с одним глазом, но история моя удивительна, и если ее написать, то она может служить уроком всякому. Я царь и царский сын, я могу читать Коран по семи различным способам; я занимался различными науками под руководством разных профессоров, учился науке о звездах[74 - Существует семь различных способов читать Коран, которые в сущности очень мало отличаются один от другого и нисколько не изменяют смысла.] и поэзии и так преуспевал во всех науках, что далеко опередил людей нашего времени. Почерк мой считался образцовым, и слава моя разнеслась по всем странам, а историю мою узнали все цари. Царь же Индии, услыхав обо мне, просил отца моего позволить мне посетить его, послав ему при этом случае различные подарки и дары, приличные царю. Вследствие этого отец мой приготовил шесть кораблей, и мы плыли морем почти целый месяц, после чего высадились на берега, и, сняв с кораблей привезенных нами лошадей, мы нагрузили подарками десять верблюдов и пустились в путь; но вдруг поднялся столб пыли, разраставшийся перед нами до такой степени, что вскоре он покрыл перед нами все, затем немного погодя рассеялся, и мы увидали шестьдесят всадников, смелых, как львы, и поняли, что это были арабские разбойники. Увидав нас, с небольшой горстью людей и с десятью верблюдами, нагруженными подарками для индийского царя, они тотчас же поскакали на нас, опустив пики. Мы пальцами поманили их к себе и сказали:
– Мы посланы к достопочтенному царю Индии, и потому не употребляйте с нами насилия.
– Мы теперь не на его земле, – отвечали они, – и не подданные его.
Они убили нескольких молодых людей, а остальные бежали, я тоже бежал, получив тяжелую рану; а арабы, несмотря на наше заявление, захватили все сокровища и подарки, которые мы везли.
Я шел, сам не зная куда и ничего не помня, пока не дошел до вершины горы, где отдохнул в пещере до следующего дня. На другой день я опять пустился в путь и пришел в цветущий город. Зима с холодами миновала, и наступила цветущая весна. Я очень был рад, придя в город, так как от ходьбы устал и побледнел. Наружность моя вследствие этого очень изменилась, но я не знал, куда направить свои стопы, и случайно пришел к портному, сидевшему у своей лавки. Я поклонился ему, и он ответил на мой поклон и приветствовал меня, пожелав мне всего хорошего, и спросил у меня, по какой причине пришел я в город. Вследствие этого я рассказал ему до мельчайших подробностей все, что со мною случилось. Он пожалел меня и затем сказал:
– О молодой человек! Не рассказывай о себе никому, так как я боюсь, что царь этого города сделает тебе что-нибудь: ведь он страшнейший враг твоего отца и способен на кровавую месть.
Он поставил передо мной еду и питье, и мы пошли вместе, и я проговорил с ним до ночи, когда он положил меня спать в каморке у лавки, дав мне постель и одеяло. Таким образом я прожил с ним три дня.
– Не знаешь ли ты какого-нибудь ремесла, – сказал, он, – на которое ты мог бы жить?[75 - Магометанский закон требует, чтобы каждый человек знал какое-нибудь ремесло, которое могло бы в случае нужды служить ему средством существования и поддержкой для его семьи. Даже магометанские цари испокон веков учились какому-нибудь полезному ремеслу, и многие из них выказывали необыкновенное искусство в работах и в особенности в каллиграфии, к которой восточные жители питают особенное пристрастие.]
– Я знаю законы, – отвечал, я, – разные науки, умею писать и знаю арифметику.
– Твои знания совершенно бесполезны в наших местах: у нас в городе никто понятия не имеет о науках и не умеет писать; здесь умеют только наживать деньги.
– Поистине, – отвечал я, – я ничего другого делать не умею.
– Ну так подпояшься, – сказал он мне, – возьми топор и веревку и пойди рубить дрова, и кормись на это, пока Господь не поможет тебе; но никому не рассказывай своей истории, чтобы тебя не убили.
