скачать книгу бесплатно
На корме сидел предводитель – немолодой уже мужчина с покрытым морщинами лицом. Он направлял лодку в нужную сторону короткими, точно отмеренными движениями весла. Рядом с ним расположились двое воинов помоложе. Они сосредоточенно работали вёслами, толкая лодку вперёд. Ещё ближе к Энке сидели четверо остальных – эти просто держали вёсла в руках. Зачем делать лишнюю работу, если сильное течение реки и так несёт лодку к Морю? Когда товарищи подустанут, они сменят их.
Был среди этих четверых и тот молодой, самый ненавистный, который распорол ножом рубаху Энке. Теперь юноша мог разглядеть его как следует. Беспокойное лицо этого сэйда всё время было в движении. Он кривил губы, морщил нос, часто переводил взгляд с неба на воду, с воды на своих сородичей.
«Не будь у меня связаны руки, – подумал Энке, – я бы тебе показал!»
Что именно он показал бы этому неприятному человеку – Энке не смог бы сказать. Он умел колоть рыбу острогой, а плотву и краснопёрок даже наловчился ловить руками. Хорошо стрелял из лука – из пяти его выстрелов по уткам три обычно приходились в цель. Неплохо – в сравнении с другими мальчишками Лососьего рода – плавал и бегал. Знал следы и повадки зверей и птиц. Но сражаться оружием против людей Энке толком не умел – научиться было попросту негде. Конечно, все подростки в селении то и дело боролись и дрались друг с другом – кто без этого вырос? Бывали у них и развлечения, опыт которых мог пригодиться на войне – например, уклонение от раскрученной жерди. Но так, чтобы выйти на войну с оружием и подвергнуть жизнь настоящей угрозе – такого не бывало никогда. Даже «большая охота» на хищную свинью, когда молодых ставят в первый ряд, никогда не устраивалась на памяти Энке.
Между тем перед ним сидели семеро настоящих воинов, каждый из которых – даже тот, молодой – уже не раз лишил жизни человека. Энке мог оценить, как они двигаются, как держат свои копья и вёсла – ни одного лишнего, суетливого, неверного движения, словно копья и вёсла для них – продолжение тела. Пленник ощущал ненависть к врагам, но… не только.
Ведь хорошо было бы стать такими, как они – сильными, ловкими, беспощадными?
Энке мотнул головой, отгоняя эту мысль. Они враги, захватчики, и хватит об этом. Он снова приподнялся и, высунув голову поверх борта, глянул вперёд.
Там, куда был устремлён раскрашенный нос лодки, больше не было берега. Не было видно ни леса, ни камыша, вообще ничего. Только огромная, бесконечная, покрытая волнами, вода, смыкающаяся с небом. Энке поспешно перевёл взгляд в сторону кормы – там ещё был виден камыш. Далеко справа и так же далеко слева, две желтоватые полосы. А вот синий лес исчез.
Со стороны большой воды доносился глухой шум. Чайки с криками сновали вокруг – и не те маленькие чайки с бурыми головами, которые встречаются на лесных реках и озёрах. Морские чайки были огромные, белые, с чёрными крыльями и яркими жёлтыми клювами. Хриплыми, низкими голосами они кричали:
«Море! Море! Пропал! Пропал!» – так, во всяком случае, показалось пленнику.
Запах большой воды стал меняться, в нём появилось что-то неприятное, острое, щекочущее ноздри. Скоро Энке показалось, что он почувствовал едва заметный вкус соли.
Значит, Море. Значит, конец…
Полоса камышей за кормой стала совсем тоненькой. Вновь мелькнул горбик синего леса, далеко-далеко.
Сэйды внезапно забеспокоились. Они вертели головами, заглядывали за борт. Один из воинов вскочил и прошёл в нос, больно наступив на руку Энке. Заглянул в воду впереди, что-то крикнул главному. Тот кивнул, и сделал движение веслом.
Под днищем зажурчало сильнее. Удары волн сделались реже и резче.
Сэйд на носу некоторое время продолжал всматриваться в воду, затем удовлетворенно мотнул головой и пошёл на своё место. И тут все разом сделали общий у всех Племён жест, отвращающий зло – махнули правой рукой под левую, словно отбрасывая плохое на нечистую левую сторону.
Энке уже понемногу приноровился понимать речь врагов. Они произносили слова несколько иначе, чем тавальды, и говорили быстрее, чем сородичи Энке, словно зажёвывая некоторые звуки. Но сам строй речи сэйдов был таким же, как у лесных племён. Поэтому, когда ухо пленника привыкло к говору «неназываемых», понятных слов стало значительно больше, чем непонятных.
