Полная версия:
А я заставлю!
Он несколько долгих секунд рассматривает меня, вероятно сравнивая с версией, которая ему запомнилась изначально у лифтов, а потом не попрощавшись, сбрасывает вызов.
– Злата?
Утвердительно киваю, уже заранее считывая отрицательную эмоцию в мой адрес.
– Я думаю, ты услышала всё, что я сказал твоей сестре, и повторять дважды не придется, – прячет деньги в карман, снова возобновляя движение по направлению ко мне.
Ну, и кто из нас позорище? Еще и невоспитанное?!
– Не утруждайся, как я уже сказала, меня от слова совсем не прельщает идея находиться на одном квадратном метре с такой глыбой, как ты.
Лев ожесточенно хмыкает.
– Смотри как бы тебя к этой глыбе не притерло, аниматорша.
– Если от соприкосновения со мной, ледышка, занимающая место твоего сердца, хотя бы чуточку оттает, то я готова на такие жертвы.
Мы схлестываемся взглядами. Его стальные становятся еще более темного оттенка, но мне не страшно. Если бы можно было убить взглядом, я бы сделала это с удовольствием.
Не благотворительный отель он, видите ли. А я милостыню и не просила.
Уже собираюсь наклониться, чтобы поднять свой чемодан, и уйти … (не знаю, куда, но уйти,) как на этаже внезапно раздаётся звонкий детский голос.
– Эльзааа.
Вздрогнув, оборачиваюсь, замечая, как в мою сторону несется та самая милая девочка из лифта.
– Вот, это тебе, – протягивает мне кусочек домашнего пирога на тарелочке.
– Оу… – теряюсь, потому что внутри меня кипит вулкан из злости и негодования, а это милое создание с двумя косичками буквально тушит его одним своим добрым детским взглядом, – это очень мило, спасибо тебе.
Забираю тарелку, не понимая, как поступить. Отказывать неправильно с моей стороны, но и кушать мне его негде. Прямо здесь, разве что, усевшись на чемодан.
– Вы извините, что потревожили, – следом подходит и мама, – Марьяна очень хотела угостить Эльзу.
Девушка переводит улыбающийся взгляд на Льва, но тут же округлив глаза, утыкается им в пол. Краснеет, как и я несколько секунд назад.
– Я, пожалуй, за тарелкой зайду завтра, – прокашливается, неуверенно поглядывая в его сторону. А ему, похоже, все равно. Даже застегнуться не посчитал нужным, продолжая отсвечивать своим голым торсом. И это при ребенке! – Или… могу принести еще кусочек? Одного вам, на двоих, должно быть, будет мало.
– Не надо, – жёстко останавливает её порыв Лев. – Эльза уже уходит.
– Как уходит? – с неверием выпучивает глаза девушка.
– Почему Эльза уходит? – дергает её за рукав Марьяна, – Она не будет наш пилог? Ты не будешь наш пилог? – обращает на меня свои ясные голубые глаза.
– Буду, – уверяю, кивая головой, как болванчик, лишь бы ребенок не расстроился.
– Там же метель жуткая. Вьюга еще сильнее стала, вы не видели? – ужасается девушка.
– Да ничего, – отмахиваюсь, испепеляя взглядом бессердечное чудовище в висящих на бедрах брюках.
Он, цокнув, заламывает бровь. Мол – смотри, не смотри, а отсюда будь добра, свали.
– Вам нельзя на улицу, вы что? Вы выгоняете её на такую погоду? – возмущается соседка, позабыв о неловкости.
– Я её сюда не звал, – отрезает Лев.
– А разве вы не к родственнику ехали? – девушка смотрит вопросительно теперь уже на меня.
Ответить я не успеваю, так как в нашу разношерстную компанию внезапно врывается еще один голос.
– Добрый вечер.