Он купил мне топор и веревку и отправил меня с партией дровосеков, поручив им меня. Таким образом я отправился с ними и, нарубив дров, принес вязанку на голове и продал ее за полчервонца, часть которого истратил на еду, а часть отложил в сторону.
Так продолжал я работать в продолжение целого года, после чего однажды я пошел, по обыкновенно, рубить дрова и, увидав тропинку, около которой было много кустарника, годного для топлива, пошел по ней, и пришел к дереву, кругом которого я начал отрывать коренья. Вдруг топор мой ударился о медное кольцо. Я тотчас же расчистил кругом него землю и увидал, что оно приделано к деревянной двери, которую я и поднял. Под этой дверью оказалась лестница, и я спустился с нее. Внизу я нашел дверь во дворец, очень хорошо выстроенный, и, войдя туда, встретил женщину, прекрасную, как редкая жемчужина, при виде которой исчезли из души моей всякое горе и забота. Взглянув на нее, я пал ниц перед Создателем, создавшим такую прелесть и красоту в лице одного существа. Она же, взглянув на меня, спросила:
– Ты человек или шайтан?
– Человек, – отвечал я.
– Кто же привел тебя сюда, где я прожила двадцать пять лет, не видала лица человеческого?
Слова ее показались мне очень ласковыми, и я отвечал ей:
– О госпожа моя! Сам Бог привел меня к тебе, и я надеюсь, что Он когда-нибудь прекратит мое горе и страдание, – и я рассказал ей всю свою историю подробно. Она очень жалела меня и, заплакав, сказала:
– Я тоже расскажу тебе свою историю. Знай же, что я дочь царя из далекой части Индии, властелина Черных островов. Отец выдал меня за сына моего дяди, но в вечер моей свадьбы, во время пиршества, шайтан по имени Джарджарис похитил меня и, пролетев со мною по воздуху, спустился в это место, где все было приготовлено для меня: украшения, одежда, белье, обстановка, еда и питье; и он является ко мне каждые десять дней по разу и проводит здесь ночь. Он сказал мне, что в случае если мне будет что-нибудь нужно, то чтобы я рукою дотронулась до этих двух строчек, написанных на кеббехе[76 - Кеббехом часто называют каморку или маленькую комнатку, смежную с гостиной, и в настоящем случае слово это в этом смысле и употреблено.], и, лишь только я прикасаюсь до них рукою, он тотчас же является ко мне. Прошло четыре дня с тех пор, как он в последний раз был у меня, и, следовательно, до его прихода остается еще шесть дней. Хочешь пробыть со мною эти пять дней и уйти за день до его прибытия?
– Хочу, – отвечал я, очень довольный этим предложением, а она встала и, взяв меня за руку, провела чрез дверь под аркой в маленькую, изящную ванну, где я снял с себя одежду, а она села пока на матрац. После этого она посадила меня рядом с собой и принесла мне шербета с сахаром и с мускусом и дала мне его выпить[77 - Арабы употребляют различные шербеты или сладкие пития; самый обыкновенный из которых состоит просто из сахарной, очень сладкой воды. Любимый шербет делается из сухого сахарного варенья, цветов фиалок и из разных сухих, вареных в сахаре фруктов. Шербет подается в стеклянных кубках с крышками. Кубки становятся на круглый поднос, покрытый круглой вышитой шелковой салфеткой или золотой парчой; на правой руке слуги, подающего поднос, висит длинное полотенце с вышитым золотом, которым вытирают себе губы.]; кроме того, она поставила передо мной кушанье и, после того как мы с нею поели, она сказала мне – ложись спать и отдохни, ты устал.
– Я заснул, о госпожа моя, и забыл все, что со мною приключилось, и когда я проснулся, я увидал, что она чешет мне ноги[78 - Арабы очень любят, когда им слегка почесывают ноги и в особенности пятки. Этим обыкновенно занимается жена или рабыня, таким почесыванием будят спящих.]. Я окликнул ее, и она села подле меня, и мы начали разговаривать,
– Клянусь Аллахом, – сказала она мне, – я изныла душою, живя здесь одна и не видя лица человеческого в продолжение двадцати пяти лет. Слава Господу, приславшему тебя ко мне.