– Ветер растёт, – говорил один из воинов, обращаясь к предводителю. – Туда-то против ветра шли, сейчас хорошо! Пригодился бы сейчас нам пэнгек, да ведь нет у тебя пэнгека.
– Нет пэнгека, – подтвердил тот, – порвался пэнгек, сильно старый был… Да этот тейтеан под ним плохо идёт, сильно качает. Хангла-мастер, когда делал, много ходил на тлакк, брагу пил, один край на полвершка толще сделал.
Послышался сдержанный смех.
– Ничего, – пробасил другой воин из старших, – теперь пойдём в Клеамат, сменяем холук, новый тэйтеан закажешь, и с пэнгеком сразу!
– Нет, – сказал владелец лодки, похлопывая по желтоватому борту, – не буду заказывать. Этот тейтеан хороший, а я стар, мне хватит…
И тут Энке вспомнил, что у него свободен рот! Лежать без дела, в ожидании непонятно чего, было невыносимо для него. Он вспомнил рассказы о героях, которые, уже будучи привязаны к столбу пыток, поносили врагов и насмехались над ними. Он, Энке, почти в тех же условиях. Хуже уже не будет. Они с ним в одной лодке, деться от его проклятий и поношений им некуда. В самом уж крайнем случае пленника выкинут за борт. Страшно? – конечно, но это лучше, чем жить в плену. Он всё равно не станет на них работать!
Вообще-то ему уже становилось страшновато – и не только от непонятности будущего. Лодку плавно покачивало с носа на корму, и у пленника понемногу начинала кружиться голова. Не духи ли Моря – а с Морем у лесных жителей всегда связывалось что-то страшное и неприятное – начинают потихонечку поедать его тело и душу? Или… или превращать его. Есть же старый рассказ о тайверской девушке и сэйдах. Те взяли в плен дочь вождя и повезли на Острова, но она сумела разрезать верёвки острием вражьего копья, прыгнула в Море и поплыла к берегу. Разгневался на беглянку бог Моря, и превратилась она в страшную рыбу, без чешуи и с человеческим лицом. С тех пор она плавает в Море и кричит жутким голосом, тоскуя о потерянных навсегда лесах. Кто услышит крик рыбы – начинает тосковать, а потом умирает.
Энке облизнул губы. Надо решиться. Это как в холодную воду ступить. Ну, сейчас – или никогда!
– Сэйды, – хрипло проговорил он, – я вас не боюсь.
Как же это хорошо – снова обрести возможность говорить, и без страха сказать врагу всё, что хочешь! Энке ощутил приятную лёгкость – он смог, он сказал! Вот теперь пусть хоть за борт! Надо только перед смертью обложить врагов пообиднее…
Враги, впрочем, не обратили особого внимания на его слова. Лишь один воин бросил на пленника удивлённый взгляд – как если бы вдруг заговорила человечьим голосом сама лодка или серая шкура. Остальные сэйды даже не прервали беседу.
– Вонючие пожиратели падали! – завопил Энке во всю силу своего голоса. – Вы бабы, вы убежали от хомяка, задрав хвосты! Ракушки вам склизкие собирать, а не воевать с тавальдами! Вы увешались зубами, а сами напали на меня сзади, чтобы не смотреть мне в глаза! Не спасут вас зубы, смердящие трусы!
Сэйды переглянулись, а потом свирепо захохотали. Может, не всё поняли? Но слова «трус» и «падаль» одинаковы в языках всех Племён, да и не так уж непонятно они сами говорят.
– Не боюсь вас! – снова закричал Энке. – Ваши пытки – простая щекотка, ваши копья не страшнее бабьих иголок! Ваш дух войны – жалкий червь, хомяк его зубами рвёт, глотает, испражняется им!
Молодой сэйд посуровел лицом и посмотрел на предводителя, но тот на все крики пленника лишь улыбался. Между тем солнце скрылось в облако, лодка раскачивалась всё сильнее и сильнее. Похоже, проняло не сэйдов, а самого морского бога. Вокруг уже не было видно никаких полосок суши – только волны, одна выше другой…
Наконец, старший враг снизошёл до ответа. Мешая понятные и непонятные слова, он сказал пленнику:
– Маленький хаквах, ты хоть и глуп, но как будто храбр. Побереги силы, тебе ещё кормить…
Кого кормить – Энке не разобрал, это было одно из тех непонятных слов, которые есть только в языке сэйдов. Все воины коротко хохотнули при этих словах предводителя, но почему-то сделали тот же отвращающий жест, как тогда, у берега.