Несколько пар глаз тут же устремляются на покрытого снегом молодого парня. Снежинки плотным слоем облепили его ресницы, и это несмотря на то, что парню пришлось ехать на двадцать второй этаж. Они даже не успели растаять!
– У меня доставка в четыреста двадцать восьмую, – говорит, опуская на подбородок широкий шарф.
– Это сюда, – Лев достаёт из кармана брюк те самые купюры и протягивает парню. Тот, вынимая из громоздкого рюкзака пакет, несколько раз сильно кашляет.
– Еле добрался до вас.
Девушка тут же прикрывает носик малышке и оттягивает её подальше.
– Думал, уже отказаться, потому что ехать невозможно, но вы такие чаевые накинули, что не оставили мне выбора. Ну, и плюс мне по пути домой, – Вручив пакет Льву, забирает деньги и замечает в моих руках тарелку, – О, пирог, а у вас еще есть? Голодный, страх.
– Нет, – растерянно пожимаю плечами, – но могу поделиться.
– Я Эльзе дала, – возмущенно топает ножкой Марьяна. – Дяде не давала.
– Ну ладно—ладно, – хрипло смеётся он, – нет, так нет. Но если собрались идти на улицу, одевайтесь теплее.
– Угу, – мычу я.
– Эльза заболеет, – начинает хныкать малышка.
– Конечно, заболеет, – вторит ей мама, ритмично поглаживая ее по голове.
– Могу забрать Эльзу с собой, – подмигивает мне парень, – я на моцике. Куда тебе надо?
– Если бы я знала.
– Могу к себе, если некуда. Погреемся.
– Да нет уж, спасибо.
– Ну, как хочешь, тогда я погнал.
Парень поднимает свой огромный рюкзак, вскидывает его себе на плечи, обдав нас всех каплями растаявшего снега. Я вздрагиваю, а девочка начинает неожиданно заходиться в рыданиях.
– Я не хочу, чтобы Эльза уезжала. Она заболеет и умлет. А как же Анна? А Олаф? Они останутся одни.
– Эльзу не пустят на такой холод, правда? – во Льва вонзается взглядом мама ревущего ребенка.
– Умлёт, умлёт, её заметёт.
У меня в голове словно котелок с кашей начинает закипать от избытка голосов и мыслей. Хочется крикнуть всем – ТИХО! Дайте подумать куда мне податься, но я просто растерянно моргаю ресницами, в ярких красках представляя, как сейчас стану одним из сугробов на улице.
В коридоре усиливается детский плач.
Я совсем не понимаю кого успокаивать – их, или себя. У меня начинают дрожать руки от звона в ушах, и я едва не роняю тарелку.
Боковым зрением замечаю, как скулы Льва заостряются, ноздри расширяются, словно он сейчас начнет дышать огнем.
Он рывком вырывает у меня пирог.
– Зайди! – цедит сквозь плотно сжатые зубы.
– Что? – непонимающе таращусь на него.
– Я сказал зайди!
Взяв чемодан, нерешительно ступаю на порог.
– Всё, Эльза не заболеет и не умрёт. Все по домам. Живо! – рявкает, грохнув дверью так, что у меня, кажется, лопаются барабанные перепонки.
Глава
4. Вопросики
– Сейчас они разойдутся, и я уйду, – гордо встречаюсь взглядом с нависающим надо мной Львом.
Он так и стоит, в одной руке держа тарелку с пирогом, а в другой пакет с доставленной едой.
В стальных глазах раздражение, скулы напряжены. Если бы мог, он, наверное, удавил бы меня. Хотя тут вопрос спорный. Я тоже сейчас не полыхаю к нему положительными эмоциями и дала бы достойный отпор.
Между нами расстояние в каких—то пару сантиметров, а я только сейчас вспоминаю, что он наполовину раздет.