Я поблагодарил ее за такие ласковые выражения, любовь проникла мне в душу, и я забыл все свои несчастия. Мы сели пить, и я пробыл с нею всю эту ночь, восхищаясь такой подругой, так как во всю свою жизнь я не видал женщины красивее ее, а утром, когда мы оба находились в каком-то упоенье, я спросил ее:
– Что же, взять мне тебя из этого подземного дворца и освободить от шайтана?
Но она засмеялась и отвечала:
– Будь доволен и сиди спокойно, так как из каждых десяти дней один будет принадлежать шайтану, а девять тебе.
Но я, увлекаемый страстью, стоял на своем.
– Вот я сейчас разобью этот кеббех с надписью, – говорил я, – и когда шайтан появится, то я убью его, так как мне предназначено убить шайтана.
Она умоляла меня отказаться от моего намерения, но я не обращал внимания на ее просьбы и с силой толкнул кеббех, а она тотчас же крикнула:
– А вот и шайтан! Разве я не предостерегала тебя? Ты навлек на меня несчастье, но спасайся и уходи тою же дорогой, какой пришел.
Страшно испугавшись, я забыл свои сандалии и топор и, поднявшись на две ступеньки, обернулся, чтобы захватить их, но увидал, что земля разверзлась, и из нее вышел шайтан самого ужасного вида.
– Зачем ты обеспокоила и даже встревожила меня, – сказал он, – какая беда приключилась с тобой?
– Никакой беды со мной не приключилось, – отвечала она, – мне только сделалось скучно, и я встала, чтобы достать вина, и нечаянно упала на кеббех.
– Врешь, подлая женщина! – крикнул он и, осмотревшись кругом, увидал сандалии и топор и сказал: – эти вещи могут принадлежать только мужчине. Кто был у тебя?
– Я до настоящей минуты не видала этих вещей, – отвечала она, – это, верно, ты принес их.
– Ты говоришь пустяки, и меня этим не убедишь, бесстыдная женщина! – сказал он, и, сдернув с нее одежду, он привязал ее по вытянутым рукам и ногам к четырем стойкам и начал бить, приказывая признаться в том, что случилось.
Не в силах будучи слышать ее раздиравшие крики, я с ужасом поспешно поднялся на лестницу, положил на место деревянную дверь и засыпал землею, как было засыпано прежде. Я горько раскаивался в своем поступке и, раздумывая об этой женщине, о ее красоте и о том, как этот негодяй мучил ее после того, что она прожила с ним двадцать пять лет, и что мучил он ее только из-за меня, и раздумывая в то же время об отце и его царстве, и каким образом я был доведен до того, что сделался дровосеком, я проговорил следующий стих:
Когда судьба тебе приносит горе,
То утешайся мыслью, что один
День полон счастья, а другой – несчастья.
Вернувшись к своему сожителю-портному, я увидал, что он ждал меня с таким нетерпением, точно сидел на горячих угольях.
– Я провел сегодняшнюю ночь в страшной о тебе тревоге, – сказал он, – боясь, что тебя растерзали дикие звери или что с тобою случилось какое-нибудь другое несчастье. Слава Богу, что ты благополучно вернулся домой.
Я поблагодарил его за душевное участие и ушел к себе в комнату. Только стал я размышлять о том, что со мною случилось, и бранить себя, что я ткнул кеббех, как в комнату ко мне вошел мой друг портной.
– Там, в лавку, – сказал он, – пришел какой-то незнакомец и спрашивает тебя. Он принес твои сандалии и топор, с которыми ходил к дровосекам и говорил им, что, отправляясь на молитву, он нашел их и желал бы знать, кому они принадлежат. Дровосеки и послали его к тебе. Он сидит там, в лавке, и потому иди к нему, поблагодари его и возьми свои сандалии и топор.