Старший немного подумал и добавил:
– Что до пытки, то пытают воинов, а ты – хич.
Лодку вновь качнуло на волне, под крашеным носом плюхнуло, и в лицо пленника попали прохладные брызги. Ветер крепчал, и где-то внутри Энке проросло очень неприятное ощущение. К лёгкому головокружению добавилась тошнота, как будто в недрах тела заворочалось живое существо.
Энке сразу вспомнил рассказы матери о духах, вызывающих болезни. Каждый из этих духов имеет свой цвет. Например, дух лихорадки – красный, а дух поноса – бурый, как медведь, оттого-то и говорят: «медвежья болезнь». Головную боль вызывает зелёный дух, а цвет духа рвоты – жёлтый…
– Рвотный дух с едой заводится, – говорила мать. – Попадёт в человека, а потом на волю хочет, начинает метаться. Надо дать ему выйти. Он всегда через желудок идёт, сначала пищу вытолкнет, потом сам уйдёт, тогда и рвота кончается.
Сейчас Энке явственно ощущал беспокойство духа. Тот барахтался у него в животе, подступая всё выше и выше. Во рту появился неприятный вкус, похожий на вкус крови. Может быть, он, Энке, уже превращается в голую рыбу? Надо успеть швырнуть в лицо врагам побольше гостинцев, пусть это и будут лишь слова!
– Паршивые псы! – крикнул он. —Тавальду не бывать рабом! Вы не воины, вы позорные воры! Развяжите меня, и я утоплю вас вместе…
И тут жёлтый дух устремился наружу. Энке едва успел приподнять голову надо бортом лодки, как жестокий спазм скрутил его нутро, сдавил, вывернул наизнанку. Полупереваренный скудный завтрак полетел в море.
Сэйды радостно завопили:
– Вооо!
– Пошло!
– Порадуй бабушку!
– А ну ещё разок! Давай помогу – бяяяяя!
Звериная ярость вновь затуманила глаза Энке.
– Только развяжите – и я вас всех убью! Не боюсь вас, ненавижу вас, – выкрикивал он, уже не заботясь о подборе слов. – Я на ваши насмешки… бяяя…
И его снова перегнуло за борт. Дух не вышел с первого раза и продолжал выкручивать опустевший желудок. Голова кружилась. Энке обвёл взглядом горизонт – только волны, только вода… Нараставший ветер, как он понял, был от берега, то есть помогал врагам, облегчая путь к таинственным островам. В лицо сильно плеснуло солёным, он закашлялся, и снова согнулся от мучительного спазма.
Сэйды потешались от души.
– Эх, не довезём мы тебя до пыток! Все кишки выблюешь, выпустить нечего будет! А ну-ка бяя!
И Энке против воли ещё раз скрючился. Нутро его горело. Голова уже не просто кружилась – в ней заплескалось озеро боли, мучившее при малейшем движении. А проклятый жёлтый дух не унимался, всё кусал и крутил.
Правы сэйды – куда ему на пытку! Сами они смеются, балагурят и, кажется, не испытывают никаких неудобств. А гордый тавальд, которому не бывать рабом, извивается на дне лодки, словно опарыш, хотя его даже не начинали резать и жечь…
Он снова высунулся за борт и поспешно отпрянул назад – рядом с лодкой показалось чудовище.
На поверхности моря явился чёрный плавник, высокий и острый. Энке едва успел предположить, кому мог бы принадлежать такой плавник – и тотчас же из воды вылетело огромное, почти с лодку тёмное тело. На миг Энке увидел блестящую кожу, белое пятно у глаза и зубы в приоткрытой пасти. И тут же чудовище с шумом ухнуло в зеленоватые волны. В лучах солнца сверкнули неисчислимые брызги.
Сэйды почему-то обрадовались.
– Мэнгитен! Мэнгитен! – закричали они, потрясая вёслами. – Чёрно-Белый! Домой! Домой!
Энке сразу вспомнил своё недавнее видение. Вот он, бог Моря, бог сэйдов, тот, кого они зовут на помощь в бою! К вящему восторгу воинов, Чёрно-Белый снова выпрыгнул из воды, теперь с другого борта. И снова обрушился в волны, подняв тучу брызг.
– Веди нас! Веди! – кричали сэйды.
Бог скользил теперь вблизи лодки, разрезая воду чёрным плавником. Вот он вздохнул, пустив столбик пара, и исчез с поверхности моря, чтобы вынырнуть в некотором отдалении.