Взгляд невольно падает в область крепкой мужской шеи, и я сглатываю. Находясь глазами на уровне острого кадыка, чувствую, как резко становится неловко. Шок после шума в коридоре отпускает, и мои органы чувств начинают жить своей обычной жизнью. Я тут же улавливаю нотки довольно тяжелого парфюма, замечаю, что широкая мужская грудь покрыта жесткой порослью темных волос, уходящих вниз. Туда, куда я не осмеливаюсь посмотреть, потому… просто потому, что мне это не интересно. И косые мышцы живота, прячущиеся под брюками, тоже не вызывают никакого любопытства. Абсолютно никакого!
Чувствую, как кожу лица начинает печь, и молниеносно возвращаю взгляд обратно на шею. Сердце колотится, хочется отхлестать себя по щекам. Соберись, Злата. Ты не из тех, кто смущается от вида мужской груди, правда же?
На самом деле, не правда.
От того, как близко он стоит, мне становится по—настоящему душно.
– Ты планируешь здесь стоять до утра? – холодный голос Льва рывком возвращает меня к реальности.
Вскидываю подбородок, вспоминая кого именно так бесцеремонно разглядывала, и сама себе удивляюсь.
– Нет. Дай мне пять минут. Только съем вот это, – отбираю у него тарелочку.
Осмотревшись, присаживаюсь на стоящий у ног, идеально белый пуфик.
Если уж идти на холод, то хотя бы не на голодный желудок. А то, что я вскоре туда отправлюсь это как пить дать. Не ночевать ведь он меня позвал, на самом—то деле. Просто спектакль в коридоре хотел скорее прекратить, вот надел на время маску филантропа.
Сладкий запах ванили щекочет мои рецепторы и вызывает громкое урчание в животе. Пахнет потрясающе.
– Ты прямо здесь есть собралась? – сверху прилетает вопрос, когда я отламываю кусочек и отправляю его в рот.
– Да. Здесь вполне удобно. Или боишься, что накрошу?
– Как накрошишь, так и уберешь за собой. Дай сюда.
Нагло отобрав у меня тарелку, это невоспитанный небрежно кивает на мою шубу.
– Раздевайся. Переночуешь у меня, а завтра чтобы духу твоего здесь не было.
Да ладно? Не сразу верю я.
– С чего это ты вдруг передумал? – недоверчиво сощуриваюсь, – Вспомнил о наличии совести?
– Скорее о здравом разуме. Не хочу потом связываться с полицией, если тебя где—то заметёт насмерть.
Да он просто эталон сочувствия.
– Тебе, видимо, чужая жизнь вообще ни капли не важна, да?
– Твоя жизнь – точно нет. Но если не хочешь оставаться, выход прямо за спиной. Уговаривать не стану.
Заломив в ожидании бровь, буравит меня взглядом.
Одна половина меня гордо фыркает, накапливая нелицеприятные выражения, чтобы расстрелять его самодовольную физиономию, а вторая отчаянно закрывает ей рот, напоминая о том, что гордость – это конечно, прекрасно, но не когда перед глазами маячит перспектива быть заметенной в сугробе.
Смирившись с мыслью, что заночевать в тепле будет всё же разумнее, демонстративно снимаю шубку, и вешаю её на рядом стоящую лакированную вешалку.
– Умное решение, – говорит так, словно он знал, что так и будет, а я только время его зря потратила.
Разворачивается и уходит в глубь квартиры.
По—детски показав его затылку язык, снимаю сапоги, отставляю их в уголок и ступаю на холодный пол.
– Сюда иди, – доносится в приказном тоне.
Кошмар. Похоже, его замашки начальника абьюзера распространяются и вне рабочих стен.
– Проходи, дорогая Злата, чувствуй себя как дома, – отзываюсь вежливым тоном, показывая, как на самом деле нужно разговаривать с гостями. Пусть и нежданными. – Конечно иду, Лев. Спасибо за гостеприимство, – продолжаю еще более сладко.
– Как дома – будешь чувствовать себя дома, – доносится мне в ответ.