Услыхав это, я побледнел и совершенно изменился в лице, а в эту минуту пол моей комнаты разверзся, и передо мною восстал шайтан; он жестоко бил несчастную женщину, но та ни в чем не созналась, поэтому он взял топор и сандалии и сказал ей:
– Не будь я Джарджарисом, потомком дьяволов, если я не приведу сюда хозяина этого топора и сандалий.
Вследствие этого он, как было сказано выше, отправился к дровосекам и появился у меня в комнате, не дав мне времени опомниться. Он схватил меня и понесся со мною к тому месту, где стоял под землею дворец, куда и принес меня.
Тут я увидал прекрасную обнаженную женщину, с плеч которой текла кровь, и слезы закапали у меня из глаз. Шайтан же обратился к ней и сказал:
– Вот твой любовник, низкая женщина!
– Я его не знаю, – отвечала она, взглянув на меня, – и до настоящей минуты никогда его не видала.
– Так, несмотря на все мучения, ты не хочешь сознаться? – вскричал шайтан.
– Никогда в жизни, – отвечала она, – я прежде его не видала и считаю законными перед Богом сказать, что не могу ложно показывать против него.
– В таком случае если ты его не знаешь, – сказал он, – то возьми этот меч и отруби ему голову.
Она взяла мечи, подошла ко мне и остановилась передо мной, но я сделал ей знаки бровями, в то время как по щекам моим катились слезы. Она также безмолвно отвечала мне: ведь это произошло все из-за тебя… Я тоже показал ей глазами, что в такую тяжелую минуту можно меня и простить, и говорил это, выражаясь словами поэта:
Глазами говорить любовь своими,
И каждому разумному мужчине
Та речь красноречивая понятна.
Поняв меня, она тотчас же отбросила мечи, а шайтан, подав его мне, сказал:
– Отруби ей голову, и я освобожу тебя и ничего дурного тебе не сделаю.
– Хорошо, – отвечал я и, быстро подойдя к ней, поднял меч, а она посмотрела на меня, точно глазами хотела сказать, что она ничего дурного мне не сделала. Глаза мои наполнились слезами, и, отбросив меч, я сказал:
– Могущественный шайтан и храбрый герой! Если женщина, существо несовершенное по смыслу и религии, не считает себя вправе срубить мне голову, то могу ли я лишить ее жизни, тем более что я никогда в жизни не видывал ее? Я не сделаю этого, хотя бы мне пришлось испить чашу смерти и гибели.
– Так между вами существует любовное соглашение! – крикнул он и, схватив меч, отсек женщине одну руку, потом другую руку, затем правую ногу и левую ногу. Такими образом, четырьмя ударами он лишил ее оконечностей, а я глядел на него и ждал своей смерти. А она сделала мне знак глазами, и шайтан, заметив его, вскричал:
– Теперь ты провинилась своим оком! – и он одним ударом меча отрубил ей голову и, обратившись ко мне, продолжал:
– Нашими законами дозволяется убить жену, если она нам неверна. Я похитил эту женщину в день ее свадьбы, когда ей было двенадцать лет, и она не знала ни одного мужчины, кроме меня, и через каждые десять дней я проводил с нею одну ночь под видом чужеземца и теперь, узнав достоверно, что она мне неверна, я убил ее; что же касается тебя, то я не вполне уверен, что сообщник ее именно ты, хотя безнаказанным оставить тебя я не могу. Выбирай, какой вред я могу нанести тебе.
Услыхав это, о госпожа моя, я страшно обрадовался и, желая добиться его прощенья, сказал ему:
– Что же могу я выбрать?
– Выбирай, во что хочешь ты быть обращенным; в собаку, в осла или в обезьяну?
– Поистине, – отвечал я, – желал во что бы то ни стало добиться прощенья; если ты простишь меня, то Господь простит тебя в награду за то, что ты оказался милостив к мусульманину, который ничего тебе дурного не сделал.
Я унижался перед ним самым отвратительным образом и говорил:
– Прости меня, как добродетельный человек простил завистнику.
– А как это было? – спросил он.
Я рассказал ему следующую историю.
