скачать книгу бесплатно
– Кто обидчик твой?
– Человек по ремеслу пирожник, – отвечал визирь.
Наместник тотчас же приказал своим приближенным отправиться к пирожнику, но они нашли лавку уже разрушенной, так как слуги уже исполнили приказание визиря и ждали возвращения своего господина из дворца.
«Что могли они найти в варенье? – думал между тем Бедр-Эд-Дин, – чтобы из-за этого подвергнуть меня такому наказанию?»
Визирь, вернувшись от наместника, от которого он получил позволение взять обидчика своего и увести его, велел позвать к себе пирожника. Вследствие этого его привели с завязанными назад руками, и Гассан, увидав своего дядю, горько заплакал и сказал:
– О господин мой! Какое сделал я преступление?
– Это ты сам варил яблочное варенье? – спросил его визирь.
– Сам, – отвечал он, – оно столь дурно, что вы хотите отрубить мне голову?
– Это еще самое слабое наказание, – отвечал визирь.
– Неужели я не узнаю, в каком преступлении меня обвиняют? – спросил Гассан.
– А вот сейчас узнаешь, – отвечал визирь и крикнул своей прислуге: – Подведите верблюдов.
Гассана тотчас же взяли, положили в сундуки и, замкнув его, отправились с ним в путь. Ехали, не останавливаясь до самой ночи. Сняв Бедр-Эд-Дина, прислуга покормила его, и все отдохнули, после чего его заперли опять в ящик и повезли до следующей станции. Тут его опять сняли, и визирь сказал ему:
– Это ты сам варил яблочное варенье?
– Сам, господин мой!
– Наденьте колодки на его ноги, – распорядился визирь. Ему надели на ноги колодки, снова уложили его в сундуки и направились в Каир. Прибыв в квартал, называвшийся Эр Рейданеехом, визирь приказал вынуть Бедр-Эд-Дина из сундука и, призвав плотника, сказал ему:
– Сколоти для этого человека позорный столб.
– Что хочешь ты делать со столбом? – спросили Бедр-Эд-Дин.
– Я хочу пригвоздить тебя к нему, – отвечал визирь, – и, приколотив гвоздями, провести тебя по всему городу.
– Да за что же хочешь ты поступить так со мной?
– За твое дурное приготовление яблочного варенья. Зачем не кладешь ты в него перца?
– И за то, что я не кладу перца, – вскричал Бедр-Эд-Дин, – ты хочешь казнить меня? Разве не довольно тебе того, что ты заключил меня в сундук и кормил кое-как?
– За то, что ты не положил перцу, – ответил визирь, – ты поплатишься не более и не менее, как своею жизнью.
Услыхав это, Бедр-Эд-Дин были страшно поражен. Проклиная судьбу свою, он погрузился в глубокое раздумье.
– О чем ты задумался? – спросил его визирь.
– Глупый человек, – отвечал он, – неужели, если бы ты был поумнее, ты поступил бы так со мною только из-за того, что я не положил перцу?
– Мы обязаны наказать тебя, – отвечал визирь, – для того чтобы ты не сделал этого во второй раз.
– Да ничтожной части того, что вы сделали, было бы совершенно достаточно.
– Смерть твоя неизбежна, – отвечал визирь.
Разговор этот происходил в то время, как столяр сколачивал крест, и Гассан смотрел на него.
Между тем наступила ночь, и визирь, положив Гассана снова в сундук, сказал:
– Завтра тебя пригвоздят к столбу.
Визирь ждал до тех пор, пока Гассан не заснул, тогда он велел везти его к себе домой и, прибыв туда, сказал своей дочери Сит-Эль-Газни:
– Слава Аллаху, возвратившему тебе сына твоего дяди! Иди и прикажи уставить дом совершенно так, как он был уставлен в день твоей свадьбы!
Она тотчас же приказала своим рабыням уставлять вещи. Рабыни зажгли свечи, а визирь принес бумагу, на которой было написано, на каком месте какая стояла вещь, и они поставили все так, как было написано, и убрали дом так, как он был убран в день свадьбы. Визирь приказал положить и чалму Бедр-Эд-Дина на то самое место, на которое он положил в день своего брака, как положили и штаны, и кошелек подле матраца, и дочери приказал одеться совершенно так же, как она была одета в день своей свадьбы, и прийти в спальню.
– Когда сын твоего дяди, – сказал он ей, – войдет в эту комнату, то скажи ему: «Однако же надолго уходил сегодня ночью от меня», и потребуй, чтобы он вернулся к тебе и пробыл бы с тобой до утра.