Да нет… дома я себя как дома тоже не чувствую. Но этого ему знать не нужно.
Пока шагаю вперед, с интересом оглядываюсь по сторонам.
Квартира у него конечно, огромная.
Первое, что бросается в глаза – это мраморные полы, отливающие холодным блеском под приглушённым светом огромных размеров люстры. В углу сверкает чёрный лакированный шкаф.
Гостиная, куда я краем глаза заглядываю, пока направляюсь туда, куда ушел Лев, выглядит, как иллюстрация из дизайнерского журнала. Красивая, прямо—таки идеальная и …совершенно не предназначенная для жизни. Огромный диван угольно—чёрного цвета с идеально прямыми линиями растянулся вдоль стены, напротив него – плоский телевизор, встроенный в панель из серого камня.
На полу – пушистый ковёр графитового оттенка, который скорее напоминает облако дыма, чем уютную деталь интерьера. Я бы себе такой никогда не купила. Отдала бы предпочтение более яркому цвету, чтобы настроение поднималось, а не грохалось ниже плинтуса в таких темных цветах.
Книжных полок, фотографий или каких—либо личных деталей здесь вообще нет. Делаю вывод, живёт Лев, скорее всего, один. Не похоже, чтобы тут орудовала женская рука. Всё как—то слишком холодно.
Единственное, что притягивает взгляд, – это огромное окно во всю стену с видом на ночной город.
В груди восторженно вспыхивает при виде этой красоты. Забыв о том, куда направлялась, меняю маршрут и сворачиваю в гостиную. Подхожу ближе, и разве что не задыхаюсь от восторга. За стеклом бушует вьюга. Хлопья снега бросаются то вверх, то вниз, временами полностью затмевая огни города. Машины, которые кажутся игрушечными с высоты двадцать второго этажа, с трудом передвигаются по скользким дорогам.
Красиво, но страшно…
И вот туда бы я отправилась…
Неосознанно обхватываю себя руками. Меня точно замело бы, Марьяна была права. И мои Милашка со Светой и Димкой сильно бы горевали.
– Что ты здесь делаешь? – мужской голос обдает ледяной волной спину.
Вздрогнув от неожиданности, оборачиваюсь. Лев стоит на входе в гостиную и сверлит меня недовольным взглядом.
Он переоделся. Теперь мужская грудь закрыта черной футболкой поло, а вместо пряжки и брюк – спортивные трико, слава Богу.
– Я засмотрелась.
Мужские губы искривляются в желчной усмешке.
– Нравится?
– Холодно, – честно признаюсь, имея в виду не только вид, но и всю его квартиру. На автомате поджимаю пальцы ног, потому что они натурально мерзнут. – Как ты вообще здесь живешь? Ощущение, что я в музее.
– А твоей сестре понравилось.
Этому я не удивляюсь. Сестра любительница хорошей жизни. Но удивляет меня другое.
– Карина была здесь?
– А то ты не знала?!
Пожимаю плечами.
– Я вообще не догадывалась, что вы общаетесь.
– Ну да, – хмыкает так, словно не верит. – Иди ешь свой пирог.
Разворачивается и уходит.
А я пытаюсь понять откуда столько негатива.
Если Карина была здесь, значит они общаются? А если они общаются, то почему он говорил с ней по телефону таким тоном? Да и не только с ней, а и со мной тоже.
Вопросики…
Глава 5. Варвар
Перед тем, как отправиться следом за Львом, опускаю взгляд на свои замерзшие ноги и решаю, что с этим надо что—то сделать. Ходить по мраморному полу не слишком приятно, и к тому же вредно.
Выйдя в коридор, укладываю свой еле выживший чемодан на пол и достаю оттуда тапочки. Пушистые, теплые в виде оленьих мордочек с рожками и маленькими звоночками. Они практически мгновенно согревают мои оледеневшие ступни.