– За ним! За ним!
Предводитель налёг на весло, и лодка чуть повернулась, подставив волне заострённую корму.
Энке искренне захотел умереть. Никаких духов леса больше нет рядом. Даже этот хомяк остался там, на берегу. Никто не придёт на помощь. Он, Энке, во власти этого чёрно-белого существа и его свирепых детей, которые от века несли всем Племенам смерть и рабство. Его участь – сгинуть на чужбине Островов. Отец говорил – ни один из пленённых сэйдами не смог вернуться назад, и уж конечно, не потому, что не хотел…
Энке скукожился на дне лодки и забылся – провалился в странное состояние между сном и явью. Он слышал голоса сэйдов где-то далеко над собой, и ещё ему послышалось, что в глубине свёртка кто-то тихонько вздыхает. Перед глазами плясали бредовые видения. Ему мерещилось море с угольно-чёрными волнами, из волн показывали зубастые головы причудливые плавучие твари и бледные голые рыбы с женскими лицами. И над всеми этими волнами и чудовищами, оглашая солёный воздух пронзительным хохотом, мчался вперёд жёлтый дух рвоты.
V
Энке очнулся от забытья на рассвете. Качки больше не было. Дух болезни вышел, оставив на память тупую боль в животе.
Вместо предводителя на корме сидел один из старших воинов, а ещё двое лениво подгребали, опуская острые весла то с одного, то с другого борта. Остальные спали, завернувшись в шкуры. Такую же шкуру – со сторнным кольчатым ворсом – Энке обнаружил на себе.
Он удивился такой заботе врагов, но, подумав немного, понял, что вызвана эта забота вовсе не добрыми чувствами. Он, вероячтно, должен быть выменян, а всё, что предназначено для обмена, должно выглядеть хорошо. Кому нужен простуженный раб, от которого никакого толку?
Хотя голову ещё ломило, к пленнику понемногу возвращались обычные человеческие желания и ощущения. Есть пока не хотелось, но сильную жажду Энке уже чувствовал.
Волна ласково плескала под днищем. Энке приподнялся и выглянул в мир. И сразу же увидел близкий берег.
Этот берег был совсем не похож на тот, который они покинули вчера.
Лодка шла вдоль скалистого обрыва. У подножия серой скалы просматривалась полоса жёлтого песка. А вверху, на обрыве, росли кедры, каждый из которых казался куда выше самой скалы.
Энке видел кедр один или два раза в жизни. Почему-то это дерево не любит равнинную землю тавальдов и тайверов. Но и этот единственный раз Энке запомнил – потому что виденный им тогда кедр превосходил любое из деревьев Леса.
Здесь же, в своей вотчине, кедры были много выше. Красноватые, удивительно прямые стволы уходили под самые облака. Ясно, почему Великий Кедр – именно кедр, а не осина или берёза. Какому ещё дереву под силу прорасти из нижнего мира в небеса богов, да ещё нанизав на себя землю людей и зверей, со всеми её лесами, горами, реками и Морем?! И ещё Энке наконец понял, из какого дерева сделаны боевые лодки сэйдов.
Вот они, Острова, то место, откуда никто не возвращается! Как непохожи они на равнинные леса тавальдов! Серая, голая, неприятная скала, покрытая трещинами, выбоинами, пятнами лишайников, казалась бесконечной. И всё же… всё же на этой скале были кедры. Энке откинулся на спину – только так можно было увидеть вершины огромных деревьев. Маленькие белые облака скользили, казалось, прямо между тёмно-зелёными лезвиями…
Птичий крик стоял вокруг. Энке легко отличил вчерашних больших морских чаек. К хриплым голосам примешивался задорный писк – вокруг сновали небольшие чёрные птички с жёлтыми хохолками и большими красными клювами. Покрикивали визгливыми голосами, а одна даже села на нос лодки. В красном ключе была зажата крошечная рыбка. Птичка заглотила рыбку, визгнула по-своему, и тотчас же унеслась прочь.
Воины зашевелились, сели, моргая глазами.
– О, кепе! —сказал молодой.
– Хорошо нас принесло, – проговорил предводитель и бросил взгляд на невысокое, недавно вынырнувшее из Моря солнце. – Должны успеть по большой воде дойти.
– Смотри-ка! – сказал один из воинов, показывая на береговые кедры. – Кэйо!
Все, включая Энке посмотрели туда, куда показывал сэйд. Вдоль берега, неспешно взмахивая крыльями, тянул в поисках утренней дани огромный морской орёл.