Устроив все как следует, визирь вынул Гассана Бедр-Эд-Дина из сундука, велел снять с него колодки и, сняв с него верхнюю одежду, оставил его в одной рубашке.
Все это сделалось в то время, как он спал и, следовательно, ничего не слыхал. Проснулся же он в ярко освещенной комнате.
– Вижу ли я это во сне или наяву? – проговорил он.
Он встал и, подойдя к двери, заглянул в нее и увидал, что это та самая комната, в которой ему показывали невесту. Он тотчас жe нашел спальню и увидал свою чалму, и постель, и штаны. Смущенный всем этим, он ходил то туда, то сюда и повторял:
– Сплю я или не сплю? – Он потер себе лоб и постоянно с удивлением повторял: – Клянусь Аллахом, это та самая комната, где была моя невеста, а между тем меня только что заперли в сундук.
В то время как он говорил сам с собой, Сит-Эль-Газн приподняла край полога и сказала:
– О господин мой! Что же ты не идешь ко мне? Как давно ты ушел от меня сегодня ночью.
Услыхав это, он взглянул на ее лицо и, засмеявшись, сказал:
– Поистине я в этой комнате точно во сне!
Он подошел к постели, не переставая думать о том, что с ним случилось, но, как ни размышлял он, ничего не мог понять. Наконец, взглянув на свою чалму, штаны и кошелек с тысячью червонцев, он вскричал:
– Аллах Всеведущий! Право, мне кажется, что все это я вижу во сне!
И он совершенно терялся от удивления. Но тут Сит-Эль-Газн сказала ему:
– Отчего ты так удивлен? В начале ночи ты был совсем не таким.
Он же засмеялся и спросил ее:
– Сколько лет был я в отсутствии?
– Спаси тебя Аллах! – вскричала она. – Ты только уходил в соседнюю комнату. Что с тобой?
Услыхав это, он улыбнулся и отвечал:
– Ты права, но когда я ушел от тебя, на меня напал сон, и я видел во сне, что я в Дамаске и прожил там 12 лет, и будто ко мне пришел мальчик знатных родителей с евнухом, – и тут он рассказал все, что с ним случилось вследствие этого посещенья, затем, подняв руку ко лбу, он ощупал шрам. – Клянусь Аллахом, – вскричал он, – о госпожа моя, ведь это правда, так как он пустил в меня камень и пробил мне лоб; но, право, кажется, все это случилось наяву. Может быть, впрочем, я видел этот сон, когда мы с тобою спали. Во сне мне казалось, будто я очутился в Дамаске без тарбуша, и чалмы, и штанов, и сделался там пирожником. – Он снова задумался и совершенно смутился. – Клянусь Аллахом, – продолжал он, – мне кажется, что я варил яблочное варенье, но не положил в него перцу. Действительно, должно быть, я заснул и все это видел во сне.
– Аллахом прошу тебя, – сказала Сит-Эль-Газн, – скажи мне, что ты видел еще?
И он рассказал ей всю историю и прибавил:
– Не проснись я, меня пригвоздили бы к столбу.
– За что же? – спросила она.
– Только за то, что я не положил в яблочное варенье перцу, – отвечал он. – И мне кажется, лавку мою разрушили, всю посуду мою перебили, меня посадили в сундук и призвали плотника, чтобы пригвоздить меня к столбу. Слава Богу, что все это случилось со мною только во сне, а не наяву!
Сит-Эль-Газн засмеялась и прижала его к груди своей, а он поцеловал ее. Потом, подумав немного, он снова сказал:
– Клянусь Аллахом, мне кажется, что все это случилось наяву; но я только не мог понять, что со мною делается.
Он старался заснуть, повторяя снова: «Все это было во сне», а другой раз говоря: «Нет, все это я пережил в самом деле».
Так время прошло до утра, когда дядя его, визирь Шемс-Эд-Дин, пришел и поклонился ему, а Бедр-Эд-Дин, увидав его, вскричал:
– Ради Аллаха, умоляю тебя, скажи мне, не ты ли отдал приказ связать мне назад руки и разрушить мою лавку только потому, что в моем яблочном варенье не было перцу?
– Знай, о сын мой, – отвечал визирь, – что теперь истина открылась, и все, что было необъяснимо, объяснилось. Ты – сын моего брата, и я хотел только удостовериться, ты ли был у моей дочери в ночь свадьбы. Увидав же, что тебе известно расположение нашего дома, что ты узнал и свою чалму, и свои штаны, и кошелек, – я в этом убедился. Ты тоже знаешь обе бумаги: одну, написанную тобою, а другую – твоим отцом, моим братом. Ведь я прежде никогда тебя не видал и потому не знал тебя. Что же касается до твоей матери, то я привез ее с собою из Эль-Башраха.