Блаженно застонав, теперь уже без страха заболеть или простудить яичники, отправляюсь на кухню. Интерьер здесь продолжает общее настроение в квартире. Стерильно белый гарнитур, мраморная барная стойка у окна, а по центру стеклянный стол.
Лев как раз стоит около него, вытаскивая что—то из пакета. Засмотревшись на мускулистые плечи, делаю несколько шагов вперед. Веселый перезвон от моих тапочек разлетается по большому пространству эхом. Я уже привыкла к музыкальному сопровождению своих шагов, поэтому не сразу понимаю почему мужчина вдруг застывает, опускает голову вниз и в шоке таращится на мои тапки.
– Это что за безвкусица? – издевательски заламывает бровь.
– Почему это безвкусица? – выдаю обиженно, – Это милые домашние тапочки, которые в твоем музее льда очень даже необходимы. Ноги можно отморозить только так. И не только ноги, к твоему сведенью.
Подойдя ближе, под его пристальным взглядом присаживаюсь на один из стульев.
– На подогрев полов уходит какое—то время. Потерпела бы, не заледенела.
Оу… я как—то даже не подумала, что здесь могут быть полы с подогревом. Но, в любом случае, пока они нагреются нужно ждать. А мне уже тепло.
Игнорируя его реплику, подтягиваю к себе тарелку с пирогом.
Сейчас бы вкусного чая бабы Раи с мелиссой и мандариновой корочкой. Ммммм. Он так здорово согревал.
Пока задумчиво жую пирог, Лев молча раскрывает коробки с китайской едой, обходит меня и садится на стул чуть подальше.
Ловко орудуя палочками, с аппетитом поедает рис с курицей и овощами.
Мой желудок, учуя приятные запахи, требовательно сжимается, явно не удовлетворившись углеводной бомбой, но дать мне ему нечего.
Спасибо добродушной малышке хотя бы за пирог, не позволила бедной Эльзе погибнуть от голода. И холода тоже.
Лев же ест молча, уткнувшись в экран своего мобильного. Серьезный весь такой, сосредоточенный. Всем своим видом показывает, что диалог начинать он не намерен, да и я не горю желанием с ним разговаривать.
Хотя бы потому, что, если бы была на его месте, обязательно поделилась бы с другим хотя бы парой кусочков мяса.
Варвар!
Стараясь не слишком активно вдыхать пряные ароматы, встаю и направляюсь к раковине. Каждый мой шаг сопровождается звоном, но я настолько привыкла, что не обращаю внимания.
Включив кран, мою тарелку с вилкой и оглядевшись, ставлю посуду на сушилку. Чуть поодаль замечаю чайник. Пить хочется жутко. Но не включать же его без спроса, да? Хотя бы ради приличия нужно спросить разрешения.
Оборачиваюсь, и от неожиданности стопорюсь. Потому что взгляд Льва больше не направлен в телефон, как я того ожидаю, а нацелен прямо на меня.
Мужчина сидит, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди. Из—под бровей смотрит на мои тапки.
– Они жутко раздражают, – отрезает с претензией, – сними их.
– Да что ты? – склоняю голову на бок, продолжая поражаться его хамству, – Может мне вообще целиком раздеться?
Издеваюсь конечно, но уже через секунду жалею об этом.
Взгляд стальных глаз меняется в мгновение ока. Если до этого он был раздраженным, то сейчас приобретает странные неописуемые оттенки, от которых у меня волосы на затылке приподнимаются.
Не понимая, что я такого сказала, наблюдаю за тем, как он опирается ладонями на стол, встаёт и ступает в мою сторону.
Большой такой, опасный. Смотрит так, будто примеряет с какой стороны впиться в мою нежную тушку зубами.
– Ну наконец—то. Я уж думал ты до завтра будешь изображать обиженную жизнью святую невинность.
– О чем ты?