Завистник и тот, кому он завидовал
Знай, господин мой, что жил-был один человек, которому завидовали его соседи, и чем более соседи завидовали ему, тем более Господь посылал человеку этому успеха в делах. Так продолжалось много лет, и когда мелкие придирки завистника стали счастливцу нестерпимы, то он переехал в другое место, где протекал ручей, и выстроил там себе молельню, чтобы прославлять Господа. Кругом него собрались многочисленные факиры[79 - Собственно слово «факир» означает «бедный» или «нуждающийся в милости Господа». Вообще же факирами называются бедные люди, занимающиеся богомольем.] и он приобрел между ними большое значение, так что народ со всех сторон стекался к нему, уповая на его святость; и слава его достигла до слуха его завистливого соседа, который, сев на лошадь, поехал навестить его. Благочестивый человек, увидав его, поклонился и был с ним в высшей степени вежлив.
– Я приехал сюда, чтобы сообщить тебе об очень для тебя выгодном деле, за которое я получу награду на небесах.
– Да наградит тебя Господь за это, – сказал ему благочестивый человек.
– В таком случае, – продолжал завистник, – прикажи факирам удалиться по кельям, потому что я не могу при посторонних говорить тебе об этом деле.
Факиры разошлись по кельям, а завистник просил его пойти с ним, чтобы поговорить дорогой. Когда они подошли к упомянутому ручью, завистник неожиданно спихнул туда своего соседа и ушел, думая, что он убил его.
Но в этом ручье жили шайтаны, которые приняли его и невредимым посадили на камень. Сделав это, они спросили друг у друга:
– Знаете этого человека?
– Нет, не знаем.
– Это тот человек, который уехал от завистника и поселился в здешних местах, в соседней молельне, откуда до нас доносятся его молитвы и чтение; когда же завистник услыхал о нем, то приехал к нему и бросил его в ручей. Слава этого человека достигла сегодня султана, и он предполагал завтра навестить его, чтобы поговорить о несчастии, обрушившемся на его дочь.
– А что случилось с его дочерью?
– Она сошла с ума, – отвечал один из шайтанов, – так как Меймун, сын Демдема, возгорел к ней любовью, и вылечить ее очень легко.
– Каким образом? – спросили его.
– У черной кошки, что живет с ним в молельне, – отвечал шайтан, – есть на хвосте маленькое белое пятно вроде серебряной монеты. С этого самого места надо взять семь волосков и этими волосками окурить больную, и шайтан вылетит из нее и не вернется более, так что она сразу исцелится, а нам надо непременно спасти благочестивого шейха.
С наступлением утра факиры увидали шейха, поднимавшегося из ручья, и в глазах их он приобрел еще большее значение. Вернувшись в молельню, он вытащил из кончика хвоста кошки семь волосков и положил их себе в бумажник. С восходом солнца к нему явился султан, и шейх, увидав его, обратился к нему с такой речью:
– О царь! Ты пришел ко мне для того, чтобы я вылечил твою дочь.
– Да, добродетельный шейх, – отвечал султан.
– В таком случае, – сказал шейк, – пошли за ней кого-нибудь; и я полагаюсь на Бога и с Его помощью вылечу ее.
Когда султан привел к нему дочь, шейх принял ее, посадил, занавесил и, вынув волоски, окурил ее ими. Вслед за тем в голове у нее закричал шайтан и вылетел из нее, после чего девушка тотчас же образумилась, и, закрыв лицо, сказала своему отцу:
– Что это значит и зачем ты привел меня сюда?
– Тебе бояться нечего, – отвечал обрадованный султан.
Он поцеловал руку шейху и, обращаясь к бывшим с ним царедворцам, спросил, чем можно вознаградить шейха за то, что он сделал.
– Ты всего лучше вознаградишь, – отвечали они, – если выдашь за него твою дочь.
– Вы правы, – отвечал царь и выдал за шейха свою дочь.
И таким образом благочестивый человек породнился с царем, который умер через несколько дней, и шейх был провозглашен царем вместо него.