Сказав это, он бросился к нему и заплакал, а Бедр-Эд-Дин, изумленный словами своего дяди, поцеловал его и от радости заплакал.
– О сын мой, – сказал ему тогда визирь. – Причиной всему было то, что произошло между мной и твоим отцом.
И он рассказал ему все подробности их ссоры, и почему отец его уехал в Эль-Башрах. После этого он послал за Аджибом, и когда отец мальчика увидал его, то закричал:
– Так ведь это он-то и бросил в меня камнем!
– Это твой сын, – сказал ему визирь.
Бедр-Эд-Дин бросился к мальчику и прочел следующие стихи:
Я долго плакал от разлуки нашей,
Из глаз моих текли ручьями слезы.
Я дал обет, что если Промысл Бога
Дарует нам свидания блаженство,
Ни словом я не помяну разлуки.
Теперь так сильно мной владеет радость,
Что от ее избытка плачу я.
Мои к рыданьям так привыкли очи,
Что плачу я от счастья, как от горя.
Лишь только он кончил говорить, как мать бросилась в нему и прочла следующий куплет:
Рок, кажется, связал себя обетом
Обречь меня на вечные мученья,
Но эта клятва оказалась ложью.
Вернулось счастье, и ко мне принес
Возлюбленный мой радость утешенья.
Спеши скорее к вестнику ты пира.
После этого она рассказала ему все, что с ней случилось, и он тоже рассказал, как он страдал, и он поблагодарил Аллаха за свое соединение. Визирь отправился к султану и уведомил его обо всех этих событиях. Султан был так удивлен, что приказал записать всю эту историю, для того чтобы она сохранилась для потомства. Визирь поселился с сыном своего брата, со своею дочерью и ее сыном и с вдовою брата. Они проводили жизнь свою счастливо и спокойно, пока не наступил конец их радостям и не наступила разлука.
– Таковы, царь правоверных, – сказал Джафар, – события, случившиеся с визирем Шемс-Эд-Дином и с братом его Нур-Эд-Дином.
– Клянусь Аллахом, – вскричал халиф Гарун-Эр-Рашид, – это удивительная история!
Он отдал одну из своих собственных наложниц молодому человеку, убившему жену свою, назначил ему жалованье, и молодой человек сделался его постоянным застольным товарищем.
Глава пятая
Горбун
Когда-то в былые времена в городе Эль-Башрахе жил-был портной, человек весьма зажиточный и любивший гулять и веселиться. Он имел обыкновение ходить с женой и развлекаться разными странными и забавными зрелищами. Однажды они вышли после полудня и, возвращаясь ввечеру домой, встретили горбуна, при виде которого даже сердитый мог расхохотаться, а несчастный – развлечься. Они остановились и стали смотреть на него, а затем пригласили его к себе в дом, чтобы угоститься.
Он согласился на их предложение и пошел к ним, а портной пошел на рынок, так как начинало уже смеркаться. Он принес сухой рыбы, хлеба, лимонов и сластей и, вернувшись, поставил рыбу перед горбуном. Они все сели за еду. Жена портного, взяв большой кусок рыбы и засунув его в рот горбуна, зажала ему рот рукой, говоря:
– Клянусь Аллахом, ты должен будешь проглотить его сразу, так как я не дам тебе времени прожевать.
Горбун проглотил, но в рыбе оказалась большая и острая кость, которая воткнулась ему в горло, и судьбе угодно было, чтобы он скончался.
– Силы небесные! – вскричал портной. – И пришлось же несчастному умереть таким образом на наших руках!
– Зачем бесполезно тратишь слова? – сказала жена.
– А что же мне делать? – спросил муж.
– Возьми его на руки, – отвечала она, – и прикрой шелковой салфеткой. Я пойду вперед, а ты иди за мною и говори: «Это сын мой, а это его мать, и мы несем его к врачу, чтобы он дал ему какого-нибудь лекарства.
Выслушав этот совет жены, портной встал и взял горбуна на руки. А жена, идя вслед за ним, восклицала:
– О дитя мое! Да сохранит тебя Аллах! Скажи, что у тебя болит? И как это ты заполучил оспу?
Все встреченные, слыша ее причитания, говорили:
– Она несет ребенка, захворавшего оспой.
Таким образом портной и жена его шли и спрашивали о месте жительства врача, и народ указал им на дом, занимаемый врачом-евреем. Они постучались в дверь, к ним вышла черная девочка-рабыня.
– Что вам надо? – спросила она.