Моргнуть не успеваю, как меня прижимают ягодицами к кухонной поверхности. Мужские руки ложатся по обе стороны от моих бедер, а Лев оказывается от меня на расстоянии каких—то пары сантиметров.
Сердце заходится от шока. Меня словно заливает расплавленной сталью его глаз.
– Считай, что я уже раскусил цель твоего визита. Но так, чисто ради любопытства, мне интересно послушать теперь уже ТВОИ условия?
– Какие условия?
– Прайс лист.
Мне кажется, я сегодня плохо соображаю. Видимо мозг отморозила пока шла, потому что все его слова воспринимаются бессмысленной абракадаброй.
– Во—первых, я попрошу тебя отойти, – упираюсь ладонями в мощную грудь, маячащую перед глазами, – ты нарушаешь моё личное пространство. А во—вторых, высказывайся яснее, потому что я не понимаю о каких условиях ты говоришь.
Соблаговолив сделать шаг назад, и наконец дав мне возможность сделать полноценный вдох, Лев скрещивает руки на груди.
– Тебе так нравится играть роль дурочки? Окей. Спрашиваю прямо – на какую оплату ты рассчитываешь за секс с тобой?
Меня словно в ледяную воду с головой окунают.
– Чего? Какой секс?
– Ну я не знаю какой ты предпочитаешь. Оральный, анальный входят в услуги или за дополнительную плату?
Шок становится настолько сильным, что я не придумываю ничего лучше, как вскинуть руку, чтобы залепить этому негодяю по лицу. Но успев перехватить мое запястье на лету, он рывком разворачивает меня к себе спиной и толкает к столу.
Я больно ударяюсь о край косточками и взвизгиваю.
– Значит так, аниматорша, – цедит сквозь зубы мне на ухо, прижимаясь к моим ягодицам пахом, – что бы ты мне не предложила, мне это не интересно. Не знаю, как тебя выдрессировала твоя сестра, но со мной такие предложения не проходят.
– При чем тут Карина? – дергаюсь, чувствуя, как внутри оживает женская версия Халка.
Со мной подобным образом еще не обращались. Игорь один раз пытался, но только намёками, без прикосновений. Сейчас же я чувствую на себе каждый сантиметр этой глыбы. Что он там говорил по поводу того, что меня ею притрет? Вот сейчас притирает.
– А ты хочешь сказать, что ты здесь не по её наводке? – ошарашивает вопросом.
– Нет конечно, – взрываюсь и изворачиваюсь так, чтобы что есть мочи наступить ему на ногу.
В мягких тапках это ожидаемо, не больно, но секундная заминка и недовольное шипение дают мне фору. Отскочив на метр, разворачиваюсь к нему передом и на всякий случай оглядываюсь в поисках тяжелого предмета. Не придумав ничего лучше, хватаю с подоконника пепельницу и угрожающе поднимаю руку.
В глазах Льва на долю секунды мелькает удивление.
– На место поставь, она стоит столько, что ты не расплатишься.
– Я помню, что для тебя деньги важнее людей, – смотрю на него исподлобья, на всякий случай замахиваясь еще раз. – А теперь давай выясним сразу. Я приехала к тебе, потому что мне негде было ночевать, а Карина сказала, что ты не будешь против. Единственное, что мне по—настоящему нужно – это найти квартиру, потому что сегодня хозяйка той, где я жила, умерла. И меня, без предупреждения, попросили на выход. Не знаю с чего ты взял, что я собиралась с тобой спать. Мне не интересны мужчины, у которых материальные блага преобладают над чувствами. И ты уж точно меня никак, ни капли, ни одного разочка не привлекаешь!
Сощурившись, он окидывает меня сканирующим взглядом, отчего—то остановив его на пару секунд дольше на моих тапках. Дались они ему!
– То есть ты хочешь сказать, что тебе действительно абсолютно случайно не было где остановиться на ночь? – с неверием заламывает бровь.