Сэйды заулыбались – они были дома, а орёл, должно быть, считался хорошим знаком.
Через некоторое время полосатая скала слева оборвалась, открывая проход в округлое озерцо, похожее на заводи Пограничной реки, только побольше. Проход был не шире ста шагов, и за ним скала вновь вырастала из воды и уходила дальше.
На берегу прохода, у самого уреза воды сидел мальчишка лет десяти с длиной удочкой в руках. Едва завидя лодку, он вскочил с места и пронзительно завопил. Звук дважды отразился от скал, казалось – кричит сам остров. Затем маленький сэйд, бросив удочку, бросился бежать по берегу в глубину заводи, только пятки сверкали.
Один из воинов опять прошёл в нос, опять наступил на Энке. Посмотрел в воду, махнул рукой. Пленник увидел, как изменился цвет воды из-за близости каменистого дна. Сэйды-гребцы налегли, лодка проскочила пролив, и оказалась в закрытой лагуне. Под днищем вновь потемнело – лагуна была глубокая.
– Клеамат, – сказал предводитель и улыбнулся.
Уютные песчаные берега лагуны поросли невысоким сосняком. Из песка кое-где торчали те же щербатые скалы, как на морской стороне острова, только пониже. На одной стороне бухты берег поднимался отлого, там открывалось устье маленькой текучей речки, а дальше и выше были видны желтоватые кровли жилищ за высоким частоколом. Должно быть, это и был Клеамат.
Туда, в устье речки, предводитель и направил лодку. Несколько сильных взмахов вёсел – и под днищем зашуршал мелкий песок берега. Энке увидел другие лодки, вытащенные на песок – одну большую, раскрашенную, и три маленькие узкие долблёнки, похожие на лодки тавальдов, но более изящно вырезанные. Селение островитян окружал невысокий частокол с подъёмной воротницей, под которую с визгом поднырнул маленький часовой. Внутри слышался гул голосов.
Сэйды вышли из лодки, выволокли пленника и поставили его на ноги рядом с собой.
За их спинами из лодки тихо выскочил хомяк.
***
Воротница поднялась с натужным скрипом. Первыми за частокол с лаем выскочили псы, а за ними – несколько вооружённых мужчин. Увидев поднятые руки гостей, они что-то крикнули – и ворота тут же родили ораву детей и подростков, которые с диким визгом понеслись к берегу. За ними, оживлённо лопоча, двинулась молодёжь. Отцы семейств, сопровождаемые жёнами, выступили последними и подтягивались долго.
Сэйды, пленившие Энке, дружелюбно махали руками в приветственных жестах. Поселяне махали тоже, а многие здоровались с прибывшими, как старые знакомые, или даже родственники. Да, вероятно, это и были родственники – сёстры или дочери воинов могли быть выданы замуж в это селение, а сами «неназываемые» – женаты на местных уроженках.
И всё же, несмотря на тёплые приветствия, пришельцы не спешили в Клеамат. Энке не мог знать обычаев сэйдов, но догадывался, что они не так уж отличаются от порядков, принятых в других племенах. А меняться у всех принято за границей селений. Вот потом, да если пригласят – а пригласят почти всегда, ибо таков обычай, да и надо же новости узнать! – можно идти в селение, пировать, хвастаться подвигами, заключать союзы, сватать детей…
Энке окинул взглядом толпу и берег. Кедры росли здесь только на морской стороне, а вокруг бухты теснились невысокие корявые сосны. Каждая имела свой нрав и выгибалась причудливыми кривулями. Это даже могло показаться красивым, но… Ни тебе берёз, ни осин, ни ольхи, ни чащи высоких резных папоротников в подлеске. Скучная красота…
Дети прибежали на берег первыми, запрыгали вокруг, смеялись, показывали на Энке пальцами, а кое-кто из самых смелых даже подёргал его за подол рубахи. Подростки вели себя куда более сдержанно – они учтиво перемолвились с гостями и встали чуть поодаль, сложив руки на груди и стараясь подражать взрослым в манерах.
Впрочем, один из детей почему-то не прыгал вместе со всеми. Мальчик, которому на вид было зим десять—двенадцать, стоял в стороне и смотрел куда-то мимо Энке, на воду лагуны. Энке невольно задержал на нём взгляд – у мальчишки было неестественно бледное лицо и русые волосы, намного более светлые, чем у сэйдов.
«Наверно, пленник», – подумал Энке, и тут мальчик поднял на него глаза.