– Естественно, – эмоционально вскрикиваю, – Думаешь, я пошла бы к мужчине, которого видела последний раз восемь лет назад, если бы у меня были другие варианты?
– Некоторые идут и к совершенно незнакомым мужчинам, если у них нет вариантов, – произносит недвусмысленно.
– Мне жаль, если твое окружение состоит из таких людей. Потому что в моем все происходит иначе.
Лев криво усмехается.
– Либо ты не в курсе, либо умело играешь дурочку. В любом случае, чтобы завтра от тебя в моей квартире осталось одно воспоминание.
– А это с радостью, – неуверенно покосившись в его сторону, возвращаю пепельницу на прежнее место… – только… – прикидываю, что с утра у меня консультация, а в обед экзамен. Не идти же мне на него с чемоданом, – я смогу забрать вещи после обеда.
По выражению лица понимаю, что я у него стою костью в горле и он сильно бы желал вышвырнуть меня прямо сейчас. Но вместо этого он делает пренебрежительный взмах рукой, мол Бог с тобой.
– Я возвращаюсь к вечеру. Консьержу оставлю ключи, она тебя впустит. Двери захлопываются автоматически. Времени на то, чтобы бесследно убраться отсюда у тебя будет предостаточно.
Глава 6. Тушканчик—захватчик
– Занят? – Назаров, мой компаньон и друг по совместительству, заглядывает в кабинет ближе к середине дня.
– Нет, заходи, – даю ему знак рукой.
Откинувшись в кресле, разминаю затёкшую шею.
Конец года, работы валом. Нужно всё успеть, а время пролетает, как скорый поезд перед глазами.
– Ну что, Гордиенко у нас на крючке, – с удовлетворением потирая ладонями, Стас падает в кресло напротив.
А вот это уже отличная новость! Именно то, что мне нужно было сегодня.
– У него другого выхода и не было, – тянусь за пачкой сигарет и подкуриваю одну. – Вопрос был только во времени. Он звонил уже?
– Нет. Дай и мне. – Просит, вытянув вперед руку. Броском отправляю ему пачку. Дожидаюсь, пока он затянется и быстрым движением выпустит дым наверх, – Но он ходил в банк. Третий уже. В кредите ему снова отказали.
– У него еще прошлые не выплачены, кто ж новый оформит?
– Вот именно. А это был последний его вариант. Так что в ближайшее время ждем его на поклон. И прощааай его сидящая занозой в глазу фабрика.
То, что сидящая занозой – это факт. Мы отгрохали огромный завод рядом с этой развалюхой, которой уже лет шестьдесят от силы. Предлагали Гордиенко хорошие деньги за то, чтобы выкупить его землю и расшириться на ней, но нет. Этот старик упёрся рогом и ни в какую. «Это фабрика моей семьи. Я её не продам», – как попугай повторял свою заезженную пластинку.
И ладно бы у него прибыль была хорошая от мебели, которую они там делают. Так нет же, на деле выходит пшик.
Я давно жду, когда он поймёт, что его семейное дело на издыхании и выкуплю драгоценную землю. Места удобнее для увеличения моего завода, просто нет.
– Я вообще не понимаю зачем было столько тянуть.
– Ну ты же помнишь его принципиальную позицию, – насмешливо заламывает бровь Назаров, – мол, дело семьи не продаётся. Он работниками своими дорожит, как будто они у него там незаменимые.
– Так, а что будет с работниками—то? За ту сумму, что мы ему предлагаем, он каждому заплатит компенсацию.
– Там почти все работают на него на протяжении нескольких десятков лет. Он боится, что они останутся безработными, – демонстративно закатывает глаза.
– Я предлагал ему альтернативу – места для его работников на нашем заводе. Какая разница, что он находится в другом городе? Соберут вещи и переедут, если действительно хотят работать. Конкретно здесь у нас мест не будет. Мне надо машины подключать. Я что столько бабок за них отвалил, чтобы они простаивали?